Kitabı oku: «Перекрестки, души и цветы», sayfa 3

Глава 6. Как же твоя Мари?

…Узкая, скользкая, светящаяся во мгле золотистым сиянием, тропа, по которой он шел, заставляла чувствовать себя жонглером-канатоходцем. Шириной и толщиной с бордюр цирковой арены, она то и дело ходила из стороны в сторону, и лишь где-то вдалеке, за гранью мучений этой канатной тропы сиял свет. Тропа предательски дернулась, и его внутренний вещун закричал пронзительно и резко, мрак колыхнулся черным, чернее окружающего пространства резиновым жгутом затих, успокоился, затаился. Устояв, он пошел дальше. Каждый шаг, каждое движение приносили ему боль, озноб и страх, но он пересиливал их. А голос, возникший в его голове, шептал: «Посмотри вниз, вниз, вниз… Это нестрашно, совсем нестрашно, посмотри!»

– Нет, нельзя! – отвечал он, не поддаваясь наваждению. – Нужно дойти до света.

Увещевания продолжались, и его голос стал слабеть, все меньше силы оставалось в нем, в этом береге устойчивости и знания. Берег слабел, волны ударяли раз за разом, облизывали и ударяли снова, ласкали, били, уговаривая непокорный берег. И берег сдался. Он посмотрел, посмотрел вниз, посмотрел в черную пропасть, в бездну, зовущую вниз.

– Оступись, оступись, – запричитал голос.

– Нельзя, – говорил он.

Вещун закричал, черная масса закружилась, радуясь, предвкушая лакомство. Вскоре головокружительный танец прекратился, оставив его, ослабевшего, еле стоявшего на ногах, как старая тряпичная кукла. Вещун затих, и во тьме начали проступать звезды. Впервые он увидел их не в конце, в виде недостижимого оазиса, к которому невозможно приблизиться, а вокруг себя, казалось, что можно дотянуться и прикоснуться к этому свету. Это обрадовало. Внутренний голос молчал. Канатная тропа покачивалась ритмично, предсказуемо, равномерно. Заиграла веселая музыка, забили барабаны, кто-то начал хлопать в ладоши, а из резной табакерки выпрыгнула голова клоуна на пружине, засмеялась, вращая глазами. Смех, словно диковинное существо, начал летать вокруг него.

– Тебе весело? – спросил голос.

«Нет, мне надо идти», – подумал он.

– Почему тебе не весело? Почему, почему, почему?.. – тараторил голос.

Смех усилился, появился клоун в клетчатом пальто, с воздушными шарами в левой руке и начал танцевать.

– Ты любишь воздушные шары? Посмотри на них. Они разноцветные.

Шары в руке клоуна засветились, поглотив все его внимание.

Клоун танцевал, шары набирали яркость. Минута, другая, третья.

Клоун засмеялся, голос тоже. Белая перчатка клоуна отпустила шары.

Он посмотрел вверх, проследил их полет к звездам.

Клоун смеялся, голос тоже. Тропа дернулась.

Не удержавшись, он полетел вниз, попытавшись зацепиться, но рука предательски соскользнула, последним молниеносным рывком бросил вторую, неправильно, как попало, рука зацепилась за канат, отозвавшись болью и растяжением суставов.

– Посмотри вНиз, Вниз, ВнИз, – играло, меняя ударение в словах, эхо.

Он посмотрел. Мгла закружилась. Появились другие клоуны, одетые кричаще ярко, паясничая, они смотрели на него. Канат начал раскачиваться, он, уловив ритм, закинул ногу и, подтянувшись, вцепился в него, лег. Запахло сладкой ватой и клоунским гримом. Мерзкий, дурманящий, показательно веселый запах. Клоуны, окружив его, продолжили свою игру, мелькая в его глазах яркими пятнами. Появилась боль в глазах, жуткая мигрень сдавила виски. Он, зажмурившись, вцепился в канат покрепче. Шло время, медленно веселье начало стихать.

– Тебе скучно? – спросил голос.

Он поднял голову и открыл глаза. Свет в конце тропы стал ближе, и он пополз. Звезды засияли ярче, начали приближаться. Опешив, он остановился, оглядываясь. Голос засмеялся снова, и он увидел Ее в мириадах зеркальных осколков, в которые превратились звезды. Ее глаза смотрели на него с мольбой и отчаянием. Сердце сжалось, как запуганный зверь, и он задрожал. Осколки заблестели. Она протянула ему руки со страхом, ужасом, она тянула ему свои руки отовсюду, а он не знал, где, где она. Она настоящая.

– Мари?! – прокричал он.

– Ланс! Мне страшно! – услышал он. Она тянулась к нему, находясь на крошечном темном островке, который просто висел в воздухе. Она тянулась к нему раз за разом, чуть ли не падая, протягивая ему свою руку.

– Прыгай, Мари, я тебя поймаю, верь мне.

Она в ужасе посмотрела вниз и отпрянула. Мириады зеркал в разном фокусе тут же отразили ее эмоции.

– Прыгай, Мари! Не смотри вниз и прыгай!

– Я… я… Я не могу!

– Давай!

– Нет!

– Ну же, Мари!

– Нет! – что есть силы закричала она.

– Ты мне веришь? Смотри на меня, только на меня и прыгай!

Он посмотрел ей в глаза, и в них промелькнула надежда. Потом, очевидно, не совладав с собой, она отступила. Он протянул руку. Она взглянула на него и прыгнула, ее руки, пальцы коснулись его вытянутых рук и прошли вниз. Он ее не удержал. Черная бездна благодарно заурчала. Он закричал. Голос засмеялся.

Мириады звездных осколков отражали ее падение, меняя ракурс. Он кричал, просыпаясь…

…Стоя под душем, он смывал с себя тошнотворный запах желудочного сока. «Вода смоет все», – подумал он и, протянув руку за шампунем, замер, вспомнив ее падение, взял флакон, обильно вылил себе на голову. Запахло морской свежестью. Вода смоет все. Все. Он надеялся на это, одновременно ненавидя себя. Выйдя на улицу, он раскрыл зонт, и дождь застучал по его тряпичной крыше. Ему необходима эта прогулка, этот воздух, этот дождь, эти люди, с унылыми лицами спешащие укрыться от непогоды. Он любил гулять под дождем, прочищая свою голову от ненужных мыслей, сомнительных чувств, непонятных желаний, а теперь, очевидно, еще и плохих сновидений. Перейдя через дорогу, он пошел по набережной. Черно-коричневая стихия бурлила, встречая дождь, чтобы вместе с ним отправиться к морю. Вдалеке проплыл какой-то катер и, оставив после себя большие белые борозды, скрылся под мостом. Ланс остановился, поднял ворот плаща и, прислонившись к бордюру, долго смотрел в грязную бурлящую реку… Возвращаясь, ощутил какую-то мрачную отстраненность. «Может, кто-то умер?» – подумал он, оглядывая улицу. Но где же катафалк, гроб, слезы людей? Ничего, кроме почти не прекращающегося ветра и угрюмых, злых людей, которые таращились на него, стремясь заглянуть в его душу. Ему стало не по себе, и он ускорил шаг. Люди стали толпиться, намеренно не пропуская его, с пустыми, как дождь, глазами, в которых еще минуту назад он видел глубокую злобу. Он отворачивался, пряча лицо и протискиваясь между ними, но они не хотели его пропускать. Краем глаза он заметил, что кто-то уже начал тянуть к нему руки. Налетевший порыв ветра смял зонт, едва не вырвав его из рук. Только тут он понял, что глаза, которые смотрят на него со всех сторон, – это глаза мертвых людей. Новый порыв ветра, налетев, выбил у него из рук зонт, он прыгнул, машинально пытаясь ухватить его, но безуспешно. Показавшийся позади толпы клоун, осклабившись, выпустил разноцветные шары, взлетевшие за зонтом. Холодный дождь заливал за воротник, чья-то рука жадно вцепилась в его плащ, он рванулся, но толпа уже окружила его.

– Как же твоя Мари? – спросила у него цыганка, перекинув белую сумку, которая висела у нее на плече, раскрыла зонт и пошла в сторону, отдаляясь от толпы. Тянувшиеся со всех сторон руки уже начали рвать на нем одежду, слышался треск и мычание. Сняв разорванные остатки плаща, он запрыгнул на фонарный столб. Дальше на балкон, повиснув, он подтянулся, опрокинув цветочный горшок, что мешал ему ухватиться удобнее, чуть не упав, он сунул ногу сквозь решетку балкона. Собравшиеся внизу люди жадно ловили каждое его движение, по их белым лицам стекала вода, ветер порывами раздувал их плащи, капюшоны, зонты. Отвернувшись, он перелез через перила, отсюда он мог попасть домой. Вновь мгла, предательская тропа, сияющий оазис надежды в конце, ехидные, хищные звезды и бездна – жадная, голодная, ждущая.

– Я же шел домой. Как я сюда попал?

– Посмотри вниз, вниз, вниз… – зашептали голоса из бездны.

«В прошлый раз я шел, и у меня получилось выбраться. Надо идти!» – подумал он.

– Уверен? – с издевкой произнес голос.

– Кто ты? – спросил он.

– О, у меня много имен, и все они лгут, – ответил голос.

При звучании этого голоса ему становилось все хуже и хуже, но он не мог ничего сделать, его тошнило, болела голова. А голос этого чудовища словно резонировал с его душой, грубо бренча своими корявыми пальцами по ее струнам. Каждый шаг, который он делал, давался ему очень тяжело, будто долгое время он был парализован и теперь заново учился ходить. Посмотрев на лживые звезды, он вспомнил ее падение, остановился, до хруста сжав зубы, и мысленно приказал себе не бояться. Его Мари Жива! А это все обман, ложь, иллюзии! А его Мари Жива, и она ждет его!

– Тебе больно? – тоном, полным сочувствия и сожаления, спросил голос.

Он, простонав, выдохнул тяжело, как в последний раз.

– Ну конечно, тебе больно! Боль, боль, боль…

– Заткнись! – заорал он, едва не оступившись.

Идти было больно, каждый шаг представлялся ему мукой. Но мысли о Мари, ее улыбка, волосы, которые она любила скреплять карандашом, их вечера вдвоем, прогулки по набережной и множество других милых моментов и мелочей, которые она подарила, войдя в его жизнь, все чаще и чаще давали ему силы для каждого шага. Словно держа его за руку теплым спасательным кругом, они сплотились вокруг него образами, запахами ее духов в квартире и на подушке, вещами, ее объятиями, когда, проснувшись, она подкрадывалась к нему сзади, целуя его в макушку, зная, что он всю ночь работал, и с интересом ожидая рассказа за завтраком о новом повороте сюжета, ощущением ее бархатной кожи на своей щеке. Чувствуя, что ему становится лучше, он стал думать о ней осмысленно, представляя радость того момента, когда она очнется, и каким особенно солнечным будет этот день. Поймав себя на мысли, что улыбается, он даже немного расслабился. Пока не услышал, как смеется голос. Вещун забился в истерике, заколотил руками по грудной клетке. Черный мрак вокруг него ожил, зашевелился. Всего два шага отделяло его от белого света. Едва не промахнувшись, он влетел в квадрат белого света. Поняв, что не может встать и даже двинуться с места, не в состоянии сдержать слезы от противоречивых чувств, ослепленный светом и парализованный от боли, он сжался в комок, рыдая и содрогаясь. Первым появился звук, отчетливый, холодный, в нем было что-то от повседневной рутинной жизни, но зрение белым размытым пятном не давало ему прийти в себя.

– Мои глаза! Я что, ослеп? Помогите!!! – то ли закричал, то ли подумал он, мысли путались, не давая прояснить его положение. Сознание, озаренное светом надежды, отчетливо уловило шум работающего кондиционера, бренчание каталок и до боли знакомый больничный запах. С мольбой открыл глаза и увидел коридор, тот самый коридор, где в одной из комнат лежит его Мари. Вокруг были люди, но они не реагировали на него, занимались своими привычными делами, они не видели его. Откуда-то появилась цыганка, она шла медленно, оглядывалась по сторонам, будто впервые была в больнице. Поравнявшись с ним, она схватила его за ворот рубашки, всматриваясь в него. Снова белый свет начал кружиться, а вещун радостно закричал в груди, исполняясь надеждой на спасение. Взгляд цыганки словно растворялся внутри него, Ланс начал терять сознание, проваливаясь в залитое светом помещение…

Глава 7. Другие

Туман заботливо укутывал реку, обнажая ее только на поворотах и косогорах берега. Темная гладь притягивала, лишая дара речи, будто сами звезды, которые никогда не были видны здесь, спустились в реку, принеся с собой таинство существования жизни. Она смотрела на воду как завороженная, тихая журчащая поверхность успокаивала, нагоняя истому и сон. Не раз за время этого долгого пути сквозь сырость и холод она видела утопленников с блаженными лицами, они внушали ей мысль, что покой и освобождение где-то рядом. Расслабившись, она решила спуститься вниз, но ее остановили, вырвали из пьянящего наслаждения.

– Ты идешь? – спросил человек у нее за спиной.

– Да! – ответила она, вздрогнув от неожиданности, но, повернув голову, никого не увидела.

Поднявшись с берега, она прошла через пелену тумана и, заметив вдалеке светящийся круг, пошла быстрее. Сегодня кому-то удалось развести огонь. Желание прикоснуться к теплому и яркому было сильнее всего. Черные призрачные силуэты, проявляясь со всех сторон, шли по направлению к светящемуся огоньку. Сначала на фоне горизонта, обнажив свою неуклюжесть и замшелость, показались каменные руины. Затем она увидела яркие, словно отбрасывающие от себя туман, детские качели, затем показался дворик с развалившейся каменной аркой, и вот там дальше блестело что-то живое, настоящее. Она побежала, отбрасывая от себя на бегу руками туман, и наконец добралась до спасительного тепла. Огонь, колыхаясь и потрескивая, играл с воздухом, люди, собравшись вокруг него, жадно поглощали пламя глазами. Пожилой афроамериканец по-хозяйски подбросил поленья в огонь и запел. Она не знала или не помнила слов этой песни, это было неважно. Песнь вошла в нее отголоском ее самой, ее прежней, которую она, казалось, никогда не знала.

– Жизнь – это прекрасное существо, – с тоской сказал он, подбросив сухого хвороста в костер. Она посмотрела в его глаза, в них отражались огненные змейки, отчего они казались не пустыми и холодными, как у всех вокруг, а живыми, теплыми, радушными. Она села рядом, подбросила сухих сучьев в костер и впервые за все время улыбнулась.

– Вы правы, – скромно вымолвила она. Он ответил ей улыбкой.

– Вы думаете, мы дойдем? – в нерешительности спросила она.

– До Великой Двери? Конечно, дойдем! И, вероятно, вы, и, вероятно, я!

– А остальные?

– Никто не имеет права влиять на ток времени разумного существа, – ответил он. – Звучит, конечно, странно, но это жизнь, божественный замысел, и не нам его осуждать.

Она смутилась, подумала о чем-то, решила спросить, но запнулась на полуслове. Он поднес палец к губам, потом взял ее руки и поднес поближе к костру.

– Набирайтесь тепла, – сказал он.

И она смолкла, уставившись на огонь, дивясь прыткости и проворству этого оранжево-красного зверя. Утро, укутавшись серым туманом, подкралось незаметно и быстро. И все люди, еще час назад жавшиеся друг к другу возле костра, устремились на Запад. Она тоже пошла, не торопясь, экономя силы под бушующим северным ветром и согреваясь мыслями об огне. Спустившись ниже, она решила пойти по берегу, где ветер был слабее. Река радостно заплескалась, узнав ее тонкие, изящные черты лица, которые она время от времени прятала за толстым воротом свитера. Поначалу Она пугалась реки и чуралась ее, но постепенно размеренные всплески воды уговорили ее, и она приблизилась к кромке воды. За поворотом берега показалась старая ржавая баржа, слегка поскрипывая, она будто рассказывала историю своей жизни.

Дальше начинались доки, и другие корабли, все так же поскрипывая и разваливаясь, жаловались ей на свою судьбу, но она не слушала их, ее сознание фантомом радости поглотила вода, проступавшая между кораблями. Она увидела человека, стоявшего на краю старой пристани и завороженно глядевшего на воду. На его лице играла блаженная улыбка. Опустившись на колени, он начал водить рукой по этой зеркальной глади, словно играя со своим отражением, после чего он сел и с глухим, безжизненным звуком камнем вошел в воду. По воде пошли круги, на поверхность поднимались, лопаясь, пузырьки воздуха. Она, поперхнувшись комом в горле, закашлялась и отступила назад. На мгновение Ее обуял страх, затем, поколебавшись, она все же решила подойти поближе, но животное чувство опасности или откуда-то взявшийся здравый смысл заставили ее вернуться на основную дорогу. Мысли путались, запинались друг о друга, хаотично сваливаясь в кучу. Поискав глазами вчерашнего спутника, Она пошла следом, стараясь не терять его из виду. Вскоре они остановились, чтобы отдохнуть, и она спросила:

– Почему вы думаете, что у нас есть выбор?

Он улыбнулся в седую бороду и, растерев озябшие руки, указал ей на соседний от него большой камень.

– Я имею в виду, что мы идем туда, – сказала она, кивнув в сторону Великой Двери.

– Да, – помолчав, ответил он. – Но продолжительность пути мы в состоянии выбрать.

– Но…

– Тсс… – зашипел он, поднеся палец к губам. Потом, достав губную гармошку, он начал наигрывать мелодию, прерываясь только на песню. Она плохо разбирала слова, которые он произносил, но мотив мелодии она знала. Туман памяти заерзал в ее голове, зашевелил щупальцами, но название не подсказал, и она оставила эти попытки, задумавшись над его словами. Продолжительность, Путь, Великая Дверь – как мало она знала об этом, полагаясь на мнение остальных. А знают ли они что-нибудь об этом? Но холодные, пустые глаза ответили ей молчанием, и она, опустив взор, ушла в себя, хоть и ненадолго. Пришло время идти.

* * *

…Дождь оживлял и очищал обилием все вокруг. Его одежда, насытившись холодной влагой, отяжелела, придавив его к мощенной мелким камнем улице. Женщина вышла через какую-то заднюю дверь залитого водой переулка и накинула на него брезентовый плащ.

– Ну, давай же, вставай, что ты разлегся здесь?!

Она похлопала его по щекам, но безрезультатно, с подозрением пощупав пульс, достала из кармана баночку. Подсунув ему под нос содержимое с невыносимо дурным запахом, замерла, положив руки ему на голову. С минуту его тело не реагировало, потом захрипело, выгнулось дугой, пальцы заскребли мостовую, появился кашель. Серого цвета лицо выражало муку и нежелание жить, но глаза он открыл. Увидев ее, он шарахнулся, перевернул мусорный бак и упал. Перед ним стояла та самая цыганка. Ланс совсем растерялся.

– Кто вы?

– Я – Мирелла.

Поддерживая, она помогла ему встать. Удивленно оглядываясь по сторонам и еле переставляя ноги, Ланс едва не падал на ходу. Цыганка, обхватив его покрепче, направилась на противоположную сторону улицы, где на одной из дверей красовалась вывеска «Оккультные товары». Что написано ниже, он разглядеть не смог: дождь заливал ему лицо.

Дневник памяти

– Так и куда же ты меня привез?

– Ну дай мне сделать сюрприз! – ответил Ланс, открывая дверцу машины. – Не подглядывай! – заметил он и, поправив повязку на ее глазах, добавил: – Стой здесь.

Она стояла, улыбаясь и прислушиваясь к доносившимся до нее звукам. Ланс долго выбирал это место, основательно изучая меню и музыкальный репертуар в ресторанах, контингент, посещающий те или иные заведения. Один понравившийся ему ресторан с превосходной кухней облюбовали для себя политики и бизнесмены, и потому здесь довольно часто проходили деловые встречи. Узнав об этом, он сразу же отказался от этого заведения. Ему хотелось романтики, уединенности, своеобразного шарма, взмаха волшебной палочки, переливающейся через край радости. Другой ресторан подходил идеально, но там собирался творческий бомонд, велись интеллектуальные беседы, здесь ужинали и обедали актеры, писатели, музыканты, драматурги. Едва появившись там, он сразу же встретил своих коллег по перу, которые то и дело демонстративно выражали свою избранность и щепетильность в вопросах собственной персоны и ее статуса. Обойдя другие заведения, он также не нашел их подходящими. Идея создать свой собственный уголок романтики пришла ему, когда он писал одну из сцен своей книги, и она ему настолько понравилась, что он загорелся ею, и довольно быстро все было готово. Панорамный вид на ночной город и мерцающие огоньки портовых судов, прибывающих яхт и катеров, когда затихает ветер, а солнце где-то там, за полукругом земли багровеет последними лучами, а море, стелясь и шурша по берегу, веет прохладой… Удостоверившись, что место подобрано идеально, он связался с рестораном, в котором ему с готовностью предложили галантного официанта и столик с хорошим фарфором и свечами. Оркестр, хоть и маленький, был организован при помощи старого друга. Выражая позже ему особую признательность он долго того благодарил, в ответ друг лишь улыбался и краснел, тронутый до глубины души, радуясь за Ланса. И, наконец, кольцо, заказанное у ювелира, с изумрудом и бриллиантами для ее изящной руки, было великолепным завершением подготовительного периода. Довольный собой, он сел в машину и поехал за своим прекраснейшим чудом, которое подарила ему жизнь… И вот теперь она стояла здесь, улыбающаяся и красивая, в летнем вечернем платье, с накинутым на плечи кружевным палантином. Проверив, все ли готово, он подал едва заметный сигнал. Зазвучала скрипка, красиво, виртуозно, приглашая гостью подойти поближе. Он подошел к ней, поцеловал, чуть полюбовался ею и, набравшись смелости, снял повязку. Заиграл саксофон, эмоционально ярко, предугадывающий праздник. Сюрприз удался, и она потеряла дар речи от восторга, поднеся сложенные ладони к лицу. Он подвел ее к столу, подвинул стул и подал знак официанту. Волшебство и сказка запели теперь в полную силу, зазвучала гитара и контрабас, завершая кульминацию сюрприза. Ланс протянул ей волшебную коробочку.

– Ну, так как, ты выйдешь за меня?! – на одном дыхании вымолвил он.

Она открыла и серьезно посмотрела на него, выдерживая паузу трагизма и артистичности, потом, засмеявшись, ответила:

– Неужели ты сомневался?

Он встал, взяв ее руку, поцеловал, приглашая выйти из-за стола.

Праздник, фейерверк подхватили их, закружили вальсом, растворяя в бескрайних просторах звездного неба. Какие сказочные дали ждали их впереди, события, радости, годы. Ладонь судьбы распахнулась для них в этот момент надежностью и сердечностью их связи.