Kitabı oku: «Проблемы кодификации корпоративного и вещного права», sayfa 2

7. Современное западноевропейское корпоративное право рассматривает корпоративные соглашения исключительно как «договоры, связывающие право голоса» (Stimmrechtsbindungsverträge, conventions de vote). При этом общепризнанна их обязательственно-правовая природа, что означает их обязательность только для их сторон, но не для корпорации в целом (следовательно, в случае нарушения такого договора результаты голосования и принятые корпорацией решения остаются юридически действительными и не могут быть оспорены по этому основанию). Здесь не признается возможность участия в них третьих лиц, не являющихся членами корпорации, ибо эти последние путем получения господства над голосами участников могут получить и возможность влиять на решения корпорации, риск и последствия которых будут нести не они, а участники корпорации²⁰. Современное законодательство обычно закрепляет их публичность (см., например, ст. 2341-ter Гражданского кодекса Италии в редакции 31 мая 2010 г.). Такими договорами во всяком случае нельзя менять императивно закрепленную законом структуру корпорации, лишать других лиц права голоса, покупать чужие голоса, либо иным образом злоупотреблять предоставленным правом или действовать в противоречии с «добрыми нравами» (gegen die guten Sitten)²¹.

Лишь швейцарская судебная практика после ряда сомнений и колебаний допустила возможность заключения между участниками акционерных обществ взаимных договоров не только о согласованном голосовании, но и о предварительной или преимущественной покупке акций, о возложении на акционеров некоторых дополнительных обязанностей (воздержание от взаимной конкуренции, неразглашение определенной информации) или о предоставлении им дополнительных прав (на получение информации и даже на участие в принятии некоторых решений), рассматривая их как договоры об осуществлении прав акционера, но твердо основываясь при этом на их обязательственно-правовой природе, не влияющей, следовательно, на взаимоотношения участника такого договора и акционерного общества в целом²².

Американские же shareholders agreements в основном призваны восполнить недостаток правомочий участников корпорации, поскольку их компетенция в законодательстве большинства американских штатов определена гораздо уже, чем компетенция общего собрания акционеров в европейских акционерных обществах. По существу они являются здесь учредительными документами корпоративного, а не обязательственного характера, важными также и для контрагентов корпораций²³. Европейское континентальное право не испытывает в них потребности, а отдельные теоретические попытки «заменить» ими устав (учредительный документ) корпорации остаются безуспешными.

В России в результате многочисленных дискуссий последняя редакция законопроекта об изменениях в ГК в ст. 67-2 признает корпоративный договор в качестве «договора об осуществлении корпоративных (членских) прав», прямо исключая для него возможность определять структуру органов управления общества и их компетенцию, а также обязывая его участников уведомлять общество о факте заключения корпоративного договора. Проект исходит из того, что корпоративный договор не создает обязанностей для не участвующих в нем лиц, и только в случае, когда его участниками являются все члены хозяйственного общества, его нарушение может стать основанием для оспаривания действительности решений органов общества, принятых с нарушением его условий. Договор третьих лиц, имеющих охраняемый законом интерес, с участниками хозяйственного общества по осуществлению последними своих корпоративных прав (например, относительно голосования, согласованного с банком-кредитором) не рассматривается в качестве корпоративного, хотя к нему «соответственно» могут применяться правила о таком договоре.

8. Законопроект об изменении редакции ГК РФ предусматривает отмену юридической конструкции «закрытых акционерных обществ», выполняющих одинаковые экономические функции с обществами с ограниченной ответственностью. Параллельное существование этих двух почти одинаковых организационно-правовых форм корпораций стало следствием борьбы традиционного для России европейского континентального (германского) подхода с усилившимся в 90-е годы прошлого века влиянием англо-американского права. Если Гражданский кодекс изначально включал германскую конструкцию общества с ограниченной ответственностью (а его разработчики приняли активное участие и в создании Федерального закона «Об обществах с ограниченной ответственностью»), то в сфере акционерного законодательства господствующими оказались американские подходы (а Федеральный закон «Об акционерных обществах» до сих пор сохраняет некоторые противоречия с общими положениями Гражданского кодекса).

Как известно, англо-американское право исторически не знает различий между акциями и долями участия (в обществах с ограниченной ответственностью и их аналогах), понимая под shares любые «доли или паи участия», в том числе и «акции». Предпринимательскими корпорациями (business corporation) здесь традиционно признаются только «компании с ограниченной ответственностью на паях» – limited company by shares (которым противостоят «партнерства» – аналог европейских товариществ). «Благодаря» именно этому обстоятельству еще в самом начале 90-х годов в России и получил распространение абсурдный по сути перевод слова corporation как «акционерного общества», и соответственно closed corporation – как «закрытого акционерного общества»²⁴.

В действительности limited company подразделяются на «публичные», т. е. имеющие возможность прибегать к публичной подписке на свои акции/доли (которые обычно обращаются на биржах и иных организованных финансовых рынках), и «частные», которые лишены таких возможностей. Первые действительно представляют собой некоторый аналог открытых акционерных обществ, к которым в силу их «публичности» законом предъявляются определенные требования императивного характера, в том числе относительно размера минимального капитала, структуры управления и т. д. Вторые в силу отсутствия к ним «публичного интереса» получают полную свободу внутренней организации, к их капиталу обычно не предъявляются какие-либо специальные требования и т. д.

Отечественные экономисты и некоторые юристы ошибочно считают такие «частные компании» аналогом обществ с ограниченной ответственностью, предлагая распространить на последних «либеральные» американские подходы, прежде всего, путем отмены требований к их минимальному уставному капиталу и разрешения им полной свободы внутренней организации, т. е. структуры управления (разумеется, «забывая» при этом о требованиях Solvency test, законодательства о бухгалтерской отчетности с серьезной ответственностью за его нарушения и тому подобных «деталях» англо-американского корпоративного права). Между тем такая «аналогия» неправильна, ибо англо-американскому праву неизвестна и попросту чужда германская юридическая конструкция общества с ограниченной ответственностью²⁵.

В европейском континентальном, и прежде всего – в германском, корпоративном праве (породившем конструкцию общества с ограниченной ответственностью) традиционно исходят из того, что общества с ограниченной ответственностью, как и акционерные общества, представляют собой «объединения капиталов», т. е. корпорации с ограниченной ответственностью участников. Эти последние «в обмен» на такую важную привилегию должны выполнять императивные требования закона о размере уставного капитала и структуре управления (в значительной мере ориентированной на защиту миноритариев).

«Объединения капиталов» традиционно противопоставляются «объединениям лиц» – товариществам (в англо-американском праве – «партнерствам»), участники которых (а в коммандите – хотя бы некоторые из них) несут неограниченную личную имущественную ответственность по общим долгам. «Взамен» они получают привилегии в виде отсутствия каких-либо законодательных требований к капиталу товариществ и структуре управления ими, а в большинстве случаев – также еще и определенные налоговые льготы.

Очевидно, что активно навязываемое российскому праву англо-американское деление на «публичные» и «частные» корпорации имеет другой смысл и юридические последствия. После многочисленных споров представителям Минэкономразвития и рабочей группы по созданию МФЦ пока удалось добиться объявления в ст. 66-3 законопроекта об изменениях ГК «непубличными обществами» обществ с ограниченной ответственностью и акционерных обществ, не отвечающих признакам «публичных». По сути имела место не просто «замена» ЗАО «частными акционерными обществами», а попытка включения в эту категорию еще и обществ с ограниченной ответственностью с целью в будущем перейти к определению их статуса главным образом с помощью «корпоративных соглашений» их участников и преобладающего «диспозитивного» регулирования.

Очевидно, что попытки отождествления private limited company и обществ с ограниченной ответственностью свидетельствуют о непонимании юридической природы и экономических задач последних, основанном на полном игнорировании указанных выше исторических различий. Фактически же они также ведут к постепенной замене корпоративного права, в котором традиционно преобладают императивные нормы закона, договорным правом с присущей ему «диспозитивностью» и свободой договора²⁶, не соответствующими природе корпоративных отношений.

9. К сожалению, общая система корпораций в проекте изменений ГК после его принятия в первом чтении претерпела некоторые неблагоприятные изменения. Кроме появления такой одиозной конструкции, как уже упоминавшиеся хозяйственные партнерства, в нем в качестве особых видов юридических лиц – разновидности коммерческих корпораций – появились еще и крестьянские (фермерские) хозяйства, которые в нормальных правопорядках никогда не признавались юридическими лицами.

В российском праве в самом начале 90-х годов под сильным давлением «аграрного лобби» появился специальный закон, признавший такие хозяйства юридическими лицами²⁷. Несмотря на продление срока его действия²⁸, в ГК теперь также появилась новая ст. 86-1, посвященная их гражданско-правовому статусу, допускающему их выступление в гражданском обороте в качестве особого вида юридических лиц. При этом абз. 2 п. 4 ст. 86-1 ГК устанавливает субсидиарную ответственность членов этого хозяйства по его долгам, что явно напоминает модель полного товарищества. С учетом еще и того, что на практике имущество хозяйства не всегда просто разграничить с личным имуществом его участников, признание такого хозяйства юридическим лицом вряд ли принесет фермерам долгожданное ограничение их имущественной ответственности по долгам.

К таким же недоразумениям, вызванным исключительно субъективными причинами, следует отнести и предполагаемое дополнение перечня некоммерческих корпораций двумя «новыми», самостоятельными (!) видами юридических лиц − казачьими обществами и общинами коренных малочисленных народов. Между тем в действующем российском праве они уже признаются юридическими лицами. При этом общины малочисленных народов фактически являются разновидностью потребительских кооперативов²⁹, а казачьи общества могут регистрироваться в качестве общественных объединений граждан³⁰, будучи их разновидностью. Однако как «особые виды» юридических лиц они в действительности не обладают (и не могут обладать) никакими реальными особенностями гражданско-правового характера.

10. Это же можно сказать и о более чем 30 видах некоммерческих корпораций − политических партиях и профсоюзах, торгово-промышленных палатах и объединениях работодателей, адвокатских и нотариальных палатах, общественных объединениях граждан и ассоциациях (союзах) юридических лиц и т. д., статус каждого из которых в настоящее время закреплен особым федеральным законом. В действительности в качестве юридических лиц все они представляют собой разновидности одной, давно известной организационно-правовой формы − «некоммерческого объединения лиц» (nicht wirtschaftlicher Verein), или «зарегистрированного союза» (eingetragener Verein) (§ 21 и 55 Bürgerliches Gesetzbuches).

Еще в ст. 2462 проекта Гражданского уложения Российской империи за такого рода объединениями предлагалось закрепить единый статус «общеполезных обществ», не имеющих целью получение прибыли. Как показал весь дальнейший опыт их деятельности, в качестве юридических лиц они не нуждаются в дальнейшей дифференциации своего гражданско-правового статуса, ибо не имеют никаких принципиальных различий с точки зрения имущественной обособленности и ответственности по долгам, внутренней организации и управления имуществом, имущественных прав и обязанностей участников и т. д. Содержательные же различия в характере их основной деятельности не являются предметом гражданско-правового регулирования.

Поэтому в первоначальном проекте новой редакции ГК РФ предлагалось на порядок сократить количество организационно-правовых форм некоммерческих корпораций, сведя их к объединениям граждан и союзам (ассоциациям) юридических лиц, а также выделив в особый вид юридических лиц религиозные организации. Понятно, что такое предложение не встретило энтузиазма со стороны этих организаций и их многочисленных лоббистов, усмотревших в нем угрозу их «автономии» и самостоятельности. Поэтому в окончательной редакции законопроекта пока удалось лишь свести их в общую группу некоммерческих корпораций, особо назвав при этом каждую их разновидность (новая редакция п. 3 ст. 50).

11. В качестве общего вывода можно прежде всего констатировать, что оппоненты разработчиков новой редакции ГК РФ вольно или невольно, но весьма активно пытаются направить развитие формирующегося российского корпоративного права в сторону от общих тенденций современного корпоративно-правового развития, в том числе под предлогом необоснованной «необходимости» его максимальной «либерализации» на базе использования нередко ошибочно понимаемого ими опыта американского корпоративного права.

При этом предлагаемые ими «компромиссные» решения в действительности таят в себе серьезную опасность будущих противоречий с общими законодательными подходами к определению гражданско-правового статуса корпораций. Более того, по некоторым вопросам такие «компромиссы» оказываются принципиально невозможными, ибо они основаны на попытках «экономизации права» на базе известной американской концепции Law & Economic («экономического анализа права»).

Между тем еще в Юстиниановых Дигестах указывалось, что «право есть искусство доброго и справедливого» (ius est ars boni et aequi – D. 1.1), а вовсе не искусство «снижения транзакционных издержек». Иначе говоря, право, в том числе и корпоративное, имеет нравственную, а не только экономическую основу. Например, только эта этическая база позволяет объяснить такие его институты, как «снятие корпоративной вуали», являющейся нормальной реакцией судьи на очевидное злоупотребление формой юридического лица (корпорации). Только она позволяет защитить миноритарных акционеров, которые, как справедливо указано в одном из современных германских учебников корпоративного права, «глупы и наглы – глупы, так как они принесли свои деньги, и наглы, так как они за это еще чего-то требуют»³¹.

Корпоративное право, как и гражданско-правовое регулирование в целом должно основываться на тщательно выверенном балансе интересов различных групп участников имущественного оборота, а не на малообоснованных предпочтениях лишь одним из них. Только при условии четкого решения этой основополагающей задачи возможно создание эффективно действующего современного корпоративного права.

Печатается по: Гражданское право и корпоративные отношения: Материалы международной научно-практической конференции в рамках ежегодных цивилистических чтений, посвященной 90-летию видного казахстанского ученого-цивилиста

Юрия Григорьевича Басина (Алматы, 13–14 мая 2013 г.) /

Отв. ред. М.К. Сулейменов. Алматы, 2013.

Выступления на парламентских слушаниях Комитета Государственной Думы по гражданскому, уголовному, арбитражному и процессуальному законодательству на тему: «Модернизация Гражданского кодекса Российской Федерации»

Выступление 15 мая 2012 г.³²

Чтобы остаться в рамках того времени, которое отведено для обсуждения, я ограничусь только кратким перечислением самых основных концептуальных новелл, которые мы предлагаем внести в Гражданский кодекс.

Прежде всего предлагается законодательно закрепить корпоративное право и корпоративные отношения в качестве предмета гражданско-правового регулирования. Потому что имеется масса разговоров и о корпорациях, и о корпоративных отношениях, а что это такое и как они регулируются, пока еще до конца не ясно. Введение этого понятия в нормальное законодательное русло имеет принципиально важное значение. После этого, в частности, будет понятно, что на корпоративные отношения в известной мере распространяются и общие положения гражданского права, и некоторые его специальные нормы.

Вторая группа новелл касается совершенствования и уточнения правил о государственной регистрации юридических лиц, их реорганизации и ликвидации. Прежде всего надо подчеркнуть попытку ввести принцип публичной достоверности государственного реестра. Он означает, что лицо, которое получило выписку из этого реестра, вправе полагаться на то, что там содержатся правильные сведения, соответствующие действительности. Если, как это сейчас нередко бывает, в реестр вносятся записи чуть ли не со слов заявителя и также быстро они изменяются, то сам реестр тогда просто теряет смысл.

Любой государственный реестр, любой, в том числе и реестр прав на недвижимость, и реестр юридических лиц, должен иметь публичную достоверность, в этом его смысл. К сожалению, пока этого нет, а мы предлагаем это закрепить законом.

Для упрощения регистрации и деятельности юридических лиц вводится положение о едином учредительном документе – уставе. При этом предусматривается возможность создания типовых уставов для небольших корпораций типа обществ с ограниченной ответственностью.

Вводятся новые правила о защите интересов и кредиторов, и миноритариев хозяйственных обществ. В частности, уже было упомянуто о корпоративных захватах и их последствиях. Для препятствия им вводится очень интересное положение, родившееся в судебно-арбитражной практике, о восстановлении корпоративного контроля лица, которое этот контроль неосновательно утратило.

Третья группа новелл связана с попыткой сократить и упорядочить количество видов юридических лиц, которое у нас, особенно в сфере некоммерческих организаций, превысило всякие разумные пределы, их имеется порядка 40. Нигде в мире, ни в каком правопорядке такого количества некоммерческих организаций не существует.

Что касается коммерческих корпораций, то в результате ряда обсуждений и дискуссий мы пришли к выводу о том, что целесообразно вместо деления акционерных обществ на открытые и закрытые ввести их деление на публичные и непубличные, так, как это уже имеет место в целом ряде развитых правопорядков. И тем самым появится возможность приблизить наше право к современным стандартам корпоративного управления.

Относительно некоммерческих организаций имеется много недоразумений и «страшилок», якобы законопроект хочет упразднить какие-то виды НКО, сузить рамки их основной деятельности и т. д. Я бы хотел прежде всего специально подчеркнуть, что Гражданский кодекс в этой части затрагивает статус некоммерческих организаций только как юридических лиц, т. е. только как участников имущественных отношений, регулируемых гражданским правом. Он не трогает и оставляет за рамками своего регулирования их содержательную деятельность.

В законопроекте предлагается ни в коей мере не трогать содержательную сторону деятельности некоммерческих организаций: общественную, политическую, религиозную и всякую другую. Речь идет только о том, чтó, когда и поскольку эти организации хотят заключать разнообразные сделки и участвовать в гражданских правоотношениях, т. е. выступать в качестве юридических лиц, вот только в этой части всем другим участникам гражданского оборота должно быть понятно, с кем они имеют дело, кто и чем отвечает по своим имущественным обязательствам. В этой части мы и хотели бы навести порядок.

Забегая немного вперед, могу сказать, что, с моей точки зрения, большинство некоммерческих организаций – это либо корпорации, причем действующие в одной традиционной гражданско-правовой форме, давно известной и за рубежом, – в форме союза или объединения, либо один из двух видов унитарных организаций – фонд или учреждение, причем «учреждения» в западноевропейском понимании этой категории у нас называются автономными некоммерческими организациями. У нас учреждение – это особый вид юридического лица, не собственник, мы его сохраняем. Но наряду с ним придется сохранить и автономные некоммерческие организации.

А что касается некоммерческих корпораций, то по-хорошему как вид юридического лица их следовало бы свести к одной форме – к объединению (союзу). Но это решение, повторяю, нужно только для целей гражданско-правового регулирования, для целей имущественного оборота. Сейчас их у нас больше 30. И бесконечно поступают предложения о том, чтобы это количество увеличить. Вот здесь хотелось бы поставить предел, потому что никакими реальными потребностями имущественного оборота это не вызывается. Поэтому предлагается хотя бы свести их, так сказать, в принципе к двум видам – к общественным объединениям граждан и к ассоциациям и союзам, где участвуют юридические лица и (или) граждане в любых сочетаниях.

Четвертая группа новелл касается повышения защиты третьих лиц – кредиторов, участников оборота в их взаимоотношениях с юридическими лицами, прежде всего с коммерческими корпорациями. Предлагается ввести нормы, повышающие ответственность тех лиц, которые определяют деятельность юридического лица, в том числе участников коллегиальных органов управления юридического лица.

Не могу не отметить, что в ходе длительного обсуждения этого законопроекта было очень много дискуссий и споров, в том числе и с Министерством экономического развития, и с рабочей группой по созданию Международного финансового центра, в ходе которых были самые разные попытки создать препятствия принятию рассматриваемого закона. К сожалению, нашим оппонентам удалось в это время провести два закона, которые никак не укладываются ни в Гражданский кодекс, ни в Концепцию развития гражданского законодательства. Я имею в виду закон «О хозяйственных партнерствах» и закон «Об инвестиционном товариществе». Мы уже сейчас получили такую совершенно «дикую» форму юридического лица, как хозяйственное партнерство, которое не известно никому в мире. Даже высококвалифицированные английские юристы говорят, что это никоим образом не похоже на распространенные у них конструкции Limited Liability Partnership (LLP) и Limited Liability Company (LLC), которые якобы, по уверению отечественных разработчиков, лежали в основе новой категории «хозяйственные партнерства». Ничего похожего нет ни в штате Делавэр, ни в штате Нью-Йорк, отличающихся наиболее «либеральным» корпоративным законодательством. Мы здесь опять впереди всей планеты. Ну, теперь уже делать нечего, закон этот прошел, надо смотреть, как он будет реально работать.

Кроме того, в результате споров родилась компромиссная норма, или несколько норм о корпоративном договоре, который до сих пор вызывает серьезные споры. Но я должен подчеркнуть, что эта норма – результат компромисса, многочисленных обсуждений о том, быть ли вообще корпоративному договору, каково может быть его содержание, в какой мере оно может быть коммерческой тайной или должно публиковаться и т. д.

Короче говоря, в результате многочисленных дискуссий и споров, с моей точки зрения, достигнут определенный компромисс, некоторый баланс интересов, который хотелось бы в принципе сохранить. Вот и все, что я хотел сказать.

Выступление 2 июля 2012 г.³³

Спасибо, я постараюсь четко выдержать регламент, тем более что для этого есть все основания. Поступило значительное количество – более 400 – поправок по тексту, касающемуся статуса юридических лиц. И на самом деле свыше 100 из них в общем-то были удовлетворены, хотя и отклоненные, и удовлетворенные поправки во многом дублировали друг друга, это надо подчеркнуть. Работа шла и в рабочей группе, которая несколько раз собиралась, и потом в сводной группе, и даже на заседании думского Комитета по гражданскому законодательству. Вопросы были очень острые, и я коротко скажу о трех группах таких проблем, которые повлекли некоторые изменения текста в сравнении с тем, как он был первоначально представлен.

Первая группа проблем – это виды юридических лиц. Здесь мы, во-первых, учли настоятельную просьбу нашей потребительской кооперации, согласившись с ними в том, что речь действительно идет об отдельном виде кооперативов. Такие кооперативы, несмотря на свое название, занимаются производственной деятельностью, то есть являются производственными кооперативами. Но важно и то, что члены потребительских кооперативов сами лично, как правило, непосредственно в этой деятельности не участвуют. Вот такой своеобразный у них статус. Соответственно они просили несколько изменить формулировку насчет того, что предполагается иметь единый закон о потребительских кооперативах и единый закон о производственных кооперативах, поскольку необходимо сохранить особое законодательство о потребкооперации. И мы на это согласились, имея в виду, что потребительские кооперативы являются отдельным видом кооперативов.

Во-вторых, в законопроекте введен или, если угодно, предложен такой новый вид юридических лиц, как товарищество собственников недвижимости. Это не только товарищества собственников жилья, но это и товарищества, действующие в дачной и садово-огороднической сфере, и т. п. Попытались и их статус урегулировать, поскольку он отличается от статусов потребительских кооперативов и других организаций.

В-третьих, по-новому определен статус автономных некоммерческих организаций. В нынешнем статусе они практически ничем не отличаются от благотворительных и иных фондов, а мы предложили такое отличие сделать, и оно состоит в том, что эти организации не только унитарные, но еще и собственники своего имущества, поэтому здесь возможно соучредительство. И, например, один из учредителей может быть руководителем такой организации. Но если учредитель или другие учредители того пожелают и укажут об этом в уставе, в автономных некоммерческих организациях можно установить или сохранить действующую систему советов, например, создать в такой конкретной организации по решению ее учредителей, которые вложили туда свои деньги, наблюдательный совет, попечительский совет, ученый или художественный совет. Иначе говоря, внутренняя структура автономной некоммерческой организации определяется учредителями свободно, по их усмотрению. Это особый вид унитарной организации, которая, видимо, потребуется нам.

Следующая [вторая] группа вопросов, возможно, наиболее острая или одна из самых острых, – это вопросы о статусе аффилированных лиц и лиц, контролирующих другие юридические лица. По этому поводу мы получили очень большое количество поправок от депутатов, от нашего бизнеса, в частности от РСПП и от крупных нефтяных компаний. В результате длительных споров и обсуждений было предложено норму об аффилированных лицах и лицах, контролирующих юридическое лицо, из проекта убрать. Тем более что в нем есть общее правило (пункт 3 статьи 53.1) об ответственности лиц, которые имеют фактическую возможность контролировать другие юридические лица и которые, следовательно, в общем виде решают эти вопросы. Кроме того, одновременно с этим восстановлена действующая норма статьи 105 ГК о материнских и дочерних обществах.

Третья группа новелл – это уточнения, которые внесены в проект в качестве учета замечаний, предложенных депутатами и другими лицами. Уточнения внесены в нормы о наблюдательных советах и о публичных акционерных обществах, которые вызывали резкую критику со стороны ряда депутатов. Мы договорились о том, что создание наблюдательных советов в публичных акционерных обществах (подчеркиваю – только в публичных), их компетенция, порядок работы будут определяться Законом об акционерных обществах, а Гражданский кодекс только специально упомянул о такой возможности. Нужна ли она в действительности и в какой мере она будет реализована – это вопрос Закона об акционерных обществах.

Важное уточнение или целая группа уточнений касалась порядка получения участниками хозяйственных обществ информации о деятельности общества, о возможности знакомства их с бухгалтерской документацией. Этот вопрос тоже отнесен к акционерному законодательству и к уставам акционерных обществ. Кодекс называет просто такую возможность, как право участника акционерного общества получить такую информацию или иметь такую возможность. Конкретный порядок ее осуществления должен регулироваться не Гражданским кодексом, а акционерным законом.

Хотелось бы отметить, что в ходе обсуждения были устранены и некоторые неясности и недоразумения. Например, много замечаний касалось главы 9.1 «Решения собраний», которые многие коллеги, и депутаты, и представители бизнеса почему-то восприняли как ревизию правил об общих собраниях, проводящихся в акционерных обществах и в обществах с ограниченной ответственностью. Это не так. В самой первой норме этой главы, в пункте 2 статьи 181.1, прямо сказано, что эта глава действует только в тех ситуациях, когда порядок проведения общего собрания не урегулирован специальным законом или уставом юридического лица. Таким образом, эта глава ни в коей мере не касается ни хозяйственных обществ, ни, например, религиозных организаций, от которых были такого рода замечания, ни других видов юридических лиц, где этот вопрос уже решен, причем, подчеркиваю, либо законом, либо уставом конкретного юридического лица, причем эта глава касается не только общих собраний участников юридических лиц, но и собраний отдельных граждан.

В конечном итоге мы также отказали в предложениях об исключении корпоративных отношений из предмета гражданского права (дополнение к статье 2 действующего Гражданского кодекса), поскольку не сочли их обоснованными. Как вы видите, подавляющее большинство замечаний и споров разворачивались и разворачиваются именно вокруг корпоративных отношений. Поэтому они, конечно, составляют предмет гражданского права. Но при этом не затрагивается решение вопроса о том, каково их содержание, содержание этого регулирования.