Kitabı oku: «Лионесс. Том 1. Сад принцессы Сульдрун», sayfa 8

Казмир остановился в двадцати шагах у нее за спиной. Сульдрун медленно оглянулась, широко открыв глаза и приоткрыв рот.

Король промолвил – не спрашивая, а утверждая:

– Ты убежала вопреки моему приказу.

Сульдрун кивнула.

– Ты запятнала достоинство герцога Карфилиота оскорблением, которому нет оправдания.

Губы принцессы шевелились, но слова не звучали. Король продолжал:

– Подчинившись безрассудному порыву, ты скрылась в саду вместо того, чтобы почтительно выполнять мои указания и совершить обряд обручения. Посему ты будешь оставаться здесь, в саду, днем и ночью, пока не возместишь нанесенный мне огромный ущерб – или до конца твоих дней. Если ты удалишься отсюда, открыто или тайно, ты станешь рабой первого встречного, объявившего себя твоим хозяином, будь то рыцарь или крестьянин, юродивый или бродяга – кто угодно! Ты станешь его собственностью.

Король Казмир отвернулся, поднялся по тропе, вышел на плац и со стуком захлопнул за собой дощатую дверь в стене.

Сульдрун медленно обратилась к морю неподвижным, почти безмятежным лицом. Лучи солнечного света, проливаясь сквозь разрывы в облаках, играли на воде мириадами блесток.

По возвращении короля на террасу его ждала молчаливая группа гостей. Казмир оглядывался по сторонам:

– Где герцог Карфилиот?

Вперед выступил герцог Тандре из Сондбехара:

– Сир, после того как вы удалились, он подождал одну минуту. Затем он приказал подать лошадь и уехал из Хайдиона со своей свитой.

– Что он сказал? – возбужденно спросил Казмир. – Он как-нибудь выразился?

– Он не сказал ни слова, – ответил герцог Тандре.

Казмир обвел террасу устрашающе пустым взглядом, повернулся и размашистыми шагами вернулся под своды Хайдиона.

Целую неделю Казмир мрачно размышлял. Наконец, злобно выругавшись, он занялся сочинением письма. В окончательном варианте оно гласило:

К сведению

высокородного герцога Фода Карфилиота

в замке Тинцин-Фюраль

Высокородный герцог!

С трудом доверяю перу эти слова, относящиеся к инциденту, поставившему меня в исключительно неловкое положение. Не могу принести надлежащие извинения, так как стал жертвой обстоятельств в не меньшей степени, чем Вы, – возможно, даже в большей. Вам нанесено публичное оскорбление, и Ваше ожесточение вполне понятно. Тем не менее не может быть сомнений в том, что выходка капризной и несмышленой девицы неспособна нанести ущерб Вашему несокрушимому достоинству. Со своей стороны, я упустил оказавшую мне честь и сулившую существенные выгоды возможность скрепить наше взаимопонимание брачными узами.

Несмотря на все, спешу выразить сожаление о том, что это событие имело место в Хайдионе и, следовательно, поставило под сомнение мое гостеприимство.

Уверен, что терпимость – качество, которым Вы щедро наделены, – позволит Вам и впредь рассматривать меня как своего друга и союзника, готового к дальнейшей взаимной поддержке на пути к достижению общих целей.

С наилучшими пожеланиями,

КАЗМИР,

король Лионесса.

Посыльный привез письмо в Тинцин-Фюраль и через некоторое время вернулся с ответом:

К сведению августейшего монарха,

его величества Казмира, короля Лионесса

Ваше глубокоуважаемое величество!

Уверяю Вас, что волнение, вызванное во мне упомянутым Вами инцидентом, несмотря на то что оно – надеюсь, по вполне понятным причинам, – носило бурный характер, улеглось почти так же стремительно, как возникло, оставив после себя лишь смущение и тревожные размышления о последствиях чрезмерной уязвимости и рискованной вспыльчивости. Не могу не согласиться с тем, что непредсказуемые девичьи причуды ни в коей мере не должны оказывать неблагоприятное влияние на наши взаимоотношения. Как всегда, Вы можете рассчитывать на мое искреннее уважение; я поддерживаю Ваши справедливые и законные претензии и от души надеюсь, что они будут удовлетворены. Когда бы у Вас ни возникло желание познакомиться с долиной Эвандера, я буду рад возможности принять Вас как почетного гостя в Тинцин-Фюрале.

Остаюсь всецело в Вашем распоряжении,

Ваш друг,

КАРФИЛИОТ.

Казмир внимательно изучил послание Карфилиота. Судя по всему, герцог не затаил обиду настолько, что его следовало бы опасаться. Тем не менее его заверения в дружелюбии, достаточно сердечные, могли бы носить не столь лаконичный и обобщенный характер.

Глава 8

Убеленный сединами король Тройсинета Гранис, тощий и костлявый, был грубоват и резок даже в те дни, когда дела шли хорошо; столкнувшись с затруднениями, он сотрясал воздух ругательствами и проклятиями. Всю жизнь он надеялся, что на свет появится наконец его сын и наследник, но королева Боадилия родила ему, одну за другой, четырех дочерей, каждый раз вызывая этим громогласные и продолжительные сетования супруга. Первую дочь звали Лорисса, вторую – Этель, третью – Фернисте, четвертую – Байрина. Больше детей у Боадилии не было, и предполагаемым наследником тройского престола стал брат Граниса, принц Арбамет. Второй брат короля, принц Осперо, отличавшийся сложным характером и не слишком крепким здоровьем, не только не стремился царствовать, но и не выносил придворную жизнь с ее церемонными манерами и неискренней атмосферой – настолько, что почти не выезжал из Родниковой Сени, своей усадьбы посреди Сеальда, внутренней равнины Тройсинета. Супруга Осперо, Айнора, умерла при родах, подарив принцу единственного сына, Эйласа, со временем выросшего в ладного широкоплечего молодца среднего роста, скорее жилистого и подтянутого, нежели мускулистого, сероглазого, со светло-коричневыми волосами, коротко подстриженными под горшок.

Оправдывая свое наименование, Родниковая Сень расположилась в приятной роще на берегу пруда Джанглин – маленького озера между северными и южными холмами; к западу от усадьбы открывались просторы Сеальда. Когда-то здесь была крепость, призванная охранять земледельцев Сеальда от горских набегов, но с тех пор, как из ее ворот выезжали карательные вооруженные отряды, прошло больше трехсот лет, и оборонительные сооружения превратились в живописные развалины. Оружейный склад оприходовали кузнецы, изготовлявшие мотыги и подковы, и никто уже не помнил, когда и по какому случаю в последний раз поднимали разводной мост. Приземистые круглые башни стояли на самом берегу, наполовину в воде; высокие деревья раскинули ветви над их коническими черепичными крышами.

Весной над заливным лугом собирались стаи черных дроздов, и вороны кружились в небе, оглашая холмы пронзительными троекратными выкриками: «Карр-карр-карр!» Летом пчелы гудели в кронах тутовых деревьев, в воздухе пахло тростником и мокрой ивой. По ночам в лесу перекликались кукушки, а утром речная форель и лосось набрасывались на наживку, как только она касалась воды. Осперо, Эйлас и частые гости ужинали под открытым небом на террасе, любуясь величественными закатами, разгоравшимися и тускневшими над зеркалом Джанглина. Осенью лес ярко желтел и краснел, а закрома полнились урожаем. Зимой огонь пылал во всех каминах, и белый солнечный свет отражался в Джанглине алмазными искрами – а форель и лосось держались ближе ко дну, отказываясь брать наживку.

Осперо проявлял скорее поэтические, нежели полезные в практическом отношении наклонности. Его почти не интересовали ни события в Миральдре, королевском дворце, ни война с Лионессом. Грамотей и собиратель редкостей, Осперо заботился об образовании сына, пригласив в Родниковую Сень знатоков, пользовавшихся высокой репутацией; Эйласа учили математике, астрономии, музыке, географии, истории и литературе. Принц Осперо не слишком хорошо разбирался в боевых приемах и поручил эту часть образования Эйласа своему бейлифу Тоунси, ветерану многих военных кампаний. Эйлас научился стрелять из лука и владеть мечом; кроме того, Тоунси, побывавший в плену у галисийских разбойников, обучал его малоизвестным на Старейших островах и требовавшим цирковой ловкости приемам метания ножей.

– Бросаться ножами нехорошо и не подобает благородному рыцарю, – наставлял принца старый бейлиф. – Но это последнее средство в отчаянном положении, когда ты вынужден убивать, чтобы свалиться в постель, а не в могилу. Брошенный нож застает противника врасплох на расстоянии до десяти ярдов; на большем расстоянии лучше пользоваться луком или арбалетом. В тесной схватке, особенно в закрытом помещении, несколько ножей за поясом – самые надежные союзники.

Опять же, я предпочитаю короткие мечи длинным и тяжелым, какими обычно орудуют всадники. Коротким мечом я за полминуты разделаюсь с рыцарем в латах, размахивающим своей наточенной кувалдой. Ловкость и подвижность всегда берут верх над грубой силой. Давай-ка, подними двуручный меч и попробуй разрубить меня пополам!

Эйлас с сомнением взвесил на ладонях массивное оружие:

– Тоунси – что, если я действительно снесу тебе голову? Ты не обидишься?

– Бойцы пострашнее тебя пытались это сделать – а я все еще расхаживаю тут, как павлин, и распускаю хвост. Меньше болтай, нападай!

Эйлас нанес удар сверху – меч соскользнул в сторону. Он попробовал еще раз – Тоунси сделал круговое движение, и меч вылетел у Эйласа из рук.

– Еще раз! – сказал бейлиф. – Смотри, как это делается. Ты встречаешь меч противника под небольшим углом и сразу увеличиваешь угол, одновременно отходя в сторону. Противник размахивается изо всех сил и налегает всем своим весом. Для него меч превращается в неуправляемый снаряд, а ты резко изменяешь направление его движения, и он больше не может его удержать. Ты делаешь выпад, прицелившись в щель между пластинками брони, – и противник прощается с жизнью.

– Полезный прием, – одобрил Эйлас. – Нужно будет его попробовать, когда горцы опять придут кур таскать.

– Ха! Ты не сможешь всю жизнь отсиживаться в отцовском замке. Король воюет вовсю. А ночных воришек предоставь мне. Продолжим, однако. Допустим, ты решил прогуляться по закоулкам Аваллона и зашел в трактир выпить чарку вина. Со скамьи поднимается здоровенный детина, обвиняющий тебя в изнасиловании его жены. Он выхватывает кинжал и накидывается на тебя. В тот же момент ты вынимаешь нож и бросаешь его! Вот так! Одним плавным движением! Ты делаешь шаг вперед, вынимаешь нож из шеи негодяя и вытираешь лезвие о рукав. Если ты действительно развлекался с женой болвана, истекающего кровью на полу, тебе придется с ней распрощаться. Вся эта история основательно испортила тебе настроение. Но из-за спины к тебе подкрадывается муж другой красотки. Не зевай! – так продолжалась лекция Тоунси.

В завершение ветеран кабацких потасовок даже расчувствовался:

– Я считаю нож самым изящным оружием. Острый нож не просто убивает – он красиво летит и глубоко втыкается. При метком попадании радостно сжимается черствое сердце солдата.

С наступлением весны, на восемнадцатом году жизни, Эйлас угрюмо, не оглядываясь, оседлал коня и уехал из Родниковой Сени. Сначала дорога тянулась вдоль окружавших пруд болотистых лугов, а затем пересекла равнину Сеальда и стала подниматься в холмы, к перевалу Лешего. Там Эйлас развернулся, чтобы взглянуть на панораму Сеальда. Вдали – там, где еще серебрился отблеск пруда Джанглин, – темное пятно купы деревьев скрывало приземистые башни Родниковой Сени. Минуту-другую Эйлас сидел, не двигаясь с места и запоминая картину дорогих его сердцу, знакомых, отныне покинутых мест, – слезы навернулись ему на глаза. Встрепенувшись, он дернул поводья и повернул коня в заросшую густым лесом расщелину перевала, а оттуда стал спускаться по долине Каскадной реки.

Уже в вечерних сумерках он увидел впереди отблеск пролива Лир и вскоре прибыл в Ведьмину гавань за Туманным мысом. Эйлас сразу направился в трактир «Морской коралл» – хозяин хорошо его знал. Там ему подали добротный ужин и отвели удобную комнату с чистой постелью.

С утра он продолжил путь на запад по прибрежной дороге, а после полудня уже подъезжал к Домрейсу. Эйлас придержал коня на возвышенности за окраиной, откуда открывался вид на город. В этот ветреный день воздух казался удивительно прозрачным, как линза, четко передающая мельчайшие детали. Гавань огибал так называемый Абордажный Крюк – каменистая коса с белой бородой пенящегося прибоя. В основании Абордажного Крюка возвышался замок Миральдра, цитадель короля Граниса с длинным парапетом, тянувшимся до маяка в конце отмели. Первоначально служившая не более чем сторожевой башней, по прошествии многих веков Миральдра обросла удивительным собранием пристроек: залами, галереями и дюжиной других башен самых разнообразных форм, низких и высоких.

Спустившись с холма, Эйлас проехал мимо Палеоса – посвященного Гее храма, где пара двенадцатилетних девственниц в белых хламидах все еще поддерживала священный огонь. Подковы коня с неожиданной громкостью застучали по булыжной мостовой: Эйлас оказался в городе. Мимо лавок и таверн с узкими фасадами, мимо портовых причалов, где стояли на якоре два десятка кораблей, он выехал на мощеную насыпь, поднимавшуюся к королевскому замку.

Над головой угрожающе нависли высокие наружные стены. Они казались почти чрезмерно массивными, а стрельчатый вход, обрамленный двумя барбаканами, – непропорционально маленьким. Два стражника, в каштановых с серым мундирах Миральдры, в полированных серебряных шлемах и ярких серебряных кирасах, стояли в парадной позе «вольно», наклонив алебарды. Кто-то уже узнал Эйласа, выглянув из амбразуры барбакана; герольды протрубили приветствие. Когда Эйлас приблизился к въездной арке, стражники выпрямились, поставили алебарды вертикально и отдали честь.

Во внутреннем дворе Эйлас спешился и передал поводья конюху. Навстречу уже выходил сэр Эсте, толстяк-сенешаль, судя по жестикуляции встревоженный и удивленный:

– Принц Эйлас! Неужели вы приехали без свиты, без охраны?

– Я хотел проехаться в одиночку, сэр Эсте.

Сенешаль, известный склонностью изрекать афоризмы, поделился очередным наблюдением по поводу человеческой природы:

– Примечательно, что именно те, кого судьба облагодетельствовала всеми преимуществами благородного происхождения и высокого положения, с готовностью пренебрегают этими преимуществами! Можно подумать, что они воспринимают щедрые дары Провидения как нечто само собой разумеющееся и замечают только их отсутствие! Поистине непостижимо!

– Надеюсь, вы здоровы и пользуетесь своими преимуществами?

– В полной мере! Если хотите знать, в глубине души я боюсь пренебрегать какой-либо из моих ничтожных привилегий: Провидение может обидеться на то, что я их не ценю, и отнять все разом! Пойдемте, я вас устрою поудобнее. Сегодня король в отъезде; он осматривает в устье Ардля новый корабль – говорят, быстрый как птица. – Сенешаль подал знак лакею: – Проведите принца Эйласа в его апартаменты, приготовьте ему ванну и выдайте ему костюмы, предписанные придворным этикетом.

Вечером того же дня король Гранис вернулся в Миральдру. Эйлас встретился с ним в Большом зале; они обнялись.

– Как поживает ученый брат мой, Осперо? – спросил король.

– Отец редко выезжает из Родниковой Сени. Жалуется, что от прохладного ветра у него першит в горле. Он быстро устает, и у него начинается такая одышка, что я опасаюсь за его жизнь.

– А! Осперо вечно болеет, всегда был такой. Ты, однако, выглядишь молодцом!

– Государь, рад видеть, что вы тоже не можете пожаловаться на здоровье.

– Что правда, то правда, племянник, позволь поделиться с тобой маленьким секретом. Каждый день – примерно в это время – я выпиваю пару чарок доброго красного вина. Оно оживляет кровь, обостряет взор, очищает дыхание и придает твердость известному члену. Чародеи днем с огнем ищут эликсир жизни, а он тут как тут, у них перед носом. Но мы их не посвятим в нашу тайну, не так ли? – Король хлопнул Эйласа по спине: – Пошли, малость подкрепимся!

– С удовольствием, ваше величество.

Гранис привел племянника в гостиную, увешанную знаменами, гербовыми щитами и военными трофеями. В камине пылал огонь; король грелся, потирая руки, пока слуга наливал вино в серебряные кубки.

Жестом пригласив Эйласа сесть в кресло у камина, король сам опустился в кресло напротив:

– Я вызвал тебя в Миральдру неспроста. Как принцу королевской крови тебе пора познакомиться с государственными делами. Единственный неизменный факт нашего зыбкого существования заключается в том, что под лежачий камень вода не течет. В этой жизни каждый ходит на ярмарочных ходулях: если не прыгать из стороны в сторону и не заставлять других уворачиваться, тебя живо повалят! Защищайся – или умри! Беги – или тебя втопчут в грязь! – Король Гранис залпом опустошил кубок с вином.

– Таким образом, безмятежное спокойствие Миральдры не более чем иллюзия? – предположил Эйлас.

Гранис мрачно усмехнулся:

– Спокойствие? Мне никогда не дают покоя. Мы воюем с Лионессом, с подлым королем Казмиром. Как маленькая пробка огромной бочки, мы сдерживаем лавину, готовую затопить все острова. Не скажу, сколько кораблей патрулируют берега Лионесса: это военная тайна, которую рады были бы узнать шпионы Казмира, – не меньше, чем я рад был бы узнать, сколько у меня во дворце шпионов Казмира! Они повсюду, как мухи на скотном дворе. Только вчера повесил парочку – их трупы еще болтаются на Сигнальном холме. Естественно, я тоже нанимаю шпионов. Когда Казмир спускает на воду новый корабль, меня извещают – мои агенты поджигают его, пока он не вышел из гавани, а Казмир скрипит зубами от ярости так, что у него кровь идет из десен. Так продолжается наша война: мы оба в тупике, покуда ленивому королю Одри не взбредет в голову вмешаться.

– И что потом?

– Что потом? Битвы и кровопролития, тонущие корабли и горящие замки. Казмир проницателен и гораздо лучше умеет приспосабливаться к обстоятельствам, чем может показаться с первого взгляда. Он мало рискует, пока у него нет шанса обыграть всех сразу. Он еще не может напасть на нас в одиночку, и его мысли заняты Ульфляндией. Он попытался приманить герцога долины Эвандера, но тот сорвался с крючка. Теперь отношения между Казмиром и Карфилиотом можно в лучшем случае назвать «взаимно вежливыми».

– И каким же будет его следующий шаг?

Король Гранис сделал неопределенный жест:

– В конечном счете, если мы будем его сдерживать достаточно долго, Казмиру придется заключить с нами мир – на наших условиях. Тем временем он всячески изворачивается и подкапывается, а мы стараемся угадать, что у него на уме. Мы складываем вместе, как кусочки мозаики, сообщения наших шпионов и пытаемся представить себе мир таким, каким он выглядит из Хайдиона. Ладно, не будем больше говорить об интригах и заговорах. Где-то рядом околачивается твой кузен Трюэн – необщительный, даже слишком замкнутый юнец; будем надеяться, однако, что он достаточно умен, так как в один прекрасный день, если ситуация не изменится, ему предстоит стать королем. Пойдем-ка в трапезный зал – не сомневаюсь, что там мы найдем еще кувшин-другой этого превосходного волюспийского!

За ужином Эйласа усадили рядом с принцем Трюэном, уже повзрослевшим и превратившимся в плотного, угрюмо-красивого молодого человека с тяжеловатыми скулами и круглыми темными глазами, разделенными длинным аристократическим носом. Трюэн тщательно одевался так, как подобало его рангу, – по-видимому, он не раз уже подумывал о том, что после смерти отца, принца Арбамета, ему предстояло унаследовать тройский престол.

Как правило, Эйлас не воспринимал Трюэна всерьез, чем вызывал раздражение кузена, погружавшегося в недовольное молчание. На этот раз, однако, Эйлас решил воздержаться от насмешек, так как стремился узнать как можно больше о происходящем в столице, и Трюэн с готовностью принялся просвещать деревенского родственника.

– Воистину рад видеть, что ты наконец расстался с Родниковой Сенью, где время проходит как во сне! – заявил Трюэн.

– У нас мало неожиданностей, – согласился Эйлас. – На прошлой неделе кухарка пошла в огород нарвать зелени, и ее ужалила пчела. В последнее время это было самое заметное событие.

– В Миральдре все по-другому, уверяю тебя! Сегодня мы инспектировали большой новый корабль. Надеюсь, он приумножит мощь нашего флота и у Казмира вскочит новый чирей на заднице. Он хочет заключить союз со ска и подговорить их к совместному нападению на нас, представляешь?

– Кому охота связываться со ска?

– Вот именно. Думаю, у Казмира кишка тонка и он бросит эту затею. И все же мы должны быть готовы к любому развитию событий – в совете я постоянно подчеркиваю это обстоятельство.

– Расскажи о новом корабле.

– Ну, по конструкции он напоминает суда из южных аравийских морей. Широкий на уровне палубы, но быстро сужающийся к ватерлинии корпус делает его одновременно подвижным и устойчивым. Две короткие мачты; каждую примерно посередине пересекает длинная рея. Один конец реи закрепляется на палубе, а другой высоко поднимается, что позволяет улавливать верховой ветер. Такой корабль может резво бежать по волнам даже в почти безветренную погоду, в любом направлении. На носу и на корме установят катапульты и прочие снаряды – на тот случай, если придется защищаться от ска. Король хочет – учти, это секретные сведения! – чтобы в кратчайший срок после пробного плавания я отправился в путь; мне поручена важнейшая дипломатическая миссия. Пока что не могу вдаваться в подробности. А ты зачем приехал в Миральдру?

– Меня вызвал король.

– С какой целью?

– Я и сам толком не знаю.

– Что ж, посмотрим, посмотрим! – благосклонно и величественно произнес Трюэн. – Я замолвлю за тебя словечко на следующем совещании с его величеством. Это может способствовать твоему продвижению и в любом случае не помешает.

– Очень любезно с твоей стороны, – ответил Эйлас.

На следующий день Гранис, Трюэн, Эйлас и несколько приближенных короля выехали кавалькадой из Миральдры и промчались по мостовым Домрейса, направляясь к укрепленной верфи в устье Бешеной реки, в двух милях к северу от города. Всадники проехали под охраняемыми подъемными воротами и, спешившись, прошли по подмосткам на козлах к небольшой бухте, незаметной с моря благодаря излучине реки.

– Мы хотели бы, чтобы никто не знал о новом корабле, – объяснял король Эйласу, – но шпионы не принимают во внимание наши пожелания. Они спускаются с гор по ночам и смешиваются с толпой корабельных плотников. Иные прибывают на лодках, другие даже вплавь! Мы знаем только о тех шпионах, которых ловим, – но тот факт, что мы их ловим все чаще, означает, что их становится все больше. Казмир явно не находит себе места от любопытства… А вот и корабль! Сарацины называют суда такого типа «фелуками». Заметь, какая низкая осадка! Корпус по форме напоминает рыбу и рассекает волны, почти не оставляя попутную струю. Работники уже устанавливают мачты, – Гранис указал на шест, подвешенный к подъемной стреле. – Мачта из строевой ели, легкая и упругая. А вот лежат реи: каждая из нескольких еловых шестов, сращенных наискось, склеенных, стянутых железными хомутами и просмоленных. Получаются очень длинные брусья, сужающиеся на концах. Лучших мачт и рей нет на свете, уже через неделю мы их проверим. Корабль будет называться «Смаадра», по имени битне-сказийской богини моря¹¹. Давай-ка взойдем на борт.

Гранис возглавил процессию, направившуюся в кормовую каюту.

– Не так удобно, как на торговом судне, но места достаточно. Вы садитесь здесь, – старый король указал Трюэну и Эйласу на скамью. – Стюард, позовите сэра Фэймета; можете также подать нам что-нибудь выпить и закусить. – Гранис уселся за стол и воззрился на двух молодых людей так, будто впервые их увидел:

– Трюэн, Эйлас! Теперь слушайте меня всеми четырьмя ушами. Вам предстоит отправиться в путь на «Смаадре». Обычно новый корабль тщательно проверяют в нескольких пробных плаваниях, испытывая надежность всех его частей. Мы проведем такие испытания, но со всей возможной расторопностью.

В каюту вошел сэр Фэймет – крепко сложенный седой вояка с лицом, словно высеченным из неровного камня. Он коротко поклонился королю и тоже уселся за стол.

Гранис продолжал:

– На днях я получил сообщение из Лионесса. Похоже на то, что король Казмир, извиваясь и шипя, как раненая гадюка, отправил тайную делегацию в Скаган. Он надеется на помощь флота ска – по меньшей мере, на защиту лионесских войск во время высадки в Тройсинете. Пока что ска не взяли на себя никаких обязательств. Казмир и ска, разумеется, не доверяют друг другу; каждая из сторон рассчитывает приобрести преимущество при первой возможности. Очевидно, однако, что Тройсинету угрожает нешуточная опасность. Если нам нанесут поражение, Старейшие острова будут порабощены – либо безжалостным Казмиром, либо еще более безжалостными ска.

Трюэн весомо вставил:

– Тревожные вести!

– Несомненно, и нам надлежит принять меры предосторожности. Если «Смаадра» хорошо себя покажет, немедленно начнется строительство еще шести таких же кораблей. Кроме того, я хотел бы оказать на Казмира давление, как военное, так и дипломатическое, – хотя в этом отношении трудно надеяться на успех. И все же – попытка не пытка! С этой целью я намерен как можно скорее отправить на «Смаадре» послов – сначала в Даот, Блалок и Помпероль, затем в Годелию и, наконец, в Южную Ульфляндию. Командовать кораблем будет сэр Фэймет, а вы, Эйлас и Трюэн, станете его помощниками. Я поручаю вам эту миссию не для того, чтобы вы укрепляли здоровье, развлекались или удовлетворяли тщеславие; я хочу, чтобы вас научила жизнь. Ты, Трюэн, мой наследник. Тебе следует многому научиться – как в области морского военного дела, так и в том, что касается дипломатии и понимания образа жизни, характера и обычаев других народов Старейших островов. То же относится и к Эйласу – он обязан оправдать свое высокое положение и княжеские привилегии отличной службой на благо тройского государства.

– Государь, я сделаю все, что смогу, – пообещал Эйлас.

– Можете на меня положиться! – эхом отозвался Трюэн.

Король Гранис кивнул:

– Хорошо, ничего другого я не ожидал. Зарубите на носу, что на всем протяжении этого плавания вы подчиняетесь капитану, сэру Фэймету. Внимательно слушайте его и перенимайте его бесценный опыт. Он не нуждается в ваших советах – будьте добры, держите свои мнения и замечания при себе, пока капитан сам не предложит вам их высказать. По сути дела, в этом плавании вам надлежит забыть о том, что вы высокородные принцы, и вести себя подобно кадетам, неопытным новичкам, прилежно приобретающим необходимые знания.

Трюэн недовольно буркнул:

– Не могу не подчиниться королевской воле. Тем не менее у меня сложилось впечатление…

– Замени его другими впечатлениями. А ты, Эйлас, что скажешь?

Эйлас не мог удержаться от ухмылки:

– Прекрасно вас понимаю, государь. Постараюсь учиться со всем возможным прилежанием.

– Превосходно. А теперь, пока я тут совещаюсь с сэром Фэйметом, идите прогуляйтесь по палубе.