Kitabı oku: «Тебя зовут Макс», sayfa 9
– Понял. Вези. Все подготовим.
– Спасибо, дружище, едем, – ответил я и отключился.
Безумно хотелось услышать голос жены и сына, но Егор просил пока с ними не связываться. До допроса Говорова. Мало ли что. Никто из нас не знал, какие тузы у него спрятаны в рукаве…Завтра допрос. И завтра я, наконец, буду дома.
Вести Маринку в больницу было не просто. Девочке давно уже нужна была операция. Я был счастлив, что не уехал в Клин до визита к Василичу. Мать Марины отрешенно сидела в стороне. Весь ее вид демонстрировал состояние смирения с ситуацией: как будет, так будет. Василич не сдавался. Он всю дорогу крепко держал внучку за руку и что-то тихо ей нашептывал, а иногда напевал. Марина смотрела ему в глаза и старалась улыбаться, но она была настолько слаба, что это у нее не очень получалось.
Через час мы были возле моей родной клиники. Нас ждали санитары с носилками. «Молодчина, Виктор Петрович», – подумал я и стал давать распоряжения медицинскому персоналу. Мы забежали на второй этаж. На подходе к операционному блоку меня остановила медсестра Ника, давно работающая в клинике.
– Вам дальше проходить нельзя! И где Костенко? Он должен был с вами приехать.
Я слегка улыбнулся ей и своей оплошности, что не предупредил Витю о том, что выгляжу сейчас…немного иначе.
– Ника, золото ты мое, это я и есть. Потом все вопросы. Девочка совсем плохая. Срочно нужно оперировать.
Ника широко открыла глаза и, кажется, не могла решить: верить или не верить. Каждая секунда была на счету. Пререкаться с ней, просто не было времени. Я прикрыл нижнюю часть лица ворота кофтой, а лоб ладонью и снова обратился к ней:
– Так узнаешь?
Ника кивнул. Ее глаза остались такими же широкими, но она собралась и повезла Марину, а я отправился одеваться, понимая, что предстоит объяснение со всей операционной бригадой. Василич и Аня остались ждать меня в коридоре. Я не показывал им своего внутреннего страха перед этой операцией, который буквально парализовал меня, но и не стал говорить, что все будет хорошо и вообще запретил Василичу желать мне удачи: примета плохая – медики меня поймут.
В операционном блоке меня уже ждала в полной боевой готовности Настя Плясова – мой постоянный ассистент на сложных операциях. Она хотела что-то спросить, но я ее опередил:
– Настя, не паникуй. Это я.
Она внимательно смотрела на меня, пока я мыл руки, надевал операционные перчатки и халат, а потом все же спросила:
– Михаил Александрович, дорогой вы наш, что у вас с лицом?!
– Круговую подтяжку сделал. Морщин много было. А что, плохо выгляжу? – отшутился я.
– Да как сказать, – подхватила она, убедившись в том, что я это я, – вы в следующий раз, хоть с друзьями советуйтесь. Не ложитесь под нож к первому попавшемуся. А то, неровен час, появитесь в больнице в виде какого-нибудь инопланетного создания.
– Так, хватит шутки шутить. – улыбнулся я, – Настя, девочка в тяжелом состоянии с тетрадой Фалло, как у мальчишки того…помнишь?
Она подошла ко мне и заглянула в глаза.
– Миша, ты лучший хирург. Если кто-то сможет спасти эту девочку, то только ты.
Я благодарно кивнул и вошел в операционную. Настя вошла вслед за мной. Дверь за нами закрылась. Привычно светили прожектора. Я успокоился и проговорил про себя: «один снаряд два раза в одну воронку не падает».
ГЛАВА 40
Через семь часов меня под руки выводили из операционной. Ужасно сильно кружилась и болела голова: недавняя травма снова напомнила о себе. Перед тем, как зайти в ординаторскую, я должен был поговорить с Василичем и его дочерью. Все это время они терпеливо ожидали меня с новостями в больничном коридоре.
Аня дремала в кресле, когда Василич увидел меня и побежал мне навстречу. Он боялся что-то спрашивать и пытался определить по моему внешнему виду исход операции. Я обнял его за плечи и посмотрел прямо в глаза.
– Все хорошо. Маринка жива. В реанимации пока побудет пару дней, – сказал я так тихо, что сам с трудом разбирал свои слова.
– Спасибо, – только и смог вымолвить Василич.
– Девочке нужна будет еще одна операция, но уже не на открытом сердце и чуть позже, когда окрепнет.
– Макс, мне тебя бог послал.
– Василич, все плохое позади. Тебе отдохнуть нужно. Да и Ане тоже. К Маринке вас все равно пока не пустят.
– Нет, мы тут останемся, – возразил мне Василич и добавил, – идти-то нам все равно некуда. Город чужой. А в Звенигород я без внучки не поеду. И не уговаривай.
Я почувствовал, что теряю сознание и, с трудом удерживая себя в вертикальном положении, извинился перед Василичем и побрел в сторону ординаторской, г де меня всю ночь прождал Виктор Петрович и его знаменитый кофе, привезенный, кажется, из Европы. Рядом со мной снова оказалась Настя, которая подхватила меня под руку крепкой, неженской рукой профессионального хирурга и помогла добраться до двери. Сил на соблюдение субординации не осталось совсем, и я ввалился без стука.
Виктор Петрович поднялся из своего кресла и сделал пару шагов мне навстречу, но, вдруг, остановился и удивленно уставился на меня:
– Макс?! Ты ли это, друг мой? Что с твоим лицом?
– Витя, давай по кофейку, а? Голова трещит. Посидим с тобой, и я все по порядку расскажу.
Виктор Петрович кивнул, повернулся ко мне спиной и стал колдовать над кофе-машиной, нажимая одному ему понятные комбинации клавиш. Я сел на диван и понял, как сильно устал. Глаза начали непроизвольно закрываться. Одним словом не помню, как уснул, но, когда я открыл глаза, из окна ординаторской пробивались яркие солнечные лучи. Виктора Петровича нигде не было. Я осторожно покрутил головой из стороны в сторону: боль ушла, организм, кажется, пришел в норму после полноценного отдыха.
Интересно, который час? Егор, наверное, уже приехал в Клин и ждет моего звонка. Дверь тихо открылась. Я не поверил своим глазам. На пороге стояла Светлана, крепко державшая за руку Арсения. Она не сводила с меня глаз, в которых читалось недоумение, подкрепленное неподдельным ужасом. Арсений высвободил руку и сделал ко мне два неуверенных шага. Я встал на колени и протянул к нему руки: «сынок». Он подбежал ко мне, крепко обнял за шею и шепнул на ухо:
– Не потерял талисман?
– Нет, – таким же шепотом ответил я ему и достал из-под свитера нитку с талисманом.
Арсений обнял меня еще крепче, уткнулся в мое плечо и заплакал:
– Где ты так долго был?
Светлана стояла на месте и не могла сделать ни шагу. Арсений отстранился от меня, вернулся к маме и потянул ее за руку в мою сторону.
– Сын, это не папа, – еле слышно сказала она и хотела выбежать за дверь.
Арсений посмотрел на маму и уверенно сказал:
– Это папа! У него лицо чужое, того дядьки, который меня украл, но глаза-то папины!
Я встал с дивана и подошел к своей жене – женщине, по которой я безумно соскучился за этот проклятый месяц.
– Светлана моя, это я. Видишь?
Она, наконец, поверила мне и сильно вжалась лбом в мое плечо. В ту минуту я подумал о том, как сильно сын похож на свою маму и о том, что я больше никогда и ни за что с ними не расстанусь. Не зря же говорят: «близкое видится на расстоянии».
Однако мне было пора на встречу с Егором, хоть совсем не хотелось отпускать от себя ни Свету, ни Арсения.
– Ты как узнала, что я здесь? – спросил я у жены, заглядывая ей в глаза.
– Витя позвонил. Он знал, что я извелась вся, и сказал мне, что ты на операции. Живой и здоровый.
– А вас разве не охраняли возле дома? Как выпустили-то?
– Охраняли. Он и сейчас с нами, охранник. В коридоре сидит. Понял, что спорить со мной бесполезно…
Я улыбнулся. Светлана всегда была боевой и характерной: если уж что решила для себя, то с пути не свернет. Я вспомнил про Василича и Аню, которые, наверно, до сих пор ждали в больничном коридоре.
– Света, пойдем я тебя кое с кем познакомлю, – сказал я жене и взял ее за руку.
Светлана не задала ни одного вопроса и пошла рядом со мной. Другую мою руку крепко сжимал Арсений. Охранник, приставленный к моей семье, плелся за нами. Я подошел к Василичу, который дремал на стуле, и дотронулся до его плеча.
– Макс, – подскочил Василич, – что-то с Маринкой? Ей хуже, да?
– Ты же оптимист, Василич, не узнаю тебя. Все хорошо. Вот, знакомься: это моя семья. Сын Арсений и жена Светлана.
Василич протянул Арсению морщинистую руку, распознав в нем маленького мужичка:
– Папа много про тебя рассказывал, – сказал он, и устало улыбнулся.
Я повернулся к Светлане:
– Свет, это Василич. Он мне жизнь спас. А это Аня, его дочь. Внучку Василича я сегодня оперировал. Ты возьми их к нам домой, пока Маринку не выпишу, хорошо?
Света не стала спорить. Не потому что боялась меня обидеть, а из-за собственного милосердия, которого в ее сердце было в избытке. Василич хотел что-то возразить мне, но я прервал его порыв коротким острым взглядом: «так надо».
Егор, как я и думал, ждал моего звонка, потому что ответил на звонок так быстро, что в моей трубке не прозвучало ни одного гудка.
– Макс, наконец-то, – выпалил он.
– Привет, Егор. Я в твоем распоряжении.
– Как все прошло? Операция как?
– Все хорошо. Вот, жену и сына видел в больнице. Василича с дочкой к нам домой сейчас отправил…
– Макс, мы же договаривались с тобой, что никаких встреч пока, – возмутился Егор.
– Не ругайся, Егор Александрович, я сам был в шоке. Витя проговорился. Работаем вместе.
– Ладно, – недовольно пробормотал капитан Михайлюк, – после драки кулаками не машут…
Я постарался как можно скорее перевести разговор на другую тему:
– Егор, ты за мной заедешь или как?
– Да, буду минут через десять. Успеешь собраться?
– Конечно, успею. Жду тебя.
ГЛАВА 41
Говоров уже находился в допросной, когда мы с Егором прибыли в отделение полиции города Клина. Я наблюдал из-за толстого стекла за тем, как развязано ведет себя человек с моим настоящим лицом, и почувствовал, что, в буквальном смысле, закипаю от какого-то внутреннего негодования. Вместе с тем, как бы странно это ни звучало, я не чувствовал к Говорову ненависти. Только брезгливость и жалость. Более ярких эмоций этот человек, по моему мнению, был недостоин.
– Алексей, мы на месте, – сообщил Егор по телефону, заходить?
– Да, как раз вовремя, – ответил Алексей.
Егор открыл дверь и пропустил меня вперед. Мы встретились с Говоровым глазами. У меня в груди защемило от странного чувства, когда я смотрел на его лицо, которое еще месяц назад было моим. Говоров рассмеялся в голос. Мне очень захотелось его ударить, но, почувствовав на плече руку Егора, я остановился и взял себя в руки.
– Ну, здравствуй, Максим, – сказал я ледяным тоном, – сколько мы с тобой не виделись? Лет двадцать пять?
– Это ты со мной двадцать пять лет не виделся, а я всегда был рядом, – ответил Говоров, с лица которого не сходила мерзкая ухмылка, – как я все придумал, а? Шедевр!
– Ты – псих, Максим. Зачем тебе все это? Своей жизнью не жилось?
Говоров озверел. На минуту мне показалось, что из него сейчас вылезет демон, как в фильмах ужасов.
– Да что ты знаешь о моей жизни? Тебе все на блюдечке с голубой каемочкой доставалось. Это меня лишили всего.
– Ты сам себя всего лишил, когда отчима зарезал.
Говоров снова рассмеялся, потом выдержал паузу и снова заговорил.
– Это я, Миша, твоего отчима убил. И нисколько не жалею об этом. Что смотришь? Не знал, что твоя любимая тетя Настя – это твоя родная мать?
Я молчал, позволяя Говорову выговориться, но он вдруг замолчал.
– Тетя Настя всегда была твоей матерью, – подтолкнул я его к дальнейшим откровениям. Моя мать – Костенко Елизавета Львовна.
– Идиот ты, Миша. Я еще в детстве узнал, что тетя Лиза – моя мамочка, которая отказалась от меня в пользу тетки, у которой я рос. Я всех вас ненавидел. Ты думаешь, почему сердечный приступ у твоей матери случился, когда меня посадили? Ха-ха. Не выдержала старушка.
Я не знал, что ответить. Все, что говорил Максим, казалось мне каким-то нелогичным бредом, выдумкой. В то же время, я был знаком с результатами генетического анализа и понимал, что Говоров сейчас не врет. Егор и Алексей молчали, вслушиваясь в каждое слово, сказанное Говоровым.
– И поэтому ты убил…тетю Настю? Потому что она тебе не родная?
– Да, Миша. Я рос среди коров и свиней. Это ты, понимаешь, ты должен был так расти, а не я. Хорошо было в гости приходить время от времени? Тебя-то точно в школе не дразнили.
– Да она же думала, что это я ее…
– Не питай иллюзий. Мамочка сразу меня узнала. Только не захотела перед смертью прощения попросить у меня.
– А к чему такие сложности с пластическими операциями, похищением моего сына? Зачем?
– Весело получилось? Да? Ха-ха. Да я просто вернул себе то, что мне принадлежало по праву. Неужели не понял до сих пор?
– Не верю. Просто занять мое место? Ради этого вся подготовка?
– Нет. Не только. Но я был счастлив, когда видел, как ты мучаешься.
– Так что тебе еще нужно было? Деньги? Признание? Что?
– Да, да! И деньги, и признание, и поклонение! Все это. Ты, наверное, не в курсе, что моя мамочка Настя богатенькой была? Я везде искал ее деньги и не нашел.
– Тетя Настя была богатой? Что за бред, Максим?
Он злобно посмотрел на меня и обратился к Алексею.
– Что-то я разговорился, товарищ начальник. Без адвоката больше ничего не скажу.
– Максим Леонидович, последний вопрос. Где вы были все время после заключения? Чем занимались?
Говоров в очередной раз громко рассмеялся и предельно ясно, так что мурашки побежали по коже, ответил:
– Баранов резал. Вот таких же крупных, как он, – ответил Говоров, указав на меня кривым пальцем.
Алексей и Егор многозначительно переглянулись.
– Уводите, – крикнул Алексей охраннику, дежурившему у двери.
Говорова увели. Мы остались втроем. Каждый из нас был погружен в какие-то свои мысли. Егор первым прервал молчание.
– Макс, ты молодец. Говорова записали на диктофон. Теперь у нас больше, чем нужно информации, чтобы изолировать его от общества на всю оставшуюся жизнь.
– Егор, мне одно не понятно: почему он говорил, что моя мама…Костенко…это его мать? Как такое возможно?
Капитан Михайлюк посмотрел на Алексея. Видимо, объяснение для этой информации у них уже было.
– Макс, понимаешь…Время было такое, когда ты родился. Много ошибок совершалось, медлил с ответом Егор.
– Расскажи все, что знаешь. Я имею право знать, – попросил я его.
– Все запутанно. Но, если быть максимально кратким, то Говорова не могла выносить собственного ребенка и попросила за нее это сделать Костенко. В общем, твоя мать согласилась. Ей была проведена процедура ЭКО, но врачи отнеслись к процедуре невнимательно и не заметили уже имеющуюся беременность. После подсадки что-либо делать было уже нельзя. Костенко убеждали, что выживет самый сильный плод. Или не выживут оба. Но произошло, своего рода, чудо: твоя мать выносила двух детей. Из этого следует, что ты и Максим Говоров – единоутробные братья. После родов Костенко отказалась от одного из детей в пользу Говоровой. Поняли они, что ошиблись с родством, когда дети начали подрастать, но решили оставить все как есть. Говоров, будучи подростком, подслушал разговор между женщинами, а позже нашел документы, где прочитал об отказе от него Костенко и усыновлением Говоровой. Вот, собственно, и вся история.
Я молчал. В моей душе зияла черная дыра. Все перевернулось с ног на голову. Я не знал, что мне думать и как жить дальше. Из этого болота меня в очередной раз вытянул Егор:
– Макс, дружище, не копайся в прошлом. Ты, по своему, счастливый человек: у тебя две мамы, которые любили тебя до последнего дня. У Говорова ни одной матери нет. Он сам от них отказался.
Я с благодарностью посмотрел на Егора и понял, что он прав. Однако у меня оставался еще один вопрос, который не давал мне покоя:
– Что Говоров говорил о богатстве своей…моей матери? Как такое возможно? Она всегда жила очень скромно. Даже, когда дядя Леня бизнесом занялся, она ему запретила деньги в дом приносить. Считала, что они нечестные. Я очень хорошо это помню.
Егор и Алексей снова многозначительно переглянулись.
– И это правда, – начал Егор, – Леонид Говоров перед своей смертью оставил на счете в банке крупную сумму в долларовом эквиваленте. Анастасия Марковна не потратила оттуда ни единой копейки. Сыну берегла на совершеннолетие. А когда его осудили, написала завещание. Говоров откуда-то про это узнал. Он был уверен, что в завещании твое имя и, возможно, имя твоего сына. Поэтому спрятал ребенка, чтобы единолично сорвать весь куш. Мы сделали запрос в нотариальную контору через прокурора, и нам пришел ответ по завещанию Говоровой Анастасии Марковны. Она действительно завещала все свое имущество своим сыновьям: тебе и Максиму. В равных долях. Так что, можешь вступать в наследство.
Я пребывал в состоянии шока. Мне нужно было все, как следует обдумать, в тишине, и я попросил Егора отвезти меня домой, пригласив его в гости. Бояться больше было некого, можно было немного расслабиться. Егор с радостью принял мое приглашение, но сказал, что сначала нужно забрать Тимура из больницы. Мы попрощались с Алексеем и поехали за нашим общим другом.
– Алексей, снимай охрану, – сказал Егор, когда мы с ним уже выходили из кабинета, – и спасибо тебе за все.
Алексей кивнул, попрощался с нами за руку и отдал распоряжение по телефону о том, что семью Костенко больше не нужно охранять. Я не верил в то, что все, наконец, закончилось.
ГЛАВА 42
На следующий день Егор стоял уже при полном параде с охапкой малиновых роз недалеко от больницы. Тимур топтался рядом, периодически толкая хозяина носом в спину.
– Тимур, да подожди ты, – злился на него Егор, – зря мы вообще сюда пришли. Плохая это идея.
Тимур, который чувствовал себя намного лучше, хотя его грудная клетка оставалась туго перевязанной, настойчиво залаял и снова подтолкнул Егора.
– Да иду, иду! Дай две минуты отдышаться…Пошли. Я готов.
Расстояние в двести метров до знакомой больничной двери друзья преодолели за две минуты. Егор казался вполне уверенным, пока не взялся за дверную ручку, которую моментально отпустил, словно получил ожог. Тимур нетерпеливо заскулил и подцепил лапой дверь, приглашая Егора внутрь. Капитан Михайлюк выдохнул и сделал шаг вперед. Дверь за ним тут же захлопнулась: отступать было некуда.
Егор медленно пошел по знакомому коридору. Персонал отделения с любопытством наблюдал за ним, перешептываясь и хихикая за его спиной, что ужасно его раздражало и не давало возможности сосредоточиться. Капитан Михайлюк издалека увидел Марину. Сердце бешено колотилось, отчего дыхание Егора превратилось в какое-то судорожное всхлипывание.
Тем временем, Марина искоса поглядывала на приближающегося Егора, но упорно делала вид, что не замечает его. Ее щеки налились ярким румянцем, а руки предательски тряслись, переворачивая листы назначения в истории болезни пациента, для которого Андрей Иванович уже подготовил выписной эпикриз.
Тимур нашел с улицы окно, за которым размещался пост, встал лапами на подоконник и наблюдал за происходящим. Егор подошел к Марине и, не говоря ни единого слова, протянул ей цветы. Он злился сам на себя, понимая, насколько глупо сейчас выглядит. Марина, молча, взяла букет и положила его рядом с собой. Тимур постучал лапой в стекло, пытаясь подбодрить нерешительного хозяина и, кажется, это помогло.
– Марина, – сказал Егор, – я…вы…вы сделаете мне перевязку?
Кажется, Марина сейчас ждала всего, чего угодно, но точно не этого вопроса. Она подняла свои удивленные глаза на Егора.
– Егор Александрович, я бы вас и без цветов перевязала.
– Марина, я дурак. Простите меня. Выходите за меня замуж. Вот! – выпалил Егор и достал из кармана бархатную коробочку, в которой лежало маленькое колечко.
Марина не решалась на какие-либо действия. Ее будто парализовало от последних слов Михайлюка. Неожиданно из-за спины Кошки появился Андрей Иванович:
– Соглашайся, Марина, – улыбнулся он, – не пожалеешь.
Марина оглядывалась по сторонам в поисках поддержки и наткнулась глазами на морду Тимура в больничном окне, который изобразил страдание и жалобно завыл. Его поведение несколько разрядило обстановку, и Марина вновь обрела способность разговаривать:
– Егор Александрович, – начала она, – мы с вами еще даже на «ты» не перешли, а вы меня замуж зовете. Не торопитесь?
Егор, кажется, понял свою оплошность, а еще физически ощутил, что ни за что не отпустит Марину. Он взял ее руку и надел ей на палец кольцо. Марина не сопротивлялась и внимательно наблюдала за Егором.
– Марина, выходи за меня замуж! Пожалуйста…Я тебя люблю.
Кошка густо покраснела, снова посмотрела на Тимура, который стучал лапами по подоконнику и мотал головой, а потом рассмеялась.
– Егор, тебе бы, наверное, отказала, но с Тимуром спорить не могу. Видишь, как просит?
Егор выдохнул, подхватил Марину на руки и тихо сказал:
– Я никогда тебя не отпущу.
Марина в ответ только обняла Егора за плечи, поцеловала в щеку и улыбнулась:
– Пойдем на улицу, с напарником твоим поздороваюсь…Горе ты мое.
Егор не шел, а парил над больничным коридором. Он и представить себе не мог, что такая любовь, которая случилась с ним, вообще возможна. Перед его глазами были отношения его отца и матери, которые он считал просто идеальными. Но это было давно, в советское время. Тогда все было иначе, чем теперь.
Тем временем Марина уже выбежала в больничный двор. Тимур встретил ее восторженным лаем, облизал ей руки и лицо, а потом уткнулся лбом в коленку, выражая тем самым крайнюю степень преданности к новой хозяйке.
Егор крепко обнимал Марину, представляя, что, если отпустит ее, то она растает в воздухе как мираж. В его кармане предательски зазвонил телефон. Марина чуть отстранилась, успокоив Егора, что не пропадет.
– Капитан Михайлюк слушает, – ответил по форме Егор на звонок полковника Потапова.
– Егор, приветствую тебя, – бодро поздоровался с ним Семен Петрович, – Тимура забрал? Все в порядке?
– Не совсем еще, но держится молодцом.
– Жду вас двоих в своем кабинете через полчаса. Успеете?
– Успеем. А что случилось?
– Потом. Все потом. Жду вас.
Егор не хотел прощаться с Мариной, но она убедила его, что никуда не пропадет. Кошка выглядела счастливой.
Через полчаса капитан Михайлюк и Тимур уже стояли в кабинете полковника Потапова. Семен Петрович смотрел на них и улыбался, не скрывая собственной гордости за них.
– Капитан Михайлюк прибыл по вашему распоряжению, – отчеканил Егор.
– Майор Михайлюк, вольно, – еще шире улыбнулся Потапов, – с повышением тебя.
Егор растерялся. Тимур радостно залаял и уткнулся в ладонь своего хозяина влажным носом.
– Спасибо, Семен Петрович, не ожидал, – с трудом проговорил он.
– Это тебе спасибо, сынок. Такое дело распутать. Из Клина, кстати, тебе тоже благодарность передают.
– Да я-то что…Это все Тимур. Даже не знаю, как мы раньше без него справлялись.
– А для Тимура у меня тоже кое-что имеется, – снова улыбнулся полковник и погладил собаку.
Он вернулся к своему столу и что-то спрятал в руке, потом присел рядом с Тимуром и раскрыл ладонь, в которой ярко заблестела медаль «за отвагу». Семен Петрович бережно, чтобы случайно не задеть рану, надел ленточку на шею собаке:
– Спасибо тебе, друг, – прошептал он, глядя Тимуру в глаза.
Тимур залаял, а потом устроился в углу кабинета и начал внимательно рассматривать свою первую награду, периодически облизывая и покусывая ее.
– Да, и еще, – вспомнил что-то Семен Петрович, – с сегодняшнего дня Тимур официально зачислен к нам на службу, – и снова обратился к собаке, – так что на работу прошу не опаздывать!
Егор и Семен Петрович рассмеялись. Майор Михайлюк, подчиняясь какому-то внутреннему порыву, шагнул навстречу к полковнику Потапову и крепко его обнял:
– Спасибо вам, Семен Петрович.
Потапов по-отечески похлопал Егора по плечу.
– Смотрю, при параде сегодня? Никак я тебя от важного дела отвлек, а? – спросил Семен Петрович, заглядывая в глаза Егору, который вдруг покраснел, как подросток.
– Женюсь я…Предложение делал утром.
– Это дело хорошее, Егор, все правильно. Кого осчастливил? Неужели Марину из больницы?
– Ее, Семен Петрович. А вы откуда…
– Ха-ха. Так только слепой не видел, как ты на нее смотришь, – по-доброму рассмеялся Семен Петрович, – ты вот что: бери отгулы до конца недели, отдохни. Да и Тимуру нужно немного окрепнуть. Без возражений, майор Михайлюк!
– Спасибо, Семен Петрович, – улыбнулся Егор, – можем идти?
– Можете, – ответил Потапов и привычно повернулся к окну.
Он задумчиво стоял и смотрел вдаль, где над автобусами кружил мелкий снег. «Спасибо тебе, Саша, за то, что родил такого мужика», – мысленно обратился полковник Потапов к своему давно погибшему другу, отцу Егора, майору Александру Михайлюку.
ГЛАВА 43
Суд над Говоровым и членами организованной им группы длился несколько месяцев из-за постоянно выявляющихся новых обстоятельств по делу. Я присутствовал на последнем судебном заседании, когда был вынесен приговор. Странно и ужасно было наблюдать за тем, как человек с моим лицом ухмыляется в клетке, кажется, нисколько не раскаиваясь в содеянном. Многотомное разбирательство объединило в себя целый ряд уголовных дел, среди которых были не только похищение моего сына, убийство хирурга и психиатра, убийство Говоровой, но и причинение смерти еще нескольким людям далеко за пределами Московской области, в убийстве которых признался Говоров.
Стоит отметить, что психиатрическая клиника, в которой меня подвергали жестоким пыткам и насильно удерживали моего несовершеннолетнего сына, прекратила свое существование. В ходе следствия было выяснено, что многие пациенты этого заведения являлись абсолютно здоровыми людьми и удерживались в клинике по просьбе родственников за определенную ежемесячную плату. Собственник данной организации успел сбежать за границу до того, как его объявили в федеральный розыск.
Порунок Александр Альбертович, номинальный директор частной клиники, можно сказать, отделался легко, получив всего три года условно. Сед Александр Алексеевич был приговорен к восьми годам лишения свободы с отбыванием наказания в колонии строгого режима. Его напарник, Торопов Денис Петрович, в виду того, что ранее не привлекался ни к уголовной, ни к административной ответственности, приговорен к шести годам лишения свободы в колонии общего режима.
В отношении Говорова судом была назначена судебная психолого-психиатрическая экспертиза. Все эксперты единогласно сошлись во мнении, что Максим Леонидович полностью вменяем и отдавал себе отчет в совершаемых им преступных деяниях. Свой приговор Говоров выслушал с той же спокойной гадкой ухмылкой, которая не сходила с его лица.
– Именем Российской Федерации, за серию совершенных преступлений, на основании части один и два статьи сто пятой уголовного кодекса, статьи сто двадцать шестой уголовного кодекса…(суд в течение двух часов зачитывал приговор, поэтому перечислять все статьи в моем повествовании не имеет никакого смысла)…по совокупности наказаний… Говоров Максим Леонидович приговаривается в пожизненному лишению свободы с отбыванием наказания в колонии особого режима. Суд добавил, что данный приговор не предполагает возможной амнистии, обжалования и пересмотра.
Когда Говорова выводили из зала, он смотрел прямо мне в глаза и смеялся. Как по моему мнению, так он, все таки, больной человек. Я смотрел на него с жалостью, не испытывая ни ненависти, ни злорадства. Все случилось так, как и должно было быть. Наверное…Егор был прав, когда говорил, что у меня две матери. Теперь я это точно знал и горевал по ним обеим. Костенко Елизавета Львовна – мать, которая меня воспитала в любви и нежности, дала мне все, что только смогла за свою недолгую жизнь. Тетя Настя любила меня не меньше, а в некоторых случаях, даже больше, обеспечив меня надежной поддержкой и защитой в подростковом возрасте, когда я остался сиротой.
– Все закончилось, – прервал мои размышления Егор, привычно положив руку на мое плечо, – это точка.
Я посмотрел на него и кивнул. Эта история сблизила нас, поэтому какие-то слова были, по большому счету, не нужны: мой друг и так меня понимал. Я огляделся вокруг. Зал судебного заседания полностью опустел. Передо мной вновь и вновь вставало лицо Говорова – мое лицо, которое я обязан был себе вернуть. Сейчас я был к этому полностью готов.
ЭПИЛОГ
Окончание истории, казалось бы, должно было стать концом близких отношений между мной, Егором, Василичем и доком: серые будни привычной жизни, которые в той или иной степени вновь захватили наши семьи, практически не позволяли нам регулярно встречаться. Но этот непростой месяц изменил каждого из нас. Я сделал пластическую операцию и вернул свой привычный облик. Моя семья все время находилась рядом со мной, и от этого я чувствовал себя по-настоящему счастливым человеком. Андрей Иванович, хотя теперь просто Андрей, невероятно сблизился со своей дочерью Юлькой, которая, хоть и не перестала быть ершистым подростком, но не отходила от отца ни на шаг, проводя с ним много времени как дома, так и на работе, твердо решив стать врачом. Егор и Марина поженились. Больше, чем сами молодые, были счастливы мать Егора и полковник Потапов, который на свадьбе играл роль посаженного отца. Василич вернулся в семью, окружая свою внучку и дочь таким теплом, которое не давал им до своего ухода из дома и странствий по городским свалкам. Да, кстати, Маринка выглядела совсем здоровой. Ей оставалась всего одна операция, которую мы уже запланировали на следующий месяц.
Сегодня мы все собрались в моем большом доме. Повод для встречи оказался весьма формальным: мы просто соскучились друг по другу, поэтому решили не дожидаться каких-либо праздничных дат. Женщины колдовали над столом. Вместе с ними на кухне крутилась и Юлька, быстро перемещаясь от посуды к овощерезке, потом к холодильнику, к кухонному комбайну и обратно.
– Ты не Юлька, а Юла, – смеялась мать.
Маринка и Арсений беззаботно бегали во дворе. Василич со знанием дела жарил шашлык, что-то нашептывая и брызгая водой на подрумянившееся мясо. Стол был почти накрыт, но мы не торопились за него садиться, так как Егор и Марина до сих пор не приехали, что было не слишком свойственно для этой пунктуальной пары. Я не выдержал и позвонил молодому майору Михайлюку:
– Егор, ну вы где? Василич не простит вас, если шашлык остынет, да и дети голодные.
– Не ворчи, как старик, минут через тридцать будем. Причина была для задержки, – ответил Егор и отключился.
– Ну и где они? – спросила меня Светлана, которая слышала мой разговор.
– Сказал, минут через тридцать. Не узнаю Егора. Он никогда не опаздывает.
– Не переживай. Значит, правда есть причина. Сейчас подъедут – все узнаем, – успокоила меня жена и поцеловала в небритую щеку.
