Kitabı oku: «Одинокий художник», sayfa 2
Генерал весь вечер рассказывал затёртые, но забавные анекдоты военного времени, из-за которого на его лысой, трясущейся от смеха голове, блестел багровый след. Жена его всё суетилась над уже готовыми блюдами: то пододвинет тарелку с салатами, то с сыром, то вообще начнёт пересоставлять композицию основного блюда, свиного окорока, запеченного с овощами. А мальчонка, ещё с утра отыскав припрятанный подарок, собирал железную дорогу, лишь иногда подбегая к столу, чтобы ухватить что-нибудь аппетитное. За эту беготню его безрезультатно отчитывала перфекционистка-мать и журил вечный мальчишка, отец.
В такие моменты на душе у гостя становилось тепло, он вспоминал своё озорное детство, вспоминал родителей, родной дом. Но, как и всё хорошее, рождественский вечер подошёл к концу – подкралась немая ночь. Завидев усталость хозяев, мистер Г. встал из-за стола, поблагодарил за приём и в сопровождении генерала спустился в прихожую, где перед уходом ещё несколько минут болтал со своим старым другом…
Поздней ночью художник возвращался домой по опустевшему городу, чтобы с утра явиться с подарками для своих близких. Кругом было так спокойно и безмятежно, что складывалось впечатление, будто спокойствие это должно что-то непременно прервать. Казалось, что сейчас на площади включатся прожекторы; завоют сирены; откуда ни возьмись, повыбегают военные и вновь очередями затрещат зенитные установки, простаивавшие экспонатами на площади.
Последней каплей стала старенькая грузовая машина, чей двигатель из последних сил, стараясь не отправиться на заслуженный отдых, толкал её вперёд. Она, прыгая узкими колёсами на кочках мостовой, жонглировала чем-то крупным внутри крытого кузова, брезентового пуза, чем не на шутку озадачила мистера Г.. Он, услышав знакомый гудок клаксона, пошатнулся и побледнел так, что стал похож на взошедшую над городом полную луну.
Невысокие готические здания давили на ошеломлённого художника, они будто разрушенные дома, став духом войны, преследовали его. Не выдержав этого нападка, он бросился прочь. Задыхаясь и судорожно проверяя часы, болтавшиеся на левой руке, он сломя голову бежал по сужавшимся улицам, прорываясь через дворы, откуда его прогоняли мерцающие фонари.
Добравшись до своего дома, он ветром проскочил через пост задремавшего консьержа и, перепрыгивая по 3 ступеньки, мигом поднялся на верхний этаж. Едва открыв дверь в квартиру, не разуваясь на коврике, спотыкаясь о разбросанные принадлежности собственной «мастерской», мистер Г. добрался до комода, на котором с утра он оставил свежую газету. Схватив её, словно дикий зверь добычу, тот в темноте беспокойно начал выискивать что-то "потерянными" глазами.
Когда желаемое было найдено, от прежнего испуганно-взбешённого состояния не осталось и следа. Он выдохнул с глубочайшим облегчением, и вышел на балкон. Пред ним предстал обыкновенный, знакомый, европейского образца, городок с невысокими разноцветными домиками, с мощённой камнем дорогой. Даже безлюдность на улицах не придавала чего-то ужасающего этому спальному кварталу, в котором находился дом мистера Г.. Окончательно успокоившись, художник покинул балкон, переоделся в домашнее и приступил к наведению порядка…
Уборку растяпа поневоле завершил за пару часов до восхода солнца и уставший уснул сидя на комоде, опираясь на швабру. Сны приходили дурные, отчего он в конвульсиях ворочался и бубнил что-то под нос, пока наконец не утихомирился, положив голову на потрескавшийся черенок, который он крепко сжал в руках. На рассвете лучи зимнего, едва греющего раннего солнца настигли его. Яркий бело-позолоченный всплеск спросонья напугал художника так, что он с силой откинул швабру от себя, как отстрелявшееся ружьё, и стал мозолистыми руками ощупывать голову: сначала подбородок и затылок, затем лицо.
