«Маньяк Гуревич» kitabından alıntılar, sayfa 7

роняет на бегу: – Пацан! Он минуту назад

любимый голос и плыть себе, плыть, закрыв

Словом, папа витал над бытом, стараясь не заземляться, будто опасался, что ноги увязнут в этом болоте. Зато он

Как схватили, так и завернули, есть приёмчики у бывалых санитаров. Заворачивали порой вместе с разными предметами, которые больной держал в руках на момент приступа. (Когда много позже Гуревич покупал детям «киндер-сюрпризы», те как раз и напоминали ему спелёнутых безумцев

умная женщина уже в весьма юном возрасте чует разницу между фасадом и сутью и всегда делает правильный выбор

«Детский возраст – сорок три! Плюнь и разотри!» – и положил Нине Анатольевне на стол.

Жизнь вообще пронзительная штука, и можно пережить всякоестрашное, можно сосредоточиться, взять себя в руки, сцепить зубы и преодолеть ради семьи непреодолимое, полагая себя сильным человеком… А потом заплакать на тех самых заводных курочках, которые клюют по зёрнышку жизнь, и на инородцах, которые с болезненной страстью блюдут строгую чистоту родного же, в конце

зеленоватую от зелёнки, или голубоватую от синьки

Месяца через два, заслышав с улицы вопли дерущихся котов, крикнул дочери: а что там протеже наш, котяра, живой? В смысле, жива ли приёмная семья? Дочь появилась в дверях гостиной, убавила звук в телевизоре и спросила: – Пап, как называется уголовник, который в камере главный над всеми? – «Смотрящий» он называется, – озадаченно ответил отец. – А что? – А то, что котяра в семье у Данки стал таким вот «смотрящим». Всю семью строит. Их каждого уже по три раза в разных местах зашивали. Терпит он только бабушку – та ему шваброй под кровать еду запихивает.

– Если б тогда уже Софка была… мы бы усыновили. Я хотел, но струсил. Открытку подписал: «Твой друг…» А сейчас нутро болит, Сеня, болит и рыгает. Фонтаном наружу бьёт…