Kitabı oku: «Татуировка птицы», sayfa 2

– Почему? Какой грех ты совершила?

Элин не знала, что ответить.

– Встречалась тайно с мужчиной?

– Да, было один раз.

– У тебя с ним что-то было?

– Нет, этого у него со мной что-то было, – совсем поникнув, ответила Элин.

Она замерла и лежала камнем, пока он щупал ее тело. Элин не подавала виду, что у нее побаливают синяки. Она не могла найти в себе сил, чтобы сопротивляться, и смирилась с тем, что с ней сделают, что захотят, с ее согласия или без оного. А может, он не такой дикарь, как другие, к кому она попадала в рабство? Вдруг он окажется человеком, просто заколдованным? И, как в сказке про красавицу и чудовище, обретет свой прежний, человеческий облик. Элин была готова расплакаться под грузным телом Аяша, слушая его прерывистое дыхание. Ей вспомнилась семья. Они понятия не имеют, где она сейчас. Что будет с отцом, если он узнает, что с ней делают? Отец был всегда мягок к ней и все ей тут же прощал, когда видел, что у нее подступают слезы. Даже в тот день, когда она разбила калейдоскоп. Один из родственников подарил его Азаду, а ей принес куклу. Она тут же предложила брату: «Обменяемся?» – «Не-а», – ответил Азад, продолжая крутить картинки и глядеть в трубу. Да, узоры повторялись через несколько оборотов, и в них не было ничего особенного, но у детей эта забава вызывала ни с чем не сравнимое любопытство. Она попросила дать ей посмотреть, но он продолжал вертеть колесико, будто не слыша. Тогда Элин выхватила калейдоскоп у Азада из рук и пустилась наутек. Он бросился за ней. Они так и гонялись друг за другом по всему дому, пока не грохнули игрушку об пол и не сломали ее. Нахмурившись, Азад толкнул Элин. И когда отец увидел их, дерущихся над разбросанными деталями подарка, то он сорвал злость на Азаде, а не на ней. Потому что Азад не плакал.

Где сейчас брат, Элин не знала. Разыскивает ли он ее? Известно ли маме, что ее похитили? Элин представила, как мать поет свою заунывную песню, больше похожую на стон. Она всегда затягивала ее, когда теряла кого-то из близких или узнавала плохие новости о знакомых. Их дом наполнялся соседями каждые выходные. Под вечер, когда темнело, они пели. У матери был очень красивый голос. Элин нравились и веселые и грустные песни в ее исполнении. Иногда отец рассаживал гостей в саду у дома и угощал их инжиром, срывая свежие плоды прямо с дерева. Отца в деревне знали все. Никто не мог провести обрезание так быстро и безболезненно, как он. Через его руки прошли все мальчики не только их деревни, но и соседней. Так он зарабатывал себе на жизнь, принимая подношения от благодарных родителей. Но заработка его не всегда хватало, так как он был щедрым хозяином и тратился без счета на гостей. Если кто-то из соседей терял урожай, он помогал им деньгами, не оставаясь в стороне. Однажды их гостиную усыпали гранатами. Их принес сосед, когда отец отказался принять у него обратно деньги, данные в долг в черный день. В тот же вечер из города приехал мамин брат – дядя Мурад. Он попросил мать, чтобы она сопровождала его, когда он пойдет свататься, и предложил взять с собой Элин и Азада. Ведь им нравилось ездить в соседний Синджа́р. «Я еду!» – воскликнула обрадованная Элин. Азад же отказался: он условился с другом встретиться в саду, где на дереве они обнаружили змею. Забаву со змеей он пропустить не мог.

– Никуда вы не поедете, если не увезете отсюда все эти гранаты. Складывайте в мешки, сколько поднимете! – заявил отец. – По-моему, хороший подарок семье невесты, Мурад. А?

Мать Элин набрала два полных мешка. Отец вручил еще два мешка Мураду. Элин наполнила гранатами сумку. Можно было ехать. В городе дядя Мурад занес их ношу домой, и они сразу направились на рынок. Он усадил племянницу себе на плечи так, что она плыла поверх прилавков и толпы. Элин то и дело чихала ему на голову, когда они проходили мимо открытых огромных бочонков с приправами и пряностями. Дядя остановился у афиши с новым фильмом. Кинотеатр был через две улицы отсюда, и он предложил им сходить в кино. Элин замерла перед казавшимся гигантским экраном. Мама и дядя переглянулись с усмешкой: Элин сидела как взрослая, положив ногу на ногу. По возвращении домой она скакала перед отцом, хвастаясь: «Мама испугалась в кино, а я нет!»

– Детям никогда не страшно в кино. Вот станешь взрослой и будешь трястись, как мама, от любого ужастика, – ответил отец.

Ах, отец, как мне сейчас страшно от того хоррора, что творится вокруг. И мне приходится в нем жить. Если на основе моей жизни снять киноленту и показать на экране, меня будет просто колотить от жути. Отец, а помнишь, как ты пришел в бешенство, когда учительница влепила мне пощечину и я разревелась? Ты вообще запретил мне ходить в школу, и мне пришлось убеждать тебя, что пощечина была понарошку и я ее даже не почувствовала. «Я никому, никому не позволю поднять на тебя руку. Никому!» – нервно повторял ты. Если бы ты знал, папа, сколько я без тебя получила ударов по лицу, сколько раз надо мной надругались! А помнишь, как однажды ночью ты взобрался на крышу нашего дома и смотрел в небо? «Что там? Куда ты смотришь?» – любопытствовала я, и ты указал пальцем наверх. «У каждого есть своя звезда на небосклоне. Вот смотри, это горит твоя. Такая яркая, как ты сама. Я хочу, чтобы ты всегда сияла, как она, и держала голову так, будто смотришь ввысь на эту звезду. Никогда не вешай голову, Элин!»

Вот бы сейчас прижаться к тебе, папа, и выплакаться. Я бы умоляла тебя, чтобы ты ни за что меня от себя не отпускал. Из глаз Элин полились слезы. Она просила помощи у отца, но его не было рядом.

Аяш только что кончил и теперь вытирал ей слезы.

– Чего расхныкалась? Потому что я теперь твой муж?

– Нет, вспомнила родных.

Спустя месяц пребывания в этом доме Элин рискнула включить телевизор. Она долго держалась, потому что Аяш запрещал ей это делать, предупреждая, что по нему транслируются блудливые песни и телепередачи неверных. Однако в тот вечер ей не терпелось посмотреть новости, и она решилась. Ей нужно было удостовериться, что весь остальной мир знает, что стряслось с ней и что вообще происходит с людьми в этой части света. Она нажала на кнопку, и экран вспыхнул на канале, по которому читали Коран. Хотя в том, чтобы послушать Коран, не было ничего предосудительного, Элин с опаской поглядела в окно: не следит ли охранник за тем, что она делает, и не возвращается ли Аяш? После Корана транслировали мультики. Она выключила телевизор. Посмотрит позже, когда будут новости. Но через десять минут в окне промелькнула фигура Аяша. Он разговаривал с водителем у машины. Как только Аяш вошел, она спросила его:

– Мне ведь можно смотреть религиозные программы и мультики? Я одна, и время тянется так медленно.

– Нет! Мы отдадим телевизор кому надо, – ответил строго Аяш. – Послушай! Сюда едет еще одна семья. Организация выделила второй этаж в доме одному чеченцу. Его все называют Эмир Пустыни. Он заключил брачный контракт, взял женщину с детьми. Он одаренный человек. Придумывает разные фасоны. Первоклассный дизайнер! Для нашего Государства он разработал линию мужских моделей, которые ничем не отличаются от одеяний времен Праведных Халифов⁸.

– Когда они заезжают?

– Дня через два-три. Как только его жену выпишут из больницы. Ей сделалось плохо в дороге. Оказалось, у нее обезвоживание. А она и не просила пить. Но она уже идет на поправку. Теперь тебе не будет здесь так скучно.

Элин никак не могла заснуть. Не потому, что Аяш громко храпел. Она вообще стала засыпать с трудом. Бессонница мучила ее с первого же дня плена. Только прикроет глаза – и сон как рукой снимает. Точнее, не бессонница ее терзала, а воспоминания. Стоило сомкнуть веки, и тут же приходили образы ее близких. А этой ночью ей не давали покоя мысли о пленнице, которую должны были сюда привезти.

Утром Аяш сообщил ей, что за телевизором уже едут. Элин пережидала в спальне, пока Аяш помогал явившемуся от Организации мужчине перенести телевизор в пикап. Дверь скрипнула. Это означало, что Аяш ушел. Элин поднялась с кровати, вышла в гостиную и увидела на стене выцветший прямоугольник на том месте, где висел телевизор. Она подошла к входной двери, зная, что заперто на ключ. Но у нее уже вошло в привычку подходить и дергать ручку, тщетно проверяя. Закрытая дверь – просто еще одна стена. Забудь о ней! А окно? Что, если в него швырнуть тяжелым предметом? Ведь стекло разбить проще, чем выломать дверь. За последнее время Элин осунулась. Может, у нее получится пролезть между прутьев решетки? Она внимательно изучила окно. Да, лаз узкий, но, может быть, этого хватит, чтобы спасти ее жизнь? Окно милосерднее, чем дверь. Через него хоть что-то видно. Но сейчас она наблюдает человека, которого бы глаза ее не видели! Водитель, привезший ее сюда. Ему поручено охранять ее. Он стоял перед домом у своего «шевроле» и болтал по телефону. Отослать бы его куда-нибудь! Элин разбила бы стекло и попыталась выбраться. Как она тогда помчится! Изо всех сил! Без остановки! Какое солнечное утро! Однако какая разница, ярко ли светит солнце? Заточенному в тюрьму все равно. Светит, не светит. В ее случае это не имеет никакого значения.

Элин взяла одну брошюру из стопки на столе. Вчера горка этих проспектов была больше. Аяш взял часть с собой, чтобы распространить среди жителей района. В них сообщалось, что «все госслужащие должны присягнуть на верность Исламскому Государству и покаяться в том, что служили прежней власти. Служащие обязаны сдать мобильные телефоны для проверки на отсутствие в них запрещенных в Государстве мобильных приложений… Музыка – грех, за исключением той, под которую исполняются религиозные нашиды». Элин перелистнула и прочитала обращение Эмира Правоверных по поводу ценностей, «которые воплотит в жизнь Государство, противодействуя коррупции и справедливо перераспределяя доходы… Государство, которому перейдет былая слава Халифата».

Элин проверила все шкафы на кухне в поисках подходящего инструмента, которым можно было разбить окно. В куче карточек различных магазинов и пожелтевших обрывков со списками покупок она наткнулась на небольшого формата альбом с надписью «Семейные фото». Она раскрыла его, и перед ней предстала история семьи, которой раньше принадлежал этот дом. Самые старые карточки, на которых запечатлен утопающий в цветах жасмина дом, были черно-белые. Элин не была уверена, что снят именно этот дом. Она видела его фасад мельком, один лишь раз, перед тем как войти сюда. Портрет пожилой дамы, судя по жестам, беседующей с кем-то, кто находился за кадром. На нескольких других цветных снимках – коротко стриженная молодая женщина в медицинских очках. А здесь она с двумя девочками в парке, они позируют на фоне развесистых деревьев. Какая милая у нее улыбка! Человек улыбнется для фото, и эта улыбка будет храниться всю его жизнь, как бы судьба ни повернулась. Посмотрит, и, может, улыбка снова просияет на его лице. А этот мужчина, он, должно быть, отец семейства, хотя его нет нигде на совместных фотографиях. Похоже, он торговал антиквариатом и коврами, работал в лавке или был ее владельцем. Вокруг него разложено и развешено множество ковров с восточными узорами и шедевры каллиграфии. А! Вот откуда в этом доме такие роскошные ковры. Только тот, на котором вытканы волшебные птицы с разноцветными крыльями, чего стоит! Даже часы на кухне – классика в хорошем обрамлении. Только вот они остановились на десяти минутах одиннадцатого. Стрелки, когда время перестало идти, застыли, словно руки, воздетые в мольбе.

Элин открыла и тут же захлопнула холодильник, ни к чему не притронувшись. Она ничего не брала в рот со вчерашнего утра, все инстинкты притупились, есть ничего не хотелось. Она стала призраком, который бродит по миру с единственным желанием – отыскать родные души. Обернуться бы привидением! Невидимым, скользящим легко с места на место. Ей часто снится сон: она бродит среди мертвецов, ощущая запах гниения их тел и не зная, когда этот кошмар закончится и она очнется. В этом омерзительном видении на мертвецах шоры, как на лошадях в Средневековье. А ведь от нее хотят именно того, чтобы она смотрела на мир, будто из Средних веков, чтобы для нее не существовало другого мира и другой жизни, которой живут близкие ей люди. Она же скучала по своей семье до боли. Полжизни готова была отдать, чтобы знать, что с ними все в порядке.

Она бесцельно металась между кухней и гостиной. Когда развернулась в очередной раз, ее взгляд упал на картину с арабской вязью. Она подошла к ней вплотную с решимостью на этот раз разобрать, что там написано. И буквы поддались. Это было известное изречение «Половина твоей красоты в красоте языка твоего».

Элин понимала, что надпись кроме всего прочего означала, что ей следует молчать и не открывать рта в присутствии гостей-мужчин. Посторонние мужчины не должны были слышать ее голоса. С их точки зрения, это грех. Она может говорить только про себя, говорить сердцем.

Когда в тот вечер к Аяшу пришли гости, она свой голос заперла в глотке, а сама закрылась в комнате. По правде говоря, в ее распоряжении было целых три помещения, и она могла свободно перемещаться из спальни в ванную, а из ванной на кухню. Элин приготовила ужин, но не вынесла его сама им в гостиную. Не дозволялось, чтобы ее видели. За подносом пришел Аяш. Ей оставалось только заварить чай. Большой чайник на плите уже закипал, и из него вот-вот струей вырвется пар. Сейчас он засвистит, и этот гул смешается с их религиозными песнопениями, которые они исполняли с таким воодушевлением, прославляя Государство, будто сердце при этом должно разорваться.

В тот вечер одним из гостей Аяша был Эмир Пустыни. Поэтому, когда Аяш зашел на кухню за чаем, Элин тихим голосом спросила его о семье гостя. Привез ли он их?

– Нет! Завтра. Может быть, – бросил Аяш и вышел, звеня стеклянными стаканами на подносе.

Элин ждала приезда этой женщины. С ней ей делить свое заточение. Это было не просто ожидание, а ожидание себе подобной. Такой же несчастной, лишенной голоса. Элин эта женщина была не знакома, но она чувствовала, что они сблизятся. Заключение в стенах дома теперь не будет столь невыносимым. Не исключено, что они сбегут вместе. Замотаются во все черное и выскользнут из дома, не вызывая никаких подозрений. На каждом углу полиция, но их не узнают, так как их лица, кроме глаз, будут скрыты. Даже Аяш пройдет мимо, ему и в голову не придет, что это Элин с соседкой. Его дело – следить за порядком в городе, за тем, как исполняются предписания Государства: длинные ли бороды у мужчин, одеты ли женщины по шариа́ту⁹. Кто торгует одеждой по европейским лекалам – тому штраф, пытается продать футболку с надписями на латинице – штраф. А если во время пятничной молитвы Аяш обнаружит юношу, болтающегося на улице, то погонит его в мечеть. Посмеет кто-то хихикнуть во время молитвы – Аяш того показательно арестует. Курильщику полагалось двадцать пять ударов плетью и сверх того удар за каждую выкуренную сигарету, недостающую в пачке. Если поймают мальчишку со штанами ненадлежащей длины, накажут его отца двадцатью ударами. Столько же получит муж за жену, у которой часть тела проглядывает из-под черной накидки. За свою работу «по исправлению общества», как он сам говорил, Аяш получал сотню долларов в месяц. Организация обеспечивала его всем необходимым, поэтому эту сотню он мог и не тратить. Так, по крайней мере, он рассказывал Элин. Но она-то знала, что он покупает на эти деньги наркотики. Он употреблял их у нее на глазах. На прошлой неделе каждый вечер предлагал попробовать и ей. Для нее было очевидно, что наркотики под запретом, но, чтобы убедиться, Элин поинтересовалась:

– Только курить нельзя, так?

– Алкоголь тоже вне закона, – ответил он и посмотрел на Элин так пристально, что ей показалось: он хочет сообщить нечто важное. И он произнес то, чего она совсем не ожидала услышать: – Я отпущу тебя, Элин, и вернусь к семье. Согласно нашей вере, отпустившему раба зачтется на небесах.

Элин вздрогнула и напряглась: что он скажет дальше? Аяш потер ладонью лоб и спросил:

– У твоих какой номер телефона? Я тебя им продам. Мне нужны деньги, чтобы уехать. Если ты уж сюда попал, выбраться невозможно. Но есть проверенный контрабандист. И он много берет.

– Мне нужен телефонный справочник Курдистана. Может, так я найду чей-то номер.

– Посмотрим. Давай позже.

– Когда?

– Не знаю. Я сказал, позже.

Как только гости ушли, Аяш сразу захрапел. Он был так утомлен, что не помолился и не дотронулся до Элин. Ей не терпелось, чтобы наступило многообещающее утро завтрашнего дня. Почему-то из головы у нее не выходило дерево жасмина, которое она разглядела на фото в альбоме. Когда утром Аяш хлопнул за собой дверью, Элин подскочила к окну, чтобы увидеть дерево. Но его не было. Как ни странно, не было и охранника. «Это шанс бежать!» – промелькнуло в голове у Элин. Стекло разбивается любой увесистой вещью, которая найдется в доме. Она дойдет быстрым шагом до центральной улицы, а там проголосует и сядет в такси. Платить ей нечем, но, когда таксист довезет ее, она попросит подождать и принесет ему деньги. В крайнем случае займет у соседки – Шаймы. Но если она попадется, ее вернут Аяшу, и тогда по законам Государства он должен будет забить ее камнями до смерти. Даже если он и не желает ей смерти, он должен будет исполнить это предписание, иначе понесет то же наказание. Он сам ей об этом рассказывал. Может, стоит подождать и Аяш поможет ей добраться до родных, пусть это и дорого обойдется? А что, если он передумает? Вдруг вчерашний разговор – просто бред, который он нес под воздействием наркотиков! Нет! Не будет она его ждать!

Элин кинулась на кухню искать нож, которым можно было бы разбить стекло.

Кубики

Элин облачилась в никаб, с длинным кухонным ножом в руке вернулась в гостиную и тут же обмерла: у ящика с игрушками сидела девочка. Она была повернута к Элин спиной и не обращала на нее внимания, увлеченно складывая из кубиков башню. «Небоскреб» рос, пока в какой-то момент не накренился и не рухнул. Девочка принялась строить снова и соорудила дом, но затем сдвинула стены так, что он схлопнулся. Она возводила и рушила, целиком погруженная в свое занятие, совсем не замечая Элин.

Элин так и застыла на месте с ножом в руке. Шевельнись она – девочка испугается шороха и убежит, вспорхнет, как легкокрылая бабочка, которая почувствовала, что ее вот-вот кто-то настигнет. «Разрушила бы она так же и этот дом», – подумалось Элин, следившей за игрой девочки. Снести бы стены одним махом, как кубики. Оторвать потолок и посмотреть в небо. Может, тогда ее молитвы быстрее дойдут до небес? Как только стены падут, Элин, обретшая свободу, понесется. Нет, не к себе домой. У нее никого нет. К соседке, к Шайме, с которой оставила свою дочь. Она должна убедиться, что с дочкой все в порядке. Она даже не дала дочери имени. Элин долго не могла прийти в себя после родов и не успела придумать, как назвать ребенка. Интересно, какое имя выбрал бы Элиас, будь он рядом, когда дочка появилась на свет. Он был бы счастлив, узнав, что у них дочь, как он и мечтал. Ясер родился и сразу получил имя. Элиас только взглянул на него и проговорил: «Ясер». И Элин выбор Элиаса не удивил, она знала, что он фанат футболиста Я́сера Ра́ада¹⁰. Она часто слышала, как он, следя за напряженной игрой, взывал к своему кумиру, чтобы тот забил гол: «Давай, Ясер, жги!»

От этих воспоминаний Элин прослезилась и прикрыла глаза. Должно быть, соседка места себе не находит с того ужасного дня, гадая, куда делась Элин. А дочка, наверное, и не спрашивает про маму, ведь Элин была с ней разлучена, когда та была еще младенцем. Но все-таки она начала кормить ее грудным молоком, и, может быть, ребенок ощутил потерю матери?

Элин сделала шаг назад, девочка обнаружила ее присутствие, испуганно вскрикнула и бросилась бегом на второй этаж. Элин подошла к окну и увидела в нем свое отражение: замотанная в черное фигура с ножом, похожим на мачете. Неудивительно, что девочка кинулась наверх! В этот момент Элин заметила припаркованный во дворе «шевроле».

Водитель вышел из машины и направился в дом. Элин поспешила положить нож на стол. Дважды постучав, он вошел.

– Сегодня Аяш выполняет важную работу. У него джиха́д¹¹. Вернется только завтра. Что-нибудь нужно?

– Нет, спасибо, ничего не надо.

– Я буду поблизости, вдруг что-нибудь понадобится.

С этими словами он развернулся и вышел. Стоило ему уехать, Элин вернула нож в ящик, стянула никаб и подошла к лестнице, ведущей на второй этаж. Она остановилась на нижней ступеньке. Шум сверху был доказательством того, что она была не единственным живым существом в этом гробу. Подняться наверх она не смела, ведь Эмир Пустыни мог быть там. Раньше ее окружали совсем другие мужчины, с которыми не нужно было так церемониться. Элин и другие девушки деревни свободно общались с юношами. Когда она вышла замуж и переехала в город, посторонние мужчины также не вызывали у нее страха или опасений. Раньше ей и не встречались эти бородачи из ИГИЛ. Некоторые старики, прислуживающие в храмах, отпускали бороды, но они и мухи не могли обидеть, настолько были добродушны. Откуда пришли игиловцы? Как им позволили делать здесь с людьми все, что они хотят? Неужели, как говорит Аяш, в будущем они будут править миром, даже Китаем? Чего он сегодня так вскочил с постели, когда ему позвонили, и впопыхах засобирался куда-то? Элин испытывала смешанные чувства: не только тревогу, но и радость от того, что сегодня он не придет. Целый месяц он насиловал ее каждый день, и сегодня она, заключенная в тюрьме, где преследуют жертву, а не преступника, получила передышку. И все же она хотела, чтобы он вернулся и исполнил данное ей обещание – даровал свободу.

Вода закипала в чайнике, когда раздались шаги. Элин выключила газ и вышла в гостиную. По лестнице спускалась женщина, за ней – мальчик и девочка, та самая, которую час назад Элин спугнула своим видом. Женщина кивнула Элин.

– Здравствуй! Я тоже пленница, – проговорила Элин.

Женщина смотрела на нее грустными глазами и ничего не говорила.

– Чай готов. Будешь пить?

Женщина утвердительно кивнула. Элин налила и подала ей чашку. Та поблагодарила кивком и присела. Элин показала на холодильник.

– Есть хлеб и плавленый сыр треугольничками.

Мальчик, казалось, собрался ответить Элин, но отвернулся и пробормотал что-то матери. И в тот момент, когда женщина начала жестикулировать, до Элин дошло, что она немая. Мальчик не замедлил перевести для Элин:

– Мама говорит тебе спасибо.

Элин улыбнулась женщине и увидела, как та попыталась улыбнуться в ответ уголками рта. Элин предложила ей выпить кофе и пошла на кухню посмотреть, есть ли зерна для помола. Кофе в шкафчиках она не отыскала, но в стопке кухонных полотенец наткнулась на два журнала. У нее сердце чуть не вырвалось из груди, когда она прочитала название на верхнем их них – «Найнава»¹² – ежемесячник, в редакции которого работал Элиас. На обложке в правом верхнем углу указан номер – июнь 2014, наверное, последний его выпуск. После боевики ИГИЛ вошли в Мосул. Все журналы, на страницах которых размещали фотографии женщин с непокрытой головой, попали под запрет. Как было ими сказано, этих женщин ждал адский огонь. Элин попался на глаза один из заголовков, вынесенных на обложку: «Как избавиться от менструальной боли?» С тех пор как она оказалась в плену, она с большим облегчением встречала начало каждой менструации, потому что боялась забеременеть. У нее оставались еще противозачаточные таблетки, и она прятала их под одеждой, как драгоценности. Ей передала их Рейхана, обнаружившая гору всяких лекарств в шкафу на кухне, где работала. Может, она убила себя, глотнув горсть пилюль? Кто знает?

Элин вспомнила Лейлу, как девочка провожала ее взглядом, когда ее уводил Аяш. Элин сейчас сильно жалела, что не обманула их и не сказала, будто Лейла ее дочь! Но было уже поздно.

Элин листала журнал. Есть ли в этом номере статья Элиаса? К сожалению, иногда он не подписывался. «Солнечный удар». Не это ли сочинил Элиас? Элин склонилась над страницей:

Был очень душный день, не похожий на обычный весенний денек. В то утро была объявлена война. Она получила название «Операция по освобождению Ирака». По Фаренгейту градус подскочил до ста. Пыль стояла столбом. Командующий американскими войсками колебался, продолжать ли наступление на Багдад. Но для иракцев ничего особенного в том дне не было. Небо как небо. Они привыкли к палящему солнцу и состоянию войны. Ничего не говорило им о том, что должно случиться нечто из ряда вон выходящее. Ни один иракец не мог, посмотрев на небо, представить, что иностранные солдаты, переброшенные сюда из-за океана, проедут по улицам его города на своих танках. Попав сюда, американцы жаловались, что у них начинала болеть голова от слепящего солнца, а от абсурдного поведения некоторых местных жителей можно было рассудка лишиться. В первые дни иракцы радовались приходу Дядюшки Сэма и раздавали на площадях сладости, а потом стали скандировать: «Нет американской оккупации!» Тот, кто потерял работу, придумал себе другое дело – расправляться с переводчиками, служившими американцам. Переводчиков они считали предателями, а то, чем они теперь сами занимались, гордо называли сопротивлением. Потом они стали похищать людей и требовать у родственников выкуп. Это они называли сбором пожертвований. Потом начали терроризировать жителей, выгоняя их из их же домов. Все это под вывеской «предоставление жилья правоверным». И вот, обретя силу, они стали государством с флагом, законами, паспортами, печатями. Они набрали к себе на службу наемников со всех концов света и поставили новую задачу – стереть у людей память. Театр Шекспира стал Театром шейха Зубе´йра¹³, а магазин «Подарки» переименовали в «Дары свыше».

Элин показалось, что статья написана в присущей Элиасу саркастической манере. Она прижала журнал к груди и забылась. Пришла в себя, только когда услышала голос мальчика. «Можно взять?» – робко спросил он, указывая на лежащий на столе ломтик лепешки. Элин открыла холодильник и достала сыр. Мальчишке на вид было лет восемь-девять. Десяти ему точно не было. Аяш говорил, что мальчики по достижении десятилетнего возраста уже не живут при матерях, их отправляют в тренировочные лагеря.

– Как тебя зовут? – спросила Элин.

– Зейдо.

– А маму как зовут?

– Газа́ль. А сестру Джава́н, – ответил он, запихивая кусочек сыра внутрь лепешки. – Мама раньше умела говорить. Но замолчала с того дня, как у нее на глазах расстреляли отца, брата отца и ее брата, а мою старшую сестру они забрали с собой, – добавил мальчик и, помедлив, отложил сэндвич, который сделал, в сторону.

Элин пожалела, что задала вопрос, причинивший ребенку страдания. Но она точно знала, о каком именно дне он говорил. Она прикрыла глаза и увидела то, что видел своими глазами ребенок. Кровавая бойня, как в триллере. Людей сбрасывают в яму и прошивают автоматной очередью. Ряды обнаженных по пояс юношей с поднятыми руками. Их осматривают. Тех, у кого под мышками растут волосы, отправляют в тренировочный лагерь. У кого их нет – вместе с матерями выставляют на продажу. С закрытыми глазами она видит детей, которых никак не могут отцепить от платьев бабушек. Кого не разделили, закапывают живыми вместе.

На кухне появилась Газаль. Она приблизилась к Элин и обняла ее.

– Моего мужа тоже забрали, – проговорила Элин, и слезы, как из горячего источника, побежали по щекам. – Не знаю даже, жив ли он.

Если Элиас жив, он не перенесет случившегося с ней. Когда она в муках рожала Ясера, Элиас сидел за дверью и плакал, переживая боль вместе с ней. Тогда акушерка шепнула ей:

– Первый раз вижу такого чувствительного мужчину. Как же он тебя любит!

Газаль плакала вместе с ней, вместо слов издавая хрипы. Она стала жестикулировать, и Элин, поняв, что она показывает «Бежим вместе!», кивнула: да! У них есть подходящая одежда, и оба мужчины в этот день не дома. Пленницы знали, что, когда мужчины сразу после обеда не приходят домой, чтобы сидеть до ночи с приятелями, принимать наркотики, совершать намаз, смотреть на телефонах порно и насиловать их, значит, они участвуют в боевых действиях.

Элин выглянула в окно: охранник разговаривал по мобильному, опершись о капот. Как его убрать, хотя бы на время? Придумав способ, она снова надела никаб. Она попросит его купить им хлеба. Но он опередил ее, дважды постучав в дверь. Элин открыла и услышала:

– Пришла весть, что Аяш сегодня погиб. Ты должна вернуться обратно. Мне поручено тебя отвезти.

Элин была ошеломлена.

– Я могу остаться здесь еще на день, чтобы присутствовать на его похоронах?

– Его тела не нашли. Собирайся и выходи прямо сейчас.

– Нет! Я никуда не пойду. Я останусь с Газаль! – закричала она.

– Это приказ. Если не подчинишься, твоего трупа тоже не найдут.

Элин взвыла так, что, казалось, потеряет сознание. Всхлипывающая Газаль обняла ее.

– Шевелись! – пригрозил охранник.

Элин не двигалась с места. Тогда он вытащил пистолет и направил ствол на нее. Газаль взмахнула руками, обняла Элин и прижала ее к себе. Охранник двинулся на них, и Газаль громко заревела. Он оттолкнул девушку, схватил Элин за плечо и потащил за собой из дома. Заперев входную дверь снаружи на ключ, он выстрелил в воздух, проволок Элин через весь двор, затолкал ее на заднее сиденье и хлопнул дверью. Машина рванула с места на огромной скорости, но в конце улицы водитель затормозил из-за выскочившего на дорогу ребенка. Из ближайшей лавки выбежал мужчина, дернул мальчишку за плечи назад и жестом поблагодарил водителя. Элин прочитала вывеску на его лавке «Продажа сиропа из фиников». Это был тот самый магазин, где раньше торговали маринадами и оливками.

А кто спасет ее, выдернув из лап беды, как этого мальчика? Сокрушаясь об этом, Элин проклинала про себя водителя, который лишил ее шанса на побег вместе с Газаль.