Kitabı oku: «500 лет назад – 3.3, или Кавалер ордена», sayfa 14

А князь прямо в день ухода полка поехал в ратушу с небольшим сопровождением. Там бургомистром и было официально озвучено чуть сократившемуся городскому совету, что падение Ливонского ордена, предвиденное… некоторыми лицами, должно было изменить ситуацию на этих землях, и чтобы избежать всяких… непредсказуемых случайностей, им, бургомистром, и были предприняты некие… шаги для установления дружеских отношений с фюрстом Иоанном и людьми его. Сейчас же, когда фюрст не только словом, но и делом подтвердил… свои договоренности с иными лицами, и полк русский ушел из города, можно перейти к главному, а именно – к заключению нового договора между вольным городом Ревелем и Орденом Красного знамени. Советники все это уже более-менее знали, но на намек (об ушедшем полку), что все могло быть иначе, отреагировали ожидаемо.

Сказал речь и князь. Щедро раздал авансы, сообщив, что имеет желание своей столицей Ревель сделать, а на землях развивать ремесла и торговлю, благо, само расположение к тому подталкивает. Плеснул мистики, упомянув о неких предсказаниях. Добавил конкретики, уточнив, что вера, конечно, дело личное, но – получать священников от епископа, Римом установленного?… Отдавать свои деньги на церковь, на которые те епископы и кардиналы роскошествуют до совершенного неприличия, в то время, как мастера днем и ночью трудятся, а простой народ вообще в нищете и невежестве прозябает? Ему кажется это несправедливым, не соответствующим заветам господним, например, рабство на его землях он собирается отменить… Все время его речи среди советников проходило вполне благожелательное перешептывание – намеки тут понимали, и перспективы видели. Ну, а после князь заявил, что новый договор, конечно, будет на основе старого, и все права города будут сохранены, они хотят лишь привести его в соответствие временам нынешним. И верно – договору между ливонцами и Ревелем было больше сотни лет, экземпляр его, найденный в замке, занимал со всеми приписками и дополнениями здоровый фолиант, и Ефим, которому поручено было проект нового написать, предвидел много работы. Но – договор, конечно, это не сейчас, пока они лишь обозначили такое намерение, неофициально, и на этом совещание было закончено, вполне к удовлетворению сторон.

Ну, а вечером князь пояснил пришедшему ван Баарену насчет Ждана и его планов на Хапсал. Поскольку был город тот эзельского епископа, у бургомистра вообще вопросов не было. Зато были по рассказу старца, и тут князь подтвердил, что именно такие планы и есть, но первым делом хочет он установить мир и порядок на этих землях, потому как считает это вполне им по силам, ну, а получатся ли те… большие задумки – бог весть, бургомистр и сам должен понимать. Бургомистр понимал, и еще раз подтвердил, что послана им весть в Любек, и надо ждать людей, что получше его разбираются… в подобном. На этом, договорившись слать гонцов, если что, они и расстались. Бургомистру еще надо было работать над законами и правилами города – как-то установить единичную теперь должность бургомистра в документах, с магистратом разобраться, выборы недостающих членов провести… А князь со своими людьми на следующее утро уехал в Озерск, все так же оставив в замке Петра за главного. По городу пошла новая волна слухов, теперь уже правдивых, как ни странно, в которой сведения от русских войск (народ из наревского полка в пивных да на постое у хозяев не молчал, конечно) смешивались со сведениями от бургомистра и магистрата. Ну, и кумушки обсуждали, какой красавчик фюрст, особенно в новой одежде, да какая обаятельная улыбка у господина Петера, что в замке нынче главный, да оба неженаты… У мастера Лео прибавилось посетителей и заказов… Начали возвращаться и те горожане, которые решили покинуть город на всякий случай, и им, по возвращении, рассказывали все эти слухи уже вообще в эпическом варианте. Были эти сплетни не особо конкретными, но в целом – благожелательными и оптимистичными, и город стал забывать и те страшные ночи, и пожары, и погибших тогда людей… А еще – совершенно незамеченной для всех прошла (как и планировалось) отправка на попутном корабле до Любека двоих – Грека и еще одного из людей Петра, знавшего южные языки, которые тихо просочились в город еще за пару дней до второго приезда князя, переночевали где-то в тайниках у Торгаша, да и уплыли. Князь решил, что все же пора отправлять давно написанные ими от имени старца послания на юг.

В Озерске все было в порядке, леса по дороге стремительно покрывались зеленью, преображая все окрестные виды, а сильно похудевший и загоревший, но вроде уже отоспавшийся Федор дожидался их в замке. Гридя с Семеном сразу уехали на юг, к засеке, сменить Черного, да Гридя собирался начать со своими… пошаливать, и что там у орденцев происходит, узнать надо было. Ефим засел за фолиант с договором, и заскучавший было Малх взялся ему помогать. Ну, а Федор, дожидаясь Черного (решил он, что в Ревель они поедут вместе – на всякий случай), нашел время заняться старыми задумками, которые вызнал он от старца. Речь шла об инструментах. И если таких топоров, как у Седова, они делать не собирались (железа в нем хватило бы на три типичных топора 16 века), то вот остальное, о чем рассказывал Николай Федорович, Федору хотелось попробовать повторить. Он еще в конце зимы, в метели, показывал как-то старцу местный инструмент, плуги его в первую очередь заинтересовали. Увы, мало чем мог помочь Седов, честно рассказавший, что у них давно пашут тракторами, и все оборудование там сделано под совсем другую мощь (да он и не знает тонкостей). Но кое-что они договорились испытать. А тут и время пришло – после второй схватки у засеки у них добавилось трофеев, и брони, и оружия, и какое-то время спустя все они были все же разобраны – что на починку, что в арсенал, что – сразу кто из бойцов себе поменял… Нашлось там и то, что, по мнению Семена и Гриди (основными экспертами в итоге они были, конечно), только на выкидку. То есть, разумеется, на перековку – железо пока никто не собирался выкидывать, и еще долго не будет, лет четыреста…

В этих бросовых остатках были в основном обломки шлемов, полосовых, не цельных, обрывки кольчуг и тесаки короткого орденского стандарта, но, видать, из самого плохого железа. Федор, после уточнений со старцем, задумал сделать лопату, пилу и косу – сперва по одной, а там видно будет. Сказано – сделано, они пошли к деревенскому кузнецу, и Николай Федорович нарисовал тому прямо на земле, как эти вещи должны выглядеть. Свою лопату он прихватил для примера, остальное пришлось объяснять словами, но они с Федором справились. Ну, и задержались возле кузни почти на полдня, пока кузнец занимался черновой обработкой. Надо сказать, что виденный пока Седовым местный инструмент (кроме того, что весь был поменьше, под рост и руки местных мужиков) не сильно отличался от инструмента будущего в принципе. То, что сейчас называлось ручными пилами, например – было очень похоже на садовые ножовки из будущего, с тонким, слегка изогнутым полотном. Он разглядел это в той мастерской, что нашли они в замке – у ее неизвестного (погибшего при захвате) хозяина был собран неплохой набор инструментов, которыми потом пользовались бойцы отряда для починки своих вещей – умельцы нашлись. Те же орденские знаки там изготавливались, например.

Но были и отличия. Так, у лопат в лучшем случае железом оковывался край штыка (и весило такое весло многовато для Седова даже), кроме ручных пил, большая пила, под бревна (была в замке и такая), представляла из себя сложную лучковую конструкцию, с натягиваемой веревкой, а косили сейчас чем-то похожим на серпы-переростки. Причем в приседе, как он уточнил у Федора, о косьбе стоя тот не знал (и очень заинтересовался, разумеется). Так что надо сказать, что книжно-киношные представления о древности, сложившиеся у Седова, в целом оправдывались – железо было ценностью и дефицитом, и на орудия труда его пускали самый минимум. У тех же плугов железным был сам лемех (размером с треть штыка лопаты, на глаз), да еще какая-то железка для его крепления, остальная конструкция – дерево. У крестьян же, как ему рассказал Федор, были сохи, у которых железным был только насошник – ему показали небольшой клиновидный кусок железа, больше всего похожий на наконечник железнодорожного костыля. А многие и просто крепкое корневище обжигали да приделывали. Федор рассказывал, морщась, что тут, где почвы песчаные, оно еще бы и ничего, но… Он вообще любил вот такие хозяйственные разговоры, а, поскольку Седов искренне интересовался, они много общались на эти темы – и до начала весенних работ, пока Федор сидел в замке, и после, в его короткие приезды…

А вот еще кое-что заметил Николай Федорович, что отличало его сложившиеся на основе книг и фильмов представления об этих веках от реальности. Если режиссеры и писатели, показывая и описывая быт этих веков, обычно изображали постройки мелковатыми и грязноватыми, то на деле – размеры, конечно, люди делали под себя, и ему постоянно приходилось следить за притолоками. А вот внутреннее обустройство тех мест, где люди жили и работали, они все-таки старались делать удобным и даже уютным, ну, по мере возможностей, конечно. Сарайчик, где Никодимыч работал с деревом, торговые ряды во Пскове и комната, где у травницы девки занимались отварами, амбары у Сига, мастерская в замке, которую уже упоминали – все они были устроены и организованы так, чтобы человеку там было работать удобно, чуть ли не как и в 20 веке будет (с поправкой на стекло и электричество, конечно).

Вот и кузница, возле которой они с Федором сегодня торчали. Безусловно, сама кузница была черной и закопченной, но… Руда и уголь были сложены под отдельным навесом в здоровых коробах вполне аккуратно. Утоптанная земля возле них была чисто выметена. Сама кузня, в которую они заглянули, когда кузнец только разжигал горн, тоже была обустроена, как мастеру надо – две наковальни в разных концах, бочки с водой, инструменты под руками в нужных местах – все говорило, что это не времянка, и ее хозяин не криворукий неумеха, а вполне себе приличное заведение хорошего мастера. Да и сам кузнечный сруб был довольно большим. А еще, снова ломая один из шаблонов, высота стен кузни была такой, что Седов спокойно разогнулся в ней во весь рост, только сейчас сообразив, что там, где машут молотами и плавят и куют железо, тесниться и толкаться просто нельзя – это опасно, и образ кузниц как кривых закопченных сарайчиков, продуваемых всеми ветрами – не более, чем художественный вымысел (тратить с трудом поддерживаемую температуру в горне на ветер? Ха-ха!).

Но, как горн начал разгораться, они все же вышли наружу, и кузнец, оставив там шевелиться двоих мальчишек, еще выспрашивал (в основном, у Федора), как надо делать новый заказ. Появился вскоре и Якоб (как они шли по деревне с лопатой и железом – конечно, видели, и его появление для Седова было только вопросом времени), и с огромным интересом включился в разговор. Да Федор и не скрывал, чего хочет, и у них завязалось обсуждение теперь уже и со старостой, впрочем, они трясли старца периодически с тем или иным уточнением. Тем временем кузнец перебрался в кузню, там начали постукивать, и они перешли ближе к дому, где тоже нашелся навес со скамьями. Жена кузнеца вынесла важным гостям взвару, робко поинтересовавшись, мол, может, еще чего надо?… Ее успокоили, что пока ничего, и сидели так, пока кузнец не вынес первое готовое изделие – будущую пилу. По заказу Федора, на нее пустили один из тесаков. Само полотно сделали, конечно, гораздо уже, чем у знакомых Николаю Федоровичу двуручных пил, и короче (он вовремя вспомнил про разницу в росте и длине рук). Он отметил размер зубьев, и кузнец ушел обратно. Однако перестук, продолжившийся в кузне, совсем не походил на вырезание зубьев… Это скоро прояснилось – довольно быстро кузнец вынес лопату. Была она потолще, чем привезенная Седовым из 21 века (кузнец сегодня уважительно щупал сталь, рассматривая образец, и щелкал по ней), поменьше – где-то на треть, и более угловатой – ну да, ковка, это не штамповка… Но, в общем, и лопата была признана годной, и тоже отдана обратно – под доводку и заточку.

На этом Федор, распрощавшись с кузнецом и старостой, пошел обратно, и Николай Федорович последовал за ним.

–Пускай доводят, это уже без нас – пояснил Федор – да косу начнет делать, там работы побольше.

Действительно, Седов (у которого в коттедже старенькая коса была – он ей забор с улицы обкашивал) довольно подробно смог вспомнить, как там что. И загиб острия, и ребро жесткости, и кольцо под рукоять, и закалку лезвия, под отбивку. Но кузнец, хоть и на смешанном русско-германском с ними разговаривавший, по рисунку все вроде понял… Да, как заметил сегодня сам Федор, за это время народ в Озерске (а тем более, в замке) довольно шустро начал по-русски говорить, кто не умел. Ну да, все поняли, что новые хозяева – надолго, да и столько носителей языка постоянно в замке, тренируйся с полным погружением, как коучи будут в 21 веке советовать… Конечно, все это было пока на самом начальном, бытовом уровне, да и произношение… Особенно забавно, с акцентом, получалось у чудинок. Они вполне освоились, хоть и передвигаться по замку предпочитали тишком и молчком пока что, но уже парочки из бойца и кого-нибудь из прислуги Николаю Федоровичу приходилось замечать – природа брала свое, да и весна… Вот и они с Миланой, после его возвращения из Ревеля, гм… Особенно когда он, по ее настоятельной просьбе, переоделся в новый костюм…

До вечера Седов еще сходил к Ефиму, сидевшему нынче у себя в комнате, попродирался через древнегерманский язык договора Ордена с Ревелем. Шло тяжело, но зато он смог подсказать Ефиму сперва отдельно выписать из договора и множества дополнений права и обязанности сторон – такого в договорной практике 16 века и ранее еще не было – а потом собрать их заново, убрав повторы, архаизмы и ненужные им вещи. А вот цветистость оборотов, вспомнив речи бургомистра, предложил оставить (Ефим хотел подсократить) – им это ничего не будет стоить, а горожанам важность их потешит. Некоторые решения по документу, безусловно, будут оставаться за князем, но фронт работ у Ефима появился, и он занялся выпиской. Сам князь вечером, на привычных посиделках, еще раз подвел итоги поездки, отметив, что север, считай, все, и на очереди у них – Хапсал, тут будут они аж третьими после купцов псковских и полка наревского, но людей своих туда пошлют, конечно, и Серьгу с ракетами – обязательно. А еще князь попросил Федора рассказать, чем закончился его… заезд на много седмиц, скажем так, по их теперь землям, и как там что вообще – им с них теперь кормиться.

Федор взялся рассказывать с удовольствием. Сразу было видно, что занимался человек любимым делом. Но лишнего разводить не стал, и, хоть и сидел, обложившись теми самыми листами, по которым они перепись проводили, говорил коротко. Пока он рассказывал, Николай Федорович, пересев, глянул пару листов – к их описаниям и схемам пахотных земель возле деревень добавились заметки Федора – что за земля, что сажают, какие семена и еще что-то, короткое, ему только и понятное пока что. Напомнили эти листы Седову кадастровые планы участков из его времени – со схемой участка, непонятными надписями, сокращениями, аббревиатурами всякими… Но Федор все помнил, и говорил, на каждый лист только глянув. Пока оставил он с посевами почти все, как у ордена было заведено (но сразу отметил, что уже на будущий год, бог даст, есть, что поменять). Кое-где пришлось семян подкинуть, да лошадок между бывшими орденскими усадьбами перетасовать, с верховыми у них проблем не было, а вот под пахоту пришлось кое-что добавить. Самый же важный вопрос – распределение земель и добавка к крестьянским наделам – на этот год тоже был решен половинчато. Федор от имени князя обещал «обратную десятину», то есть обещал, что с бывших орденских земель десятая часть урожая, как плата за работу, пойдет (через старост) тем селам, которые эту землю и обрабатывать нынче будут. Князь это, разумеется, согласовал заранее, да еще они не забывали напоминать, что это год у них – вообще без налогов, оброков и иных податей. В деревнях, по словам Федора, восприняли это с недоверием (своя-то земля, оно того, получше), но за зиму – подкармливание бедноты, рассказы вернувшихся ополченцев и иные слухи про их отряд (а то и своими глазами виденные действия) – все же начали формировать позитивное мнение про них, говоря словами 21 века. Так что проблем он не ожидал, какой год по погоде бог даст – будет видно к урожаю, ну, и военные действия как пойдут, конечно… И в конце сказал, что завтра вот они еще глянут, что там получится насчет инструмента у кузнеца, по подсказкам старче, потому как на те же косы у него надежда большая, и если хорошо выйдет – будет он еще трясти с Семена орденских тесаков, которыми и так комната забита у них (он, как эконом замка, знал, о чем говорил, конечно).

Пришлось рассказывать и про инструменты, и на следующий день, когда из Озерска прислали мальчишку – кузнец просил заглянуть – к кузнице пошло человек пять. Кузнец не особо смутился такому количеству посетителей, да с самим князем – мужик был крепкий, и при орденцах нагляделся, похоже, всякого – и выставил им сперва лопату (уже на черенке) и пилу (тоже с рукоятями). Первым – после Федора, который выступал заказчиком – инструменты взял Седов. К лопате (к лопатке – так и хотелось ее назвать, поскольку была она уменьшенной, по заказу-то) у него вопросов не возникло. И изгиб штыка, и работающий как ребро жесткости желоб (правда, не округлый, а треугольный) – все было. Седов решил копнуть и спросил у хозяина насчет огорода. Тот все же удивился, но за соседний плетень отвел. Земля, действительно, была тут у них легкой, несколько с белесым оттенком… Особо Николай Федорович не налегал (и высота черенка была не для него), но вышло вроде неплохо, только перегружать ее не надо, как его стальную – о чем он и сказал. Ну, тут желающих проверить и сравнить – свою лопату он сегодня тоже взял – оказалось достаточно, и кузнецу вскопали сколько-то земли обеими лопатами… Он быстро снова принял невозмутимый вид, но что-то такое в глазах у него мелькнуло…

Ну, а народ, наигравшись с лопатами, перешел к пиле. Вот тут Седов, проверив заточку зубьев и насадку рукоятей, все же замечание высказал, и они с кузнецом, найдя у того в запасах подходящую железку (там надо-то было – кусочек металла со щелью, чтобы зубья в стороны разгибать), довольно быстро оформили развод зубцов – старче на нескольких показал, а дальше кузнец быстро добил остальные. И вот пилу он уже захотел опробовать сам. Как оказалось, были у него и дрова сложены аккуратно, поодаль от кузницы (видать, от случайной искры), и они со старцем, кое-как пристроив один стволик на двух других, его пильнули на несколько чурбаков. Тут Николаю Федоровичу пришлось пояснять, что надо без рывков, оттяжки вниз и не толкая назад, а лишь придерживая, но – сила есть, ума не надо, и уже второй чурбак у них шел под знакомую каждому ровную песню ручной пилы «вззы-вззззы». Неудобно было – и рост разный, и козел нет – но справились, и тут уже все захотели опробовать теперь и пилу.

Здоровые, сытые мужики… Надолго ли им те дрова, кто понимает? Даже Якоб (конечно, опять появившийся в скором времени после их прихода) захотел поучаствовать. Пока запыхавшимся от выпуска дури жена кузнеца снова приносила взвар, сам кузнец и Седов обсуждали косу. Та пока была не закончена, тоже выглядела маленькой для Николая Федоровича, но что уж теперь, и он (на примере черенка лопаты) показал кузнецу, какой у нее хват должен быть, и какой у кольца-держалки загиб делать, чтоб лезвие параллельно земле шло. Тот запоминал – особых сложностей там не было, а тут и Федор запыхавшийся подошел, посмотрел, и остальные. В общем, договорились еще на две пилы, лопатку, а насчет косы – Федор таки хотел дождаться травы, уже зная, по его словам, где поблизости от замка хорошие заливные места, там опробовать, и после того заказать, может, больше. Надо сказать, что это для Седова она выглядела несколько игрушечной – народ посматривал на хищное железо с острым, чуть изогнутым клювом, как-то даже с опаской.

Договорились, и Федор пошел в замок грабить свою же оружейку, а народ – обсуждать, куда и как лучше такие новинки применять, и заодно интересуясь у старца – нет ли у него еще чего-нибудь эдакого?… Эдакого сколько угодно – отвечал Седов – но… на все железо надо, и все больше такое, мирное… Набор для печек, например – колосники всякие, заслонки… Чугунки… Это особо не привлекло слушателей, и в качестве пробы для пилы выбрали (еще до башни дойти не успели) их первые засеки, что на дороге к Везенбергу – пора было их разбирать и устанавливать нормальное сообщение и с этой частью своих земель. Так сказал князь, и спорить никто не стал. Вообще, князь лопату не брал в руки, а вот пилу опробовал, вроде понравилось. И рассказ старца про иное «мирное железо» он тоже внимательно слушал. На следующий день в замок вернулся Черный, которого сменили на заставе Семен и Гридя, послушал новости, рассказал, что у засеки все тихо, и они уехали с Федором в Ревель. А коса, доведенная до ума кузнецом, осталась дожидаться первой травы.

***

Так уж сложилось после на Руси, что многое из того, что пришло с земель бывшего Ливонского ордена, так «ливонским» и называли. Или «орденским». Объяснение тому было – и привычка, и… не желали особо и правители в Москве, и те же священники, к примеру, называть полное название – Красного знамени – уж больно оно было… опасным. Так могли и вопросы последовать – что за знамя, да в честь чего красное, с какой такой крови… Да и про князя Рязанского вспоминать… Потом это сгладилось, но привычка сложилась уже у всех, так что и земля эта для русских была Ливонией, и люди – ливонцами (ну, или «новыми ливонцами»), и штуки всякие – ливонскими, как то же рассечение.

Конечно, это не касалось официальных визитов и документов – там и Орден новый правильно именовался, и должности его руководства… Хотя и тут был один любопытный момент. В Рязани, где как раз весной 1521 года боярам огласили грамоту князя Ивана (с приличествующим случаю письменным сопровождением от князя Василия и… предварительной работой с верхушкой княжества, конечно), прочтена она была так, что князь Иван называл князя Василия «правителем» Рязанского княжества. А написано в его грамоте было «управителем». Нюанс, но в них, как известно, есть разница – первый термин отдавал власть в княжестве без вопросов, второй – скорее, назначал временного управляющего… При жизни обоих князей, впрочем, это никак не всплывало, да и многие годы после их смерти тоже. Лет через триста, когда уже были бездельники, то есть историки, кому дело было в старых грамотах копаться, нашлось это, но, правда, тоже особого шума не вызвало. Напишут, пожалуй, потом несколько диссертаций на эту тему, да и все…

А вот косы такие, как сделал тогда озерский кузнец, так и назывались по всей Руси «ливонками». И даже когда в 18 веке, то есть лет через 200 после описываемых событий, началось массовое освоение южно-русских земель, с их глубокими черноземами, и для них потребовались другие инструменты, начиная от плугов и упряжи и до тех самых кос – именно такого вида коса осталась в северных и части центральных районов европейской части России основной. Правда, это облегчило тем же будущим историкам работу, поскольку тут с вариантами происхождения (как у той же литовки) проблем не возникало. А Федор уже в июне, после пробы, заказал целый десяток таких кос, стандарта «один орденский тесак – одна коса», но это уже другая история.

11

Разумеется, Гридя с Семеном уехали на юг не вдвоем, а с бойцами. Но по дорогам местным, хоть и подсохшим уже, больше, чем по двое в ряд мало где можно было передвигаться (особенно в лесной части), ну, и понятие субординации уже было, хоть и слова такого еще не было. Так что друзья ехали рядом, а воины – на некотором отдалении. Особой необходимости спешить не было, ехали шагом, так что вполне можно было вести негромкий разговор между собой. А тему в этот раз задал Семен, и была она из числа давненько не обсуждаемых ими:

–Скажи, Гридя, а вот если бы у нас, ну, на Руси город надо было бы захватить – ты бы смог? Я все про Ревель думаю – пояснил он на вопросительный взгляд друга.

Гридя задумался надолго, Семен его не торопил.

–У нас… другое – начал тот отвечать, подбирая слова – везде князья, с дружинами да… своими людьми, что вроде меня. Тут, в этих вольных городах, что по Любеку или Магдебургу ровняются, оно выходит… как у нас раньше было! – сообразил он – призвали князя на защиту, а не понравился, так прогнали и призвали другого. Ливонцы, конечно – он усмехнулся – не дали бы никого иного позвать, раньше… Ну, а тут, на море – в городах давно главными торговцы… В Новгороде и Пскове, считай, так же было. Купцы все в руках держали. А тут еще надо понимать, что купцы-то не свои, а Ганза.

И, видя, что друг все так же вопросительно смотрит, закончил:

–Точно так же – у нас не вышло бы. Хоть и подкупали городскую верхушку, слышал я, и ворота открывали, и… иное разное бывало, но без большой крови не обходилось, ну, если полюбовно о сдаче не договаривались.

–А вот, насчет крови – Семен, кивнув, сразу задал второй вопрос – сколько наших, ты не прикидывал? Сперва один, это когда зимой Петр туда ездил, потом трое…

–Четверо – поправил его Гридя – из людей Торгаша, что он привел… ну, которые в замке сейчас… тоже погиб один – в их ночном деле. А ты к чему все это?

–Да я с полковником поговорил этим, наревским. У них, как они с Нарвы вышли, еще десятка погибших нет. Он говорит, и сам две службы отстоял в церкви, той, православной, в их слободе, и сотники его, да из бойцов кто соображает – тоже… Никогда не было такого…

Теперь Гридя посмотрел на друга, прищурив свои и без того узковатые глаза:

–Что?…

–Да то! Озерск – трое погибших. Ревель – четверо, и целая крепость, и сам город, считай, тоже… У наревцев сама Нарва! И дальше, одним полком – уже сколько прошли – как по маслу…

–Ты опять о… том – Гридя сообразил не сразу, но догадался, чего там.

–Да! Я недавно понял, может, так оно и раньше было, когда… ну… с небес помогали? В церковных-то писаниях иное рассказывают, там, Богоматерь на облаках, или глас ангельский, перед битвой появлялись… Так, может, как старче говорит, то позже… ну… дописывали… А на деле, может, просто… удавалось людям то, что иначе не вышло бы никак… Тут трое погибших, в Ревеле четверо…

–Не так ты считаешь – после паузы ответил Гридя – Озерск, ладно. Но Ревель… сперва мы их комтура перехватили, так? Да не одного, а с ближними! И везенбергских, кстати, и наревского… так?

–Так – согласился Семен.

–А после, когда на перекрестке мы с ними столкнулись?… Нам потом рассказали, что это самые сильные бойцы были, из тех орденцев, что в ревельской крепости сидели! Два десятка почти!

–Забыл, слушай – повинился Семен перед другом.

–И то не все еще! – Гридя не останавливался – и Везенберг наши зимой палили, были там погибшие, а еще – как с Нарвы орденцы побежали, которые успели, так и с других мест с ними кое-кто, кто трусливей или умней, тоже на полдень по побережью подались…

–Так что так – трое да четверо – подытожил он – да не так, а вся зима, все стычки по лесам, Нарва, что ракетами сожжена!… Но повезло, конечно – добавил он в конце немного не в тему, сбавив тон.

–Как так?…

–Вот сколько ополчения мог Ревель выставить, ты прикидывал?

–Стражи там полусотня – начал отвечать Семен – а народу… тысяч пять живет, мастера есть разные, по железу тоже, по дереву, портовые, опять же… Сотен пять точно, с мальчишками если – стрелы там подносить – подытожил он.

–Пять сотен, стража, орденцы, пушки в крепости, арсенал города, арсенал орденцев, башни, стена… не готовая, но завалами завалить проезды… и сколько бы там четыре сотни нарвские стояли? Без пушек? Ну, пусть ракет бы мы им дали из своих, а там немного уже осталось?

Семен смотрел с вопросом.

–Сжечь посады бы смогли – пояснил друг – и все, пожалуй. Повезло, что Торгаш этот нашелся, да людей нашел, да на ван Баарена вышли, и тот согласился… в свою пользу обернуть. Ну, и… ночью той сделали чисто, это да.

–Это так – согласился Семен после очередной паузы – но… ганзеец этот, говорили, согласился на… все, только после рассказа старца о… будущих временах, да Торгаш-то…

Теперь с вопросом посмотрел Гридя.

–Так ведь с того света его, считай, вытащили, помнишь, как привезли его в замок, еле живого уже?… Те снадобья старца, да и сам он тогда руку приложил…

А вот с такой стороны Гридя явно на ситуацию не смотрел.

–Ну, еще Грек есть, он тоже… Так-то, если с того начать, что мы без старца тут и не оказались бы, оно конечно… – протянул он через некоторое время – но я тебя понял…

–У тебя, кстати, ничего не было… такого… когда в лесу бились? Ну, возле засеки в этот раз? – поинтересовался Семен еще через некоторое время.

–Нет, а у тебя? – с любопытством глянул Гридя.

–Тоже нет. Да я, считай, в этот раз из-за второй загородки, ледяной, и не выходил – все по задумкам вышло, вот и не пришлось, ну…

Друзья обменялись кивками – действительно, во второй раз у засеки все вышло по их задумкам, и были они именно уже не старца, а их самих. Хотя, кое-что там было из рассказов старца, да…

–То мы все отбивались – буркнул совсем негромко Гридя – а скоро, похоже, надо будет вперед идти, вот там другое будет. Выясню только, что там, у орденцев…

И на эту тему сегодня они больше уже не заговаривали. Добравшись на следующий день до засеки, они рассказали Черному и бойцам новости, отправили десятника в замок, Семен остался главным, а Гридя, отобрав тройку своих, стал готовиться к долгой, на несколько дней, вылазке в сторону Феллина, на занятые ливонцами земли.

…У магистра Ливонского ордена Вальтера фон Плеттенберга было сегодня плохое настроение, неясные, но нехорошие предчувствия, да и здоровье что-то стало пошаливать. А ведь каких-то три месяца назад все было… ну, не то, чтобы радужно и безоблачно, но и на зимнем капитуле, и какое-то время после него ему казалось, что год, слава господу, начался вполне неплохо. И вот – его протеже, Генрих фон Галлен, кастелян Феллина (и – по факту – уже достойно показавший себя полновластный хозяин в этом старинном, хоть и утратившем ныне свой статус, замке), вслед за сообщением о поимке так досаждавшей всю зиму в тех местах банды шлет сначала весть о… пропаже сразу четырех комтуров северных земель, а после… не вполне точные, но – как позже выяснилось – оказавшиеся достоверными сведения о гибели их отряда и возникновении в самой сердцевине орденских земель неких… уже не бандитов, а самых настоящих захватчиков, неведомыми путями (и неизвестным числом) прошедших туда с русских земель. Магистр поверил Генриху еще с первой его грамоты, еще когда тот не был ни в чем уверен, но уже выражал опасения – не такой был фон Галлен человек, чтобы в таком деле преувеличивать. Поэтому, после выяснения подробностей и сообщения о примерной численности… лазутчиков, фон Плеттенберг выдал Генриху грамоту, передающую ему полномочия даже с некоторым запасом – магистр знал, что тот не станет как-то обращать их к своей выгоде, а первым делом приложит все силы для исполнения порученного ему. Ну, и со своей стороны фон Плеттенберг направил эти же сведения епископам – Рижскому, Дерптскому и Эзельскому. Курляндцам не стал, от них все это было слишком далеко.