Kitabı oku: «Тридцать дней тьмы», sayfa 2

3

Улыбка, улыбка, успех, снова успех. Ханна листала каталог ярмарки, рассматривая портреты своих коллег по цеху и фотографии обложек их книг. Для нее это было еще одним досадным напоминанием о том, как же давно у нее самой выходило что-то новое. Она захлопнула каталог, окинула взглядом собственный совершенно безлюдный стенд. И, напротив, расположенная совсем рядом площадка со сценой была забита людьми до отказа. Досадуя на одиночество, она косилась на сгорающую от нетерпеливого ожидания публику. Внезапно у нее возникло острое желание стать маленькой, крохотной, забраться в самую что ни на есть малюсенькую клеточку собственного тела. За что, вообще говоря, она так ненавидит этого Йорна? Ведь не за то же, в самом деле, что книги его так хорошо продаются. И не за то, что их читают. Любят. Она не столь примитивна; чужой успех ее только радует. Ханна осмотрела маникюр, пару раз согнула и разогнула пальцы, внимательно разглядывая их, как будто бы в них было заключено некое неразгаданное таинство. А ведь на самом деле так и есть. Они превращают ее мысли в слова, материализуют душу, выпускают ее на свободу. Вот чего не хватает книгам Йорна – души. В них нет блестящих, оригинальных мыслей, присущих яркой индивидуальности. Они всего лишь механический репринт, своего рода конвейерная штамповка чужих идей. Быть может, его книги увлекательны, может, в них есть даже мораль. Тем не менее все эти их достоинства не более чем ходовой товар, ибо сделаны по шаблону. Где оригинальность мышления, где душа – все то, что отличает писателя от обычного человека, который умеет писать и имеет хоть какое-то представление о построении сюжетной интриги? А язык?! Почему он абсолютно не заботится о своем языке?

Когда Йорн поднялся на сцену, раздался взрыв аплодисментов. Поцеловав в щеку Наташу Соммер, он широко улыбнулся своим фанатам. Вероятно, он пытался выглядеть скромно, но это ему явно не удавалось – самовлюбленность было не скрыть. Кое-кто в публике засвистел, как будто он был рок-звездой. И это Дания – культурная страна! Черт бы побрал всю эту бесталанную братию! Ханна не отрывала глаз от Йорна – так сова перед тем, как напасть, смотрит на мышь, растопырив свои когти. Правда, ее собственные когти по-прежнему лежали на прилавке и даже слегка расслабились – ведь Йорн относился к числу неприкасаемых. Наташа Соммер начала свое интервью, едва заметно кокетничая с собеседником. Далее заговорил Йорн. Видно было, что он полностью уверен в себе, а речь его хорошо отрепетирована. Каждое сказанное им слово становилось еще одной каплей бензина, падающей на и без того обожженную кожу Ханны.

– Как бы мне хотелось писать очередную книгу, ну, скажем, минут за восемнадцать, а закончив, сразу же браться за следующую.

Вот ведь жжет!

– Писать – это ремесло, такая же работа, как любая иная. Поэтому очень важно строго соблюдать трудовую дисциплину: в определенный момент времени усесться за стол и писать, не останавливаясь, до тех пор, пока не получится запланированное количество страниц. Кстати, при этом так же важно придерживаться здорового питания и совершать приличный моцион, чтобы сохранять остроту мысли.

Ну прямо огонь!

– Я считаю своим долгом никогда не надоедать своему читателю, всегда стремиться к тому, чтобы завоевать как можно более обширную аудиторию. Ведь написание подобного рода книг – это целая индустрия. Я, можно сказать, ощущаю себя неким предпринимателем, создающим рабочие места для множества людей: в издательстве, в типографии, в книжных магазинах.

Мировой пожар, да и только!

Не в силах дольше выслушивать эту чушь – отождествление литературы с рыночной экономикой, – Ханна нащупала в сумочке мобильник и набрала Бастиана, однако попала на автоответчик. Она уже совсем было решила потихоньку сбежать отсюда, как вдруг на стенд заглянули две девочки-подростка. Ханна попыталась выкинуть из головы мысли о Йорне, но ей это не удалось.

– А как бы ты описал соотношение между, ну, скажем, более серьезными литературными направлениями и книжной поп-культурой, ярчайшим представителем которой ты являешься?

Услыхав вопрос Наташи Соммер, Ханна насторожилась. Йорн спокойно кивнул, вероятно, показывая, что понял вопрос, а быть может, подчеркивая тем самым, что ответ будет довольно сложным.

– Мне это видится следующим образом: превосходно, что существуют авторы бестселлеров, такие, как я, за счет чего у прочих писателей появляется возможность издавать свои произведения. Таким образом, популярная литература является необходимой для того, чтобы по-прежнему издавались даже те книги, которые не особо расходятся.

Да чтоб я заживо сгорела!

Так вот, значит, как, подумала Ханна. Стало быть, это ты даешь мне средства к существованию. Мне удается издавать мои книги лишь потому, что ты пишешь свои, дурацкие? А поскольку тебе нет никакого дела до языка, которым они написаны, я могу позволить себе удовлетворять собственные эстетические амбиции? Когти вновь стали потихоньку растопыриваться. Девчонки-подростки подошли к ней, и одна из них швырнула на прилавок книжку.

– Упакуешь это?

Ханна посмотрела на книгу, а затем подняла взгляд на девочку: слишком черные, явно крашеные волосы в сочетании с бледной кожей лишний раз подчеркивали ее нежный возраст. И еще: девочка была абсолютно безбровой. Ханна терпеть не могла, когда у человека отсутствовали брови – считала это неким признаком слабохарактерности. Что же, в самом-то деле, не могла их хотя бы нарисовать? Однако вовсе не внешность посетительницы стала причиной мгновенно вспыхнувшего в душе Ханны неудовольствия. Книга, которую та положила перед ней, была «Женщина, которая шептала о помощи». Автор Йорн Йенсен. Ханна взяла ее с таким видом, будто это были потерянные трусы какого-то грязного бомжа, и перевернула ее. На обратной стороне обложки красовалась фотография Йорна со скрещенными на груди руками. Он стоял, живописно привалившись к какому-то дереву, и смотрел прямо в объектив, как будто проводил сеанс психоанализа с линзой. Кроме фотографии здесь было несколько строк из рецензий, сплошь хвалебных, а также карта звездного неба. По-видимому, скачанная с какого-то сомнительного блогерского сайта, о котором Ханна никогда не слышала. Ханна оторвалась от картинки и посмотрела на самого человека с фотографии.

– Я вовсе не думаю, что смогу весь остаток жизни быть успешным писателем – следует, в конце концов, и меру знать. Надо уметь остановиться, пока игра еще того стоит.

Произнося последние слова, Йорн посмотрел на Ханну. Взгляд был прямым, кратким, однако достаточно красноречивым, чтобы понять, что это не случайность. Ей даже показалось, что на лице его появилась насмешливая ухмылка – может, это был своего рода ответ на то, что она неизменно поворачивалась к нему спиной на различных приемах. Сдерживаемое в течение многих лет раздражение вдруг прорвалось наружу: Ханна внезапно размахнулась и, сама, видимо, не вполне понимая, что делает, швырнула в Йорна экземпляр «Женщины, которая шептала о помощи». Вполне вероятно, многочисленные годы, проведенные им в датской армии, обострили его реакцию и научили уворачиваться от летящих прямо в голову книг, ибо в самый последний момент он успел ловко отклониться и тем самым буквально на миллиметры избежать попадания собственного бестселлера прямиком в лоб. Вместо этого книга стукнулась в стойку с плакатом, на котором была изображена обложка книги. Стойка с грохотом рухнула со сцены.

Казалось, чуть ли не все посетители ярмарки повернулись в сторону Ханны. Безбровая девочка-подросток указала на нее пальцем:

– Это она ее бросила!

Изумленная Наташа Соммер прикрыла ладонью рот, видно было, что она не в состоянии предпринять ничего сверх того, что написано аккуратным почерком в ее блокноте с планом интервью. Йорн же, напротив, сохранял спокойствие. Он встал со своего места, подошел к краю сцены, чтобы лучше видеть поверх голов, и посмотрел Ханне прямо в глаза, она же не сделала даже попытки отвести взгляд.

– Ага! По-видимому, кое-кто вовсе не в восторге от моей новой книги.

Многие в публике заулыбались. Ханна вскипела.

– Я ее не читала, однако наверняка это не более чем копия одной из твоих прежних книг, только с новым названием. Или почти новым – ведь предыдущее детище было «Женщина, которая мечтала о сексе». Я прочла ее за один день.

– Ага, значит, ее ты читала! Мне это весьма льстит.

Йорн самодовольно улыбнулся в толпу, которая ответила смешками и ухмылками. Первый шок у публики прошел, люди молниеносно перестроились и приготовились к новому развлечению: назревало острое столкновение двух известных писателей, испытывающих друг к другу явную неприязнь, что-то вроде литературной дуэли. Это куда лучше, чем один человек на сцене, пусть напротив него и установлен микрофон в держателе.

Наташа Соммер пришла в себя и в предвкушении затаила дыхание. Фотографы защелкали затворами своих аппаратов. Ослепленная вспышками, Ханна заморгала. В следующий миг она увидела себя как бы со стороны. Ей будто сделали инъекцию несуществующего лекарства, содержащего в равных долях панический ужас и боевой задор. С помощью адреналина она смогла подавить в себе первый ингредиент.

– На самом деле пусть тебе это не льстит – данное чтение произвело на меня самое удручающее впечатление. Я тут как-то вела курсы письма для детишек-четвероклашек, так вот они, на мой взгляд, формулируют свои мысли куда лучше.

Похоже, ехидное замечание Ханны достигло цели. Нервное подергивание уголка рта Йорна свидетельствовало о том, что выпад в адрес творческих способностей был худшим из зол даже для такого человека, как он, уже продавшего несколько миллионов книг, а теперь еще и права на экранизацию своего очередного шедевра в одной из англоязычных стран.

– Невозможно же всем писать тонкие психологические романы, рассчитанные лишь на интеллектуальную элиту.

Ханна была готова к подобному аргументу. Ей уже и раньше приходилось слышать это.

– Строго говоря, возможно. Однако вопрос не должен ставиться «либо-либо». Одно другого не исключает, и все это сейчас вовсе не из-за того, что я ненавижу детективы. Я ненавижу плохие детективы, которые преподносятся людям как хорошие, – например, такие, как твои.

От добродушия Йорна не осталось и следа. Теперь он только защищался.

– Ты, разумеется, можешь называть мои детективы плохими, однако думаю, что многие с тобой не согласятся. К примеру, многомиллионная армия моих читателей.

Раздались аплодисменты. Ханна сделала вид, что их не замечает – ведь по большому счету все собравшиеся здесь были фанатами Йорна. С данной ситуацией ее примиряло понимание того, что, как в национальных, так и в международных литературных кругах, она слывет королевой высокой культуры. Даже притом, что, быть может, круги эти не слишком широкие.

– Вкус большинства редко является показателем качества.

Внезапно Ханна подумала, что, вероятно, немного переборщила. В ее намерения не входило оскорблять Йорна лично. На самом-то деле проблема заключена вовсе не в нем самом, а в том, каких взглядов он придерживается. Ну, разумеется, и в том, что ему хватает наглости поучать других, как им следует писать. Так что нет! Все-таки он это заслужил. Именно он!

Появилась даже одна телевизионная камера – кто же знал, что писатели разыграют целую драму на фоне своих книг?! Ханна ее сразу же заметила. Действительно, какого черта она завелась? Но ни свернуть, ни остановиться она уже не могла. Так для автомобиля, попавшего на обледенелый участок дороги, единственным способом избежать катастрофы является продолжать свой путь, не меняя ни скорости, ни направления, надеясь при этом на благоприятный исход. Йорн, как видно, придерживался той же стратегии.

– Мне представляется довольно самонадеянным с твоей стороны стоять здесь и утверждать, что ты обладаешь лучшим вкусом, чем все те, кто читает мои книги.

Ну уж нет! Нельзя позволять ему сводить их спор к вопросу о вкусах.

Ханна потянулась к высоченной стопке книг Йорна и взяла в руки верхний экземпляр.

– Вот посредственная вещица объемом в несколько сотен страниц. Дурной вкус – это еще не так страшно. Но если ты создаешь заведомо посредственную книгу и не желаешь прилагать ни малейших усилий, чтобы пытаться писать лучше или хотя бы по-другому, то это, на мой взгляд, является самой настоящей угрозой для нашего общества. Да, подлинная угроза – это все те, кто не хочет напрягаться, а просто-напросто заглядывает в шкаф и берет с полки готовые клише. И зарабатывает на этом огромные деньжищи. Да любой идиот в состоянии написать за месяц такой детектив!

Йорн выдержал паузу. Все посетители книжного форума, затаив дыхание, смотрели на него.

– О’кей. Но раз это может любой идиот, значит, и ты тоже сможешь?

Ханна замерла. Она поняла, куда он клонит. Такого поворота она не ожидала.

– Разумеется, сможет!

Ханна обернулась, высоченная, как башня, фигура Бастиана возникла у нее за спиной. Он что же, выходит, был здесь все это время? И что за манера – влезать с подобного рода заявлениями в чужую беседу?

– Что ж, мне кажется, это прекрасный вызов! Написать детектив за месяц! Думаю, все мы с нетерпением будем ждать эту книгу.

Йорн улыбнулся – все-таки ему удалось перевести беседу в нужное для себя русло. Что ж, нахальство – второе счастье.

Одобрительные кивки, аплодисменты, вспышки камер, разговоры. Что это было – хитрый медийный трюк или же настоящий конфликт, – никто так до конца и не понял. Развлечение, начинавшееся здесь и сейчас, вышло на новый, пожалуй, даже эпохальный уровень.

Взгляды всех присутствующих были прикованы к Ханне, сама же она переводила глаза с Йорна на Бастиана. Стоя между этими двумя мужчинами, она почувствовала, что утрачивает контроль над ситуацией. Вернуть его можно было только одним способом.

– Через месяц я напишу детектив, который будет лучше всех когда бы то ни было выпущенных тобою.

Заявление Ханны стало сюрпризом для многих, в том числе для нее самой. Круто развернувшись, она твердым шагом пошла прочь от Йорна, от всей этой публики, журналистов. Некоторые последовали за ней, молниеносно среагировавший Бастиан оказался в числе первых. В атмосфере витало данное Ханной обещание.

4

Ханна едва успела поднести зажигалку к сигарете, как в подсобке за стендом появился Бастиан. Судя по тишине у него за спиной, ему удалось стряхнуть с хвоста преследователей.

– Это самый блестящий из всех маркетинговых ходов, которые мне доводилось видеть! Сотни тысяч экземпляров этой книги уже, считай, проданы, задолго до ее фактического появления!

Ханна взглянула на него.

– Дерьмо!

После первой же затяжки Ханна затушила сигарету.

Бастиан тяжко вздохнул – он прекрасно ее знал.

– Ты и не собираешься писать эту книгу?

– Я просто-напросто не могу. Это же детектив, а я пишу интеллектуальную прозу. Я не могу придумать даже простенькую любовную историю.

– А если все же сможешь?

– И что? Тогда это будет самый плохой в мире детектив.

– Почему сразу плохой? Плохо ты писать не умеешь.

– Ты ко мне подлизываешься в надежде на прибыль.

Бастиан положил руку ей на плечо.

– Ты напишешь хороший, совсем другой детектив. За месяц. Он будет хорошо продаваться. Ты уже донесла свою точку зрения и до Йорна, и до всего литературного мира – ты положила начало дебатам. Потом ты вернешься к своим романам, которые вдруг, в одночасье, вызовут в народе широкий интерес. Отныне все, что бы ты ни написала, будут читать и обсуждать. Люди начнут читать твои прежние книги, «Я прихожу в тишине» будет переиздана. Ты обязательно оставишь свой след в истории датской литературы.

Ханна смотрела прямо перед собой невидящим взглядом: постепенно она начинала видеть себя в новом свете.

– Может, я и сумею написать хороший детектив, но уж никак не за месяц. Ведь в этом-то как раз и суть: плохие детективы плохи потому, что пишутся впопыхах и поверхностны, если говорить о языке и содержании. Такой я бы, вероятно, смогла написать за месяц.

– Если справишься, то качество будет не так уж и важно. Равно как и содержание. Главное, чтобы слова «любой идиот сможет за месяц написать детектив» оказались правдой. Это заставит увидеть данный жанр в ином свете.

– А нужно ли вообще тратить бумагу, чтобы печатать на ней плохие книги? Ведь они же не будут стоить потраченной на них древесины.

– Через сто лет твои романы войдут в программу всех гимназий.

Ханна задумалась.

– Мне не пишется.

Бастиан смерил ее внимательным взглядом.

– Твое вдохновение остро нуждается в новых впечатлениях, в новой обстановке.

– Я только что побывала в Берлине и за две недели там написала четыре страницы.

– Тогда стоит попробовать что-то иное: побыть на природе, в тишине. Тебе просто необходимо отправиться в Исландию.

Ханна взглянула на него с изумлением.

– Почему именно в Исландию?

– У меня там есть кое-какие контакты. Подруга семьи, женщина, у которой ты сможешь остановиться. У нее там большой дом в крохотной деревушке. Отправившись туда, ты окажешься в полной изоляции от мира – обретешь время и покой для того, чтобы писать. А спустя месяц вернешься с готовым детективом.

– А что, если нет?

– По крайней мере, это будет честной попыткой.

Бастиан полез в свой телефон. Ханна еще раз взвесила ситуацию. У нее было такое чувство, будто она достигла какого-то судьбоносного момента в своей жизни. И почему считается, что все решения следует принимать заблаговременно? Вот, пожалуйста, тебе представляется прекрасная возможность. Хотя, конечно, все может обернуться и трагической ошибкой. Бастиан оторвался от телефона.

– Отправляйся домой и собирай сумку. Через четыре часа ты должна быть на борту самолета, вылетающего в Рейкьявик.

5

Багажный транспортер тяжело вздохнул и включился, издав при этом металлический скрежет, который, по-видимому, обещал скорое воссоединение чемоданов со ждущими их владельцами. Народ столпился у отверстия в самом начале ленты, которое с неравными промежутками выплевывало очередную порцию вещей. Ханна ожидала свой багаж в гордом одиночестве поодаль от людской толкотни. Как будто никто не понимает, что вещи движутся по транспортеру по кругу и потому удобнее всего распределиться равномерно по всей длине ленты. Черт возьми, да ведь это предусмотрено самим дизайном транспортера. Скрестив на груди руки, она рассматривала своих попутчиков. Куда они так спешат, чего боятся? Что кто-то другой подхватит принадлежащий ему туго набитый нестираным бельем чемодан – точную копию своего собственного?

Их совместный утренний полет протекал, так сказать, наперегонки с темнотой, учитывая часовую разницу во времени. В полете у Ханны вдруг появилось едва ли не поэтическое чувство общности с окружающими. Такое с ней случалось крайне редко. А здесь она ощущала себя частью группы: мы все болтаемся высоко над землей и если грохнемся, то и умрем все вместе. Мысли об общей смерти преисполнили душу Ханны смирения. Теперь же попутчики, живые и здоровые, казались ей стаей гиен, окруживших тушу мертвого животного. В борьбе за багаж чувство общности мгновенно испарилось.

Она тащила за собой свой черный кофр. Одно колесо было поломано, так что чемодан постоянно с шумом заваливался на правую сторону. Еще несколько поездок назад от него следовало избавиться. Ханна огляделась по сторонам, пытаясь создать себе первое впечатление об Исландии. Что касается интерьера самого аэропорта, отличий от Дании было немного. Как, впрочем, и от всех прочих аэропортов во всем мире: бетон, металл, стекло. Прекрасно дополняющие друг друга. Быть может, все зоны прилета настолько однотипны, чтобы не сразу было понятно, в какую страну ты прилетел. Может, это форма плавного перехода: всего лишь несколько часов назад ты был в другой стране, теперь ты здесь, но вокруг то же самое. Своего рода шлюз, чтобы человеческий мозг успел приспособиться, привыкнуть. Или же, может, потому, что большинство путешествующих боятся незнакомых мест. В то же время Ханна вынуждена была констатировать, что нейтральность интерьеров национального аэропорта Кефлавик⁴ компенсируется наличием в нем национальной символики: магазины беспошлинной торговли с национальными флагами, сувенирами, шоколадками в форме зданий, открытками с фотографиями торфяных хижин или водопадов. Исландская водка, исландские сладости. Ну кому, положа руку на сердце, может понадобиться бейсболка с рогами и исландским флагом? Проходя мимо магазина, она скосила глаза: разумеется, американские туристы. Ханна почувствовала, как справа из-под мышки по боку покатилась капля холодного пота. Надо бы как-то поскорее выбираться из здания аэропорта. Энергично рванув чемодан, она заставила его катиться по нужной траектории к выходу из здания в надежде на то, что ее квартирная хозяйка Элла уже ожидает снаружи. Так обещал ей Бастиан.

У выхода из зала прилета ее никто не встречал. Ханна с сожалением подумала о том, что, наверное, зря она решилась на этот проект. Она дважды обошла парковку, таща за собой полудохлый чемодан, и не торопясь выкурила две сигареты у дверей аэропорта. Места их назначенной встречи. Однако Элла здесь так и не появилась. Поежившись, Ханна зашла под навес и посмотрела на небо. Оно было сплошь серым с многочисленными оттенками. Начался дождь. Воздух здесь не казался таким свежим, как было ей обещано. Куда же запропастилась эта Элла? Внезапно Ханну посетила довольно неприятная мысль: а что, если никакой Эллы вовсе нет? И не существует никакого жилья, где бы она смогла писать. Вдруг все это подстроено Бастианом, чтобы избавиться от нее? Нет, он бы этого не сделал. Скорее уж Элла умерла от остановки сердца – она же ведь старушка. Какого черта, неужели ее квартирная хозяйка лежит мертвой где-то в кювете? Замерзшие пальцы долго возились с зажигалкой. Наконец Ханне удалось прикурить, она сделала глубокую затяжку, ненадолго задержала дым в легких и резко выдохнула. Внимание ее привлекла странная скульптура из стали и стекла, переливающаяся всеми цветами радуги. Скульптура поворачивалась вокруг своей оси, и верхняя часть ее казалась незавершенной, как будто сначала она хотела было дотянуться до самого неба, но потом передумала. Кстати, еще не поздно вернуться. «Исландэйр»⁵ выполняет челночные рейсы, так что она вполне может попытаться сесть в тот же самолет, которым она сюда прилетела. Может даже взять билет на то же самое место.

Внезапно Ханна обратила внимание на внедорожник, который как бы прочесывал автомобильную парковку; похоже, он искал здесь потерявшуюся датскую писательницу. Ханне показалось, что за заляпанным грязью ветровым стеклом она узнает женщину, чью фотографию мельком показывал ей Бастиан. Ханна помахала рукой, стараясь привлечь к себе внимание; прошло некоторое время, прежде чем ей это удалось. Ханне показалось, что она видит, как губы сидящей в машине дамы растянулись в улыбке, и джип покатился в ее направлении и наконец остановился. Из машины ловко выбралась Элла, внешний вид ее, мягко говоря, поражал своей неординарностью. Рыжие крашеные волосы, золотые украшения, яркая помада. Одета она была в серую флисовую кофту, на ногах деревянные башмаки. Под мышкой у дамы торчал кусок старого картона, на котором красовалась сделанная красной тушью надпись «Дабро пажаловать, Ханна». Вытянув руку, дама подняла табличку, расцвела в очаровательной, несмотря на свои шестьдесят с лишним лет, улыбке и, указывая на себя, представилась:

– Элла.

Ханна протянула ей руку. Ей было известно, что в Исландии датский язык вроде бы входит в обязательную школьную программу, однако она также прекрасно знала, что это миф, будто все исландцы говорят или понимают по-датски. Не желая показаться тупой и невежливой, она решила, что весь следующий месяц будет обходиться английским.

– Hello, I am Hanna. Thank you for letting me stay at your house⁶.

Элла что-то быстро залопотала по-исландски, замахала руками и начала дергать чемодан Ханны, который размерами не уступал ей самой. Ханна быстро разобралась в ситуации: Элла не знает ни датского, ни английского! Мысленно она готова была прибить Бастиана за то, что он утаил от нее эту информацию. Причем сделал это, подозревала она, умышленно. Знай это Ханна заранее, она бы с места не сдвинулась. Однако теперь она уже была здесь. Ханна взялась за чемодан, который уже, похоже, одержал верх над маленькой дамой.

– Это я возьму сама.

Внедорожник оказался джипом «Чероки». Увидев обшарпанные сиденья и радио с кассетным магнитофоном, Ханна констатировала, что он перестал считаться новым уже много лет назад. Так-так-так, брррум, так-так-так, брррум. Мотор выводил свою собственную мелодию, звучащую, как прощальная песнь. Ханна встревоженно косилась на Эллу, которая была полностью сосредоточена на вождении и не обращала никакого внимания на очевидные перебои в работе двигателя. Может, она просто к этому привыкла. Ханна вздохнула. Если впереди их и ждет гибель в автомобильной аварии, то повинным в ней окажется, скорее всего, не автомобиль, а водитель. Взгляд Ханны перебегал с вышитой диванной подушки, которую Элла подложила под себя, чтобы оказаться на уровне ветрового стекла, на очки с толстенными линзами, красовавшиеся на носу старой дамы. Кстати, носом своим Элла едва не задевала ветровое стекло, так что на нем даже появлялись и исчезали пятнышки в такт ее дыханию. Ханна подумала, что, по-видимому, в Исландии для замены водительского удостоверения вовсе не требуется предоставление медицинской справки. Ну да для замены прав Элла была еще не настолько стара. А после того, как они, обгоняя «Мерседес», чудом избежали столкновения с идущим навстречу автобусом, Ханна стала сильно сомневаться в том, что у Эллы вообще есть права. 110 км/час. По проселочной дороге. Может, и впрямь ей лучше погибнуть? Хоть не нужно будет писать этот детектив.

Звук двигателя явно говорил о том, что он на грани коллапса. Ханна подалась вперед всем телом и указала на капот машины куда-то в районе радиатора, надеясь пояснить, что речь идет о моторе, а затем зажала уши. Элла кивнула – мол, я все и так знаю. Сказала что-то по-исландски.

Затем Элла включила радио, врубила на всю мощность «Another Day in Paradise» Фила Коллинза⁷ и принялась с довольным видом раскачиваться из стороны в сторону в такт льющимся из динамиков звукам рока. При этом руки ее крутили руль, так что автомобиль двигался вперед, выписывая какие-то бешеные зигзаги. Ага, выходит, решила заглушить кашляющий мотор более громкими звуками. Превосходно! Если Ханна и ненавидела кого-то больше, чем Йорна Йенсена, то это был Фил Коллинз. Нет уж, увольте, этот саундтрек ни за что не станет для нее реквиемом. Она достала телефон и набрала номер. Бастиан тут же взял трубку. Поздороваться Ханна не удосужилась.

– Мне нужно, чтобы ты заказал мне обратный билет.

– А что, Элла не приехала?

– Она завезла нас в кювет, и нас зажало в горящей машине. Я не чувствую ног.

– Насколько я могу судить, Исландия уже дала тебе толчок к сочинительству. Элла прелесть, не находишь?

– Почему ты мне не сказал, что она не говорит по-английски? И водит как сумасшедшая, и без ума от Фила Коллинза?

– Но ведь Фил Коллинз действительно хорош.

– Прекрати. Все это ни в какие ворота не лезет. Не понимаю, что со мной случилось, – просто какое-то размягчение мозгов. Однако я точно знаю, что завтра утром есть самолет до Копенгагена и я должна им улететь обратно.

– А что с романом?

– С детективом.

– Он что, напишется сам по себе?

– Надеюсь. Мне и вправду очень жаль, но я его для себя не вижу. Я хочу домой.

Ханна услышала, как где-то там, в Дании, Бастиан тяжко вдохнул.

– Посмотрю, что смогу сделать.

Ханна с досадой нажала «отбой». В полном отчаянии она бормотала себе под нос разного рода ругательства:

– Черт, черт, черт! Вот ведь дерьмо какое!

Элла резко затормозила и выключила радио. Они стояли на обочине.

– Что случилось?

Ханна выпрямилась и огляделась по сторонам, не понимая, в чем дело. Тем не менее она почувствовала, что настроение в машине резко изменилось.

Элла сидела, глядя прямо перед собой. Довольно долго. Затем перегнулась через Ханну, открыла бардачок и отыскала в нем клочок скомканной бумаги и ручку. С сосредоточенным видом принялась что-то писать. Длилось это минуту. Будто ей приходилось извлекать слова откуда-то из глубин памяти. Потом показала написанное Ханне. Та прочла – некую смесь датского с норвежским.

– Ты много ругаишься и непрелично выражаишься.

Ханна перечитала записку. Родной язык было трудно узнать. Затем она взглянула на Эллу, чувствуя, что внутри у нее все сжалось.

– Так ты говоришь по-датски?

Элла снова принялась писать. На этот раз слова она подбирала быстрее.

– Я понимаю. И нимного пишу.

Неприятное чувство в душе у Ханны нарастало. Она выдержала едва ли не театральную паузу.

– Я и хорошие слова тоже знаю.

Элла написала:

– Вот и гавари так.

Ханна снова взглянула на нее. Она впервые увидела, какие у Эллы глаза. Лучистые, светло-зеленые. Как же она не обратила внимания на такие необычно яркие зеленые глаза? Ханна кивнула.

Элла завела машину, и они продолжили путь. Ханна отвернулась к окну и принялась рассматривать окружающую природу – прежде ей было как-то не до этого. Автомобиль пожирал оставшиеся им километры, дальнейший путь проходил в молчании. Так-так-так, брррум, так-так-так, брррум. Почти в тишине.

Шесть часов. Ханна читала, что именно столько времени занимает дорога до рыбацкого поселка Хусафьордур, которому предстояло стать ее домом на следующий месяц. Она могла бы проделать весь путь по воздуху, воспользовавшись рейсом внутренних авиалиний, однако Элла настояла на том, что встретит ее в аэропорту Кефлавик. Ханна раздумывала, не слишком ли затянулась пауза, которую выдерживала Элла, но не решалась спросить об этом. Ханна покосилась на своего водителя. Та, казалось, нисколько не устала. Ханна откинулась на спинку, готовясь провести весь этот многочасовой путь на жестковатом сиденье джипа. Прочь из города, вглубь этой неосвоенной страны. Они оставили позади себя расстилавшуюся с запада равнину со следами застывшей лавы, напоминавшую лунный пейзаж, и продвигались на юго-восток, где природа была более разнообразна. Хотя в расцветке осенних полей и преобладали желто-коричневые цвета, здесь еще оставалось немало зелени. Для Ханны стало сюрпризом, что Исландия такая зеленая страна, даже сейчас, когда дело идет к зиме. Лишь горы, казалось, были верны времени года: они с легкостью возносили снежные вершины в самое небо. Ханна любовалась ими с таким восхищением, которое может испытывать лишь тот, кто прибыл из страны, где вовсе нет гор. Как писатель она просто обязана пребывать в эдаком симбиозе с природой, которая в свою очередь должна была вдохновлять ее на патетические строки. Однако в нее природа вселяла некий страх, и потому в своем творчестве она всегда предпочитала апеллировать к внутреннему миру человека. Не потому, что писать о людях легче, чем о природе, а потому, что она считала это гораздо более естественным, аутентичным.