Kitabı oku: «Последняя пристань «Тепло и уют». Жизнь прожить – не поле перейти», sayfa 2

Глава 8

А жизнь продолжалась у всех по – своему. Письма домой Ниночка отсылала регулярно. В них она писала по наущению матушки, что у неё всё отлично. Работа у неё не пыльная и не тяжёлая. Заработка хватает на проживание, но лишних денег, чтобы выслать им, пока нет. Уж не обижайтесь.

Да, ведь уже одно то, что у них одним едоком стало меньше, ведь это же что – то да значило. Конечно, ей хотелось послать родным какую – то сумму в помощь, но пока ничего действительно не получалось. Плата за курсы съедала все её сбережения.

На курсах же случилось так, что преподаватель основ кройки, Валентина Семёновна, как – то сразу полюбила эту девочку. А может это просто была обыкновенная человеческая жалость, присущая только русским людям.

Но, она стала с первых же дней принимать участие в жизни этой хорошенькой и такой старательной девочки. Мордашкой она удалась на диво. Огромные, голубые, соперничающие с её бантами глазищи. Носик пуговка, зубки ровные да белые. Волосы, если их вымыть хорошим шампунем, захотела бы иметь любая столичная модель.

Жалко, конечно же, было смотреть на эту девчуху, как она хромает. Сердце Валентины Семёновны было добрым и отзывчивым, и, она решила непременно помочь девочке. Да она уже немало делала для неё хорошего, но всё это казалось женщине сущим пустяком.

Ну, машинку предоставляла, чтобы Ниночка могла сделать домашнее задание, прямо здесь в классе. Нина сказала ей, что дома у неё машинки нет. Выплачивала месячную стоимость курсов, если Ниночка не успевала набрать нужную сумму к сроку уплаты. В общем, она стала для девочки настоящим опекуном и добрым гением.

Девочка из кожи вон лезла в свою очередь, чтобы, хоть как – то отблагодарить свою покровительницу. И это были всякие мелкие знаки внимания, как то – букет цветов, собранный в парке, сшитый передник, или же прихватка из лоскута, который она покупала в специальном магазине очень дёшево. Мелочи, конечно же, но женщину они трогали до слёз, хотя она сама не знала почему.

Шить Ниночке нравилось, но и только. Она понимала, что это не её. Ну, не горела она, сидя за швейной машинкой. Но и своего призвания точно ещё не знала. Не успела определиться. В голове были только мечты и сомнения.

Глава 9

Стоя на крыльце очередного храма, она видела очень много человеческого страдания. Болезни, старость, уже тогда трогали эту девочку. Может потому, что сама знала эту боль, эти страдания. А, может просто имела такое сердечко, неравнодушное к несчастьям других.

Ведь сострадание единственно отличает человека от всех остальных живых существ на земле. Вот выучусь, заработаю много денег, буду помогать всем больным и слабым. Озябшим и голодным. Чтобы не стояли они вот тут с протянутой рукой. Чтоб ели досыта, спали в мягких постелях, не замерзали ни от холода, ни от чёрствости близких людей. Построю им огромный дом и буду всех жалеть.

Так думала эта девочка, стоя сама на этом самом крыльце и протягивая, как и они, замёрзшую в предутренней прохладе ладошку. И всё чаще и чаще стала думать, что это не место для заработка, если иметь в голове такие мечты.

Валентина Семёновна, узнав, что из – за прописки она не может устроиться, ни работать, ни учиться, устроила её уборщицей на этих же самых курсах. Работы здесь не много, а платит швейная фабрика, от которой эти курсы открыты хорошо, – говорила она своей любимице. А там жизнь покажет, что делать дальше.

Ниночка не могла благодарить, она просто рыдала на плече у женщины добрые полчаса. А, как – то, Валентина Семёновна посмела потревожить святая святых девочки. Она, извинившись, спросила, почему та не обратится к специалистам? Ведь в твоём положении можно всё ещё исправить, ты такая молоденькая, хорошенькая.

А куда и к кому обратиться, я подскажу. Нужно перво-наперво, – сказала она и поняла, что задела самую больную, но и самую важную струну души, на тот момент, этого славного человечка. Глаза озёра брызнули такой синевой, что голубизна бантов сразу ушла на второй план, померкнув рядом с ними на несколько тонов, а женщина поняла, что попала в самую точку.

Да, в тайну за семью печатями. В альков, куда разрешается, только законным. Только проверенным жизнью, временем, общими переживаниями, ну и, настоящими добрыми намерениями.

И снова, как и курсы – платная клиника, ведь прописки нет, значит, и лечить тебя никто не будет за здорово живёшь. Но её это уже не страшило. Да она готова работать, не покладая рук, только бы нашёлся этот человек, что помог бы её мечте стать явью.

Старый маститый профессор осмотрел её тщательно, и умело, как это делают большие мастера своего дела. Она была слишком молода, чтобы прочитать по его лицу свой приговор, а он, не выдал его, так как был слишком умён в силу своей профессии и своих, уже давно не молодых лет.

Имея молоденькую жену, четвёртую по счёту, приходится к своим заслугам и регалиям, прирабатывать ещё, чтобы достойно пользоваться молодостью других. Ему было уже далеко за шестьдесят, но он занимался практикой в этой самой платной клинике. Его хорошенькая, молоденькая кошечка, имела отличный аппетит во всём, и поэтому приходилось трудиться, как тогда было модно говорить – как папа Карло.

За всё в этом мире нужно платить, ну, а уж за такое удовольствие, тем паче. Ему уже было трудно каждый день идти на работу, но он продолжал это делать снова и снова. Как говорят, назвался груздем, полезай в кузов.

Вот и сейчас, осматривая эту девочку, он думал, что придётся ей перенести в своей жизни, как морально, так и физически. Но гонорар грел ему душу и он, одев маску добродушия и участия, стал объяснять этой малышке, что дело её не безнадёжно и даже не плохо.

И нужно попробовать, хотя время упущено. Но, если постараться, то дело можно исправить и неплохо. Он видел, как горят её огромные, словно родниковая вода глаза надеждой и у него не хватило сил, погасить их одним словом.

Ему часто приходилось это делать, и совесть его уже почти не мучила. Ложь во спасение, так он всегда говорил медсестре, ассистировавшей ему.

Он самолично написал несколько записок, куда следует, куда надо и кому надо. Он не по имеет материально от этого абсолютно ничего, но почему – то решил помочь в очередной раз.

Может, вспомнил себя мальчишкой, приехавшим покорять Москву и поначалу, тыкавшимся во все углы, как слепой кутёнок. Судьба засчитала ему все эти попытки, и он нашёл свою дорогу в жизни. Пусть и эта девочка попытается ухватить свою удачу, хотя бы за хвост, возможно ей ещё повезёт, хотя стопроцентной надежды однозначно нет.

Но, что – то должно получиться. Он будет просить своего друга, хорошего специалиста в этом профиле и даст бог, он поможет этим глазкам не померкнуть. Вон, какая синева в них полыхает. Ну, как можно загасить её. Да, грех это великий, а он не хотел брать его на душу. Там и так их достаточно.

Хотя, преступная халатность горе родителей уже натворила делов. Но, будем надеяться на лучшее. Он даже воспрянул как – то, будто он сделал, что – то очень и очень хорошее и ему за это заплатили хорошие деньги.

И он, даже полез в карман, словно хотел проверить, так ли это. Но и, найдя карман пустым, он не расстроился. На душе было, как – то легко и хорошо, хорошо.

Да, ему просто захотелось помочь очередной жертве, то ли обстоятельств, то ли преступной бессердечности родителей, если говорить уж прямо и без обиняков. Он помог устроить её в госпиталь, где оперировали пациентов из любой точки СССР. Прописка тоже не имела значения.

А, вдруг, что – то правда выйдет и на этот раз у Егора Николаевича, – думал он. Она ещё такая молоденькая, привыкнет и к очередному состоянию, если уж она про хромала столько лет. Ей шестнадцатый. Да, это годы самые лучшие у человека и её очень жалко, но, что сделаешь. Лет десять назад, хотя бы и результат операции, привёл бы её в восторг, да не только её. А так слишком поздно.

Но жизнь диктует свои правила и от этого ни куда не деться, хоть закричи на весь белый свет. Девочка ушла от него окрылённая, а он устало опустился на кушетку и закрыл глаза. Он устал, устал не столько физически, сколько морально.

Ему было невыносимо плохо от людской боли, страданий, муки. Но, всех не пожалеешь бесплатно и он был вынужден брать деньги, как за удачный исход дела, так и за не очень. Се ля ви – такова жизнь.

Глава 10

Она не боялась ни какой операции. А, что её бояться, если она приведёт к долгожданному свету, радости. Боль? Боль она вытерпит любую, только бы стать, как многие девчонки. С быстрой и лёгкой походкой. Бегать, танцевать, смеяться от счастья, нравиться. И всё случилось, но, совсем не так, как она представляла себе своей юной головкой.

Долгие семь месяцев лежания в гипсе, от груди до самых кончиков пальцев. Невыносимая боль, которая подчинялась, только сильнодействующим препаратам. Неудобства. Потом хождение с многокиллограммовым панцирем на костылях.

Падение, но сам ты не можешь подняться, а дома с тобой, только братья и сёстры – подростки, не пригодные для такого дела. И ты вынуждена лежать часами на земле, пока не появится кто – то из взрослых и не поможет встать.

К этому времени, Нину мать привезла домой, по совету доктора, делавшего операцию. Нечего ей дышать тут загазованным смрадом, везите её на чистый воздух, на деревенские продукты. Ей будет нужно много сил, чтобы подняться на ноги, – сказал он.

Матушка, узнав в своё время про операцию, взбунтовалась. Но потом, делать нечего и она смирилась. И, даже, хоть и не часто проведывала в больнице свою внучатую племянницу, конечно же, потеряв всякую надежду на то, чтобы управлять этой девочкой, как ей хотелось. Вот уж упрямая? И в кого только?

Но, чтобы взять её к себе после операции, на какое – то время, не могло быть и речи. Кто будет ухаживать за такой больной, когда у неё самой дел невпроворот? Да и жизнь её личная, не позволяла тратить своё драгоценное время, на такое долгоиграющее милосердие. Годы мчатся, а тут пахнет не одним месяцем. Пусть родители заботятся об этой строптивице. Ну, выдала, так выдала девка.

Родители, не меньше Елены Дмитриевны были расстроены этим шагом непослушной дочери, но, куда деваться. Смирились и взяли девочку домой, хоть и тяготились ею. Она была им нужна на ногах, пусть и не здоровых, но, чтобы помогать. А, тут, такая обуза.

Глава 11

Время не стоит на месте. Здоров ты, или болен. Счастлив и не очень. Говорят, нужно подождать, придёт время. Нет. Время только уходит, причём безвозвратно.

Но, вот и снимают гипс, и Ниночке остаётся, только заставить ножку слушаться хозяюшку. А это, сгибаться, разгибаться и бежать лёгкой походкой на танцы, вечеринки. Ей хочется быстрее дождаться результата операции и похвастаться перед односельчанами, что и она теперь, такая же быстрая, можно сказать – порхающая, а главное – не хромает.

Но, не тут – то было. Самое главное впереди. Она ещё не знает, что её тазобедренный сустав уже не сможет никогда работать. За пятнадцать лет, что она про хромала, головка сустава стёрлась и, его пришлось просто закрепить и оставить без движения.

Первый в её жизни обморок. Чувство безысходности. Значит всё напрасно? Ей никогда не взлететь? Не почувствовать лёгкость движения, быстроту бега? Не кататься на коньках, не ездить на велосипеде? Не танцевать зажигательный твист и шейк? Не, не, не.

Но молодость берёт своё. Она такая. Сильная, смелая, безрассудная. Всё прошло. Она научилась обуваться, надевать чулки. Молодость со многим справляется. Боль физическая постепенно ушла, ну, а душевная? Душевная, так и осталась, замерев где – то глубоко- глубоко в её юном сердечке. Выше головы не прыгнешь, вот уж права пословица.

Походка её, конечно же, не стала летящей, но и изменилась кардинально. Стала своеобразной. Она больше не хромала, так вроде немного несла бедро. В остальном не уступала большинству сверстниц. Пела, танцевала, хоть и не самые подвижные танцы, но танцевала.

Глава 12

А, как – то на каникулы к ним в деревню приехал мальчишка из столицы, к своим родственникам. Дело молодое, они познакомились. Повстречались. А там и свадьба, и жизнь в Москве. Она, окончив техникум, стала инженером – технологом, всё же лёгкой промышленности.

Но, так уж вышло, что по специальности не работала, а заведовала домом быта. А там выросла и до директора. Работу новую она любила. Родила три прекрасных доченьки (Кесарево сечение). Жизнь, можно сказать, удалась.

Да, не можно сказать, а удалась. Она была, как все. Замужем, дети, работа. Уважаемый человек в своём кругу. Очень общительная, умная, коммуникабельная, умеющая сострадать. Понимающая человеческие проблемы и старающаяся, помочь, если была у неё такая возможность.

Семейная жизнь её не была безоблачна и прекрасна, хотя, такая жизнь, наверное, у единиц. Чтобы прямо всё по полочкам, всё в розовом цвете. Нет, они жили с Егором, как тысячи советских семей. Где – то, он мог позволить себе надраться, как он выражался. Но, у меня работа такая, нервная, сразу находил он оправдание. Нина старалась понять его, не ругалась, не упрекала.

Да и как будешь ругать, если он назвал её, деревенскую девочку не первого сорта своей женой, когда вокруг выделывают вензеля, вон какие красотки. Со здоровыми ногами, которые прямо чуть не от ушей растут. А, она сама, более чем скромная в этом плане. Поэтому многого не требовала от мужа и многое прощала ему. Он отец её девочек и этого было предостаточно уже.

Любовь, какую она хотела бы, она выбросила из головы и сердца, ещё тогда, когда узнала результат своей операции. Она не имеет права на что – то высокое, неземное. Самое большое её счастье, это её девочки, которых она любит больше всего на свете. А без своей придуманной ею любви, она потерпит. А может, её и вовсе нет, этой сумасшедшей любви. Уважение, понимание, вот и вся любовь.

Глава 13

Но, всё было так, пока не грянули лихие, девяностые. Всё, как будто перевернулось с ног на голову. Государственные предприятия стали закрывать. Нерентабельно содержать их, предпочитая коммерческие. Какие они, эти коммерческие и с чем их едят, было ещё не понятно. Но, дом быта, где она руководила, тоже закрылся.

Всех вынудили уволиться и искать другое место работы. Само здание продали под офис, какой – то преуспевающей фирме. Что это за фирма и в чём она преуспевала, никто не знал, но у входа теперь стояли бритые молодцы и без предварительного разрешения и пропуска никого не впускали в здание.

В сорок два года, осталась не удел и Нина Ивановна Назарова, теперь уже. Не девочка, скажем прямо, чтобы её кандидатуру схватили с руками, ногами на новом месте. Да и пришло время, жизнь поменялась в стране. К власти пришли другие люди, с другими взглядами на эту жизнь.

Появились ни откуда хозяева этой жизни, охранники, чтобы эти хозяева могли спокойно заниматься любовью прямо в своих кабинетах, с молодыми секретаршами. Молодыми. Кто они и что они за хозяева, никто не знал, но приходилось мириться. Жизнь поменялась кардинально в самой стране. Пришёл капитализм чистой воды.

Нина Ивановна осталась на обочине дороги, недавно ещё такой ровной и гладкой, казалось бы. По состоянию здоровья, инвалид второй группы, какая никакая пенсия. Дети взрослые, уже работают. А тут приспели внуки. Ну, а если у тебя есть эта радость в жизни, то в большей степени ни какие другие дела, тебя почти не интересуют.

К этому времени она была уже не обременена узами супружества. Может с появлением детей, а потом внуков, стала меньше уделять внимания супругу, а может, просто он поддался дани моды. Седина в бороду, а бес в ребро. Нашёл себе молоденькую, но с ней не сложилось. И были потом ещё несколько и молоденьких, и не очень. Но разгульная жизнь ему приглянулась больше семейной, и, он пустился во все тяжкие, в этот разгул.

Чтобы уж очень переживать, она конечно же не переживала, но ночью, украдкой от близких своих, нет- нет да роняла слезу, в подушку, всем женщинам подружку. Неужели жизнь прошла? Но, ведь она ещё и не видела её, как хотелось. Не сделала, что было задумано.

А, как же мечты? Но, это ночью, когда никто не видит. Утром, она снова полна сил и энтузиазма, весела и бодра. Всё у неё хорошо, да даже отлично. И дети радуются на свою мамочку, а она счастлива, что они у неё всё – таки, есть. Смысл всей её жизни. Её необыкновенная радость, её опора и надежда.

А однажды случилось так, что она схватила ручку и стала писать. Текст сам ложился под пером. Да, она его видела перед глазами. Он стоял перед ней, как раскрытая книга. Сама она не понимала, что с ней происходит. Будто какое – то наваждение.

Из под её пера, появлялся на свет целый роман о любви. О любви, про которую она сама, только мечтала. Может, это был крик души, которой не хватало этой самой любви? Кто знает. Все дела, как бы отодвинулись куда – то. Дочки и зятья недоумённо переглядывались, внуки на время занялись играми, чтобы не мешать и не отвлекать бабулю от её дел.

Неделя упорного труда и работа закончена. Триста шестьдесят страниц – мелкого убористого текста. Когда книга была издана и стала пользоваться спросом у читателей, а тогда ещё читали, её, как будто прорвало. Идея порождала идею, сюжет за сюжетом сменяли друг друга.

Глава 14

Боже! Боже! Ты вспомнил про меня, – шептала Нина Ивановна, как когда – то, так шептала молоденькая девчушка, Ниночка, мечтавшая бегать ножками, как все здоровые девчонки. Танцевать и порхать, как бабочка с цветка на цветок.

Но время неумолимо бежит. Не успела оглянуться, как ей уже под пятьдесят. Хотя говорят же, сорок пять, баба ягодка опять. А, тут каких – то три года плюсом. Ну и что, что сорок восемь? Жизнь продолжается и каждый период жизни хорош по – своему.

По всей жизни она не обижала старость; сирых, убогих, обиженных она не пропускала мимо, не оказав посильную помощь. На её руках умерла матушка Мария, показавшая Ниночке, сама того не желая, путь к свету, который ей был необходим, как воздух. Тогда.

Валентина Семёновна осталась для неё по жизни самым добрым, самым значимым человеком на земле. Она была частью её семьи, и Ниночка никогда не проходила мимо судьбы этой замечательной женщины, показавшей ей самой свет в конце тоннеля.

Она помогала теперь в свою очередь пожилой женщине. Да, она была частью её семьи. Ведь, семья, это не только родные по крови. Это люди, с которыми тебе тепло и комфортно. Валентина Семёновна была таким человеком, с которым ей было тепло. Она не могла представить себе жизни, без этого замечательного во всех отношениях друга, наставника. Да, она для неё была больше, чем мать.

А тут воспоминания детства ярко пришли, каким – то всполохом. Она представила себе обиженных судьбой и родными стариков и захотела помочь этим беднягам по – настоящему. Вспомнились ей паперти церквей, где она стояла с протянутой рукой.

Но, ей повезло в жизни больше, чем тем, кого она видела, бывая иногда в храмах. Если быть до конца честной, ходила туда редко. Дом, работа, дети, заботы, а о душе думать, как следует, всегда не хватало времени. Теперь она поняла, пришло это самое время.

Хотелось ей курировать и спонсировать дом престарелых. Чтобы последние годы свои, люди, попавшие туда по неизвестной причине, пожили, как того заслуживала старость. Просто старость, в независимости, хорошим был человек, или не очень на дорогах своей жизни.

Глава 15

Она выбрала рядовой, как десятки похожих друг на друга. Давно без ремонта, с неухоженной территорией двора. Директор сего заведения, чопорная, быстроглазая Маргарита Сергеевна Западня, почему – то сразу не очень глянулась ей.

Но, ведь помочь нужно было не Маргарите Сергеевне, а её подопечным. А помочь нужно непременно. Это кричало прямо из каждого угла этого богом и людьми забытого, так называемого приюта.

Ни мебели стоящей, ни удобств человеческих здесь не было, и это было видно невооружённым глазом. О еде думается, говорить даже не приходилось. Какой дом, такой и стол, по всей видимости. Хоть и говорят, не красна изба углами, а красна пирогами. Но, Нине Ивановне так не казалось. Ни углов здесь настоящих не было, ни тем более, как ей казалось пирогов.

Старики этого заведения были настолько миниатюрны, что казалось, их всех готовят на конкурс моделей. Только глаза, напоминавшие потухшие угли, да ноги, что они еле волочили, говорили, что это просто старики.

И старики никому не нужные. Не слышно здесь ни смеха, ни шуток. Да, какие шутки? Они казались какими – то тенями, вышедшими из другого мира.

Маргарита Сергеевна много суетилась, лебезила, заискивала, глядела преданными глазами собаки в глаза спонсора и от этого всё больше и больше приводила Нину Ивановну в то чувство, когда человек перестаёт совсем верить другому человеку.

Ну не верилось ей, что в этом заведении может быть хорошо этим потухшим и глазами, и душой людям. А Западня всё выворачивалась наизнанку, расхваливая всех своих сотрудников, да и себя, тоже не забывая.

Вот, если бы немножко денежек нам, так мы бы совсем зажили отлично, – тараторила она. Ведь мне и самой так хочется помочь этим беднягам, но где же взять средства, если у меня зарплата с гулькин носик, – плакалась она. В бюджете, ни каких дотаций, а что было положено, выбрали давно.

Вот, если бы и она закатывала глаза под лоб, показывая этим верх блаженства, уж я бы тогда развернулась. Уж я бы тогда развернулась, – повторилась она. Я бы сделала оазис в пустыне для этих бедолаг.

Ведь сколько им осталось? А живут в таких условиях, что некоторым хочется уже быстрее туда и она показывала глазами полными слёз вверх, из чего нужно было понять, что на небо.

Говорят же, что только там нет проблем. Но и здесь тоже можно жить прекрасно, если бы нашёлся человек добрый, – и она засмеялась, и богатый. Да, чтобы смог расстаться с денежками своими ради этих несчастных бедняжек.

И она ещё раз пустила скупую слезу и щедро вытерла её идеально чистым платком, по всей видимости, никогда не исполнявшим свои прямые функции раньше.

Нина Ивановна впечатлилась рассказом директрисы, хотя и без её излияний всё было видно и так. Да ей и не жалко было своих кровно заработанных. Ей просто не хотелось, чтобы её деньги, совсем не так уж и легко заработанные, попали не по назначению. Она никогда не была жадной, но всегда хозяйственной и справедливой.

Наверное, поэтому – то эти деньги у неё и были. И отдать их, просто так какому – то хапуге, ей совсем не хотелось. Но она вела себя тактично и только попросила Маргариту Сергеевну, показать её владения.

Та, с каким – то пылом и жаром тут же вызвалась сама сделать это и повела новую курочку Рябу, показывать покои (так назывались комнатухи) старых, больных людей, которые по каким – то разным причинам попали сюда.

Всё было убого, сиро и настолько неприглядно, что у женщины заныло сердце. Ей стало просто страшно, видеть всё это и даже появилось ощущение, что это касается лично её. Будто она сама здесь живёт, в этом богом и людьми забытом захолустье. В этих комнатах отдыха, спальнях, коридорах, санузлах. Она передёрнула плечами, словно замёрзла, хотя на улице стоял месяц июнь, выдавшийся в этом году несказанно жарким, от чего и в этом здании было невыносимо душно.