Kitabı oku: «Скучный попаданец, или 500 лет назад», sayfa 7

–Ну, давайте – сказал Никодимыч, берясь за веники – кто первый?..

Первым пошел Федор, как выяснилось, большой любитель бани. Был от души нахлестан и отправлен в предбанник. Прилег на полок Ефим, но у него был синим правый бок, и его Никодимыч почти не парил.

–Давай, что ли, теперь я тебя попарю – предложил Седов, когда и Ефима отправили отдыхать.

Никодим удивился, но прилег на полок. Николай Федорович еще самую чуточку поддал на камни, и взялся за два малых березовых веничка, которые он присмотрел сразу. Были, кстати, еще и дубовые, как раз дубовым орудовал Никодимыч. Парить сразу двумя вениками, да еще на хорошем пару – особое искусство, но Седов им владел, и поэтому они с хозяином дома вывалились в предбанник оба красные и распаренные.

–Ох, хорошо! Удивил ты меня, Николай, признаться, не ожидал я… – упав на лавку и вытираясь, сказал Никодим.

–Вот одно из отличий русских людей, это баня. Было и будет – тоже вытираясь, сказал Седов. Ни у кого больше нет, у финнов и прочих скандинавов разве что сауна, и все. Ну, турецкий хамам и считать нельзя. Пар влажный и сидишь на нагретом камне.

Пока сидели, он еще кое-что рассказал о банях мира, а минут через десять пошли на второй заход. В этот раз пар поддавали раза три, тут уж Никодим отпарил Седова. Федор и сам парился, и других парил. Ефим решил только отогреваться, бок чувствовался. Тут пришлось уже и по ковшичку холодной воды на себя опрокинуть. После второго захода Никодимыч достал кувшин типа вчерашнего и чашки и разлил по чуть-чуть попробовать. Это тоже оказалась медовуха, но свежая, еще чуть ли не пображивающая. Первая чашка ушла как вода в песок. Разлили по второй.

–А что, Никодим – спросил Седов – пчелок сам держишь, или покупаешь мед-то?…

–Бортничаем помаленьку с Егоршей – ответил тот – лес-то у нас в ту сторону в болота переходит, да ты сам знаешь. А по краю, вдоль полей, в сухом лесу есть пчелки. Немного, но нам на троих хватает.

–А что ульи не заведешь? Или у вас их еще не знают?

–Про ульи не слышал – пожал плечами Никодимыч.

–Дело простое. Ящик, с крышкой, полметра на полметра, ну, вот такой где-то. В передней стенке две дырки, с досочками перед ними, это летки. А внутрь ставишь рамки, в два пальца шириной и между ними тоже пару пальцев, и ставишь плошку с сиропом на меду. Как вылетевший рой где приметишь, лови его хоть в корзину, да выпускай в такой улей. Пчелки на сироп вылетят, да там и поселятся, на этих рамках соты свои строить будут да пыльцу носить. А ты через время крышку снимай да посматривай. Как рамка заполнится, достал ее, соты срезал да обратно поставил. Ну, на развод оставляй, понятно. А на зиму, как пчелы уснут, эти ульи в теплый погреб ставят, только сухой, чтоб не загнило. Ну, открывать-доставать в рукавицах да с дымарями надо, это понятно. Дымари-то у вас есть?

–Есть дымари, как не быть. А что же, пчелы не побоятся в таком улье жить?

–А чего им бояться? Такое же дерево, летки удобные да сироп. У нас эти ульи даже красят, но только красками на водных основах. А удобно, считай, не то что лазить никуда не надо – они у тебя на огороде стоят, весной вынес, к зиме унес, мед под боком. Ну, шума они не любят, да еще медведи могут повадиться.

–Да какой тут шум, сам же видел. А медведиков у нас тоже нету, через лес сырой да болота не ходят они, а по сю сторону полоса сухого леса небольшая. Волки, лисы, это есть, бобров в болотах полно, а медведей нет.

–Ну, вот я тебе после бани нарисую, посмотришь. Простая вещь, на самом деле.

Заинтересовался ульями и Федор. Про то, как от бортей придумали переносные колоды, а потом ульи, Седов рассказывал, пока зашли на третий заход и отпотевали. Потом снова парились, первым, хоть и с сожалением, ушел Ефим, а оставшаяся тройка дорвалась – поддавали раза четыре и вылезли в предбанник совсем ошалелыми. Разлили еще медовухи. Тут в баню сунулся вернувшийся с вышки Егор – все тихо, спокойно, дымов не видать, отрядов конных тоже. Гридя пока не возвращался. Сполоснувшись последний раз, решили заканчивать.

–А что за одежа у тебя, Николай? – спросил Никодим, глядя на одевающегося Седова.

–Вот это нательное, типа как у вас, только теплее и пот отводит. А остальное – обычная верхняя, для повседневной носки. Ткани в основном искусственные.

–Я к тому, что росту мы с тобой одного, а ты же к нам без всего попал. Может, из моего тебе на сменку что подобрать? Уж не побрезгуй.

–А ты знаешь… – Седов задумался – сейчас, пожалуй, нет, я же во всем чистом был… а вообще… когда князь решит, что дальше… тогда, пожалуй, не откажусь! Спасибо!

Тем временем, проводив народ в баню, в горнице сидели и рассматривали атлас князь с Семеном.

–Что скажешь, друже? – негромко спросил князь.

–Да что говорить, княже… еще вчера, в машине этой, стало ясно, что не врет он. Пятьдесят верст в час едем, а не трясет даже! И стекла такие, и эти все… приборы…

–А кресла?…

–Да! Я слышал, у султана есть такое ложе, с мягкой спинкой. Диван называется. Вот и мы как на этом диване…

–Разложил он нас на этом диване. Как с Москвой-то все обсказал…

–Но… ведь так оно и выходит?…

–То-то и вышло… Ты знаешь, мне… обидно… Не за себя даже, а вот, княжество… Было мое, и ведь не спорит никто… А тут как-то – раз, и все…

–Мы с тобой, княже!

–На то и надеюсь – прогнал хмарь с лица князь и улыбнулся – а давай еще раз глянем – и оба склонились над атласом, раскрыв карту России.

–Нет, все равно не верится. Как представлю, это сколько ж досюда, вот, например?…

–Он говорил, до края два года, если ледоход и ледостав на месте сидеть, а так – верхом, реками и на санях…

–Тут до Казани-то… вот она… ого-го…

–А меня, знаешь, резануло: вернейшими говорит народами станут, татары-то…

–Ага… а я ведь слыхал про башкирцев, такие же, мелкие легкие конники, как татары, только вроде совсем дикие…

–Вот… Уральские горы…

–Большие, до самого северного моря…

–Гора из чистого железа… не приврал ли…

–Да даже приврал если… о! Ма-гни-то-горск!

–И правда, город… не приврал…

–Дальше вот… Сибирь…

–Три раза по столько, сколько до Урала этого от нас? Или четыре?

–Слушай, а я вот не понял… Он говорил, небольшими ватагами казаков и стрельцов тут проходили и под себя забирали… Что ж тут, не жил никто? Это на таком-то куске земли?

–Говорил, что то век тянулось, или два. Давай, уточним. Тут вот и лес, судя по цвету, и степи, всяко жить должны люди.

–Да, надо бы уточнить…

–А вот кстати, я еще углядел, где про сто тысяч… вот – год издания 1998… да тут много еще чего понаписано…

–Понапечатано…

–Да… все грамотные… девять лет и университеты… в европах есть сейчас то ли три, то ли четыре университета…

–Когда ж они пахать-то успевают?… И кто у них воюет, если по десять лет учиться?…

–Спросим… да вроде он и сам о том хотел говорить…

Тянулся неспешный разговор, листались страницы, шло время. Пришел мытый Ефим, немного скривившись на пострадавший бок, решил прилечь отдохнуть. Прибежал Егор, доложился, что с вышки опасного ничего не видно, а еще он заглянул в баню, они там скоро выходят. Спустя небольшое время появился и Гридя, сказав, что прошел вдоль дороги подальше, тихо, никого нет и не было. А тут уже и снова захлопали двери, пришли из бани Седов и Никодимыч, Федор еще немного задержался после четвертого захода. Князь с Семеном и Гридей пошли в баню сразу, Егор – немного погодя. Тут вернулся и Федор. Красные и разомлевшие помывшиеся, получив от уходящих «С легким паром!», решили отдохнуть и расползлись по комнатам прилечь. А из кухонного закутка неслышно выскользнула невысокая фигурка и склонилась над оставленными на столе атласом, блокнотом и календариком.

Седов прилег в выделенной ему комнатке и даже вздремнул. Но спал недолго и проснулся почти сразу, судя по тому, что в окошко еще вовсю проникал солнечный свет. В доме было тихо, только похрапывал кто-то за перегородкой, да раздавался еще один звук. Прислушавшись, Николай Федорович определил его как бульканье чего-то кипящего, причем сильно. Встав и сунув ноги в кроссовки, Седов вышел из своей комнатки, прошел мимо кухни (там почему-то никого не было, а бульканье действительно было громким), из которой доносился запах куриного бульона, и вышел в горницу. У края стола сидела Машка. Она переводила взгляд с раскрытого атласа на календарик и обратно, и видно было, что она сейчас не здесь, а в своих мечтах, и мечты эти самого волшебного свойства.

–Маша – негромко, чтоб не спугнуть ребенка, сказал Седов – что-то там у тебя похлебка громковато булькает.

Судя по поднятым на него затуманившимся глазам, там могло булькать все, что угодно. Но спустя несколько секунд взгляд стал осмысленным, раздалось негромкое «ой», и Машка скользнула на кухню. Просмеявшись в бороду, Николай Федорович через минуту тоже заглянул на кухню и сказал:

–Маша, ты тут как освободишься, выходи, я тебе расскажу про те картинки.

Та неуверенно, но кивнула. На негромкий разговор из глубины дома вышел отдохнувший Ефим и взглянул на Седова с явно читаемым вопросом в глазах.

–Если хочешь, и ты присаживайся. Мне не трудно повторить.

Минуты через три звуки кухонной деятельности прекратились, запах куриного бульона дополнился ароматом приправ, и Машка несмело выглянула в проход, после чего все же подошла и присела к краю стола. Пересев под ближайшее окошко, Седов еще раз рассказал про храм Василия Блаженного, про взятие Казани, показал Казань и Москву на карте, прошелся по будущим границам России. Нашел лист с Рязанью, показал и ее, и озеро, на берегу которого они находились. Маша больше молчала, но была в полном восторге, Ефим задавал вопросы. Больше всего вопросов, разных – наивных и не очень, было по карте мира.

Седов отвечал, стараясь не ржать и объяснять наиболее простыми словами.

–А скажи, старче, где тебе самому довелось побывать?

–Ну, по России много где. Одно время по моей… работе мне приходилось много ездить по разным городам. Вот тут был, самое дальнее, на берегу океана. В Сибири в двух местах был, здесь и здесь. А так, в основном вот в этой части – тут, тут… вот к югу, тут и тут еще. А если про другие страны говорить, то бывал я в Испании, вот тут, и в Египте, здесь примерно.

–И как там?! Ну, в других странах?!!

–Тут видишь, какое дело, Ефим… Был я там на отдыхе – теплое море, пляжи, фрукты заморские. У нас поговорка есть, про туризм и эмиграцию, смысл такой, что, чтобы узнать страну, надо в ней жить долго, а не на короткое время приехать. А так, там все не как у нас. Морозов не бывает, и дома строят хоть и из камня в основном, но с тонкими стенами. Наоборот, постоянно жара, так окна и двери делают большими, чтоб продувало, и днем, когда самый солнцепек, сидят в тени. Море рядом, так все больше людей с морем связано, или рыбу ловят, или в портах, где корабли пристают, работают. Сами загорелые, да и от природы смуглые. У испанцев и итальянцев волосы в основном вьющиеся, да еще такие черные, что аж сизым отдают, непривычно. А так люди веселые, шумные, выпить любят. У них там очень хорошо растет виноград, так у них вино основной напиток и есть. Даже воду с ним разводят и пьют. А вот в Египте, там еще по другому. Там у них вообще пустыня в основном – мертвые пески, народ живет вдоль Нила, это у них великая река, вот она, вдоль побережья морей да еще кое-где, где мелкие реки и оазисы есть. Сами они еще смуглее, чем испанцы. Строят больше из глины да тростника. А ездят все к ним не только на море, но еще и на пирамиды посмотреть. Со старых времен, считают по разному, кто две, кто все четыре тысячи лет назад, стоят у них в пустыне пирамиды – огромные, несколько сот саженей, из здоровых каменных блоков, как небольшие горы. Пирамиды эти – бывшие погребальницы их правителей, фараонов. Строились они чуть не десятки лет, вырубали эти блоки далеко в скалах, да на себе таскали и складывали. Загадок и тайн много с ними связывают, вот и ездят со всего света на них посмотреть.

Тем временем в бане тоже велись разговоры. Теперь уже на правах хозяина был Егор, он и поддавал, и парил. Правда, князь совершенно не парился, только сидел, отпотевал, а когда народ собирался поддавать пару – выходил в предбанник. Повязка намокла, но нога не беспокоила. Сперва особо не разговаривали, потом, когда воздали должное медовухе, Гридя вышел в предбанник вместе с князем, оставив Семена и Егора хлестать друг друга вениками.

–Княже, тут такое дело… Я тут, и вчера, и сегодня, пока по лесу хожу, еще раз передумал все… ну, про побег наш…

Князь поморщился, но раз Гридя начал – значит, имеет что сказать.

–Что-то еще вспомнил? Или что?…

–Да нет… Тут такое дело… Не сходится что-то!

–Что?!

–Как старец в машине своей все выложил, у меня будто пелена с глаз спала. Ведь почти все же было на виду! Но потом успокоился я, и решил еще раз все обдумать, как нас учили. А сегодня утром, да пока по лесу ходил, еще раз прикинул. И выходит у меня, что старец все верно обсказал, но только до засады.

–А потом что же?

–А потом или что-то пошло не так, или другая задумка была. Вот смотри, что стоило еще хотя бы двух лучников со стороны полей запрятать?… Так у нас те, кто слева ехал, успели доскакать да срубить двоих, если тебя считать, а так – и их коней бы сразу выбили, и все. А еще мы могли вообще сразу свернуть налево, в поля, и уйти. А моих двое, которые сзади ехали, в первый заход вообще под обстрел не попали – тут им хоть уходи назад, хоть в рубку вступай, как и вышло.

–И что ты думаешь?

–Сначала я подумал, что старец или не тот, кто говорит, или с ними как-то связан.

–Ну, нееет…

–Эту мысль я быстро откинул тоже. Хоть и вроде как ждал он нас через три версты с того места, но это ж надо было знать, что мы именно вперед пойдем, да именно там свернем в лес.

Да и был он, когда с нами встретился, такой же пришибленный да огорошенный, ты-то не помнишь, а я разглядел. Ну, и чудеса эти его…

Тут в предбанник ввалились распаренные Семен и Егор, и разговор пришлось прервать. Но князь тут же сказал – пойдем, Гридя, погреемся – и они перешли в саму парную.

–После чего – продолжил Гридя – я с другой стороны зашел – если смерть наша, ну, или пропажа в безвестности, в общем, исчезновение, было Москве со всех сторон выгодно и к нему все шло, то кому может быть выгодно, что мы уцелеем в засаде?…

–И кому же? – спросил князь.

–Вот тут-то у меня затык и вышел, княже! Вроде бы никому из тех, кто причастен может быть. Если по крупному брать, татар или Литву с ливонцами, то им выгодней, чтоб ты жив остался, но к ним перебежал. Но, могут ли их люди знать планы князя Московского, да подстроить так, чтоб планы эти нарушить?…

–Ну, знать, допустим, могли…

–А подстроить – нет!

–Хорошо – видно было, что князь увлекся странным вопросом – тогда кто дальше?… Воинов в засады брали частью из Хабаровского полка, частью от предателей – бояр…

–И я в ту же сторону стал думать, княже! Но Хабару, из того, что мы знаем, выгоды никакой в этом деле нет – он и воевода у Москвы знатный, и посадником вот прислан. А выживи князь Рязанский, так и мало ли оно как обернется.

–Так что же, бояре?…

–Выходит, что так, княже. Выходит, что не все, кто Хабару крест на верность Москве целовал, от души это делали. Выходит, что кроме нас еще кто-то за тебя, хотел тебе помочь, но при таком раскладе прямо объявиться не смог, но или людей на засады дал мало, или не тех, которые все дело по итогу и провалили.

–Это, конечно, хорошо – подумав, медленно сказал князь – да только нам с того пока толку мало… да, ты говоришь, что-то тебя беспокоило?

–Да в том-то и дело, княже, что не могли бояре знать, кто в каком месте в засаде стоять будет! А даже и с такой, пусть пока непонятной, но помощью, мы еле выскочили оттуда! А не должны были, да и то, что рана, считай, у тебя только, чего уж там – легкая, не считая моей царапины да морды Семена ободранной, то вообще чудо!

–Я понял тебя – все так же медленно и задумчиво сказал князь – получается, нас вели и до Москвы, и от Москвы, как на крепком поводке, а как до места дошли, так поводок и сняли и сами вроде как отвернулись… А с другой стороны, помощники эти неизвестные, вроде помогли, но так, что чудом не чудом, но непонятно, как и выскочили… да, ты прав… тут что-то не так…

Тем временем князь, моргнув Семену на очередном заходе, попросил Егора позвать Ефима со старцем для перевязки ноги. Егор обтерся и убежал, а Гридя и князь довели свои подозрения до Семена. Тот, как главный по военным действиям, согласился, что засада была не очень, и обещал подумать. Также решили еще раз уточнить у Федора с Ефимом (пока без участия старца и Никодимыча), что там было в Рязани без них, и кто мог из бояр мог в этой неожиданной и какой-то не такой помощи участвовать. Тут в предбанник пришли и Ефим со своей сумкой, и старец со своим крестовым чемоданчиком.

Легко сняв намокший бинт, Седов осмотрел рану. Опухоль с ноги спала, хотя кровоподтек оставался. Сама рана была слегка воспаленная, но без нагноения. В общем, порядок. К такому же выводу пришел и Ефим. Обновив тампон с мазью, ногу перебинтовали по новой и помогли князю одеться. Заодно обновили мазь и повязку не успевшему улизнуть Гриде и намазали царапины Семена клеем. Старые бинты Николай Федорович сунул Ефиму, попросив того выбрать время и прокипятить их вместе с его холстами для перевязки.

Перебравшись в дом, компания разошлась. Те, кто только помылся, захотели отдохнуть, Никодимыч и Егор занялись чем-то по хозяйству, Машка вернулась на кухню и шуршала там, что как бы намекало о скором обеде (или ужине, Седов пока не понял принцип). Ефим все-таки попытался уточнить, что входит в состав лекарств и как их готовить. Но тут Седов его разочаровал, объяснив, что целительство в его время – наверное, одна из самых сложных профессий, учатся на нее дольше всего, и на разные специализации. Людям продают лекарства или по рецептам, которые определяет врач, или самые простые, такие, вот как у него – с подробным описанием, от чего это и как применять. Аптекари-фармацевты, в общем, те, кто придумывает и составляет лекарственные препараты – это вообще отдельная специальность, основанная на химии. Ефим вскинулся было на тему алхимии, но Седов сказал, что научные достижения за 500 лет – это очень большой разговор, и лучше провести его отдельно. Химия же, если кратко, это как раз наука о взаимодействии веществ, только без капли волшбы и философского камня (да, это выдумка, Ефим, но ты не грусти – там открыли многое, что покруче этой волшбы будет).

Все это внимательно слушал не пошедший спать князь, сидевший здесь же. Тут вернулся Никодимыч и попросил нарисовать ему улей. К этому делу подтянулся и выспавшийся Федор. Седов нарисовал им в блокноте схематично улей, с крышкой, летками и рамками. Все согласились, что сложного тут нет ничего, и надо попробовать. Время потихоньку шло, количество света из окошек стало уменьшаться, и Никодимыч, зайдя на кухню, уточнил, что скоро будем накрывать на стол. Николай Федорович решил выйти проветриться и заодно прогуляться до туалета (приличное строение на задах двора ему показали еще утром). Во дворе Егор возился у загородки с собаками. Седов, сочтя случай удобным, подошел посмотреть и, так сказать, познакомиться. С позволения Егора и знака «это свой» дал руку, два носа, черный и коричневатый, внимательно его обнюхали. Породу собак определить было затруднительно. Не лайка, не овчарка, не лохматая, не гладкая, но что-то такое с вытянутой мордой и крупное.

–А как их зовут? – спросил Седов.

–Черный – Хват. А тот – Шарик – ответил Егор.

–А что так? – удивился Седов на Шарика – морды у обоих были совершенно разбойничьи.

–Ну, мы же их щенками брали – немного смутился Егор – Хват игрался, зубами всех хватал. А Шарик спал тогда. Свернулся, как клубок шерсти коричневой, и лежит такой шарик.

Посмеялись.

Посетив то самое дальнее строение, Николай Федорович вернулся в дом, по дороге умывшись у умывальника. Стол тем временем заканчивали накрывать. Все расселись по вчерашним местам. На столе все было примерно как вчера: соленья, копчености, только суп сегодня был куриный с чем-то типа клецек, и были пироги с рыбой. Очень вкусные, очень жирные, но… немного недосоленые на его вкус, как, впрочем, и все остальное. Никодим снова выставил такую же медовуху, были и тосты (здравицы – всплыло из памяти). Первую Никодим все так же поднял за князя, вторую предложили сказать Седову, он выпил за русских людей, которые за пять веков сохранили родственную преемственность. А вот с третьим тостом случилась некоторая неожиданность: его поднял Семен и сказал, что из будущего к ним принесли очень важный и правильный обычай, и хотелось бы его сохранить и выпить за павших. Все выпили, не чокаясь, но уже не так трагично, как вчера, а как-то торжественно, что ли. После еды был уже традиционный взвар с лепешками. Может, Николаю Федоровичу показалось, а может, он уже начал привыкать к необычной обстановке, но сегодня обед-ужин прошел как-то быстрее. Когда Егор с Машкой начали чуть ли не бегом убирать посуду, им даже помогли, а Ефим тем временем аккуратно вынес из другой комнаты прибранные туда атлас с блокнотом. «Да они же хотят продолжения рассказа, причем все» – сообразил Седов. По такому случаю он дошел до куртки и проверил телефон. Переведенный в режим полета, он показывал больше 60% зарядки. На один полный показ должно было хватить.

–Ну что ж – снова открывая атлас, сказал Николай Федорович – сейчас я кратко пройдусь по народам Земли, и покажу, как мы живем… эээ… как будут жить в Москве через пятьсот лет. Всего на Земле живет сейчас около восьми миллиардов человек. Напомню, что тысяча тысяч – это миллион, а тысяча миллионов – это уже миллиард. И из этих восьми два с половиной миллиарда живет вот здесь – полтора в Китае (Хина, чина или чайна, как он у вас называется? Хань? Ну да, они) и миллиард в Индии. Совсем рядом, да? Помните, что я говорил про климат? Вот там как раз тепло, море и по два урожая собирают. Остальной народ распределен по Земле более-менее равномерно. В Европе, кроме нас, 500 миллионов, в Америке миллиард, в Африке больше миллиарда. При этом ученые определили, что есть четыре разные расы – белые, это мы и европейцы, черные, это африканцы (они на самом деле черные, не смуглые, а именно черные или почти черные), желтые, или монголоидные – это вся Азия, а у нас татары, и красные – индейцы, хоть название такое, но это те, кто живет в Америке. Точнее, в северной они жили – я вроде говорил, их мало осталось, а в южной их еще много. Те, кто живет в Индии – индийцы. Так вот, из этих восьми миллиардов выделяют «золотой миллиард», это те люди, которые живут лучше остальных. В некоторых странах почти все население входит в этот миллиард, в некоторых, где различие между богатыми и бедными очень сильное, только богатая часть. Точного определения нет, но если примерно, то у золотого миллиарда всегда есть жилье, и это не развалюхи и не трущобы, всегда есть еда, и она качественная, а не помои, объедки или мусор, всегда есть чистая вода, на память приходит Индия – там в реках вода очень грязная, так как климат теплый, водорослей и всякой живности полно, а еще они в реках хоронят умерших. Принято сжигать и пепел развеивать, но дров не хватает, и часто отправляют в реку так. Представляете, что там плавает?… А вот, вспомнил, еще обогрев. То есть, у богатого, если он живет в северной стране, всегда есть топливо на обогрев. Еще у «золотых» всегда есть нормальная одежда, возможность работать, ну и много других особенностей. Например, если надо, они всегда могут получить медицинскую помощь, то есть лекарскую, и имеют возможность получить образование, ну, учиться разным наукам, причем хоть всю жизнь. Так вот, по этому делению жители России в основном относятся именно к «золотому миллиарду». Европейцы тоже. Африка постоянно воюет и голодает, с водой там тоже проблемы. В Азии и Южной Америке вроде получше, но сказывается большое количество народа – на всех не хватает. Северная Америка тоже в основном «золотая», правда, там расслоение большое.

–Ну, а теперь давайте я вам покажу, как мы там живем. Вот этот прибор (Седов достал телефон) может много чего. Основное его назначение – для связи, ну, разговора, с другими такими же, сейчас это, понятно, не работает. Он показывает время и дату. Он считает цифры очень быстро. На нем можно смотреть карты, как в атласе, а еще на него можно фотографировать, записывать звук и живые картинки. И, конечно, потом их смотреть или слушать, если это музыка. Важный момент – прибор этот, когда все это делает, тратит энергию… эээ… силу. Как объяснить-то. О! Как печка, горит, пока дрова есть! Так вот, тут есть индикатор, в сотых долях, сейчас заполнен на 64 доли, или процента. Когда будет пусто – он отключится, поэтому покажу всем, но прошу надолго не задерживать каждую картинку.

И началось… Николай Федорович примерно представлял, что его ожидает. Но что было делать, если первое же фото Москвы, с домами, дорогой, машинами и людьми ввело всех в восторженное состояние и вызвало шквал вопросов, а дальше все оно только усиливалось?… Яркость и четкость картинок, быстрая смена, возможность увеличить кадр – это было покруче блюда, по которому каталось волшебное яблочко и что-то там показывало. Тысячи, тысячи вопросов задали Седову. Охрипли все, мало не подрались, но в целом он показал и рассказал все, что хотел. Высотные дома и университет, понятие квартир, дороги (тот самый асфальт) и машины, внешний вид людей (Ой, а чего это девки как ходят?.. Простоволосые.. все?! А ноги?!!), торговые центры и магазины, поезда и самолеты (вот тут Ефим и Егор не хотели отдавать телефон), речные трамвайчики на Москве-реке и океанские лайнеры в испанском порту, внутренность обычной квартиры (пришлось извлечь из-за спин Машку и показать ей холодильник, газовую плиту с духовкой, раковину с краном с постоянной холодной и горячей водой, микроволновку и посудомойку), простой поселок на их озере, да-да, вот этом самом, в котором не было домов меньше ста квадратов, причем все – камень, а если дерево-то оцилиндрованные бревна или фигурный брус. С ЖЕЛЕЗНЫМИ крышами и заборами. Количество стекла и хрусталя в домах, количество света на улицах и площадях, откуда берется сам свет (тут пришлось переносить на завтра), количество и разнообразие товаров в торговом центре и простом магазине, количество и разнообразие машин и техники, и масса, масса вопросов, вытекающих из любой фотографии. Вот фонари уличные. Они что, из железа? Из стали?!! а сколько их? Как на всех улицах?!! И все каждый вечер светят?… Всю ночь?!…

С номеров на машинах и домах (и названий улиц) перескочили на документы, Седов показал права и рассказал про паспорта. Идея об учете (и переписи) всего на госуровне была очень благосклонно встречена князем и Федором. Карточка прав с фото ходила по рукам ничуть не меньше, чем календарик с храмом. Портмоне с правами повлекло за собой показ денег, все восприняли с удивлением новость, что,хоть они все еще рубли и копейки – но бумажные. Тут уже в него вцепились и Федор, и князь, как такое возможно. Хотя идея, что государство (а в начале сам государь) гарантируют выплаты, а бумагу такую трудно подделать, была воспринята ими, в общем, с пониманием. Федор вцепился было с уровнем цен практически на все, но ему хватило того, что соль, стекло, одежда из синтетических тканей или вот такая бумага, а также основные вещи из простого железа, типа гвоздей – самые дешевые и продаются в любых объемах буквально за копейки. Потому что делаются массово.

А потом Седов стал показывать видео. И картинки, как говорили в старой рекламе, ожили… Пара-тройка панорам Москвы и бытовых сценок зашла хорошо, но вот парад на 9 мая, техника, самолеты, бессмертный полк и салют… Вот это было уже близко к избыточности, как показалось Николаю Федоровичу, это уже не воспримут или не поймут. Оказалось, он ошибался, и на первый план выдвинулись, потеснив всех, Семен с Никодимычем. Два воина насели по поводу боевых машин (Что, как твоя, только больше и прямо с пушкой едет? А как стреляет? Прямо на ходу?! А что за ракеты такие? На сколько тысяч верст?!!!), ну, а при пролете боевых самолетов и вертолетов снова подтянулись Егор с Ефимом. Пришлось пообещать и про оружие отдельный рассказ.

Ну, а снятие всех присутствующих на фото (с демонстрацией его тут же) и короткого ролика внутри горницы (света хватило, чтобы все узнали себя и избу и прониклись) все-таки переполнило возможный объем новых впечатлений в этот день. Недоверие, затем узнавание собственных лиц, вот так вот просто перенесенных в этот… прибор – эмоции зашкаливали. Часа четыре, наверное, длился рассказ с показом, опять было выпито большое количество взвара, все накричались, наспорились до хрипоты, и уже как-то вяло реагировал на показ календаря, записной книжки, часов и будильника Ефим, на показ навигатора (у Седова были закачаны карты Подмосковья) – Семен, и только Федор с удовольствием моментально делил и перемножал трехзначные (и четырехзначные!) цифры на калькуляторе. На пяти процентах заряда пришлось все-таки отобрать и выключить игрушку, что послужило сигналом для отхода ко сну. В этот раз Николай Федорович, разместившись в той же комнатке на той же шкуре (попросил не менять на перину), лежал и засыпал долго, с улыбкой вспоминая выражения лиц своих невольных попутчиков и товарищей, то ошарашенные, то недоверчивые, то совершенно детские. Во всем доме тем временем стоял негромкий бубнеж, ясно было, что сегодня народ заснет гораздо позже, чем обычно. Конечно, они не все поняли (или не так), даже не все запомнили из того, что он говорил, но в целом это не была игра в одни ворота – с людьми этого века, по крайней мере, с теми, с которыми он пока столкнулся, вполне можно было разговаривать и договариваться. Пока. Даст бог, и дальше все как-нибудь образуется… С этой мыслью Седов и уснул.

6

Проснулся он в этот раз раньше, окошко еще только неярко серело, позволяя, однако, видеть все в комнате. «И действительно – подумал Седов – третий день всего я тут. Причем, если позавчера хоть по грибы успел сходить да на машине проехаться, то вчера, считай, и не делал ничего. Ели, пили, в бане парился да разговоры разговаривал. Чистый курорт.» Пора было как-то перестраиваться на постоянное проживание в 16 веке. «Надо посмотреть, что сейчас на месте моего дома, на всякий случай. Одному ходить не стоит, попрошу… Семена, да. Тем более как раз он и сам интересовался. Если я правильно понимаю, Гридя и Егор сейчас проводят разведку, а вообще, как минимум неделю князю лучше сидеть на месте, пока рана не закроется. Хватит ли у Никодимыча запасов?… Надо бы аккуратно поинтересоваться». В общем, Николай Федорович и раньше серьезно относился к планированию, и по месту работы, и по складу характера. Другое дело, что пока здесь, в этой новой реальности от него и его желаний зависело совершенно мало, если не сказать – совсем ничего. «Для князя и бояр я – источник информации, но, скорее, развлекательного толка, так как по этим временам у меня очень мало конкретики. Для Никодимыча и его ребят – просто источник… чудес, да, чудес. Распространения которых надо будет при уходе отсюда как-то избежать. А уходить отсюда придется, князь ни за что не останется здесь надолго. Хотя что он решит о своем будущем – пока совершенно непонятно». А первым делом Седов решил попросить Никодима все-таки подобрать местную одежду, на случай, если придется резко уходить отсюда, и… найти, чем почистить зубы! Встав и одевшись, он пошел на выход. На кухне Егор еще только растапливал печку, Машки не было видно. Поздоровавшись с ним, Николай Федорович прошел через пустую горницу и вышел в сени. Там у умывальника плескался Ефим, а Семен уже вытирался. Это было удачно.