Kitabı oku: «Приключения ветеринарного врача», sayfa 11
А вы не задумывались, почему деревенские коты без этих чудо-кормов живут дольше городских? И меньше болеют? Тех, что обходятся без обычной еды? Подумайте, голубушка… «Благодаря» красителям, ароматизаторам, которыми с избытком напичканы дешевые корма, животные привыкают к ним сразу! Какие последствия? В дальнейшем перевести вашего питомца на нормальную пищу или качественные корма будет ох как сложно и проблематично! Если вы кормите кота домашней едой, то знаете, что ему даете. Все необходимые вещества – белки, углеводы, клетчатка, аминокислоты, микро- и макроэлементы итак далее, присутствуют… Курица – так свежая. Каша – тоже. Простокваша, творог, овощи… А там?! Вы знаете, что там? Если написано, что корм с мясом, то в лучшем случае это будет даже не кость – слишком накладно для производителей. Это измельченные рога, копыта, шерсть того животного, что указано на этикетке. Да и то не всегда. Чаще соя плюс ароматизаторы!
В эту минуту пыл Тим Тимыча, как прогоревшая спичка, внезапно иссяк. Уставший и обессиленный от эмоционального выброса, он молча упал на стул. После такой тирады нашего босса соседка ушла домой озадаченная.
Тем же вечером предложила своему Мурзику человеческую еду. Не сразу, конечно, он согласился с подобным выбором хозяйки. Первое время наотрез отказывался от предложенных явств. Невкусно, чтоб их…
Но постепенно все-таки, титаническими усилиями Елены Андреевны котик стал лопать то, что полезно и нужно. Чем питались многие столетия его предки.
Результат не заставил себя долго ждать. Ровно через месяц глазки у кота стали чистыми, конъюнктивит пропал сам собой, шерстка заблестела, стул нормализовался. И все это, заметьте, без всяческих добавочных витаминов и микроэлементов.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
За весь день сегодня почти не присели. Сначала безостановочно полдня люди несли своих питомцев к нам. Затем мы всем коллективом отправились на плановую вакцинацию поросят, принадлежащих местному населению, против рожи свиней. А когда вечером, вконец уставшие, вернулись на ветпункт, у входа нас снова уже ждала приличная очередь…
Где-то между морской свинкой и йорком в проем двери влезла лохматая голова школьного сторожа Васильева и моляще произнесла:
– Помогите! Моя Шельма разродиться не может!
Экстренный случай. Другие подождут. Осмотрели с Прасковьей собаку. Сделали инъекцию, сокращающую матку, и отпустили роженицу побегать неподалеку минут тридцать. А пока укол еще не подействовал, торопливо занялись йорком.
Сколько пролетело времени, не знаю. Но только где-то между курицей Ивановых и кошкой Дуськой, не помню уже кого, дверь размашисто открылась (сразу видно, у открывшего ее НАБОЛЕЛО).
На пороге стоял всклокоченный Васильев:
– Рожаем! – единственно актуальная в тот момент фраза вылетела из его уст. В ней было все разом: страх, отчаяние, надежда…
Дальше еще примерно часик шла обычная рутинная работа по извлечению щенков, которых оказалось целых восемь! Молодая мама чувствовала себя неплохо, но на всякий случай мы оставили их посидеть еще полчасика.
Спустя оговоренное время сторож тихонько постучал в дверь. Вновь осмотрели собаку. В целом все было хорошо, и мы отправили счастливую парочку вместе с новорожденными домой.
Надо сказать, что Васильев жил не в самой Кузьминке, а в соседней деревне Конево, которая находилась от нас примерно в пятидесяти километрах. Автобусы ходили туда почти точно по расписанию. Поэтому и сторожа с собакой мы отпустили как раз к очередному рейсу, заботливо упаковав щенков в коробку из-под песочного печенья.
Часа через два раздался звонок. К телефону моя рука опустилась первой, потому что была ближе. Телефонная трубка радостно-взволнованным голосом Васильева сообщила:
– Ой, а вы представляете, едем с Шельмой в автобусе, к дому уже подъезжаем, а она вдруг как-то засуетилась, и тут… Представляете, из нее еще щенки посыпались!
Видимо, мой немой вопрос был понят правильно, и счастливый дед продолжил:
– А мне пассажиры помогли всех щенков собрать и в коробочку к предыдущим положить! Вот народ-то у нас какой отзывчивый!
Только я хотела полюбопытствовать о количестве свалившегося нежданно-дополнительного «счастья», как и тут он меня опередил:
– А всего-то, всего-то, представляете, их ТРИНАДЦАТЬ!
Что ж, цифра интересная! Особенно для первородящей лайки. Не успели мы порадоваться удачному исходу необычных родов, как раздался тревожный телефонный звонок. Почему именно тревожный?!
Все очень просто: когда у кого-то беда, почему-то звонок начинает вибрировать как-то по-особенному… И поднося такую трубку к уху, я еще ни разу не ошиблась – звонившему срочно нужна наша помощь!
С трудом пробившись через сбивчивый словесный залп собеседника, я подхватила походный чемоданчик, и, накинув на ходу куртку, опрометью бросилась на очень срочный вызов. Коллеги едва успели отбежать в разные стороны, вовремя обезопасив себя от последствий моего скоростного бегства. Но объяснять причину такого поведения времени не было, да они и так поняли – мчусь к экстренному пациенту!
Не снижая набранной еще в ветпункте скорости, пролетев полдеревни, я с ходу вписалась в дверной проем услужливо открытой хозяйкой двери. Наталья Демина, торопливо захлопнув ее за мной, побежала следом. Я же, не тормозя в прихожей, вбежала, волнуясь, на кухню. Там, на коврике возле стиральной машины, обильно покрытый с головы до кончика хвоста мыльной пеной, неподвижно лежал рыжий кот.
Сев возле него на корточки, я достала из сумки стетоскоп и с волнением стала прислушиваться к едва уловимому дыханию лохматого пациента. На удивление и дыхание, и сердцебиение было в норме. Осторожно обследовав полностью Виката, я пришла к выводу, что стирка не причинила ему никаких проблем, кроме стресса. Да, любопытный Вик обожал запах грязного белья и в предвкушении зрелища крутящегося барабана часто забирался в стиральную машину. Сегодня Наташа затеяла очередную стирку. Закинула в бак вещи, насыпала стиральный порошок, и тут раздался телефонный звонок. А в это время кот забрался внутрь не закрытого еще барабана и сладко заснул.
Он проснулся, когда колесо с обильной пеной уже начало его медленно вращать по кругу. Только минут через пять громкие вопли были услышаны, стиральный процесс экстренно остановлен, и кот спешно и бережно извлечен наружу.
Вот тогда-то и раздался отчаянный телефонный звонок, заставивший мчаться меня на спасение рыжего Виката…
С тех пор перед очередной стиркой Демины, прежде чем закрыть крышку барабана, тщательно проверяют его содержимое. Так, на всякий случай! Только Вик теперь, даже проходя мимо опасного «чудовища», чуть не сожравшего его, всегда поджимает уши и хвост.
…Самым последним пациентом в тот суматошный день был кот по кличке Тузик! Хозяева, видимо, с юмором оказались. Привезли страдальца из соседнего лесхоза. Там какие-то пьяные охотники котейку с куницей перепутали и выстрелили в него сзади дробью. Повезло бедолаге дважды: что жив остался и что сам до дома дополз – к нам быстро попал. Агния, хозяйка его, женщина не из трусливых, вместо охав да ахов положила подранка на подстилку в грибную корзинку и к нам принесла. Первичный осмотр и рентгеновский снимок никаких патологий, угрожающих жизни пациента не выявил. Кроме нескольких дробинок в мышечных тканях мы ничего не заметили. Но… Одной из них оказался перебит мочеиспускательный канал! Если точнее – разорван так, что восстановить его было невозможно.
Но выход из любой ситуации есть, было бы желание. А поскольку наши желания с Агнией совпадали полностью, не теряя времени мы приступили к операции. Пункцией опорожнили мочевой пузырь, извлекли дробинки и провели уретростомию. Операцию, которая позволила Тузику полноценно жить дальше.
Много лет спустя мой жизненный путь случайно пересекся с Агнией. Сначала мы даже не узнали друг друга, и она мне как доктору начала в деталях рассказывать эту историю. А такие случаи любому врачу врезаются в память на всю жизнь. Можно представить себе ее реакцию, когда она поняла, что рассказывает про доктора, принимавшего участие в спасении ее питомца, тому самому доктору!
А Тузик прожил еще целых десять лет. Приятно осознавать, что наши усилия не пропали даром.
В моей дальнейшей врачебной практике было немало случаев, когда люди несли из леса подстреленных, сбитых машинами животных и птиц. Кого-то спасти удавалось, кого-то, к сожалению, нет. А сколько было пострадавших от ножей, пуль, травматических пистолетов, отравленных дротиков…
…Поведение Игорька, Игоря Андреевича, с каждым днем становилось все более странным. Ко мне он практически не подходил, обращаясь по производственным вопросам исключительно через посредников. Или по телефону звонил, напрочь избегая прямых контактов. При случайных же встречах с Прасковьей, промямлив что-то непонятное, оба разбегались в разные стороны, точно от укуса невидимой пчелы.
Но однажды случилось невероятное. Наверное, это должно было когда-нибудь произойти. Когда-нибудь…
Вечером, после непредсказуемого, как и вся наша жизнь, дня, сидели мы с подругой, чаевничали. Я, сделав свои первые шаги в кулинарии, решилась наконец и на первый «подвиг» – испекла шарлотку. Втайне от подруги. Взяла рецепт у бабушки-соседки Аграфены Тихоновны. Желая преподнести ей сюрприз, даже пораньше отпросилась с работы под каким-то банальным предлогом.
Я тщательно и в нужном порядке собрала в единое целое и перемешала все необходимые ингредиенты. Через тридцать минут трепетно извлекла из духовки горячий «шедевр». И вот в нашем маленьком уютном домике разнеслось пирогово-яблочное амбре, от моей комнаты до входной двери. Я тщательно накрыла стол, водрузив, словно ценный экспонат в музее, в центр свой первый в жизни пирог, все же надеясь, что он будет оценен по достоинству. Тем более, что это дебют…
В целом все примерно так и произошло. Открылась дверь, и Прасковья на мгновение застыла, вдыхая непривычный для нашего жилища аромат. Первая реакция оказалась все же неожиданной.
– Да ну, – то ли спрашивая, то ли утверждая, удивленно произнесла она, – Неужели? А, это Аграфена Тихоновна нам пирожок подкинула, чтоб мы с голоду не загнулись?!
Я, слегка обидевшись и возмутившись одновременно, отозвалась из кухни:
– Аграфена Аграфеной, а я что, не могу?!
Вот тут-то и настал черед моей подруге изумляться.
– С-сама?! Правда, Дашк? Ну ты молодец!
Почувствовав, что похвала раньше времени может перехватить инициативу от ожидаемого к реальности и боясь не оправдать ее, эту реальность, я широким жестом профи шеф-повара милостиво пригласила соседку к столу. Что сказать? Мой шедевр, как ни странно, удался. Он понравился даже Кексу. Наш всеядный кот в целом уплетал все, имея, однако, некоторые предпочтения. Но поскольку хозяева баловали его крайне редко, выбирать особо не приходилось.
И вдруг в момент эйфории от пережитых эмоций после моей первой, пусть и небольшой, победы на кулинарном поприще, Прасковья, как-то внезапно смутившись, тихо произнесла. Нет, даже прошептала неуверенно:
– Дашк, а Дашк… Я пойду, погуляю перед сном, ладно?
– ?!..
– Не обижайся, я одна. Ненадолго… Хорошо?
Почти не обращая внимания на мой легкий ступор, она стремительно, в одну секунду выскочила из-за стола, быстро подкрасила на ходу губки, накинула верхнюю одежду и, в буквальном смысле этого слова, испарилась, тихо прикрыв за собой входную дверь. Вот от этого легкого хлопка двери я и пришла в себя.
Что-то произошло. Что – не знаю. Не понимаю. Но чувствую, это что-то хорошее. Очень. Наверное…
В полной прострации и задумчивости о том, а что это вообще было, я доела остатки пирога, машинально отщипывая кусочки прожорливому коту. Время текло отчего-то медленно. Стрелки часов, будто задумавшись, как и я, забыли, для чего существует их истинное предназначение. Спотыкаясь, нехотя переползали из цифры в цифру.
Не дождавшись подругу, я так и заснула за столом. И сон был какой-то странный. Будто бегу по ромашковому полю, радуясь солнечному дню и теплому ветерку, приветливо ласкающему лицо. Как вдруг – знакомый голос, на который мгновенно реагирую. Внезапно остановившись, оборачиваюсь. От изумления застываю, будто вросшая в землю, как ромашки на этом поле. Оказывается, за мной вслед бежали часы, пунктуально размахивая стрелками в разные стороны. И громко стучали: тик-так, тик-так… Догнали. И зачем-то стукнули по голове. Мягкой лапой…
Открыв в недоумении глаза, увидела перед собой вместо ромашкового поля смеющиеся глаза Прасковьи. В ту же минуту с моей головы привычным движением стек белый пушистый комок…
Счастливая подруга демонстративно-загадочно молчала, наверное, боясь спугнуть свою первую девичью тайну. А я, лишь слегка усмехнувшись, сладко потянулась спросонья и, констатируя свершившийся факт, выдохнула:
– Игорек…
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Вообще-то, сколько себя помню, я всегда была не из робкого десятка. Лет примерно с пяти уверенно залезала на огромные тополя, и на все крыши доступных для «посещения» сараев тоже. Даже дружила до школьного возраста исключительно с мальчишками, которые были старше меня. Со сверстниками играть не интересно! А с девочками сверстницами тем более. У меня даже звание было – ефрейтор, как и положено «ординарцу» командира партизанского отряда! А «партизанили» мы под руководством соседского Витьки знатно. Что только ни вытворяли, в какие истории ни вляпывались. И сколько переживаний и седых волос появилось тогда у моей бедной мамы… Про многочисленные синяки, шишки, царапины и раны вообще отдельный рассказ писать можно. Так что детство закалило меня по полной. Не из пугливых выросла.
Но в тот день я испугалась. По-настоящему. Впервые за мою недолгую врачебную практику. Очень… И напугал меня один с виду вполне обычный молодой человек с безумно-лихорадочным блеском в глазах.
…Все началось примерно во второй половине дня. Как обычно, ведем с Прасковьей прием. Народу как-то за последнее время непривычно много. Кто с чем. Вернее, с кем. Выглядываю в коридор, чтоб позвать следующего. И вдруг из этой очереди кто-то меня рывком практически выдергивает из кабинета за руку. Вот именно за руку, и тащит в небольшой закуток недалеко от входной двери.
Я, едва опомнившись, возмущенно что-то говорю, сопротивляясь. А этот будто не слышит, шипит, моля:
– Ну пожалуйста, выслушайте меня, пожалуйста!
Что тут скажешь, просто крик души! Отчаяние! Возмущаться перестала. Человеку явно плохо – в беде.
Покорно иду следом в укромное местечко подальше от чужих глаз, куда тянет меня незнакомец, прервав на время прием животных. Притащил. Слушаю. Пауза. Молчит. Вероятно, собирается с мыслями. А у меня-то свободного времени нет! И мыслей кроме работы тоже! Люди и животные ждут.
– Ну?!
Тот нерешительно мнется, переступая с ноги на ногу, собираясь, видимо, с духом. И – словами?! В глазах по-прежнему горят безумным синим блеском огни. Ох уж эти глаза… Жуть. Но… Это все же моя территория. Да и коллеги, если что, рядом. Наконец совладав с собой, он начинает что-то бормотать. Проходит минута, другая. Все еще жду, не понимая, что он хочет. Пытаюсь как-то прорваться через эту образовавшуюся немыслимо долгую паузу. И вдруг, неожиданно даже для себя, взрываюсь:
– Что? И зачем вы меня задерживаете? У меня прием!
А он, опять же, судорожно глотая слова, словно давясь, наконец, ответил:
– Извините, у меня проблема… И только вы, только вы можете помочь! Вы! Моя последняя надежда!
Загипнотизировал. И что дальше? У меня вообще-то там очередь. Люди и животные. И вообще…
– Слушайте, – он, бесцеремонно хватая меня за локоть, прерывает мои мысли, – я болен. – И… Я ж все-таки кошкин доктор, а не… Он нагло и уверенно перебивает меня.
– Я болен туберкулезом. Неизлечимо.
На этом месте инстинктивно отстраняюсь. Он, как бы не видя моего непроизвольного жеста (или действительно не замечая), невозмутимо продолжает:
– Я умираю… Мне подсказали, что единственное средство, которое сможет спасти, помочь…
Тут безумный блеск глаз незнакомца усилился, точно там, внутри загорелась яркая лампочка в 2000 вольт. Мне даже на мгновение показалось, что она сейчас вспыхнет и перегорит. С придыханием и нарастающим волнением он продолжил :
– И это – внутренний жир собаки… Здоровой собаки. Этот жир надо растопить и пить. Пить! Пить постоянно, каждый день. Месяц. И тогда я поправлюсь. И буду жить…
Подняв вконец обезумевший взгляд своих узких от жуткого прищура глаз на меня, непроизвольно вцепившись костлявой ладонью в мое плечо, с едва заметным придыханием, почти воплем, он продолжил:
– Помогите мне найти такую собаку?! Я Вас отблагодарю! Я…
Инстинктивно мое тело отскочило назад, вырвавшись из цепкого плена. И, видимо, огонь моих зеленых глаз на тот момент все же затмил блеск синих, погасив огненное безумие. Очевидно, я так зыркнула на него, что парень ошарашенно отлетел от меня к противоположной стороне помещения и выдохнул, отчего-то вдруг заикаясь:
– Так-к-н-н-нет?
Я, собравшись с последними силами и одновременно оценивая свои возможности к отступлению (мало ли что у него на уме? А вдруг, услышав отказ, он меня придушит?), стараясь держать себя в руках, тихо говорю:
– Извините, молодой человек, но я этим не занимаюсь. Да и собаки у нас все, в общем-то, с хозяевами. Обратитесь в отлов. Может, там…
Он как-то сразу весь сник. Обмяк. Плечи опустились. Синий блеск глаз потух, превратившись в болотный. Привалился к стене. Замер. А потом молча повернулся и пошел обреченно прочь, опустив плечи… В никуда. Не сказав больше ни слова.
Это да!! Вот попала! Ушел?! Стряхнув с себя минутное оцепенение, пошла в смотровую. Работать дальше. Впереди меня ждали действительно реальные больные. Животные.
… Я все чаще стала задумываться над вечным вопросом: зачем люди берут в дом животных? Причины разные, и конец у питомцев – тоже.
Эта история привела в шок не только меня, но и весь наш маленький коллектив.
…Старушка Алена Макаровна умирала. Возраст, болезни сделали свое черное дело. Но была у этой бабушки единственная подруга, спутница последних лет – собачка-болонка по кличке Белка. Такая же старая, беззлобная совершенно, глухая, слепая, почти беззубая. И совсем беззащитная. Так случилось, что не было у Макаровны никаких родственников. И жили они последние годы вдвоем с Белкой. И в горе, и в радости. Почти как люди. Впрочем, у кого не было никогда подобной живности и ситуации, не поймет. Если только прожить, пережить, понять можно.
Когда последние 15 лет ты находишься только в обществе лохматого существа и все… Когда ты разговариваешь с ним, общаясь постоянно… Когда болит, пожалуешься, посоветуешься, спросишь. Эти бездонные и, конечно, думающие глаза ответят. И ты поймешь, обязательно поймешь, что будешь рассказывать свою длинную жизнь не в пустоту, а опять же вот в эти глаза. Они смотрят на тебя и все-все понимают. Скалясь беззубым ртом, как у тебя, от радости и этого понимания. Пытаясь сочувствовать и сопереживать как можно, по-собачьи или… Человечески? А потом, когда последний вздох из груди человека промчится беззвучным плачем, у этой подружки напротив в уголках глаз появятся слезы. Настоящие. Это сможет понять лишь тот, кто пережил боль одиночества. Вечного одиночества. Сто, тысячу лет одиночества. Одиночества, предавшего жизнь. Одну. Эту.
Это произошло зимним январским днем. Алена Макаровна умерла. С почестями похоронили ее. И – забыли. Нет, не старую женщину, а ее старую спутницу. Спутницу последних лет и дней, собаку Белку.
Однажды соседи увидели неприкаянно сидевшую на ступеньках подъезда и враз осиротевшую голодную старую Белку. Стали думать и рассуждать. Ну кому нужна глухая, слепая болонка? Кто возьмет ее к себе доживать свой век? Никто и никому. А зачем? Что же с ней делать? Смотреть, как она сидит перед хозяйской дверью давно проданной уже чужой квартиры? Жалко. Жуть. Ходить мимо нее каждый день и практически спотыкаться об это все еще живое существо? Все еще дышащее. Ни в чем не повинное. Как? Что? Куда? Единственная вина Белки в том, что пережила хозяйку, не успев уйти раньше… И решила одна «добрая» соседушка, чтоб не видеть ее каждый день, просто вывезти бедолагу в лес подальше от глаз людских. И оставить ее там. А чтоб не прибежала обратно, привязать к дереву. Это будет лучшее решение проблемы, подумала она.
Так и сделала.
Девчушка Саша, соседка покойной, жила на одной с ней площадке. И как-то, по странному стечению обстоятельств, оказалась единственной здравомыслящей душой в этом окружении почившей старушки. Эта девочка в мороз (а тогда как раз грянули настоящие крещенские морозы), узнав про намерение взрослого человека, прячась, ринулась следом. Отвязала никому не нужную собаку от дерева, взяла на руки и принесла к нам.
Услышав историю Белки, мы поднимать шум не стали. Просто пристроили, так сказать, на пожизненное содержание в хорошие руки, то есть к себе в ветпункт.
Полгода еще прожила Белка. В нашей любви, ласке, и ушла тихо. И мы похоронили ее на деревенском кладбище животных, за околицей у ромашкового поля, сказав последнее «спасибо» верной подруге.
К чему я вспомнила об этой истории? Случилось то, что случилось. Старая больная собака. Кому нужна? И чтоб не болталась под ногами, человек решил выбросить ее на улицу. И не просто выбросить, а вывезти в лес, пусть умирает там. Чтоб не смотреть на нее, как умирая, мучается.
Домашнее существо, всю сознательную жизнь она провела в ласке и заботе любящей хозяйки. Сможет ли адаптироваться в лесу, на улице, просто выжить старая, глухая, больная собака? Даже если бы она была не привязана веревкой к старой ели…
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
Жизнь все-таки очень непредсказуемая штука. Это известно давно. Даже в обычной, предсказуемой жизни. Предсказуемой – это когда утром один и тот же завтрак. А на работу – одной и той же дорогой. Да и на работе одни и те же лица, одни и те же действия. Изо дня в день, из месяца в месяц, из года в год. Скучно. Думаешь – и так пройдет ЕДИНСТВЕННАЯ жизнь?
Но вдруг однажды из-за какой-то случайности, все переворачивается с ног на голову. И пошло-поехало. Закрутилась она, жизнь, совсем другим колесом. В другом направлении. С этого мгновения многолетний привычный уклад жизни диаметрально меняется. Совсем. И ты уже не знаешь абсолютно точно, как раньше, что тебя ждет за углом. Что уж говорить о нашей профессии и работе. Непредсказуемое может наступить не только в какой-то день, но и в любой момент. И днем и ночью. Всегда. С нами по этому поводу особенно не церемонятся.
Стук в окошко может раздасться в любое время суток…
Но я обожаю свою профессию. И этот непредсказуемый стук. Может быть, именно за эту вот бесцеремонность? И – непредсказуемость? А больше всего за спасенную жизнь, а в глазах питомцев читающееся «спасибо».
У нас никогда не бывает похожих друг на друга как близнецы, одинаковых дней. Как, скажем, у бухгалтера или экономиста. Или кого-нибудь еще. И поэтому, если вдруг несколько часов ничего не происходит, никто не звонит, не стучит в окно, не ломится в двери, начинаешь потихоньку беспокоиться, в азарте и предвкушении ждать. А что, собственно, произошло? Или происходит? Почему никого? Никто? Что?! И вдруг – вот оно, есть!
Слишком долгое затишье, как правило, чревато наиболее интересными случаями. Хотя на первый взгляд этот шестилетний пудель никакого особенного случая не предвещал.
Со слов хозяйки, пожилой учительницы математики, ныне находящейся на пенсии Апполинарии Герасимовны, ее подопечный начал прихрамывать еще год назад. С течением времени хромота усиливалась. Никаких травм и внешних повреждений на лапе не наблюдалось. То есть вообще никаких. Отправили пациента на рентгеновский снимок. То, что весь наш немногочисленный коллектив от увиденного был в шоке, не сказать ничего. Такого в своей практике вроде бы даже старшие коллеги никогда не видели. И, надо сказать, было чему удивляться. И даже очень…
На снимке было отчетливо видно, что бедренная кость собаки не сломана, а пропилена, точно острым ножом, предметом округлой формы. Что это? Не опухоль, не воспаление. Нет, это выглядело именно как подпил. При этом ни кожа, ни мягкие ткани вокруг никаких признаков повреждений не имели.
Чтоб решить подобный ребус, провели операцию. И каково же было еще более всеобщее изумление, когда источником этого недуга оказалась золотая цепочка… Стоп! У нас же был уже аналогичный случай! Но тогда кость спаниельке «пропилила» обычная резинка для волос. Детская шалость. Золотая цепочка, как и в тот раз, стала серьезной причиной травмирования кости собаки.
Едва мы закончили эту операцию, как в приемной раздался душераздирающий вопль.
– Помогите! Спасите! О!
В дверях стояла молодая девушка, держащая на руках двухмесячного щенка ротвейлера, и отчаянно рыдала. Чтобы добиться от нее чего-нибудь вразумительного, пришлось вначале успокаивать хозяйку животинки. А затем выяснять причину проблемы ее питомца.
Ох уж эта причина… Чтобы растение в горшке лучше росло, не сохло, вокруг его стебелька насыпают специальные камешки. А маленький обжора решил попробовать их на вкус. И сожрал почти все! Сперва окончательно привели в чувство хозяйку песика, а затем срочно занялись и самим пациентом. Сделали рентгеновский снимок с барием и ахнули: весь желудок полностью заполнен цветочной мульчой.
Тим Тимыч быстро и как всегда на высшем уровне провел необычную операцию. Из живота этого двухмесячного обжоры мы извлекли… 2 килограмма пресловутых камешков! Как желудочек щенка это выдержал? До сих пор большой вопрос…
Забегая вперед скажу, что всеядное маленькое чудовище не только прекрасно пережило сложнейшую операцию по удалению камней из желудка, но и благополучно весь последующий послеоперационный период. Ну скажите, как в таком маленьком желудочке не просто уместилось два килограмма «камушек», но и не разорвало ими этот самый орган?! Фантастика. До сих пор не могу разгадать эту загадку природы… И самого щенка.
А, впрочем, таких загадок в моей дальнейшей практике было много. И слез, к сожалению, тоже. От изумления, умиления, радости, огорчений и утрат. И от того, что не сумела помочь, тоже. Не смогла, не успела или просто не знала, как. Простите, все четверолапые, четвероногие, летающие и плавающие, от имени всех нас. Нас – врачующих, лечащих, которые не смогли… Не потому, что не захотели, а потому, что не смогли. По разным причинам. Мы хотели. Пытались. Пробовали. Но – не получилось. Наверное, это и наша вина тоже… Простите.
Я знаю, «человеческие» хирурги говорят, что у каждого врача есть «свое» маленькое кладбище. У животных в понимании человека кладбищ почти нет. Они где-то там. И хоронят их часто где придется: на дачном участке, в уголке забора или где-нибудь на окраине. Там…
Погоревав, после ухода этих друзей, человек, как правило, стремится занять пустующую нишу другим существом, маленьким или большим, но таким же беззащитным. А вскоре заботы о новом питомце, медленно вытесняя, стирают память о тех, ушедших. Не совсем и не навсегда. Фотографии напоминают о них. Их клички передаются соплеменникам. Тем, кто пришел в дом после. И даже забывая все это, мы помним, что они тоже когда-то были в нашей жизни. На старых, пожелтевших от времени снимках. В жизни наших родителей, наших детей, наших внуков. В памяти.
И мы, все люди, волей-неволей росли и обитали среди них. А это – данность. И никуда от этого не уйти, не деться, не убежать. Как бы кто-нибудь ни хотел. И ни пытался забыть.
И хочется или нет, а живущие среди людей ОНИ делают нашу жизнь ДОБРЕЕ. Потому, что мы – люди, а они – рядом. Везде рядом. Что бы ни было – рядом. Всегда. Навеки. Рядом. Лижут своими шершавыми языками наши слезы, руки, лица, берут печаль и болезни на себя. Примостившись на груди, урчат какие-то свои непонятные нам песни. Рычат и возмущаются, когда в доме кто-то кричит и ругается.
Они не хотят скандалов, не любят их и этой непонятной им ругани. Они – миротворцы.
Они – за уют, покой и добро в Нашем Доме.
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
Однажды вечером, в миг, когда луна желтым блином парила уже на своем законном месте в середине неба, мне стало отчего-то тоскливо. Непонятно тоскливо. То ли от того, что луна, наконец-то округлив свои необъятные бока, взобралась на ночное небо, то ли…
Существовала некая недоговоренность, незаконченность той истории, что была в моем удивительном прошлом. И в эту самую минуту, да, именно в эту самую минуту почему-то Кекс, вопреки своей привычной повадке прыгать на голову, устроился на моих коленях. Выгнул спину откусанным калачом и замер. Подняв свою мудрую голову вверх, именно замер, остановив свой взор на моем лице. Вперев завороженно взгляд своих изумрудных зеленых глаз в мои, тоже зеленые. И будто что-то решался сказать, но не мог. Думал. Или не хотел?
А я, в ступоре от этих первых минут, молчала. От его всепоглощающего взгляда молчала. Молчал и он. Впрочем, коты молчат часто. Им так положено. По сути.
Затем в мозг ввинтилась, нарастая, фраза, затем еще одна, и – потекло-поехало. А я, словно происходящее – данность, постоянная реалия времени, как-то непонятно для себя, безголосо, вела этот странно-естественный диалог, абсолютно не замечая ни времени, ни пространства, ни себя в этом самом пространстве, ни этого кота, сидящего на коленях.
– Ты здесь?
– Я? Да. Здесь.
– Видишь меня?
– Вижу. Ты рядом.
– Помоги мне. Хочешь? – кот на мгновение замер, пристально глядя на меня.
– Хочу.
– И не спросишь, зачем?
– Нет. А зачем?
– Это странно.
– Нет. Эта предсказуемость естественна.
– Хорошо. Тогда помоги.
– А как?
– Тебе видней.
Он на мгновение замер, словно решаясь на что-то, и освобожденные слова вновь полетели ветром на волю:
– Но после ты забудешь все?
– Если хочешь, забуду.
– Хочу. Это необходимо.
– Кому?
– Тебе.
Пауза. И через минуту вновь:
– И мне. Тоже.
– Что я должна… Делать?
– Ничего. Просто ни о чем не думай. Иди за мной. Поняла?
Кот спрыгнул на пол и уверенно посеменил к выходу. Я следом. Открыла эту последнюю для него преграду – дверь. И пошла за ним. Не думая ни о чем. Как он просил.
Странное это было шествие.
Темно, но не очень. Ночь. Полнолуние. Лунная дорожка освещает лишь едва заметную тропинку, по которой мы идем вдвоем. Рядом. Вместе. Так уже было. И тишина, крадучись, так же когда-то нависала над нашими головами. А луна заранее догадалась, что именно в этот час на ее пути никого, кроме нас двоих, не будет на этой земле. И освободила путь.
Темно. Ничего не видно. Только двое. Только мы. Луна весь свой незамысловатый свет собрала в один луч и отдала нам. Двоим. Ничего нет вокруг кроме этой лунной дорожки. Ни деревьев, ни строений деревни, которые обязаны тут быть. Только она, подсвеченная яркой желтизной дорожка.
