Kitabı oku: «Цеховик. Книга 15. Надо – значит надо!», sayfa 2
2. Пасьянс
Честно говоря, я не думал, что будет прямо вот так. Вектор был понятен, но, чтобы вот так резко… «Пройдёмте со мной» и, говоря простым языком, пендаля под зад. Примерно минут через двадцать появляются Галя с Наташкой. У обеих глаза по полтиннику.
– Что случилось?!
– Кажется, я Леонида Ильича сильно огорчил. Теперь, думаю, он не скоро захочет меня пригласить к себе на дачу. Не раньше чем, через четыре с половиной месяца.
Октябрь, ноябрь, декабрь, январь. И хвостик от сентября. И это при условии, что я ничего не перепутал и Суслов действительно преставится в конце января. И, опять же, если ввиду некоторых изменений в историческом процессе, он не проживёт больше, чем в прошлый раз.
Были в моём времени версии и о причастности Андропова к его кончине. Типа кагэбэшники таблетки Суслову подменили. Он проглотил пилюлю и – ку-ку. Ку-ку, мой мальчик… В принципе, сейчас он всё ещё мешает Андропову, но уже не так непоправимо. Ну, поживём – увидим…
Утром перед работой я еду в ЦК партии. Надеюсь моя опала не настолько сурова, чтобы не пускать меня на порог. Действительно, всё не так плохо – пропуск готов, комсомольский билет предъявлен, и вот я шагаю по широким и вовсе не мрачным коридорам здания, где вершатся судьбы не только Союза, но и, в каком-то смысле, всего мира.
– А, беспечный Икар! – невесело приветствует меня Гурко. – Ну что, испытал жар светила? Опалил крылышки?
– Здравствуйте, Марк Борисович, – широко и добродушно улыбаюсь я. – Непривычно видеть вас пребывающим в пессимизме. Как вам новый шеф?
– Нормально, – пожимает он плечами. – Сказал, чтобы я тебя к нему послал.
В кабинете Гурко сегодня неуютно, будто настроение хозяина напрямую связано с климатом в помещении. Сегодня здесь и бумаги лежат в большем беспорядке, и стулья за столом не выравнены по струночке и даже портрет генерального секретаря чуть-чуть скособочился.
– Ого! – удивляюсь я. – Наверное небо разверзнется, раз ваш босс соизволил меня лицезреть.
– Да, – машет Гурко рукой. – Особо не обольщайся. Наверняка распекать будет, за то что генерального против себя настроил.
– Это мы вынесем. Где наша не пропадала. Но перед этим я хотел бы обсудить с вами наши далеко идущие планы.
– Юность имеет легкомысленную склонность к оптимизму, – кивает он безо всяких эмоций. – Чего ты хоть генсеку-то задвинул, что он тебя одним махом с корабля истории смахнул?
– Ну, уж, – усмехаюсь я. – Не преувеличивайте. Мы ещё потопчемся на палубе этого вашего корабля. И вы, и я. Надо только мыслить позитивно и не видеть препятствий. Ведь нам, а если быть более точным, то вам, придётся проходить сквозь стены.
– Не крути, Егор. Сознавайся.
– Чего я такого сказал? Ладно. Но только между нами, да?
– Да.
– Сказал, что Романов негибкий дуболом и заведёт страну в каменный век. А ещё сказал, что самому Ильичу придётся ещё немного поработать, чтобы собрать нужную команду, а уж потом только идти на пенсию.
– Так прямо и сказал? – оживляется Гурко.
У него даже искорки в глазах зажигаются.
– Ну, вот, такой вы мне больше нравитесь. У вас ведь работы много ожидается, а в депрессивном состоянии вам с ней не справиться.
– Нет, прямо так и сказал? – настаивает он.
– Почти. Более изящно, конечно, но смысл именно такой. Про команду не успел, правда. Получил красную карточку и, как говорится,после непродолжительной гражданской панихиды тело Паниковского было предано земле.
– Интересно, Брагин, ты страха не имеешь или мозгов?
Он качает головой и смотрит на меня с большим интересом.
– Я всё имею, – усмехаюсь я и сажусь на стул, ближе подвигаясь к приставному конференц-столику. – Итак, Марк Борисович, начнём составлять план. Хотя, нет, стоп. Сначала подумайте и скажите, не замечали ли вы каких-либо признаков того, что Андропов вами недоволен и желает на ваше место взять кого-то другого?
– Нет, – растеряно пожимает плечами Гурко. – Не замечал.
– Вот и отлично, – подбадриваю его я. – Значит примерно через полгода, самое позднее, в апреле, вы должны стать заведующим собственным отделом и, соответственно, секретарём ЦК. Если вы не против, конечно.
– Боюсь, ты на это уже не сможешь влиять.
–Марк Борисович, – качаю я головой, – пожалуйста, не заблуждайтесь на мой счёт. Давайте займёмся планированием. Я обозначу схему, а потом подумаем, как её реализовать. Ну, тут, собственно, в основном, будут востребованы ваши аппаратные умения.
– Любопытно…
– Начну издалека, отдела науки. Кто у нас его возглавляет?
– Трапезников, – отвечает Гурко.
– А как мы можем его охарактеризовать? Можем мы, например, сказать, что он человек костный, негибкий и плохо понимающий нужды научного сообщества? К тому же немолодой.
– Зато он предан делу Ленина и партии.
– Весомо, да, но может ли человек, отрицающий дерзкие идеи современности возглавлять научный отдел? Разве в самом этом факте не кроется чудовищное несоответствие? Диссонанс.
– Пожалуй…
– Значит, первым пунктом мы должны отправить на заслуженный отдых товарища Трапезникова Сергея Павловича, а на его место рекомендовать, и не просто рекомендовать, а настоятельно рекомендовать и утвердить на этой должности Вадима Андреевича Медведева, ректора, между прочим, академии общественных наук при ЦК КПСС.
Гурко молчит, слушает внимательно, но никаких эмоций не выказывает.
– Едем дальше, – продолжаю я. – Реализовать этот пункт нам нужно как можно скорее. Ну не тянет Трапезников, учёные жалуются, технологическое отставание увеличивается. Надо же что-то делать, правильно?
– Возможно, – хмурится он. – Думаю, это не слишком сложно будет, тем более, он действительно человек невежественный, и его дважды прокатывали на выборах в член-коры Академии наук. Но генсек ему покровительствует. Говорят, в молодости Трапезников выпал из машины, за рулём которой сидел Леонид Ильич. Побился вроде сильно, вот генеральный и страдает чувством вины с тех пор.
– Главное, Марк Борисович, правильно это дело подать. По моим данным в феврале Суслов выйдет в отставку и Леонид Ильич тоже попытается в очередной раз соскочить с несущегося поезда.
– Чего-чего? Он же сейчас в отставку собирается.
– Никто не даст, кому сейчас нужен Романов в генсеках, посудите сами.
– Сейчас нет, а в феврале…
– А до февраля от Романова камня на камне не останется. Поверьте. Но здесь у нас будет два варианта. Смотрите, вариант первый. Брежнев уходит в отставку и Суслов тоже. Андропова вы делаете генеральным.
– Я?!
– Да, с вашими умениями только вы и сможете. На место Суслова идёт Горбач, а вы становитесь заведующим общим отделом и секретарём. У вас большой аппаратный вес и эта должность станет вашей по праву. На место Горбача мы возьмём кого?
– Медунова.
– Согласен, – улыбаюсь я. – Давайте Медунова. Но это ещё не всё. Тут же под шумок выпинываем Кириленко.
– Ему Брежнев обещал, что его не выпнут, – качает головой Гурко.
– О чём вы говорите, в этом варианте Брежнев и сам уходит. Да и, в любом случае, вспомните, как Кириленко читал на съезде список кандидатов в президиум. Он же ни одной фамилии правильно не назвал. Люди со смеху падали. На покой ему пора, на покой. Как это возможно, что место, по сути третьего человека в ЦК занимает тот, у кого неутешительный диагноз налицо. Скажете ему спасибо и посадите на его место…
– Долгих?
– Нет-нет-нет, Долгих технарь, он отличный спец, но он и так секретарь и он вполне на своём месте. Мы с вами посадим Вадима Андреевича Медведева. Я бы его в идеологи сразу двинул, но это, наверное, будет сложно. Как вам план?
– А второй вариант? Ты сказал, что вариантов два.
– Во втором варианте Брежнев не уходит. В этом случае всё остаётся, почти как и в первом. Только Андропов идёт на идеологию, а Горбач остаётся там, где и сидит. И Медунов, соответственно, остаётся в Краснодаре.
– Медунов, вообще-то на тебя рассчитывает. Думает, ты ему поможешь.
– При таких раскладах он может стать секретарём только если вы не захотите, понимаете? Либо как я уже сказал.
– Да, ты прав, – задумчиво трёт лоб Гурко. – Но всё это очень и очень смело. И возможно только если генсеком не станет Романов. А при нём расклады будут уже совершенно другими.
– Романова не выберут, – улыбаюсь я, – можем пари заключить. Но смотрите, до февраля, я буду находиться в тени, отсвечивать не стану, планирую заниматься исключительно делами «Факела». А вы, кстати, Капитонова в оборот возьмите, он же кадрами ведает, хорошо бы, чтобы все эти элементы плана выходили наружу через него. Он шефа вашего побаивается, да и вообще, думаю, вы бы смогли им манипулировать.
– Да, с Капитоновым у меня нормально взаимоотношения развиваются.
– Одна просьба, Марк Борисович. Держите меня в курсе всего, пожалуйста. Я слишком часто здесь появляться не буду в ближайшее время, так что вы меня не забывайте.
Интересно, будет ли он метить на более высокую позицию? Пока промолчал и, вроде, предложенным местом остался доволен, и против Медведева не возражал, но кто знает, что будет дальше. Сейчас очень многое будет зависеть от Суслова. Вернее, от продолжительности его жизни.
– Ну что, я пойду к Андропову?
– Давай, – озадаченно отвечает Гурко, и я представляю, как он раскладывает пасьянс, но вместо игральных карт перед ним лежат фотографии членов и кандидатов в члены политбюро.
– Разрешите, Юрий Владимирович?
– Заходи, – кивает он.
Я иду по большому, внушающему уважение кабинету. Я тут уже бывал, ещё в бытность Черненко. Светлые деревянные панели, длинный стол, мягкий ковёр, графин с водой, лампа с зелёным абажуром, как у Ленина. Строгая советская роскошь, призванная вызывать дрожь у всякого, попавшего сюда.
Андропов показывает на стул у приставного стола, и я послушно присаживаюсь.
– Егор, ты с ума сошёл? Зачем поссорился с Леонидом Ильичом.
– Я в принципе не планировал, – пожимаю я плечами. – Под горячую руку попал.
– А что ты ему сказал?
– Сказал, что Романов приведёт нас в тупик и не сможет провести нужные нам реформы.
Андропов снимает очки и внимательно на меня смотрит.
– Ты что про НЭП говорил и про частную собственность? – спрашивает он после паузы.
– Нет, конечно. До этого не дошло. Да и… зачем…
Повисает тишина. Я рассматриваю белые присборенные, как в театре шторы.
– Я думаю, тебе надо не мелькать и отсидеться, не высовываясь.
– Я тоже так думаю, – киваю я. – Да, я и не против. У меня дел с «Факелом» столько, что в шапку не соберёшь. Помотаюсь по командировкам в ближайшие пять месяцев. Это организации на пользу пойдёт.
– Почему пять?
– Так в конце января, думаю, начнутся перемены. Вы же не передумали, Юрий Владимирович?
– Какие перемены? – хмурится он.
– Я полагаю, что сейчас Брежнев никуда не уйдёт, потому что с Романовым у него вряд ли получится.
– Почему? – по старой гэбэшной привычке прищуривает глаза Андропов.
– Я боюсь, в ближайшее время в Ленинграде произойдут серьёзные разборки криминала, как в Грузии были, помните? И помните, что руководителю республики за это сделали? А в Ленинграде у нас и диссидентов много. Боюсь, они тоже могут выкинуть какой-нибудь фортель, чтобы подмочить репутацию первому секретарю. Впрочем, с этим я ничего не могу поделать.
Андропов смотрит холодно и твёрдо. Он, безусловно, понимает, куда я клоню. Криминальную бучу я устрою довольно легко, а вот провокации диссидентов и «врагов народа» не по моей части, это ему самому придётся организовывать.
– А ещё ведь и голоса вражеские могут обо всей этой грязи на весь мир раструбить.
– Могут, – соглашается Андропов. – Но для репутации товарища Романова это было бы крайне скверно.
– Ещё бы. Эта история была бы похлеще празднования свадьбы в Эрмитаже. Надеюсь, ничего подобного не случится.
– Я тоже, – кивает Андропов.
И оба мы понимаем, что именно так всё и произойдёт – и провокации, и вражьи голоса.
– Так почему именно через пять месяцев начнутся перемены? – повторяет он вопрос.
– Боюсь, Михаил Андреевич Суслов в это время нас покинет. Нужно, конечно, быть настороже, держать под рукой бригаду скорой помощи, да вот только я точную дату не помню. Конец января и всё. И то могу ошибиться. Я же не готовился к переброске, так что все предсказания основываются на обычной эрудиции.
Мы снова молчим.
– Юрий Владимирович, – прерываю я паузу. – Вы простите меня за прямоту, просто время работает не на нас… Вы планируете проводить реформы?
– Пока рано об этом говорить, – строго заявляет он. – Ещё не сезон. Надо сначала стать тем, кто может проводить эти самые реформы. А до этого времени наши контакты будут сведены к минимуму. Полагаю, ты понимаешь смысл этой предосторожности.
– Ну, да. Я неожиданно стал токсичным, и вы не хотите рисковать положением, демонстрируя, что общаетесь со мной.
– Прямолинейно и не совсем точно, но близко, – немного недовольно отвечает он. – Суслов сейчас поймёт, что ты остался без защиты и начнёт тебя добивать.
– Но если и вы покажете, что не заинтересованы во мне, он, теоретически, может своего добиться, – усмехаюсь я. – Или вы меня хотите ему скормить?
– Не добьётся, – кивает Андропов, и мне приходит мысль, что, возможно, как раз этого он и хочет, потому что хрен его знает на самом-то деле, что у него на уме. – Если будет повышенную активность проявлять, мы его на этом его и срежем.
Может, все эти реформы ему и даром не нужны? Сольёт меня сейчас, отступится, а Суслов оттопчется на моих косточках по полной программе.
– Не добьётся, – повторяет Андропов. – Не высовывайся, занимайся своими делами и никуда не лезь.
– Я так и планировал, – киваю я. – Но мне финансирование нужно. Денег не хватает. Надо поработать в республиках. Можете поговорить с Рашидовым и Киселёвым, чтобы не скупились, выделяя ресурсы?
– Только с ними?
– Нет, конечно, нужно со всеми, но начать с них хочу. У них, насколько мне известно, нет большой дружбы с Сусловым. Рашидов, к тому же, вас боится.
– Почему это?
– Так вы же за Узбекистан капитально взялись в последнее время, прессовать начали. Сейчас можно намекнуть, что Злобин не будет особо усердствовать без вашей команды и всё, Рашидов сразу ваш.
– Что сказать, я сам решу, – хмурится Андропов. – А тебе на будущее… Политика – это не «Рассказы о животных» Сетона-Томпсона. Хотя… и напоминает порой…
– Понял, не лезу, – киваю я. – А кто будет председателем вместо вас? Злобин?
– Пока вопрос открыт. Не исключено, что я буду рекомендовать Злобина, но решение принимается коллегиально. Так что, какое-то время ему придётся побыть И.О.
Ну да, чем дольше он будет исполняющим обязанности, тем дольше ты будешь держать его на коротком поводке. Куда ему деваться? Аппаратчик из него никакой, политического веса не имеет, так что все надежды на Андропова. Только он сможет продавить кандидатуру, а пока вопрос открыт, придётся Де Ниро исполнять все пожелания и требования бывшего начальника.
– Поставьте к нему одним из замов Скачкова…
– Это что ещё за блажь? Каким боком твой Скачков вообще к КГБ отношение имеет?
– Пока никаким, но разве плохо иметь ни с кем не связанного, неангажированного и кристально честного человека в руководстве комитета? Я понимаю, у вас там свои проверенные люди имеются, но у них есть и собственные интересы. А у Скачкова нет. Он в «конторе» новичок. А вот что у него есть – это свежий и незамутнённый взгляд. Для контроля это очень неплохо. Злобин человек лояльный, не попрёт против вас. А контроль не повредит.
– Ты ему не доверяешь?
– Злобину? На текущий момент полностью доверяю.
– На текущий момент, – задумчиво повторяет Андропов. – Я понимаю, зачем тебе это, но на текущий момент, возможно, смысл есть. Я подумаю…
– Товарищ солдат, вы ужинать будете? – встречает меня улыбающаяся Наташка.
– Буду, конечно, – подмигиваю я. – С самого утра росинки маковой во рту не было.
– Бедный солдатик. Мой руки и шагом марш на кухню.
– Слушаюсь и повинуюсь, товарищ енерал! – усмехаюсь я, но выполнять команду не спешу.
Звонит телефон и я снимаю трубку.
– Алло.
– Егор! Ты чего там отчебучил?
Звонит Чурбанов.
– Да…
– Чего «да»?
– Рубанул правду-матку, Юрий Михайлович.
– Правдоруб что ли? – недовольно буркает он.
– Мы помиримся, я обещаю. Не пройдёт и полгода, как станем закадычными друзьями.
– Ну, Егор, ты меня расстроил. Я думал, ты взрослый человек, но ты повёл себя, как мальчишка. Ладно, затаись теперь, не высовывайся. Недельки через две я с дедом поговорю.
– Не надо, Юрий Михайлович, – возражаю я. – Только на себя гнев накликаете. Вообще меня не упоминайте. А месяца через четыре он сам обо мне спросит, вот тогда мы и воссоединимся.
– Ну-ну, не перемудри, смотри, а то весь твой вес в дым превратится.
Я опускаю трубку и уже двигаюсь в сторону кухни, но телефон не желает со мной расставаться.
– Брагина к аппарату! – требует трубка жёстким голосом.
– Слушаю внимательно, – спокойно отвечаю я. – Представьтесь, пожалуйста.
– Я тебе так представлюсь, на всю жизнь запомнишь! – взрывается мой собеседник. – В старости будет мой голос сниться! Это командир твоего взвода звонит! Где ты находишься?!
– Собственно, там, товарищ командир взвода, куда вы и звоните. У себя дома.
– Ну, я тебе устрою дом! – орёт трубка. – Ты у меня под трибунал пойдёшь! Немедленно явиться в расположение части!
3. Пятьдесят первый
– Чё за шухер? – спрашиваю я дневального, заявляясь в расположение части.
– Какой шухер? – хмурится он, пытаясь припомнить моё лицо. – Ты в увольнении что ли был? Или командировочный?
Заметив орден и медаль на парадке, он внимательно их рассматривает.
– А-а-а, с Афгана, да? После ранения?
– А где комвзвода? – интересуюсь я.
– В канцелярии. Но это, я не советую. Он чё-то сегодня злой, как собака. Глотку тебе перегрызёт. Сука, на тумбочке стоять заставил…
– Ага, понял, – киваю я. – Спасибо за предостережение. А Зденек здесь?
– В каптёрке торчит, – отвечает дневальный.
– А Вован Борисов?
– Не знаю, – вмиг напрягается он. – А чё ты расспрашиваешь? Иди, да сам посмотри.
– Как это «не знаю»? – выныривает из двери белобрысый Вован. – Сучило, ты чё не знаешь, кто где находится? Щас комвзвода стукану.
Он ржёт и протягивает мне руку.
– Здорово, корефан!
– Здорово, Вован. Держи дачку с воли.
Я отдаю ему дипломат.
– Ты сам сучило, в натуре! – огрызается дневальный. – Я Стачилин, запомнить не можешь?
– Красава, Брагин, – оживляется Вован и, колыхнув дипломат, прислушивается к тонкому стекольному перезвону.
– Сучилин! – раздаётся грозный рык.
Из каптёрки выглядывает старший прапорщик Зданевич. Он же Зденек.
– Ты дневальный или хер с горы?! Сейчас ещё три наряда схлопочешь! Ну-ка, встал смирненько. Вот так, молодец. Так и стой. Брагин, иди сюда! Заходи в каптёрку!
На этот раз я прихватил пять посылторговских сотен. Но отдавать не тороплюсь, пока вручаю лишь бутылку вискаря. А дальше видно будет.
– Вернулся, значит, блудный сын? – усмехается он, принимая подношение, как нечто само собой разумеющееся.
– Не знаю пока, Василий Гаврилович. Командир взвода звонил. Орал, как потерпевший, но для чего меня вызывает не объяснил.
– Так его железным членом отымели, заорёшь тут. Причём чуть ли начальник погранвойск его выдрал. У него боец в части вообще не появляется, а он в х*й не дует. Это как называется? Он прибежал, жопа дымится, глаза, как у рака. Где, говорит, мать вашу, Брагин и кто это такой вообще? Я отвечаю, мол, есть у нас такой солдатик, но он по личному распоряжению товарища председателя на особом положении. А он на мне давай злобу вымещать. Говно, а не человек. Так что, давай, бери вазелин и иди, пока он нас всех уставом не за*бал.
– Я ему тоже бутылочку принёс. Как думаете, отдать?
– В жопу ему эту бутылку засунуть. Водку-то он с удовольствием жрёт, да вот только тут случай особый, так что не знаю, что тебе делать. Давай, переодевайся в хэбэ и иди уже.
– Не, я тогда прямо так, в парадке, – говорю я, показывая на награды. – Я ведь только прибыл, так что нормально.
– А, ну да, правильно. На орденоносца орать нельзя.
Я выхожу из каптёрки и двигаю в канцелярию. Тук-тук. Приоткрываю дверь.
– Разрешите войти?
Меня встречает пара выпученных круглых и красных, как у рака глаз.
– Товарищ капитан, рядовой Брагин по вашему приказанию прибыл!
Я незаметно осматриваюсь. Собственно, тут и осматривать нечего. Маленькая комнатёнка со стенами цвета хаки, покрашенными масляной краской. Сейф, стол, три стула. Как у участкового.
Капитан встаёт из-за стола и молча подходит ко мне. Он в брюках и рубашке, без кителя, жилистый, худой, брови задраны, глаза вытаращены, впалые щёки в бордовых пятнах. Под носом усики. Лицо тёмное, не то от загара, не то от пережитых потрясений. Росточка он невысокого и с говнистым, судя по всему, характером.
– Брагин, значит, – произносит он дрожащим голосом, едва сдерживаясь, чтобы не разораться. – Так вот ты какой, неизвестный солдат…
Я стою, вытянувшись по стойке смирно, не давая поводов, придраться к выправке.
– И где же ты пропадал, боец? Нет, мне просто интересно. Я ведь тебя даже в глаза не видел. А? Ответь, пожалуйста.
Всё это он произносит тихо и кротко, с лёгкой дрожью, но глаза его так и пылают, даже жутко делается. Тем не менее, я говорю спокойно и рассудительно:
– Выполнял личные распоряжения председателя комитета государственной безопасности СССР генерала армии Андропова.
– Что?!!! – лопаясь как чирей, ревёт капитан. – Я тебе, сука, устрою, генерала армии. Кто у нас сейчас председатель, не подскажешь?
– Исполняющий обязанности генерал-майор Злобин.
– А какого х*я ты всё ещё распоряжения Андропова исполняешь?
– Теперь исполняю распоряжения генерал-майора Злобина.
– Я, бл*дь, тебе устрою распоряжения! Ты, сука, у меня на гауптвахте гнить будешь, а если не сгниёшь, потом из нарядов не вылезешь! Я из-за тебя жопу свою подставлять не буду! Ты у меня, бл*дь такая…
Его пламенное выступление прерывается телефонным звонком. Он с недовольным видом палача, остановленного на самом интересном месте, возвращается к столу, и резко срывает трубку.
– Капитан Ирс! – гневно и злобно почти орёт он.
Услышав, что ему говорят, он тут же преображается, на глазах превращаясь в дисциплинированного, подтянутого и послушного воина.
– Так точно, товарищ генерал-майор! – чеканит он. – Есть! Есть! Так точно!
Опустив трубку, он долго молчит, а потом, повернувшись, ко мне говорит, как ни в чём не бывало:
– Бегом к Злобину!
– Так точно, бегом к Злобину! – отвечаю я, прикладывая к козырьку выпрямленную ладонь. – Товарищ капитан, тут подарок небольшой. Со знакомством, так сказать.
– Положи на стол, – спокойно отвечает он. – Давай, быстрее! Одна нога здесь, другая там.
– О! – улыбается Де Ниро своей фирменной лукавой улыбкой. – Военный. Ну, заходи.
– Здравствуйте, Леонид Юрьевич. Ничего, что не по уставу?
– Ничего, мой друг, ничего. Давай, присаживайся. Чай, кофе, мороженое?
– Спасибо, не нужно. Лучше поговорим.
– Ну давай, – соглашается он.
Улыбка остаётся прежней, а вот глаза делаются серьёзными.
– Вот какое дело… Мне сегодня целый день звонили насчёт тебя.
– Ого, – усмехаюсь я. – Популярность, однако. И кто же?
– Сейчас всё расскажу. Но сначала про позавчерашний инцидент.
– Водитель пришёл в себя? – хмурюсь я.
– Нет, – качает он головой. – И уже не придёт. Неудачно, похоже, ударился. Отёк мозга… Его ещё поддерживают, но сегодня отключат. Но вот что интересно… Документов у него не обнаружилось, причём, никаких. На автомобиль бумаги отсутствуют и личность до сих пор не установлена. Тормоза, кстати, исправны в машине.
– Интересно, – пожимаю я плечами, мол, мало ли что это такое, но на самом-то деле интересно.
Очень интересно. Вряд ли полное отсутствие документов – это случайность. И поэтому мне очень интересно знать, кто это устроил? Урки? Если да, то какие именно? А если не урки, то кто? Андропов? Ну, не Суслов же, у него таких ресурсов нет. Хотя… если через Щёлокова, то мог и он… Впрочем, это чересчур, конечно…
В принципе, Андропов всё из меня высосал. Почти всё. И теперь моя ценность резко упала, а вот проблем от меня может быть много. Возьму, да и достучусь до генсека, и что тогда? Или, ещё хуже, с Сусловом союз заключу… Паранойя, конечно, но полностью такой вариант исключать нельзя.
– Если это было покушение, – продолжает Злобин, – должен быть, как минимум, ещё один человек. Тот, что подал сигнал водителю «рафика». Сейчас занимаемся поисками, но, честно говоря, пока результата нет.
– Понятно, – киваю я.
– Кому-то ты всё покоя не даёшь. Кому?
– Не знаю, Леонид Юрьевич. Блатным, наверное. Нужно продолжать их утюжить, пока всех в асфальт не закатаем.
– Это, что касается инцидента, – рассеянно кивает он и улыбка окончательно превращается в гримасу, вызванную спазмом мышц. – А теперь про то, почему тебя вызвали в часть. Сегодня мне звонили от генсека. Его помощник. Передал просьбу отправить тебя в войска. Правда, уточнил, чтобы туда, где горячо не посылали.
– А чего так? – хмыкаю я. – Боится, что вдруг передумает, а я уже двухсотый?
– Тьфу-тьфу-тьфу, – плюёт через плечо Де Ниро. – Не знаю, чего он боится, но после этого Матросов приходил. Знаешь кто он такой?
– Знаю, большая шишка, ваш зам, а заодно и начальник Главного управления пограничных войск – начальник пограничных войск КГБ СССР.
– Да, он.
– Почему, интересно, не командующий, а начальник?
– Не знаю, – пожимает плечами Злобин. – Ему тоже насчёт тебя от Брежнева звонили.
– Ему, видать, хвост накрутили, судя по тому, что он моего комвзвода до исступления довёл.
– Возможно. А потом звонил Андропов. Уже был в курсе. Просил такое место тебе подобрать, чтобы тебе было полегче, но чтобы тебя никто из врагов достать не смог.
– И из друзей тоже, да?
– Поэтому придётся тебе послужить, Егор, – вздыхает он, не обращая внимания на мою иронию.
– Ну, а что, надо значит надо, – улыбаюсь я, – послужим. Скачков, полагаю без меня справится. Денег на развитие он, конечно, не выбьет, но похерить начатое не даст. Цвет, опять же, тоже без моей опеки выдержит. Надеюсь, вы мне будете время от времени командировки и отпуска организовывать, а?
– Если это не будет нарушать твою безопасность, – подмигивает Де Ниро, снимает трубку и небрежно бросает. – С Ирсом, соедините, третий взвод обеспечения.
– И далеко ли вы меня определили, товарищ генерал?
– Ирс? Давай, ко мне!
– Каков пункт назначения? – повторяю я вопрос, когда он кладёт трубку.
– Пункт назначения? – с улыбкой переспрашивает он. – Тебе должно понравиться. Место тихое, нарушителей не бывает, если только корова какая-нибудь заблудится. Ни проверок, ни муштры, добрые, почти семейные отношения. Отличная застава.
– Застава, – киваю я. – Уже здорово.
– Да, застава. Кяхта. Вернее, рядом там.
– Чего? – у меня челюсть отвисает. – Кяхта? Это же шутка, да?
– Почему?
– Да потому что был я там неподалёку, в Наушках, это ж трындец, Леонид Юрьевич. Далеко, холодно, уныло. Давайте, в Брест какой-нибудь, что ли. Или на Чёрное море, в Сочи. Или в Ригу к дружку вашему. Почему в Кяхту-то?
– Ну, знаешь, не весь же год холодно. Летом говорят, там очень хорошо, микроклимат. Природа охрененная. Сам бы поехал, честное слово.
Я ржу. Вот же суки, законопатили в самую жопу мира.
– Давайте тогда в Термез лучше. Там ребята важным делом заняты, душманов бьют, а я коров буду считать в сорокаградусный мороз?
– Боюсь, уже поздно. Всё согласовано на высшем уровне.
– А разве вы – это не высший уровень?
– Не самый, – усмехается он.
– Понятно. Хотите сказать, что Брежнев лично Кяхту для меня выбрал?
Да, точно, это Андропов расстарался меня туда захреначить. Козёл. Типа, подальше положишь – поближе возьмёшь… Ну, ладно, ничего. Я ведь ожидал чего-то похожего, хотя и рассчитывал, на более благоприятные погодные условия.
Появляется капитан.
– Товарищ генерал-майор, капитан Ирс по вашему приказанию прибыл! Разрешите войти?
– Заходи, Ирс, – кивает Злобин. – садись.
Капитан проходит, чеканя шаг, и садится на стул напротив меня. Глаза по пятаку. Первый раз, наверное, живого председателя видит.
– Значит так, капитан, оформишь предписание Брагину, чтобы завтра он выехал в Кяхту в пятьдесят первый погранотряд.
– В командировку, товарищ генерал-майор?
– К месту несения службы.
– Так точно.
– Только не завтра, а послезавтра, – говорю я.
Ирс округляет и без того круглые глаза и смотрит на Злобина.
– И не послезавтра, а через два дня, – добавляю я. – И увольнительную мне до этого времени оформите, товарищ капитан.
– Давай до послезавтра, Егор, – хмурится Злобин.
– Леонид Юрьевич, мне два дня нужно, а лучше семь. Ещё распоряжений кучу оставить надо.
Этого, как раз никто и не хочет, наверное, потому и спешка.
– Ладно, капитан, через два дня, – кивает и.о. – И увольнительную.
– Я зайду, сегодня за увольнительной, – добавляю я. – Дождитесь меня, пожалуйста.
– Вопросы?
– Никак нет!
– Свободен, капитан.
Ирс выходит.
– Вот так, значит, Егор Андреич, – с улыбочкой говорит Де Ниро. – Но ничего, не беспокойся, пересидишь там, пока всё не уляжется…
– И пока все не улягутся, да? – подмигиваю я, намекая на Брежнева и Суслова. – Ладно, Леонид Юрьевич, пойду я. Если чего надумаете, знаете, где меня найти в ближайшие пару лет. Вам, конечно, не ближний свет мотаться, но если что, я и сам могу подъехать. Пишите, если что.
Я встаю и иду к двери.
– Погоди, – окликает меня он и поднимается из-за стола.
Подходит и протягивает руку. Я пожимаю. Он пристально смотрит мне в глаза, а потом, разжав кисть, обнимает меня.
– Не падайте духом, поручик Голицын, – говорит он. – Пробьёмся, Егор. У нас ещё вон дел впереди сколько. Всё это похоже на какую-то херню, но ничего, при первой же возможности я тебя выдерну. Сиди там тихонько, на рожон не лезь, будь хорошим солдатом. Не привлекай, в общем внимания. Понял? Ты ж сам, как я понимаю фортель выкинул, что Ильич взбеленился?
Сам, да. Всё сам.
– Леонид Юрьевич. У меня будет просьба. Я закажу проект капиталистических реформ.
– Что-что? – хмурится он и улыбка на мгновение исчезает с его лица.
– Проект, как нам построить капитализм, чтобы вы могли спокойно жить и тратить деньги в своей стране. Я хочу, чтобы вы прикрыли учёных. Чтобы их никто не дёргал.
– Зачем нужен проект, если всё само придёт к нужному результату?
– Чтобы вас не внесли в санкционный список, когда придёт время, – пожимаю я плечами. – Чтобы вы диктовали, а не вам. И чтобы вы и через двадцать лет оставались на ключевых ролях в государстве, а не сидели под чужим именем на Багамах, опасаясь «новичка».
– Какого новичка? – хмурится он.
– Это фигура речи, неважно. Опасаясь ледоруба, понимаете? В общем, пожалуйста, пусть работают спокойно, хорошо? Не понравится нам проект, не будем осуществлять, всего проблем-то. Это же чисто взгляд учёных и всё. Теоретическая работа на тему, «а что если». Договорились?
