Kitabı oku: «Текст в большом городе», sayfa 3

На мгновение он остановился, тряхнул головой и пристально уставился на свои руки. Но чем пристальнее вглядывался, тем более бессмысленными ему казались эти ладони и тонкие линии на них. В ужасе он присел на скамейку и начал прокручивать свою жизнь, но ничего кроме страшной бессмыслицы в ней не обнаружил… В какой-то момент он, кажется, утратил даже ощущение своего тела. Как будто он больше не был человеком, а стал лишь бессмысленной тенью, двигавшейся в бессмысленном мире.

Я снова сидел за столом. Мучил компьютер, мучил клавиатуру, мучил себя. По-моему, все было впустую. Я писал, редактировал, а потом удалял написанное. Ужасно злило, что я не могу выразить то, что творится внутри меня; еще более бесило, что не находится человек, который указал бы на ошибки или, напротив, похвалил бы. Повсюду страшная пустота и одиночество… Я закрыл чертов Word и вышел на балкон. Закурил и уставился в ночь.

Эмоции в очередной раз затуманили ему глаза. В порыве он стер все, что писал столько лет. Стихи, рассказы, пьесы, даже небольшие сценарии для короткометражек, которые он хотел снять сам, – все отправилось в корзину компьютера. Нет более поганого чувства, чем осознание того, что все работы, казавшиеся значительными, на самом деле ничего не стоят. Когда на деле оказывается, что все потребляют исключительно развлекательный бред, за которым нет ровным счетом ничего.

Наступил вечер. Воздух дрожал от противного стрекотания цикад. Он лег на траву и уставился в вечернее небо: градиент из светло-персикового переходил в глубокий янтарный.

Каждый день, полный праздности и мелкой суеты, притуплял его тягу к работе, так что в конце концов он оставил мысли о писательстве. А однажды и вовсе перестал ощущать себя писателем. Сначала он не обратил внимания на это. Но потом, в совокупности с молчанием отовсюду, куда он ни присылал работы, чувство горечи начало душить его. Теперь каждый новый день острым жалом впивался в тело, напоминая об утраченном смысле. Что теперь от него осталось? Он не смог ответить на этот вопрос и закрыл лицо руками.

За короткую жизнь он уже пережил достаточно событий, вытерпел множество чувств, многое прочитал. Столько всего было, о чем хотелось написать… Мозг по-прежнему в самый неожиданный момент присылал идею или воспоминание, за которые нужно было цепляться и не отпускать до самого конца, пока возникшие в сознании образы не будут разбиты на тысячи букв… Но он не цеплялся за них. Он обязан был написать о чем-то еще, но теперь уже не напишет. Толку от этого все равно нет.

Какой сейчас день, месяц, год? Сколько мне лет? Все дни постепенно сливаются в один, и я не вижу разницы между ними.

Завтрак.

– Хм, кажется, эта одинаковая еда за годы употребления стала безвкусной.

Я не придал этому значения и запихнул остатки в рот. Потом посмотрел на часы и пошел на выход.

Не успеваю я следить, Как пролетает год за годом, А жизнь уже не пережить…

Остановка. Гул машин с неопределенной стороны, щебетание птиц, солнце. А вот и мой автобус.

Пустота по кругу. По кругу…

Он сидел на крыше дома, свесив ноги вниз. Да, он всегда писал только о том, что его тревожило. Но все эти тексты оказались никому не нужными в этом большом жестоком городе. Все эти раскопки в руинах воспоминаний и несбывшихся надежд прошли стороной, никто их не заметил… И теперь он как никогда понял, что еще совсем немного – и страшная бессмыслица повалит его на асфальт, отпинает, выпустит кишки и сожрет своей волчьей пастью.

Он поднялся, достал телефон и замер в ожидании….

В какой-то момент я наконец перестал бередить раны и в приступе последней надежды решил зайти на сайт. «Новый комментарий к произведению». Я равнодушно хмыкнул и нажал на уведомление. Открылась большая рецензия. Странно, я никогда не писал комментарии к рассказам этого человека и не платил ему за рецензии…кто же это?

Сейчас он сидел на крыше дома, уставившись вперед, на огни ночного города. Словно море во время шторма, бушевали чувства, то погружая его в отчаяние, то накрывая тупой уверенностью в том, что все получится.

Удивительно, как всего несколько слов могут изменить жизнь. Вновь воскресли чувства, с которыми он начинал писать, вновь появилось это прекрасное желание творить.

Я сидел и делал очередной отчет. Но что-то поменялось, верно? Да, я улыбался. Не потому, что люблю эту работу и это место. А потому, что мне осталось недолго.

«Я думаю, ты просто устал. Устал от меня, от работы, учебы», – всплыли в голове слова давно чужого человека, сидевшего за соседним столом.

Верно, я устал. Но теперь во мне есть силы изменить что-то. Теперь я наконец смогу сбежать отсюда. Куда? Пока не знаю. Но это место точно будет лучше, даже если на первых этапах будет сложно адаптироваться. Оно точно будет лучше.

«Нам очень жаль, что вы от нас уходите», – проскрипела по телефону тетка с вечно недовольным лицом.

Ему не было жаль. Совершенно не было. Да, он потерял здесь целый год жизни. И среди плохого наверняка было что-то хорошее. Например, она… Но он уже всем существом чувствовал, что его больше нет в этом месте, что он исчез из него той осенью, когда последняя ниточка надежды, удерживавшая его, оборвалась.

Увы, обстоятельства снова сложились так, что способ, на который он рассчитывал, провалился, однако был еще один, уже не казавшийся таким ужасным. Влиться в сложившийся коллектив… Он не умел всего этого, но знал, что должен. Получится ли? Должно получиться.

– А ты уверен, что там будет лучше? – прозвучал голос из воспоминаний.

Он был уверен. Без каких-либо причин. Просто уверен. По крайней мере, так ему казалось.

И пусть он не достигнет ничего, пусть его расчеты окажутся неверны, он все равно пойдет. Пойдет, потому что так хочет.

Солнце заливало светом всю кухню. Где-то за окном насмешливо каркала ворона, видя, как я порезал палец. Гудел холодильник. Я закурил, присев на подоконник и уставившись на серый дом напротив. Накатило странное чувство, которое испытываешь в тот момент, когда книга, полная чувств и переживаний, дописана. Когда понимаешь, что та идея, которую вынашивал в голове на протяжении месяца или шести месяцев и из которой постоянно вырастали все новые и новые мысли, наконец записана в достаточной степени полно. Когда больше нет тех дум, из-за которых неудобно спать. Когда постоянные записи и их обдумывание кончились.