Kitabı oku: «Дневник фельдшера скорой помощи», sayfa 2
Важны ли слова благодарности?
– Папа! Папа! Пойдем гулять!?
Дочка, которой недавно исполнилось шесть лет, забежала в комнату и с разбегу запрыгнула на меня спящего после суточного дежурства на скорой.
– Доча…, я устал, … я сейчас… я чуть-чуть еще полежу и обязательно погуляем… Ладно?
Но «маленькая катастрофа» была неумолима. Она лезла прямо к лицу, дергала меня за руку, прижималась к щеке, запрыгивала на спину. Ничего не поделаешь, пришлось со вздохом подняться, ощутить привычную разбитость, и головную боль, от понимания механизма которой становилось противно на душе от собственного бессилия.
Шестой этаж, лифт не работает.
– А побежали по ступенькам?
И дочка весело побежала вниз по лестнице, на ходу считая ступеньки. В подъезде, на первом этаже в нашем почтовом ящике торчал уголок бумаги.
«О! Письмо! Наверное, в очередной раз какой-нибудь дядя в Америке умер и оставил мне наследство», – подумал я.
Нет, это было уведомление, что мне надо прийти в почтовое отделение за заказным письмом.
«Ну точно, дядя какой-нибудь в Америке при смерти, решил найти меня, родненького, классного такого племянника, кровинушку, оставить мне все свои сбережения».
Получив на почте заветный конверт, я, не спеша его открыл и увидел повестку в районный суд на «такое-то число, к такому-тому времени», для участия в судебном заседании в качестве «кого-то там»
…
За несколько месяцев до этого…
03:15 (едем с вызова).
– пшшш.., ппшшть… Инсулин 517.., Инсулин 517… – привычно нудно прошипела рация в автомобиле.
– Нас кличут, отвечай, – толкнул меня водитель дядя Сережа.
Не открывая глаз, я потянулся за микрофоном надоевшей «Моторолы».
– 517 на приеме…
– 517, для вас еще один «вызовок», – прогундела диспетчер, – переулок Лобачевского 15, частный сектор, ножевое ранение, без полиции не заходить. Как приняли?
– Лобачевского 15, ножевое ранение, – повторил я и открыл глаза.
Картина ночного зимнего города, голые деревья, черный снег на обочинах, мигающие светофоры, пустые улицы…
– Шеф? Ты тоже это слышал? – спросил я у водителя дяди Сережи. Но дядя Сережа, не отвечая, уже мчал наш «Соболёк» в нужном направлении.
Сирены и мигалки не включали, так как смысла в них на пустой дороге нет.
– Наташ, приготовь там всё, пожалуйс… – не успел я договорить помощнице.
– Уже. – ответила Наташа.
Линейная бригада скорой помощи, она же «линия» – это, своего рода универсальный солдат медицины, может ездить на какие угодно вызова. От насморка до ДТП, от непонравившегося звука и запаха кишечных газов до родов. Состоит, как правило, из двух фельдшеров: первый и второй. Первый старший в бригаде, второй помощник. При длительной совместной работе, между первым и вторым возникает какое-то необъяснимое взаимопонимание (телепатия?). Когда ты слышишь мысли напарника, а он слышит твои. И даже не с полуслова, а с «полувзгляда» понимаешь напарника, а иногда и полувзгляда не нужно.
03:20. Переулок Лобачевского
– Инсулин-инсулин, 517 на месте, милиции не наблюдаем, заходить? – спросил я в рацию.
– Заходите, опасности там нет, уже перезванивали, кричат «где вы там едете?! – сообщила диспетчер.
Визгнули тормоза «Соболька», я открыл дверь и спрыгнул на землю. Взял в руки медицинскую сумку и пошагал в сторону ворот дома. Холод и мерзлая земля под ногами мгновенно вывели из состояния полудремы.
– Наташ, держись рядом.
– Угу…
От ворот отделилась «серая масса», состоящая из смеси среднестатистического россиянина, суррогатного алкоголя и нелепого прошлого, и, пошатываясь и икая, направилась к нам навстречу. Набитые перстни на пальцах, которыми он держал «бычок», несмотря на их синий цвет, красноречиво поведали нам о его жизненном пути, начиная с «малолетки».
– ..там.., эта.., короче, она его… порезала нах.., «пёрышком в кендюхА»…Поэл, да? – и с шипением через щербинку потянул воздух.
– Давно? – ускоряя шаг бросил я через плечо и, не дожидаясь ответа, шагнул в дом.
Пары перегара, потных тел, прокуренных вещей и еще какой-то кислятины привычно ударили в нос. Но был еще и специфический запах. Запах человеческой крови. Его я никогда не забуду и не перепутаю с другими запахами.
Взору предстала типичная картина «синявской хаты», пустые бутылки, засаленные занавески, истоптанный пол, какая-то еда в грязных тарелках на стол
В зале было шумно… Было 4—5 пьяных человек, что-то кричали, матерились и курили. У стены, туловищем на диване на животе, голова повернута на бок лежал довольно крупный мужчина лет пятидесяти на вид. Коленями на полу.
«Остекленевший взгляд» не сулил ничего хорошего, как и все остальное. Левая рука безжизненно висела с дивана, правая была под собой, левая штанина пропитана темной кровью, которая медленно текла по грязному полу. Грудная клетка слегка поднималась, слышно было слабое хрипение.
«…дышит.., часто дышит, …неглубоко дышит, …блин…». В такие моменты отключаешь восприятие остального мира, в голове четко срабатывают все алгоритмы оказания неотложной медицинской помощи, и, самое интересное, куда-то уходят сон, усталость, боль, недомогание (правда потом возвращаются в гораздо большем объеме).
– Наташ, собирай!
Наташа уже во всю «орудовала» в сумке, собирая «капельницу». Стащив мужика на пол, я закинул его ноги на диван, схватил тонометр чтобы измерять артериальное давление, попутно задирав на нем свитер, для того, чтобы осмотреть рану.
Ранка находилась в левом подреберье и на вид была вообще безобидная – примерно два сантиметра в длину и пол сантиметра в ширину. Кровь из нее уже не текла, но вот живот…, живот на ощупь напоминал мешок, наполненный крупой, такой же вздутый. плотный.
«…в живот натекло, …много натекло…, блин».
Шум, который был в комнате, стих от вставленного в уши стетоскопа. Пять-шесть раз качнув грушу тонометра, я остановил стрелку на отметке 150, начал стравливать воздух, пытаясь услышать тоны сердца.
140… 130…120… – тишина, 110…100…90…80..– тишина.
70…
На отметке 60 стрелочка тонометра дернулась, где-то далеко-далеко послышалось быстрое и еле слышимое: «тук-тук-тук-тук-тук…», как будто сердце в небытие увлекали неведомые силы, а оно кричало, взывало о помощи, но его никто не слышал. И только сейчас, когда оно уже далеко и ослаблено до изнеможения, его, наконец-то, услышали. Между миром, в котором находилось оно и этим миром был я.
Левое легкое не прослушивалось. – «…похоже и диафрагму проткнула…, гемопневмоторакс…».
– «Шестьдесят на ноль», Наташ, льём!
«Виновница торжества» – женщина лет 40—45 сидела на табуретке в сторонке, курила и, с безразличным выражением пропитого лица, повторяла:
– Я его порезала…, вон тем ножом…, вон он лежит…, нож.
Кухонный нож с деревянной ручкой и лезвием длиной около тринадцати сантиметров лежал на столе.
Загремели в дверях приехавшие милиционеры (тогда еще была милиция), шум усилился, дальше все по накатанному сценарию: носилки, капельницы, бряканье дверей «Соболька», приемный покой, «сопроводиловка», санобработка автомобиля, пару вызовов на «всякую фигню», и… Здравствуй Утро! Как же я скучал по тебе!
Пару раз за месяц приезжали следователи, что-то спрашивали по этому случаю и, постепенно, моя память избавила меня от этого воспоминания.
А вот наш доблестный суд напомнил. Аж через полгода.
…
В «кислом расположении духа» я прибыл в зал судебных заседаний.
На скамье в зале заседаний сидела пара: потерпевший и его пассия, порезавшая его кухонным ножом с деревянной ручкой. Рядышком, как ни в чем не бывало. Судья, как и положено, за столом, адвокат и прокурор друг против друга.
Началось заседание. Первым вопросы мне задавал прокурор.
– Вы тот-то, такой-то?
– Да.
– Расскажите, что тогда было. Где лежал нож, где сидела обвиняемая? Что она говорила?
Отвечаю на вопросы.
– Спасибо. – Сказал прокурор и обратился уже к судье. – Ваша честь, у меня больше нет вопросов.
Дальше пришла очередь задавать вопросы адвокату. Он меня немного рассмешил и удивил одновременно.
– Скажите, а почему вы, вместо того чтобы оказывать помощь потерпевшему, смотрели где сидит обвиняемая, что она говорит, где лежит нож…. Разве Вы не должны оказывать помощь в таких случаях? Зачем Вы смотрите по сторонам, вместо выполнения своих обязанностей?
– …э-э, не понял?! -спросил я.
Он повторил тоже самое.
Ага, понятно. Я тут лишний человек, они между собой (прокурор с адвокатом) как кошка с собакой, а я, значит, повод, чтоб было на фоне чего строить свои доводы и протесты. Ну держись!
– Я отвечал по существу заданных мне вопросов, а что касается моей профессиональной деятельности, то вот результат, – махнув рукой в сторону потерпевшего, сухо ответил я.
Адвокат, сделав вид, что меня не услышал, снова спрашивает тоже самое, только с некоторым усилившимся раздражением в голосе. Я уже выставил ему диагноз ДЭП II ст. (дисциркуляторная энцефалопатия 2 степени – это, простым языком, снижение снабжения мозга кровью на фоне возраста, алкоголизма, нездорового образа жизни и т.д., вследствие чего снижаются умственные способности)
– Ваша Честь, – обратился я к судье, – я считаю, что вполне корректно и полностью ответил представителю защиты на поставленный вопрос, и не вижу смысла повторять свой ответ.
Судья, седой дедушка, потрясывая какой-то книгой, промыл «мозги адвокату», у которого сразу же появилось доброжелательное выражение лица, уважение ко всем медицинским работникам и пропали все вопросы.
– У кого-нибудь из присутствующих еще есть вопросы? – спросил судья.
Пауза.
– Ничего не хотите сказать доктору? – обратился он к потерпевшему.
– Нет. Да я его и не помню… – ответил потерпевший (наш пациент).
…
Из суда я выходил и думал: «Расстроился ли я, от того, что пациент не сказал мне: «Спасибо»? Наверное, нет. Даже сейчас, по прошествии стольких лет, я считаю, что не нуждаюсь я в неискренних словах благодарности, не нужны они. Да и искренние слова тоже как-то не особо нужны что ли…
Делать то, что любишь, или еще лучше – любить то, что делаешь, осознание своей нужности, необходимости – вот она лучшая благодарность…
А еще дома меня ждет дочка!
Эпилептические припадки
Сами эпиприступы весьма страшно выглядят для неподготовленной публики. Ну в самом деле мало приятного, когда на фоне относительного здоровья, человек внезапно теряет сознание, падает, может присутствовать дикий крик, рык, мычание (судороги дыхательной мускулатуры грудной клетки и спазм голосовой щели), судороги конечностей, прикус языка (не всегда), пена изо рта, иногда кровавая. А также, из-за недостатка кислорода, человек синеет и кажется, что он вот-вот умрет. Действительно жуткое зрелище.
Повод к вызову: «без сознания, судороги…»
Вечер, зима, промозглость. Обычная квартира-хрущевка. Когда мы зашли, то нашему взору предстала следующая картина: на полу в зале «лицом к потолку» лежит мужчина, руки и ноги которого со всей силой прижимают к полу четверо других мужчин. Все молодые крепкие кавказцы.
«Прижимаемый» периодически поднимает голову и произносит что-то на своем языке «прижимающим», они ему весьма резко что-то отвечают. Из обрывков фраз начинаю понимать, что у мужика был эпиприступ (впервые или нет, неизвестно). Его близкие подхватили и зафиксировали (все правильно сделали). Но пока мы ехали, приступ закончился, и больной уже настолько пришел в себя, что просит его отпустить. А вот «прижимающие» думали, что приступ продолжается и попытки больного «встать и пойти» считали за его неадекватное поведение. Кое-как удалось их убедить отпустить больного… Как только они его отпустили, больной бросился на них с грозными ругательствами и кулаками. Те снова его прижали… Кричат мне: «Сделайте что-нибудь, что Вы стоите?!».
Выглядело забавно. Несколько минут «переговоров» все-таки примирили «враждующие стороны», но злобные взгляды и возгласы продолжались. Только после всего вышеизложенного мне удалось приступить к обследованию и опросу больного. Сделали магнезию по вене и, если честно, то не помню: увёз ли я его в стационар или нет.
Случай второй.
Приехали на вызов по поводу головной боли. По факту – плохо после запоя. Самая подозрительная и ненадежная категория пациентов, так как на фоне алкогольного опьянения или интоксикации, можно просмотреть какую-то более серьезную патологию (призываю всех более внимательно относиться к «похмельным состояниям», особенно после длительных запоев – очень много смертей при подобных явлениях). Опросили, осмотрели, «протянули плёнку» (сняли ЭКГ – прим.), дали таблетку от повышенного «давления». Усадили на диван. Сижу, не спеша заполняю карту вызова, опрашиваю больного (ФИО, возраст, прописка и т.д.). Он отвечает адекватно, затем слышу резкое и громкое: «МУ-У-УУ-УЭЭ-ЭЭЭ-Э – …". Поднимаю глаза одновременно с руками и подхватываю уже выгибающегося больного подмышки, аккуратно укладывая на диван. Приступ продолжался недолго (15—20 секунд). Укололи магнезией, предложили госпитализацию, отвезли в приемный покой.
Эпистатус – затянувшийся эпиприступ (от нескольких минут до нескольких дней, вплоть до летального исхода). Очень плохое состояние. Обязательна госпитализация в специализированный стационар (реанимацию).
Свидетелем этого случая мне пришлось быть еще на заре моей медицинской деятельности. Тоже связана с запоем.
В возрасте 22-х лет мне пришлось заведовать участковой больницей в селе. Прибежали в кабинет приема родственники одного запойного, наперебой кричат, шумят, просят помочь. Со слов, около 20 минут назад Валерка упал, потерял сознание и дергается. В сознание не приходит, водой поливали, по щекам хлопали, нашатырь дышать давали.
На месте действительно обнаруживаю больного в судорогах, кое-как закрепляем его руку, внутривенно магнезия – судороги продолжаются, сибазон – судороги не проходят. Плохо дело, везем в районную больницу за 35 километров на мотоцикле Иж Юпитер-4, где вместо коляски щит из досок для перевозки сена.
На протяжении всей дороги судороги не прекращались. Ладно хоть «давление держал». По приезду в район, его сразу в реанимацию, и только после внутривенного ГОМКа (гамма-оксимасляная кислота, она же оксибутират натрия, она же по-наркомански «бутират») судороги прекратились. Через три дня больной сбежал из отделения. А через полгода зимой, он, переезжая на тракторе озеро по льду, провалился под лед и утонул. Судьба…
Что же делать, если Вы стали очевидцем эпиприступа?
1. Постарайтесь поймать (подхватить) больного, чтобы он, падая, не ударился головой или не сломал себе чего-нибудь
ВЫЗВАТЬ СКОРУЮ ПОМОЩЬ
Пока едет скорая
2. Уложите больного на бок, обязательно повернув голову в сторону – для того, чтобы пена вытекала наружу, а не в легкие.
3. Не лезьте больному в рот ничем (сделаете только хуже). Всё всегда пытаются залезть в рот ложкой, для того, чтоб разжать челюсти. Он не задохнется и язык не проглотит – сколько сталкивался с эпиприступами – ни разу не видел подобного (откуда берется такое мнение?).
4. Передать больного в руки скорой помощи.
Шаурма и соска-пустышка
Возле одного города N на Урале есть железнодорожная станция «Межозерная». Территориально эта станция относилась к вышеупомянутому городу N.
Жила там семья. Муж, жена и двое детей: шесть лет и грудничок.
Однажды в выходные они выбрались в город, погуляли по парку, покатались на каруселях-аттракционах, и покушали в парке эту злосчастную шаурму (как они мне потом признались).
Вернулись вечером домой последней маршруткой. К ночи началось.
…
02:55. Примерно после 16-го вызова за сутки.
Гудит печка в «Собольке», город пустой, мигают светофоры желтым светом, как бы удивляясь, что кто-то не спит, а катается по городу. Привычно болит голова, ломота в теле и закрыты глаза. Мысли смешались от прожитого дня, увиденного, услышанного и сделанного.
…пшшш… – зашипела рация на торпеде. – «Пять семнадцать, пять семнадцать?»
– …блииииин!.– одновременно подумали мы с водителем и вторым фельдшером, а может быть и произнесли вслух.
– 517 на приеме.
– 517 для вас еще один «вызовок». станция «Межозерная» дом семь. Отравление пищевое. Как приняли?
– Станция «Межозерная» дом семь. Отравление пищевое. – повторил я и повесил рацию.
– «Кому не спится в ночь глухую?
Водителю, фельдшеру и… пациенту»
Процитировал я знаменитый скоровский стишок.
« – Ну да», – сказал водитель дядя Сережа, – до туда 20 километров в одну сторону, плюс дорога плохая…
Я ничего не сказал. Напротив, я даже немного обрадовался далекому вызову (хоть и в машине, но можно проехаться с закрытыми глазами, а может и подремать чуток).
03:15 станция «Межозерная», дом семь.
Свет во всех окнах дома подсказывал, что нас тут ждут. Собака во дворе залаяла в закрытой будке, двор освещался лампой ДРЛ (тогда еще светодиоды только начинали свое поступление на рынок).
– Здравствуйте, что случилось? – как обычно спросил я.
Бледная, как смерть женщина, возраста примерно 30-ти лет, держала на руках ребенка 7—8 месяцев от рождения.
– Да вот… отравились, Всей семьей отравились.
– Чем?
– Наверное шаурмой…
В туалете сработал слив, а в ванной слышались звуки рвоты. Запах в квартире стоял соответствующий. Из туалета вышел отец семейства, быстро произнес: «здравствуйте», сделал страдальческое выражение лица, схватился за живот и снова скрылся в туалете. Одного взгляда на него было достаточно, чтобы понять, что дело плохо.
Из ванной вышел старший сын, бледный и вялый.
Ребенок на руках матери не плакал, был бледен, щечки «запали». Судя по одежде – мальчик.
Вот такая картина предстала предо мной в течение одной минуты от момента, когда я перешагнул порог квартиры.
Именно малыш обеспокоил меня больше всех из них, потому что при пищевых отравлениях, когда присутствуют рвота, понос и повышение температуры – всегда возникает обезвоживание, и, если взрослый ещё как-то может попить хотя бы воды, то дети, особенно маленькие, целиком зависят от грамотности и поведения родителей.
– Ребенка грудью кормите?
– Нет. Искусственник. Я ему соску облизнула, по привычке…
– Ууу-ууы-ы-ы!… – В голос от услышанного взвыл я. – Ну как так-то, а?!
Когда я учился в училище, преподаватель по «Инфекции» очень часто повторял: " ВО РТУ МИКРОБОВ БОЛЬШЕ ЧЕМ В ЗАДНИЦЕ! ЗАПОМНИТЕ ЭТО РАЗ И НАВСЕГДА!»
Отец семейства, несколько раз выходил из туалета, и очень резко туда влетал через несколько минут. С матерью они чередовались и уже не стеснялись воспроизводимых ими характерных утробных звуков. У старшего сына пару раз возникали позывы рвоты.
«Мдаааа… Делааааа..» – подумал я.– Дома я их точно не оставлю.
После всех возможных опросов и обследований, которые возможны в условиях скорой медицинской помощи фельдшерской бригадой был выставлен диагноз: Пищевая токсикоинфекция. Дизентерия?
Малышу поставили капельницу. (Как же это всё-таки трудно – детям причинять боль, даже во благо. В душе прямо скрежет и комок в горле, хотя уровню цинизма работника скорой можно позавидовать. Но вот что по мне, то детям «ставить уколы» – до сих пор испытываю горе).
– Собирайтесь, поехали. – сказал я, уже набившую оскомину фразу.
– А куда?
– А в больницу. – ответил я в тон вопросу, а сам подумал: ведь они все в разные больницы подлежат госпитализации.
Ну, маму с младенцем, конечно, вместе «положат», батю во взрослую инфекцию, а вот пацана, скорее всего, одного в детскую.
Так и вышло.
Дядя Серёжа, всю жизнь проработавший водителем на скорой, от предложенного маршрута ночью по всему городу впал в депрессию, и не разговаривал ни с кем до конца смены.
Вернулись мы на подстанцию около 7 утра. И около часа я писал ещё карточки на четверых пациентов.
Вот такая вот шаурма.
Испорченный кролик и яйца
Было это в 2007 году. Лето. Жара. Только заступил на смену, получил «сумки» и Газель. Диспетчер огорошила тем, что в день я буду дежурить один (некомплект, народу не хватает), сказав, что вечером придет в помощь студент (ка) из мединститута, а днём будут лёгкие вызова давать, чтоб попроще было.
Ну ладно, что уж поделать, бывает и хуже.
Первый вызов поступил сразу же после «пересменки». Отравление пищевое. Комсомольский проспект.
Блин, район ещё не наш.
Едем.
Дверь открыл мужик 30—35 лет. Казалось, что он сделан из белой восковой свечи, да ещё и с трагическим выражением лица.
– Здравствуйте. Что случилось?
– Здравствуйте. Я работаю оператором на АЗС. Сутки через трое. Завтра у меня смена, а я понос «остановить» не могу уже третий день. (Обожаю слушать истории пациентов, которые не связаны с их здоровьем!)
– Чем отравились?
– Три дня назад пошел на смену (была пятница), взял с собой запечённого кролика. Как пришел на работу, положил его на подоконник, и как начал работать, что даже не обедал, пятница же, народ на озёра поехал… Вспомнил про кролика что только в 9 вечера. А кушать-то хочется. Когда я открыл контейнер с кроликом, то мне вроде показалось что он «с запашком», но на вкус вроде нормальный. Я его съел. Не наелся. Позвонил другу, он мне привез сырых куриных яиц. Варить мне их на работе негде, и я их сырыми выпил. Тем более я люблю сырые яйца…
Всю эту историю я слушал как журналист на Нюрнбергском процессе, где рассказывали о преступлениях против народа. Так же и я слушал с замиранием сердца о преступлениях этого человека против своего организма.
Измеряю А/Д – 80/40, пульс частый, слабый. Инфекционно-токсический шок легкой степени. Не смотря на «легкую степень» довольно-таки грозное состояние. (Как он вообще смог встать и мне дверь открыть?). При пальпации живота, прощупывался матрас кровати, на котором он лежал (шутка).
Ну что ж? Надо «капать», даже «лить» (быстро вводить внутривенно большой объем растворов), надо гормоны, надо поднимать А/Д до транспортного (90/60), и везти в инфекцию.
– Сейчас «прокапаемся» и поедем в больницу.
Мужик посмотрел на меня как на врага:
– Не поеду! Может укол какой-нибудь поставишь, или таблеток выпишешь, мне же завтра на работу!
– Тебе завтра в морг, если сегодня не в больницу. – Перешел я на «ты».
– Не поеду, давай расписку напишу…
Вот почему всегда так? Какой-нибудь пациент, не нуждающийся в госпитализации, всегда просится в больницу. А как какие-то острые состояния, особенно у мужчин, всегда категорически отказываются. Будь то острый инфаркт миокарда, желудочно-кишечное кровотечение или перелом ребер. И так всегда. Можно конечно взять расписку, прикрыть свою «пятую точку» и Бог с ним.
Но тут меня, как говорится, «понесло»:
– Во-первых, эта твоя расписка мне не нужна, потому что никакой роли она не сыграет. Уже проходили такое. Во-вторых, я уеду, а ты останешься. Вечером придёт жена, увидит тебя «тяжеленного», снова вызовет скорую. ДЛЯ ТЕБЯ… СНОВА… ВЫЗОВЕТ… СКОРУЮ! …ПОНИМАЕШЬ? Где-то МЫ ДЕЙСТВИТЕЛЬНО НУЖНЫ. Может где-нибудь РЕБЕНОК УМИРАЕТ, может ДТП или пожар, где МЫ ДЕЙСТВИТЕЛЬНО НУЖНЫ, а НАС там НЕТ!!!… А знаешь ПОЧЕМУ НАС ТАМ НЕТ?! – с каждым словом повышая голос говорил я.
– …?.
– Потому что МЫ, уже который раз, УГОВАРИВАЕМ очередного «кроликопожирателя» ехать в больницу. Ты что ли не видишь, что я ОДИН ПРИЕХАЛ? Тебе неинтересно, ПОЧЕМУ я ОДИН ПРИЕХАЛ? (хорошо хоть приехал. Сейчас, во время пандемии, не дождешься). Да потому что народа не хватает на скорой
Видимо «достучался» я до его обезвоженной души и мозга. Мужик замолчал, и только кивками головой соглашался на манипуляции.
«Пролил» я ему тогда в общей сложности около полутора-двух литров солей, глюкоз и ГЭКа (Гидроксиэтилкрахмал). Сложность заключалась в том, что больного, во время капельницы, «приспичивало на «белый камень по-большому». Ну не отцеплять же капельницу, в конце концов?
Тогда, не отцепляя капельницы мы подходили к туалету, он усаживался на «белый камень», прикрывал дверь, а я стоял за дверью, придерживая банку с раствором в руках. И так три раза.
Видимо, как начала появляться жидкость в организме, так и возникли позывы в туалет.
Дальше началось самое интересное.
Не отключая капельницы, мы вышли в подъезд и дошли до машины.
– Инсулин-инсулин, это 5—17. У нас «кишечная», прописка Комсомольский, куда везти? – Спросил я по рации.
– 517 «восьмерка» сегодня закрыта, везите в «семерку», она сегодня дежурная. (Это означало что ГКБ №8 закрыта, надо везти в ГКБ №7- а это дальше и по пробкам)
Время 9.30 утра. Жара. Пробки в городе.
И вот по пробкам, в жаре мы поползли в сторону «семерки».
Отъехали метров триста от дома, мужик начал ёрзать на кресле – снова «приспичило».
– Теперь крепись как хочешь. – сказал я ему.
Но мужика уже подкидывало от «давления на клапан».
– Давайте быстрее, а? А то днище выбьет, отвечаю!
– Ты видишь – пробка.
Через две-три минуты, мужик уже метался по салону, стучал в перегородку водителю и орал:
– Гониии! Срать хочууууу!!
– Врубай «дискотеку» и по «встречке» (это значит включить сирену с мигалками и двигаться по встречной полосе), а то действительно придется машину отмывать. Я не шучу. – Сказал я водителю.
Водитель, «врубил дискотеку», и мы поехали чуть-чуть побыстрее, так как пробка была в обе стороны. От этого легче бедному пациенту не становилось. Не доезжая пары километров до больницы, он проорал «СТООООЙ!» и стал снимать с себя штаны, с явным намерением опорожнить свой кишечник прямо в салоне.
– Стой, пусть на улице гадит, если уж на то пошло.
Скорая остановилась в метрах двадцати от трамвайной остановки. Мужик выскочил из машины, я следом, удерживая капельницу в руке. На остановке стояло пять-шесть человек, смотрели в нашу сторону. Скорая с открытой дверью, мигалки включены.
Пациент, быстро стянув штаны до колен, уселся прямо на обочине выделять остатки кролика. Выдохнув с облегчением, с эйфорией прикрыл глаза. Треск, воспроизводимый им, был однозначно слышен на остановке, несмотря на шум города.
Сделав свое дело, он снова забрался в машину, я, кивнув и улыбнувшись людям на остановке, залез следом. Включилась сирена, и мы поехали дальше.
Теперь представьте себя на месте человека, ждущего трамвай.
Пролетает скорая с сиреной, останавливается, из нее выскакивает мужик и доктор с капельницей, «гадят» на обочине, забираются обратно, врубают сирену и уезжают…
Хорошо хоть в 2007 году не было такого повального увлечения все снимать на телефон, и камер на дорогах не было. А то интернет бы «гремел»!
По приезду в приемник, мужика снова «приспичило», он метнулся в сторону туалета. Занято. Не долго думая, он выдергивает дверь, ломая внутренний шпингалет. На унитазе, «в позе орла» сидит другой мужик (седла на унитазе не бывает в больничных туалетах). Мой пациент, хватает сидящего за плечи, выкидывает его в коридор и блаженно усаживается на унитаз, несмотря на отсутствие седла. Терять уже нечего…
Выкинутый из туалета, в шоке натягивает на себя штаны лежа на полу.
Перенервничал я тогда. Это уже потом, вспоминая и рассказывая эту историю я смеялся, а на вызове не до смеха было.
Ну ладно. Главное, что все хорошо закончилось, и салон мыть не пришлось.
