Kitabı oku: «Сага о хварангах», sayfa 8
Эрику нравятся эти ребята и их болтовня. Они напоминают ему юных товарищей по закрытой школе, да и взрослых Братьев из «L.B.B.». Та же самая порода людей – сильные, храбрые и весёлые! Но сегодня Эрик очень серьёзен, хотя всеми силами старается не показывать этого. Похоже, что дело касается его тайной профессии!
– Вот послушайте, парни, какая история, – удивлённо выкатив глаза и жестикулируя здоровой рукой, вещает Джон, – и не захочешь верить во всякую нечисть, а поверишь! Есть при штабе нашей двенадцатой группы, в Уо́тнолле, аэродром. Начальство там летает, молодняк тренируют, мастерские ремонтные… Не в этом суть. Дурная молва идёт про открытую тринадцатую стоянку. Там обычно заводские «Спитфайры» доводят перед фронтом, ну и другие самолёты, бывает, паркуют. И какой самолёт больше трёх дней на площадке той побудет, у него – как сглазил кто – поломки на ровном месте, отказы. Там и трава кругом другая растёт – жёсткая, тёмная… Заколдованное, говорят, место! Техники придумали байку – мол, живут там мелкие черти, называются гремлины. Очень технику не любят, потому гадят! Смех-то смехом, а призадумаешься!
Эрик сжимает в кулаке серебряный мастерский знак и просит судьбу побыстрей направить его в Уотнолл. Обычно провидение само вело его в нужное место, да и сейчас грех жаловаться, информация получена точная – на тринадцатой стоянке этого аэродрома, без жидкой защиты сокрыто несколько целых триоблейдов. Вот только цена за информацию – полгода в гипсе. Можно было бы как-то полегче со служителем!
Остаётся совсем немного —
Выпить чашу жестокой доли
И окончить свою дорогу
Напряжением силы воли!
За прошедшие месяцы в жизни Эрика произошло множество событий. Он был направлен для предполётной подготовки на аэродром в Уотнолле, где на пресловутой тринадцатой стоянке, простукивая небольшой кувалдой землю, обнаружил старинный подземный тайник. В каменном ящике лежала кожаная сумка с шестьсот семьюдесятью тремя триоблейдами, обёрнутыми пергаментной бумагой. Страшную находку он отныне хранил в ранце своего парашюта.
В начале лета Эрика Стэнли Локка назначили командиром шестьсот одиннадцатой эскадрильи. Он теперь с тяжёлым сердцем, каждый раз рискуя, брал с собой на боевые вылеты вместо парашюта затаившуюся смерть… И думал, думал, что же делать? Война прервала связь с Братьями, а провести ликвидацию в одиночку категорически невозможно.
Вчера он всё придумал! Дальше тянуть нельзя, да и не нужно! Сегодня, 3 августа 1941 года, Эрик погибнет – он так решил. Другого выхода просто нет! Иные многочисленные варианты, естественным образом приходящие в голову, тщательно осмыслены, просчитаны и отметены, как несостоятельные… Воды Ла-Манша – самый надёжный саркофаг для очередной найденной части проклятого наследия Синей Ведьмы и лучшая могила для храброго аса!
Оказывается, героем быть просто – нужно всего лишь иметь несокрушимую Веру и безупречно исполнять свою службу!
3.4 Летопись Чёрного моря
Мы в мыслях легки и прозрачны,
Мы верим в судьбу и нетленность,
Ведь нам на роду предназначено
Трогать шершавую древность!
Дэн медленно погружается в сияющую зелёную бездну. Буйный танец солнечных лучей, проникающих сквозь толщу воды, манит его всполохами, кружением и покачиванием в такт волн. Он слушает своё дыхание, инстинктивно продувается, краем глаза следит за уходящим вниз тросом, но при этом, в который раз, блаженно ощущает, как тело теряет очертания, а сознание безгранично расширяется, становясь единым целым с гигантским пространством моря. Любимое дитя в утробе матери – этот образ часто приходил ему в голову в такие моменты.
За двадцать два дайверских года тысячи погружений выработали у Дэна комплекс жизненно важных привычек, главной из которых он считает «эффект присутствия». Профессиональный ныряльщик приучил себя действовать на глубине плавно, расчётливо, без лишних мыслей и эмоций, но с полной концентрацией внимания.
Вот и теперь, паря в невесомости, Дэн не забывает об опасности кислородного или азотного отравления, дезориентации, потери сознания и других угрозах для жизни и здоровья, подстерегающих аквалангистов на глубинах более сорока метров. Сегодня всё крайне серьёзно! Нужно дойти до отметки в шестьдесят три опасных метра, а потом правильно всплыть, не убившись кессонкой79.
Всё должно быть хорошо. Тренированное тело Дэна и не менее тренированный организм его напарника способны выдержать испытание на прочность. Серебристые стайки пузырьков, производимых аквалангом Ивана, торжественно и неторопливо проплывают мимо Дэна вверх, значит – полный порядок. Продвигаемся…
Ну а если через пару-тройку часов после всплытия небольшие огрехи в декомпрессии всё-таки проявятся тошнотой, головной болью, жжением в мышцах и мучительной одышкой, хорошая тренировка и километровая пробежка по горам легко исправят неприятности!
Сеть мимолётных откровений,
Жуть неожиданных открытий
Рождаются по мановению
Хитросплетения событий…
Поздней осенью 1710 года неуёмные подстрекатели-лягушатники добились-таки своей цели – вынудили султана объявить войну русским. В этот год османский правитель Ахмед сын Мехме́да собрал гигантскую армию из турок, крымских и ногайских татар, чтобы необъятной ордой победоносно двинуться на Московское государство.
Однако стотысячное татарское войско сражалось вяло, получив отпор охотно отступало, а прославилось больше бессовестными грабежами местного населения да захватом многочисленных пленных для продажи в рабство.
Но и русским в той войне удача не благоволила. Вероломные союзники отказались поддержать Прутский поход, который обернулся потерями в войске царя Петра, заключением вынужденного мира с турками, утратой Азова и ценного побережья Азовского моря…
Смуты, интриги и борьба за власть в Крымском ханстве, тёмные деяния мятежных колдунов-сахиров, не пожелавших подчиниться Девле́ту – старшему сыну покойного правителя Селима, знамения и трясение земли, таинственные происшествия, неведомые болезни, рассказы купцов и мореплавателей, война с русскими и проделки запорожцев – всё это пёстрое разнообразие сведений полтора года назад свалилось на бедную голову Торника.
Смотрящий Торник, конечно, уже не тот хлипкий впечатлительный юноша, который шесть лет назад, обуреваемый жгучим любопытством, подслушал тайный разговор двух великих посвящённых. Однако сообразительность, неуёмное стремление к познанию и немного романтическое отношение к жизни ярко запечатлелись в его характере.
После смерти Учителя Торнику поручили вести Особую Летопись, в которую попасть могли только записи исключительной важности! Сведения поступали от Смотрящих со всего мира, верней – из той его части, с которой была налажена надёжная тайная связь. Росла стопка медных листов, покрытых каллиграфической чеканкой, множились знания и умения молодого хранителя. Но первой и важнейшей записью Летописи, несомненно, оставалась история, рассказанная Мастеру Аргаму пожилым мерянским картом Маршаном У́шмором.
Как мало для жизни дарует природа,
Но много для мрака, разрухи и тления!
Заслуженный путь человечьего рода —
Страданье, печали и горечь забвения!
Тугие струи морского ветра беспощадно взъерошивают старательно уложенные с утра кудри и приятно овевают счастливое лицо юноши. Рукава просторной рубахи трепещут, расправленные как крылья руки наливаются силой, а душа поёт! Запах свободы и вкус полёта – вот чем ежедневно наслаждается Торник, встречая рассветы на краю высокого глинистого обрыва, отвесной стеной ниспадающего к пенной ленте прибоя…
Неподалёку от сыпучих прибрежных круч влачит своё существование захудалый татарский хутор – пара кривых мазанок, загон для скота и небольшой огород. Здесь третий месяц живёт молодой Смотрящий Торник, пока ещё не потерявший надежду исполнить непростое задание Аси́ма-азама́та – нового главы греко-армянской тайной общины, внебрачного сына великого хана Селима I Гире́я и старшей дочери Аргама Кафского.
Нынче в окрестностях бедняцкого хутора тихо и безлюдно. Скудные овечьи пастбища, звон цикад, неспешный полёт чаек, ветер и бескрайний морской горизонт. А когда-то, в седой древности, на плато Тепсе́нь, раскинувшемся у подножья величественного Ка́ра-Да́га, процветало довольно крупное христианское поселение Ка́чи. У базили́ки80 шумел пёстрый многоголосый рынок, которому не мешали белые плиты погоста и каменные кресты по соседству. Жители рыбачили, пасли скот, растили виноград и делали из него великолепное золотистое вино. По старинной римской дороге шли бесконечные торговые и военные караваны. В бухту приходили корабли из далёких стран. И такая размеренная, безмятежная жизнь продолжалась почти четыреста лет…
В десятом веке Качи было разграблено и разрушено беспощадными печенегами. Пролежав долгое время в руинах, поселение возродилось вновь благодаря венецианцам, которым приглянулась местность и удобная бухта. Они назвали свой городок Калли́тра, наладили судоходство, занялись рыбной ловлей, виноделием и ремёслами… Спустя два века венецианцев сменили могущественные генуэзцы, которые, как известно, всегда добиваются цели любым способом – если не деньгами, то военной силой! Названное Поссиди́мой селение генуэзцев просуществовало ещё несколько веков, пока при татарах не превратилось в тот убогий хуторок81, хозяева которого с величайшей радостью предоставили щедрому на серебро, скромному и аккуратному Торнику кров, пищу и, что важней всего, искомое им уединение.
Следует отметить – уединение Торника было не того рода, что присуще обычно праздным философам, религиозным фанатикам или вольным художникам. Совсем наоборот! Не под сень оливковых ветвей стремился он, дабы предаться возвышенным рассуждениям о судьбах человечества, не пост и молитва гнали его прочь от мирского шума, не тревожил его грёзы сокровенный туманный образ, настойчиво требующий материализации… Нет. Уже долгие дни он усердно тренирует своё тело и разум, готовясь к запредельному испытанию, а чувство долга Смотрящего оттачивает, как клинок перед боем. Он верит в удачу, хотя отчётливо понимает – предстоящий подвиг может стать последним в его недолгой жизни!
А Зен всегда приходит неожиданно… Сколько раз пытался Торник угадать его приближение – вслушивался в шорохи, отмечал боковым зрением малейшие движения, ежеминутно менял положение и сектор обзора, расширялся духом и тонким чувствованием, как делают умелые Смотрящие. Тщетно! Зен внезапно возникает за спиной и твёрдо кладёт беспокойному ученику руку на плечо.
Зен – хранитель. Он грек, последний из своего рода, не имеющий ныне ни постоянных учеников, ни друзей и близких. Лысый семидесятилетний старик, крепкий, смуглый и высохший, как срубленный корень горного кизила. Он одевается как чаба́н82, носит на плече перемётную суму, а в руках его неизменный суковатый посох, которым он умеет ловко и больно драться с волками, одичавшими собаками и грабителями. А в прежние времена, бывало, лупцевал он этим посохом разбегавшихся в панике учеников, наказывая за слабость или нерадение. Ныне же, по личной просьбе Асима-азамата, учит суровый старик Торника удивительным вещам…
Пятьдесят приседаний с пудовым камнем у груди на задержке дыхания. Свистящий выдох. Резкий вдох через нос. Напряжённый выдох. Снова вдох, камень над головой и двести тридцать два быстрых шага по петляющей тропинке вверх. Выдох. Вдох. Камень летит по пологой траектории в воду, пущенный с обрыва мощным броском ученика. И опять бегом вниз, чтобы с необъяснимым диким удовольствием влететь, как раскалённое пушечное ядро, в прохладную морскую воду, нырнуть в зелёную бездну, ухватить на дне своего каменного мучителя и длинными замедленными прыжками направиться к берегу, к солнцу и вожделенному воздуху. Сегодняшний урок, заданный Зеном – двенадцать непрерывных циклов… Умри, а сделай!
Вечером того же утомительного дня, за чаем у костерка в степи, произошло давно ожидаемое – хранитель Зен повёл речь о главном:
– Ты слушай и представляй! Ви́дом он как чёрный морской змей в десять атлама́83 длиной, ну может, малость более того. Шуму от него немного, да и волны́ почти нет, однако ж лодку рыбачью или корабль малый – в щепу бьёт! И признак верный – коли книги, оружие, обереги и диковины есть на судне, так появится и потопит, а коли торговец простой, то бывает и пропустит. Два года уже бесчинствует!
Торник слушал и представлял, как предназначенный ему судьбой противник сжимает смертоносные кольца на бортах невезучих кораблей, и как гибнут неповинные люди в тёплых солёных волнах блистающего Чёрного моря.
– Тот Змей – не старинный гад, как утверждают учёные головы, а уж тем более не чудище сатанинское, как причитают церковники, – продолжил рассказывать Зен. – Это создание именуется Страж, именно так говорят все Смотрящие! И знамо дело, всякий Страж к своему месту приспособлен и к своей диковине привязан…
Зен медленно и внимательно смерил Торника взглядом, как бы оценивая его готовность к постижению знаний запретных, помолчал внушительно, шевеля посохом угольки в костре, а потом заговорил, понизив голос почти до шёпота:
– Утром, когда море гладкое, можно приступать! Плыть надо совсем нагим, густо намазавшись горячим топлёным жиром. Считай, сорок атлама84 тебе придётся грести вдоль правой стены ревущего грота Ко́йласи85. Как совсем узко станет, так надо нырять, опускаясь ногами вниз на пять атлам86, там искать расширение в подводной щели и протискиваться, протискиваться, перебирая руками, но обязательно спиной вниз, чтоб сильно не порезать тело об острые камни и створки раковин, коих там тьма-тьмущая! Вот так, на ощупь, в полной темноте и жутком холоде, предстоит тебе ползти тринадцать атлам87, потом быстро всплыть, вытянуть за привязанную к ноге верёвку плавающий хурджу́н88, внутри которого лежит не пропускающий воду кожаный кош с огнивом и факелами. Дале всё ясно – факелы запалишь, осмотришься… У левой стены ка́моры есть ниша, в ней плотно вставленный в гнездо торчит бронзовый цилиндр, не тронутый ни ржой, ни ракушками. Это и есть та диковина, к которой Страж привязан! Забило штормом в камору ту дохлого дельфина два года назад да тушей цилиндр и сдвинуло! Вот Страж и пробудился… Не смог я на место диковину утвердить, сам еле ноги унёс, как стала вода прибывать да факела тушить! Вдохнуть только успел и кольца стражевы чёрные блестящие краем глаза увидел… Как спасся, не помню. Со сломанной рукой и ногой еле-еле в лодку вскарабкался и догрёб помалу до дому. Теперь уж не смогу я туда пробраться. А ты диковину заберёшь с собой, иначе не привязать Стража вновь и не быть судоходству на всём побережье. Тебе по силам. Верю!
Про героев кричат повсеместно,
Выражается множество мнений…
Но всегда есть для подвига место,
Без расчёта и без сомнений!
В начале осени 1711 года на плато Ак-Кая́, подальше от посторонних глаз и ушей, собрались на Большой Совет Смотрящие Крыма во главе с Асимом-азаматом, дружественные сахиры и воины тайной службы хана Девлета II Гирея под предводительством бея Кыры́ма-яныча́ра.
Как равный сидел в кругу посвящённых и могучих воинов молодой Мастер Торник. Он заслужил это право подвигом, совершённым вместе со старым хранителем Зеном. Они вдвоём смогли обмануть коварного Стража и добыть из глубин ревущего грота волшебную диковину.
А было это совсем непросто!
Зен всегда уходил неожиданно, так же, как и приходил… Вот и сегодня утром хмуро и молчаливо грёб старик вдоль серых вулканических утёсов Кара-Дага, не глядя на закутанного в кусок парусины Торника, пока не поравнялся с вертикальной щелью грота Ко́йласи. Здесь, не проронив ни слова, он выбросил в чёрную волну хурджун со снаряжением, сунул в руки Торнику пустую нагрудную суму под диковину, шлёпнул его по спине и указал за борт, а когда тот спустился в воду, рванул вёслами отплывая, поставил парус и не оборачиваясь стал править в открытое море.
Опасное погружение оказалось не таким, как представлял Торник. Толстый слой жира, обильно намазанный на кожу, защищал от холода минуты три от силы. Это кое-как помогло ему продвигаться вдоль шершавой стены вглубь пещеры, но когда пришло время нырять – жуткий, колючий, вечный холод морских глубин охватил тело смертным саваном, обжёг, сбил дыхание и спутал мечущиеся мысли пловца.
«Спи-и-иной вниз… Нет, ногами… И-и-ищи ще-ель… Воздуха не хватает… Пальцев не чую… Дышать, дышать, дышать! Где же край, ой-ё? Всё, конец! А, нет, вот сюда, вверх, вверх! Уф-ф! Фу-у-ух!»
Запредельным усилием воли удерживая плывущее сознание, судорожно вдыхая душный, почти без кислорода, воздух каморы, в кромешной тьме Торник втянул хурджун, с огромным трудом запалил факел и огляделся…
А вот диковина оказалась именно такой, как он себе её представлял. Совсем рядом, сто́ит протянуть руку! А вот хватит ли сил и воли на обратный путь – этого с уверенностью отчаянный ныряльщик утверждать уже не мог… Хотя нет, кажется, должно хватить! Что-то неведомое прямо сейчас происходило с телом и духом героя – он терял границы физической оболочки и осознание своего «Я», он был Зеном, Торником и ожившим дельфином одновременно… Диковина потрескивала в нагрудной суме, колола и щекотала кожу разрядами, придавая сил, наполняя уверенностью и странными величественными знаниями:
Всегда Един! Со смертью споря,
Опасностям наперекор,
Я погружаюсь в бездну моря,
Стремясь на солнечный простор!
Я постигаю в откровении
Судьбы загадочную суть —
Одно своё предназначение
И лишь один Великий Путь.
Пока Торник боролся с лютым холодом, болью, усталостью и нехваткой воздуха, Зен на парусной лодке отвлекал Стража старинными свитками и магическими диковинами, которые бережно хранил многие годы. Змей выбрал лодку и отнял жизнь у отважного Зена, а Торник благополучно спасся – нагим вскарабкавшись на головокружительную высоту по отвесным скалам Хоба́-Тепе́89. Настоящий подвиг настоящих героев!
Но как выяснилось на Большом Совете, череде подвигов суждено было продолжиться. И, разумеется, исполнять новые подвиги мудрецы поручили всё тому же проверенному Торнику.
По «безупречному» плану бея Кырыма-янычара, который он, пользуясь положением, навязал Большому Совету, отправиться в плавание должны были четыре одинаковых корабля – один с Торником и диковиной на борту, два других нагрузят книгами, амулетами и оберегами сверх меры, а четвёртый, безо всякого груза, будет наблюдать, держась поодаль, а если нужно, станет подбирать пловцов с разбитых Змеем судов. Как только появится Страж, привлечённый двумя кораблями с грузом, Торник должен привести в действие диковину – повернуть половины цилиндра в разные стороны и растянуть в длину, а потом забросить диковину подальше в море. Змей уйдёт на дно за своей привязкой и навсегда останется в том месте. Все возвращаются домой с победой!
Но стоит ли говорить о том, что планы военных никогда не исполняются так, как задумано? И стоит ли пенять на судьбу-злодейку, имеющую свои резоны? А более того, никогда не стоит сбрасывать с чаши весов его величество случай!
В тот самый день Торник проснулся с тяжёлой головой и мрачными мыслями. А всё те соглядатаи, неотступно следующие за ним целую неделю. Твари конченые! В минувшие дня три они даже прятаться особо перестали. Стоят, щерятся, лузгают тыквенные семечки. И рожи соответствующие!
– Чего надо?! А ну пошли! Вот я вам! – каждый раз кричит на шпионов Торник. Они переглядываются, угрожающе улыбаясь, неспешно отходят в сторону. Завернёшь за угол, а глядь, вот они снова! Чатла́х90!
А проблема обозначилась – хуже не придумаешь! Настырные преследователи не оставили Торнику возможности, чтобы подготовить тайник и надёжно укрыть на время плавания свою драгоценную Особую Летопись. Передать книжицу на хранение кому-то из старших Мастеров тоже возможности нет. Придётся брать с собой…
Ненаглядная и вожделенная,
Прорастающая человечностью —
Это жизнь моя, как Вселенная,
Неделима длиною и вечностью!
Мать-природа лишь слегка коснулась склонов гор жёлтой и красной кистью, осенний денёк был по-летнему погож и светел, море блистало в своём великолепии, ветер пах степной полынью… Восемнадцать сумрачных, но отважных мореходов совершенно серьёзно готовились принять скоропостижную смерть, вступив на борт злосчастных кораблей, отданных на растерзание Морскому Змею. Так и отчалили – молча и почти траурно.
Берег удалялся, постепенно превращаясь в широкую тёмную полосу с туманной изрезанной линией гор, а Страж меж тем и не думал появляться. Похоже, что в этот раз всем повезло! Нужно возвращаться – так решил капитан судна-наблюдателя, поднял на мачте голубой флаг, протрубил поворот и… корабля не стало! Взметнувшийся пенный столб воды, вращаясь как смерч, превратил в мелкие обломки и обрывки то, что секундой назад было парусами, мачтами, бортами, палубой и человеческой плотью! Тяжко упав, водяной столб обратился водоворотом, медленно, но неудержимо потянувшим к себе остальные корабли. Ещё два яростных столба ударили одновременно, переламывая как тростинки суда-приманки, и в этот момент окаменевший Торник увидел прямо под поверхностью воды огромную чёрную спираль, с невероятной скоростью приближающуюся к его кораблю…
– На-а-а! На-а-а! – не своим голосом завопил Смотрящий, повернул и растянул цилиндр диковины, разбежался по палубе и со всей силы зашвырнул образовавшийся шипящий и сияющий огненный шар далеко в море. А потом, тряся обожжённой рукой и визжа от нестерпимой боли, успел Торник заметить, как уходит из-под ног палуба, как небо и море меняются местами…
Нет, он не умер и даже не нахлебался воды, сделав рефлекторный вдох перед тем, как водоворот утянул его в тёмную глубину! И Летопись – вот она, на груди, в тканевой сумке… Но, дьявол, страшные кольца уже вращаются вокруг, драконья пасть приближается вплотную к его лицу и… превращается в ослепительно красивую, рыжую, светящуюся, беззвучно смеющуюся девушку! Русалка протягивает к Торнику руку, срывает с груди заветную сумку с книжицей и мощным ударом хвоста выбрасывает его на поверхность…
Судьба и Мистическое Пространство вновь были благосклонны к Торнику. Он единственный спасся и добрался до берега. Он прожил долгую жизнь и воспитал множество учеников. Он записал эту историю и укрыл свиток в каменоломнях белой скалы Ак-Кая, где ровно через триста лет, в 2012 году запись была обнаружена службой экспедиции Смотрящих.
Благодаря старинному свитку Торника искатели довольно точно определили место крушения кораблей, и три года подряд опытные дайверы Дэн и Иван осуществляли десятки рискованных погружений с подводными металлоискателями «Экска́либур», пока не обнаружили на дне обросшие ракушками и водорослями, почти окаменевшие медные листы в серебряном окладе – Особую Летопись крымских Смотрящих.
Говорят, что Торник после встречи с русалкой всю оставшуюся жизнь равнодушно и свысока смотрел на женщин…
Иван за всё время погружений не заметил ничего необычного.
Дэн же утверждает, что часто ощущал на глубине чей-то пристальный взгляд, а всплывая последним после находки книжицы, он краем глаза заметил что-то чёрное и блестящее, стремительно удаляющееся в таинственную морскую бездну.
