Kitabı oku: «Испытание», sayfa 13
Глава 31
Ей опять снился тот кошмарный сон. Только теперь ее любимый горел в разбитом автомобиле. И предчувствие беды на утро было еще более тягостным. Саша успокаивала себя тем, что во сне проецируются все дневные события и переживания, вот и выстраивает мозг такую тревожную картину. Надо перестать об этом думать и напряжение рассеется.
После завтрака она спустилась вниз. Сегодня в первый раз закрыли двор стеклянным куполом. Погода ветреная, срывался дождь. Конечно, оборудование здесь просто писк… Огромный купол накрыл овальный атриум совершенно беззвучно. Красиво и удобно. Профессиональный интерес вызвал внутренний голос на собеседование:
– Интересно, а стекла пуленепробиваемые? А кто его моет? Каркас видимо стальной, из нержавейки, потому что профили были тонкие и изящные, как паутинка, в центре кольцо. На него собираются все нагрузки. С точки зрения конструктива – просто шедевр. Интересно, если выбить центральное кольцо, купол рухнет? Все-таки овал, не круг, круг более стабильная форма. Все равно – шедевр.
* * *
Рита в этом момент была у Ван Ли в лаборатории. Как бы просто в гостях, попросить немного крема от прыщей. Азиатка видела, что рыжая уже неделю ходит сама не своя, и попыталась аккуратно выведать. Но Рита только отмахивалась от разговора и хохмила. Тогда Ван Ли сказала прямо:
– Рита, не вздумай жрать это. Ты слишком полнокровная, трудно сказать, как что будет, срок большой. Ты же знаешь, с тебя всегда фонтаном хлещет, Рита, не надо рисковать.
– Оставь эти разговоры, Ван.
– Рита, давай мы потихоньку… Ребенок родится мертвым
Вот это добило рыжую. Она согласна была избавиться от беременности сейчас, когда еще непонятно, что ты носишь в животе. Но вот так, методично убивать настоящего живого ребеночка… На живого ребеночка рука у нее не поднимется. Никогда!
– Ван, я не хочу это слушать!
Восточная вздохнула и протянула ей баночку. Как эти европейцы глупы, нетерпеливы и щепетильны. А главное, как нелогичны! Ведь все равно собирается убить ребенка, так какая разница, когда и как?
Идя к себе в комнаты, Рита заметила во дворе Сашу. Они обменялись взглядами, и Саша дала понять, что просьбу ее выполнила. Рита была довольна, скоро она избавится от собачьего номерочка. Свобода… Правда, придется немного поработать передком, но, она внутренне хохотнула:
– Чем-чем, а передком-то мы работать умеем. Как, впрочем, и остальными частями тела.
И оглядела свое тело с видимым удовольствием. Скоро.
Скоро она выйдет отсюда.
* * *
Две ночи. У него было еще две волшебные ночи в их тайном мирке. Он себе позволил. В конце концов, это его жизнь, и он имеет право быть счастливым, хоть немного. Девушка, конечно, так и не стала веселой, и не смотрела на него влюбленными глазами, но она не отгораживалась своей холодностью, как стеной. И они разговаривали.
О чем? Да обо всем. Понемногу.
Еще тогда, в первый вечер он не сдержался и назвал ее по имени, и это вдруг сделало их ближе. А потом уже никакие правила не могли его заставить стереть эту маленькую победу. Более того, на следующий день он попросил сам:
– Я хочу, чтобы, когда мы здесь одни, ты называла меня Сеней.
Он хочет!? Саша была искренне удивлена.
– Это что, твое имя? Или…
– Это мое настоящее имя.
– Прости, но я не понимаю. Зачем нужен был ошейник, собачий номерок, зачем было стирать мою личность и запирать здесь, если хотел, чтобы я называла тебя по имени?
– Я не могу тебе объяснить сейчас. Потом, – он поморщился, – Потом.
Ладно, раз у нас припадок откровенности, надо бы узнать побольше.
– Как я попала сюда?
– Коротко или подробно?
– Подробно.
– Сначала я увидел тебя. А потом… Потом было много работы, перемещений и назначений различных людей.
– Что? Надеюсь, в институт я не с твоей подачи попала? – это было бы слишком.
– Нет, – он хмыкнул, – В то время я еще не знал, что ты существуешь.
– Спасибо, успокоил, – хоть что-то было настоящим, – Последнее, что я помню из прошлой жизни, была авария.
– Да, а потом ты умерла в больнице.
– Не поняла? – вот во что, а в загробную жизнь она отказывалась верить.
– По бумагам. Ты умерла для всего мира, и теперь Александры Максимовны Савенковой нет. Она похоронена на вашем городском кладбище.
– Но я есть.
– Да, ты есть. И ты моя.
– Номер 44, – она покачала головой, – Это чудовищно.
– Возможно, – согласился он.
– А остальные?
Судя по тому, как мужчина кивнул, судьба остальных мало отличалась от ее собственной.
– Значит, ты можешь уничтожить, устранить физически любую из нас в любой момент? Потому что нас как бы нет?
– Нет, это значит, что вы только мои, и я о вас забочусь и берегу.
Даааа…
– А зачем камеры везде?
– Это для вашей безопасности.
– Это унизительно, когда все время за тобой следят, понимаешь? Кстати, почему некоторые камеры не всегда работают? – вот и настал момент выпытать немного стратегической информации.
– Эти камеры включаю и выключаю только я. Так что, кроме меня никто не видит, как ты спишь, или переодеваешься, – он выдержал паузу, – Или купаешься.
– Что, и в ванной… – вот это был удар! Саша покраснела.
– Но ведь вижу только я.
Она молчала с минуту, переваривая. Потом решила продолжить.
– Значит, они включаются только когда ты здесь?
– Нет. Я могу через спутник видеть вас из любого места. Если захочу.
Бог ты мой… Это же полный псих… Тотальная слежка круглые сутки…
– Зачем?
– Я должен знать, должен быть уверен в своих женщинах.
– Рабынях.
Рабынях… Может быть… Но он же создавал им идеальные условия жизни, а от них требовалось всего ничего – только любить его. Хоть немного.
– Разве так плохо быть моей рабыней? – голос у него был тихий, и какой-то просящий, – Мои рабыни ни в чем не знают отказа, малейшие их пожелания удовлетворяются мгновенно.
И Саша видела, что он говорит это искренне, Бог ты мой, неужели он не понимает…
– Да, все кроме свободы.
Такие разговоры всегда заканчивались одинаково.
Саша понимала, что наступил ее предел, и просила разрешения уйти. А он отпускал, через собственное нежелание, но отпускал. Новые, странные отношения, непонятные ни ему, ни ей. Но они все-таки были.
И каждый раз, возвращаясь к себе, Саша убеждалась снова и снова, что вместе им быть невозможно, но и… Невозможно.
Да еще и беременность, которая, скорее всего, есть, ибо, если дерьмо может случиться в вашей жизни, то поверьте, оно непременно случится.
Этой темы они не касались совершенно осознанно, но по тому, как он нежно гладил и целовал ее живот, нетрудно было догадаться, что он подозревает. Не зря же у него везде камеры натыканы.
Но так жить невозможно!
Что с ней будет, когда это чудовище наиграется своей новой игрушкой?! Когда он вообще охладеет к самой идее этого курятника? Неееет… Валить отсюда, и как можно скорее… Но как! Как, если единственный выход отсюда – бордель?!
Тупик.
Саша рассказала Анне все, что смогла узнать про камеры слежения. Та была благодарна безмерно, подготовка к побегу завершена. Оставалось выбрать момент.
* * *
У судьбы есть чувство юмора, определенно. Только очень черное и извращенное. А уж как она умеет нежданно-негаданно завертеть свое треклятое колесо…
Завертелось на третий день.
Уже привычно заняв свое место во дворе и попивая морковный сок, Саша прикидывала в уме возможную снеговую нагрузку на стеклянный купол атриума, когда ее отвлекла от размышлений негромкая перепалка. Вслушалась, ей показалось, что мелькнуло слово «сорок четыре», это что ж, о ней говорят? Так и есть. Девушки в кружке у бассейна, милый разговор на отвлеченные темы. Номер 45 в ответ на восторженное замечание мелкой гурии, что номер 44 счастливица, мол, ей повезло вызвать интерес хозяина, явно нарывалась, зыркнула в ее сторону и съязвила:
– Я смотрю, твоя подружка, номер 44, прописалась у хозяина. Тебя не зовет, свечку подержать?
– Это не твое дело, – огрызнулась мелкая гурия, номер 32.
– Что он только в ней нашел, ни кожи, ни рожи, а вот же прилипла к нему, как клещ… Слышь, чернявка, может, попросишься за компанию?
Девчушка разозлилась:
– Оставь нас в покое! Почему ты такая злая? Чего тебе не хватает?
– Я хочу к нему! К нему! Потому что он мой! А всякие твари, вроде тебя, влезают между нами и мешаются.
Гурия фыркнула:
– Может быть, рассказать всем, кто и куда влезает?
Глаза у номера 45 засверкали бешенством. В кружке у бассейна воцарилось тяжелое молчание. Как раз в этот момент подошла Рита.
Она наелась кремов волшебных. На всякий случай побольше, чтобы вернее. Снадобья Ван Ли ей не раз уже помогали. И вперед! Дуру номер 45 еще с утра заметила у бассейна. Хорошо, все идет по плану. Через десять минут, уже ощущая тянущую боль внизу живота, номер 37 вышла из своих апартаментов и направилась к бассейну как раз в самый подходящий момент, потому что действие абортирующего уже началось. Еще пара минут, и с нее все начнет «лететь кусками», будет больно, конечно, но что ж поделать… Прошла мимо девиц, сидевших кружком в немыслимых костюмах. Боже, как ей уже все надоело, неужели она скоро от этого балагана избавится?
– Что опять за шум? Чего пристаешь к девчонке? – резко осадила она девицу номер 45, а самой уже становилось нехорошо.
Но все шло по плану, Рита еще вчера попросила девчушку номер 32 спровоцировать рыжую дуру. Та согласилась, потому что номер 45 ее достала своими наездами. И теперь назревал скандал. В дверях замаячила охрана.
Все по плану.
– Что, не можешь никак влезть в постель к хозяину, так теперь срываешься на девчушке? И что такого она может рассказать? А? Может, мы послушаем?
Номер 45 подскочила, сжав кулаки и тяжело дыша. Такие взгляды, которыми она одаривала обоих, могут убивать, и номер 32 натурально испугалась, юркнув за спину рыжей мамочки. А та злобно хохотнув, развернулась и показала номеру 45 средний палец. А то, что дальше произошло, произошло моментально.
Вроде шло по плану, а вот совсем и нет. В плане Риты учитывалось все. Кроме ее высоких, очень высоких шпилек. Очень высоких шпилек со скользкими набойками и разлитого на мраморном полу сока из стаканов с опрокинутого столика. И кроме коротеньких гладеньких, вроде, совершенно не травмоопасных, пеньков ограждения зоны отдыха у бассейна, на которые она и грохнулась. Потому что как раз в этот момент сработало азиаткино зелье, и от резкого внутреннего кровотечения у нее уплыло сознание. Это, конечно, был шанс на миллион, но именно он и выпал, женщина упала на столбик ограждения виском. Номер 45 даже не успела вцепиться ей в волосы, а охрана помешать.
Все было кончено до изумления быстро. Проломленная голова, удивленные глаза, заволакивающиеся смертной тенью. Кровь по ногам, кровь из головы, судороги агонии…
Не стало Ритки меньше, чем за полминуты.
Кругом вопли перепуганных девиц, ругань охранниц. Подлетевший медперсонал… Движение, суета… Поздно. Поздно все. Поздно!
Номер 45 уводили, она орала благим матом, что не виновата в этой нелепой смерти. Несчастный случай! Не виновата…
На одной ноте непрерывно визжала в истерике девчушка номер 32, выкрикивая какие-то слова на родном языке, Анна рыдала над телом подруги, Ван Ли стояла рядом на коленях и покачивалась, как в трансе. Остальные девушки разбежались и попрятались.
Саша стояла столбом, глядя на все творившееся.
Безопасность?
Все под контролем?
Марии Н… начальнику внутренней охраны этого гадючника оставалось только расписаться в бессилии. Вроде и предупреждена была, а все равно, ничего поделать не смогла. А потому, не стала никому докладывать о том, что номер 44 ее предупреждала о возможном инциденте. Кто знает, как может повернуться ситуация.
Сегодня был Черный день. Страшный день. Мертвый.
Что хуже? Не знать своей судьбы вообще, или знать и пытаться ее изменить? Одинаково плохо. Хотя нет, лучше все-таки не знать.
Глава 32
Когда Арсению доложили, он рвал и метал.
Обгадили, твари, ему человеческий день, который он собирался провести в свое, человеческое удовольствие! А и наказать вроде некого. Несчастный случай. Ощущал себя полным идиотом. А он этого не любил, очень не любил, когда его выставляли идиотом.
Все под контролем?!
Безопасность?!
Первым делом кинулся взглянуть на тело. Еще полчаса назад дышала, смеялась, козни строила, а теперь лежит на металлическом столе в подвале, в холодильной камере вместе с тушами мороженого мяса. Вся в кровище, ноги залиты, лужица возле бедра. И себя угробила и дитя. Его нерожденный ребенок… Смотрел и зверел.
– Что ж ты сделала, безмозглая, что?
Мелькнула мысль:
– Ты же знал, знал, что она что-то замышляет. Не ожидал?
Но признавать в этом свою вину он отказывался категорически.
– Дура. Дура. Дура!!!
На другую дуру даже смотреть не стал, тварь бестолковая, одни проблемы от нее.
Управляющий суетился, как наскипидаренный, ограждение вокруг зоны отдыха у бассейна сменили меньше чем за час. Да толку от этого… Беда уже случилась. А и оторваться не на ком. Ничего, он найдет на ком!
Арсений М… словно впал в ледяную боевую ярость, превратившись в бездушную машину, в настоящее чудовище.
– Привести ко мне номер 18.
Управляющий странно взглянул на него.
– Что непонятно?
– У нее истерика…
– Очень хорошо. У меня есть средство от истерики. Безотказное.
– А номер 45? – робко спросил управляющий.
– В подвал! На хлеб и воду! Черт бы ее побрал! И ждать моих распоряжений.
Все было исполнено моментально. На сей раз его вообще не тревожили ничьи чувства. Ничьи абсолютно. В его доме кто-то развел беспорядки, и за его обгаженное настроение ответят все.
Что там произошло с девчонкой номер 45, в общей группе никому докладывать не стали, ее просто уволокли, и все. Зареванную Аньку потащили к хозяину, вернулась она оттуда сама не своя, опять вся измазанная. На все расспросы молчала, как пришибленная.
Потом к нему нагнали еще девчонок, и еще. Хозяин напряжение стравливал, раздавая наказания. Секс в ярости тоже может быть хорош, и ощущения будут яркие. Только это все равно остается наказанием. Для всех.
* * *
Что это могло значить для Александры Савенковой?
Что? Просто понимание, что чудовище остается чудовищем, даже если у него могут случаться припадки человечности. А значит, у нее нет причин для сомнений.
Ближе к вечеру она пошла к Анне. Та лежала пластом в спальне и даже не плакала, а просто смотрела в потолок невидящим взглядом. Но у Саши было для нее кое-что. Оглядевшись внимательно, не работает ли камера, Саша прошептала:
– Аня, как только он пошлет за мной. Если это будет ночью, я постараюсь, чтобы камеры не включались до утра.
– Как…
– Это мое дело.
Анна схватила ее за руку и горячо зашептала:
– Если я вырвусь отсюда, я развалю это к чертовой матери! Слышишь! Развалю! А вас всех вытащу!
– Ладно, – Саша была спокойна с того самого момента, как приняла решение, – Ты себя-то сначала вытащи. Следи за мной и будь осторожна.
– Ты тоже.
Саша уже уходила, когда англичанка резко подскочила и подбежала к ней, крепко прижалась и прошептала:
– Спасибо…
* * *
А что это могло значить для Ван Ли?
Неожиданное и легкое избавление любимого хозяина от двух недостойных девиц сразу. Правда, они немного смешали ей карты, но это не так уж и страшно.
* * *
Когда, наконец, вечером схлынула злость, и мозги пришли в норму, отфильтровав все лишнее, страх за Сашку сдавил сердце. Ее надо изолировать, потому что там опасно, там ее жизнь под угрозой. Ему вдруг непреодолимо захотелось спрятать девушку номер 44 от всех, он готов был даже запереть ее в подвал, если это гарантирует безопасность.
Нет, в подвале пусть посидит номер 45. Подумает о жизни, у нее будет достаточно времени для этого. Это же… как надо было его довести! Он же никого не запирал в подвале, для него подвал был символом детских кошмаров. Он же себе клялся! А теперь…
Успокоившись и помыслив более спокойно, Арсений пришел к выводу, что сдавать номер 45 в бордель вроде не за что, эту дуру просто спровоцировали. Но дело-то закончилось трагедией! Но она давно напрашивалась на хорошую трепку и наказание свое заслужила! Заслужила по полной.
Доверенный доложил, что послание номер 18 своему жениху отправила около шести вечера. Оставалось теперь только ждать.
– Распоряжения останутся прежними?
Удивительно, как за последний месяц многое изменилось. Если раньше Арсений даже не поинтересовался бы больше их судьбой, то теперь ему нужно было взглянуть им в глаза, услышать правду.
– Как возьмете, запереть в подвал. Я хочу их видеть. Потом решу, что с ними делать.
– Но у нас там подходящих помещений нет. Было одно, но там номер 45, нежелательно всех…
Дослушивать Арсений не стал:
– Значит создайте! Выбросьте все что можно, но создайте еще две камеры! Делайте, что хотите, но чтобы через три часа было готово!
Доверенного как ветром сдуло. В таком состоянии он хозяина еще не видел.
Воздуха, глоток, воздуха… Необходимо… Арсений задыхался в этом мерзком болоте. А ведь придется еще с тварью Анной разбираться, смотреть в ее глаза сучьи. И с ее хоббитом проклятым. И остальных, кого сегодня не успел, прогнать через постель, чтоб знали, кому принадлежат.
Через себя, через силу. Зачем ему все это?
Зачем?!!!
* * *
Когда принимается важное решение, касающееся вопросов чести, мужчины приводят свои дела в порядок. Так, во всяком случае, пишут в романах.
– Ну что ж, мамзель Савенкова, мы с вами, конечно, не джентльмены, и не графья перед дуэлью, но понятия о мужской чести имеем. Потому как женская честь, согласно всеобщему мнению почему-то находится между ног. Не пойму, почему так считается, но не суть важно.
– Шовинизм гендерный, матушка. Разумеется, мужскую честь мы с вами имеем. Иногда даже кажется, что лучше было родиться мужиком. Проблем меньше.
– Не скажите, мамзель Савенкова, голубизна теперь цветет пышным цветом, а вдруг вас похитил бы какой голубой извращенец? А? Судьба, она дама упрямая, хотя и веселая. Редко меняет свои решения.
– Ну спасибо, порадовали, матушка, даже от сердца отлегло.
Да, отлегло, она спокойно упорядочила все файлы, которые построила для девчонок и выложила папочки рядком на рабочий стол. Модель замка она так и не успела достроить до конца, но и в таком виде замок был хорош и узнаваем. Добавила еще парочку деревьев к тем лесам, что там уже насадила, отрендерила и поставила картинку на заставку. И папочку на рабочий стол, но отдельно, в сторонке. Ну вот. Итоги ее работы за два месяца. А вообще-то впечатляет. Ай да Савенкова… Почти что ай да Пушкин…
Потом пошла, помылась. Это некий психологический момент, или традиция. Переодеваться во все чистое перед боем.
Вечером за Сашей пришла стальная леди. За всю дорогу до кованых дверей в личные апартаменты хозяина не было сказано ни слова. Мрачный Арсений ждал в холле и тут же увел Сашу в студию. А там, как закрыл дверь, сгреб ее в охапку и прижал к себе. И так стоял долго-долго, будто боялся отпустить. Потом проговорил:
– Спрашивай. У тебя должны быть вопросы.
Саша мрачно усмехнулась:
– Почему сейчас?
– Потому что, – глухо пробормотал он.
То, что он боится потерять ее, так и не прозвучало. А Саша подумала, что Анна должна была успеть. Значит, теперь ее выход. Сенина двойственная натура была для нее как на ладони. Но слишком мало было в этом странном мужчине от Сени, и слишком много от хозяина-чудовища.
– Можно не задавать вопросов, я слишком устала?
– Можно, – он снова судорожно притиснул девушку к себе.
Чудовище, похоже, истерит. Надо бы приласкать его, успокоить. Взяла его лицо в ладони и посмотрела в глаза, полные черти каких чувств, но более всего в них было тревоги. И улыбнулась.
Сначала он не поверил.
Как? Сейчас… Почему…
А потом мысли исчезли, и мир весь исчез, потому что она стала его целовать, разглаживая морщины на его лбу, и приговаривать:
– Сеня, Сенечка…
Мог ли Сеня сегодня думать о каких-то камерах, побегах, следить за кем-то?
* * *
Что это было? Что Саша сделала?
Просто отпустила себя на свободу. В первый и последний раз. Знала, другого раза уже не будет. И это не было ложью с ее стороны, потому что любить его она не переставала никогда. Даже когда обижалась и ненавидела.
Глава 33
Ночью был дождь. С молниями и громом. Майклу повезло. Еще с того дня рождения маленькой Стаси, он сумел передать через Ван Ли для Анны под видом набора очень дорогого фигурного шоколада специальный костюм из тончайшей ткани. Подозрений это не вызвало, потому что Ядвига не раз передавала для Ван Ли посылочки, то шоколад, то пряности, но кофе или чаи разные. Все отменного качества, в лучших фирменных магазинах мира приобретенное. Не вызвало подозрений и сейчас. Так Анна получила комбинезон, экранирующий любые излучения, идеально обтекаемая ткань, тоньше, чем тончайшие колготки. И помещалось это все чудо в шоколадное яйцо, размером немного больше куриного. А в других шоколадных фигурках набора были глушилки. Все крохотное, невесомое. Космические технологии.
Камеры, как Саша и обещала, были выключены всю ночь. Ему удалось проникнуть через крышу и потом по стене в спальню Анны. Первое, что сделал, после того, как попал в комнату Анны – выставил глушилки и «перекусил» застежку на ее колье, натянул на нее легкий кевларовый жилет. Колье оставили в спальне, чтобы маячок показывал присутствие именно там. Ушли тем же путем, двор пересекли как раз по стеклянному куполу. Анна увидела эту возможность сразу, как взглянула на модель замка, что строила Саша.
Чтобы сбить биометрические датчики, он оставил в спальне крысу. Да. Обычную, ручную крысу. Специально завел для этой цели. Крыска мирно спала под дозой снотворного, а к ее ошейнику прикрепили колье.
Пересекать стеклянную крышу двора пришлось по большой дуге, старались держаться ближе к стенам, и это удалось без проблем. Правда, дождь хлестал, как из ведра, но дождь был союзник. Подняться оттуда на крышу соседней башни было нелегко, дважды чуть не сорвались. Там Майкл еще месяц назад припрятал легко сборный дельтаплан с мотором.
Но в дождь, на дельтаплане, риск за гранью… На такое могли пойти только смертники. Или везунчики.
Везунчики.
Потому что за территорию замка их таки вынесло, каким чудом не разбились, непонятно. И даже в ту сторону, в которую нужно, Майкл сработал безукоризненно. Даже до спрятанного в лесу невзрачного автомобиля, начиненного, как космический корабль, тоже смогли добраться на удивление просто. Выехали на дорогу, а теперь – гнать!
Но ирония судьбы заключалась в том, что им просто дали уйти, чтобы взять потом, когда они уже чувствовали себя свободными.
* * *
Саша не стала уходить к себе, осталась с ним в той их тайной комнате. Знала, что эта ночь может оказаться для нее последней. Ну что ж, пусть. Это было ее право, распорядиться так своей судьбой. Если удастся помочь Анне выйти отсюда на свободу, значит, цель достигнута. Сашу не очень волновало, вспомнит ли англичанка про нее, когда выберется, или предпочтет забыть все как страшный сон. Сейчас ей было не до собственной судьбы, то была акция протеста с ее стороны. Нельзя безнаказанно превращать человека в раба, и кто-то должен был это остановить.
Разбудили Арсения уже под утро. Вызвал доверенный. Тот быстро ушел, странным взглядом взглянув на Сашу. Она поняла. Маховик судьбы пошел набирать обороты. Закрыла глаза, стараясь отрешиться от всего, что ее беспокоило, и главное – подавить страх. Бояться нечего, дело уже сделано.
* * *
Когда Арсению сообщили, что побег состоялся, обоих взяли и по его распоряжению заперли в подвал, он не сразу поверил. Слишком хорошо ему было, расслабился, потерял счет времени и чувство реальности. Возвращаться в отвратительную действительность было тошно и страшно. Но он, конечно, включился, особенно, когда указали точное время проведения операции.
В подвал шел взглянуть в лицо Анне, хотелось все-таки увидеть правду в ее глазах. Да и хоббиту тоже хотелось сказать пару теплых слов.
Но, Господи, Боже, он все это время не переставая думал о том, что неспроста Саша сегодня была с ним так мила, целовала, в глаза смотрела ласково… Неспроста…
Майкл смотрел на него открыто, без страха. И даже с легким презрением. На вопрос:
– На что надеялся?
Ответил спокойно усмехнувшись:
– На то, что тебя от злости кондрашка хватит.
Надо же, смеется. Крепкий мужик.
– Как же ты умудрился, все сам-один? Неужто не помогал никто?
Майкл глянул и отвернулся.
– Ты и сам всех знаешь. А кого не знаешь, значит не судьба.
– Я ведь могу и выдавить из тебя, а мужик? – Арсения зло взяло от этого уверенного спокойствия.
– Давай, выдавливай. Ты же не человек, – и тут вдруг Майкл сорвался, – Какой же ты мужик, если своих женщин в тюрьме держишь?! Не можешь иначе?! Монстр!
Захотелось свернуть мужику шею, даже пальцы свело. Но сдержался. Надо еще эту тварь увидеть. В глаза ее змеиные заглянуть. А сердце сжимается, сжимается от страха:
– Господи… Не делай этого со мной… Господи, смилуйся… Неужели предала…
И по глазам англичанки понял, что не смиловался.
А, как больно-то… Лучше бы она ножом ударила, лучше бы…
Как он удержался, реветь хотелось медведем раненым. Не стал, не стал перед Анной. А ведь она поняла, какую ему эта догадка боль причиняет. По глазам видел ее мстительное удовлетворение. Ей много чего было ему высказать, своему мучителю ненавистному, но даже сейчас он видел в ее глазах отчаянную мольбу бабью: люби меня, бей, убивай, унижай, топчи, но люби.
Отвращение добавилось к той страшной, душившей его боли.
Предала… Сашка… Сашенька…
* * *
Все это время Саша ждала. Полчаса может, прошло, не больше, а ей показалось, что целая жизнь. Вернулся Арсений откровенным зверем. Какое-то время ходил из угла в угол молча, воздух вокруг него словно клубился гневом. Пока его не было, Саша встала, оделась и застелила постель. Теперь она стояла у окна, прижавшись спиной к стене, страшно не было, было тоскливо.
Голос в гнетущей тишине был неожиданно резким:
– Почему?
Саша вздрогнула, но не стала делать вид, что не поняла:
– Это было правильно.
– Почему?! – он взвыл и подскочил к ней, – Ты предала меня! Как… Как…
– Зато я не предала себя, – Саша была спокойна, это бесило его еще сильнее.
– Я верил тебе! – он метался из угла в угол, тыча в нее пальцем, – Верил! Как ты могла?! Как ты могла?! Ты… улыбалась мне, обманывала…
Ему было больно, и Саша это понимала.
– Шлюха! Никто! Почему никто из вас, шлюх, не проходит испытания! Никто! Почему?!
– Обманула? Испытания? Никто не прошел испытания, говоришь? А ты сам? Ты же сам обманул каждую из нас. Ты же сам не прошел самого простого испытания, причем, ни разу не прошел. Все сорок пять раз не прошел. Или я еще не знаю сколько раз, но не прошел. Ни разу. Иначе, как объяснить все это? Шлюхи, говоришь? Разве кто-то из нас, да хотя бы те, кого ты продал в бордели, были шлюхами? Нет. Мы все были девственницами.
Он что-то собирался прокричать ей в ответ, но она не дала, а сорвалась на крик сама:
– Так значит, это ты превратил всех в шлюх! Ты подталкивал всех к этому своими извращенными испытаниями! Да кто вообще тебе давал такое право?! Судить, кто чего достоин?! Ты лишил нас нормальной человеческой жизни, убил, уничтожил! А теперь тебе преданность подавай! Обманули его?!
– Я любил тебя!!! Любил! А ты меня предала! Мы могли быть вместе!
– Вместе?! Любил?! Ты никого не можешь любить! Не в этой жизни!
– Почему?! – мужчина был в бешенстве, он остановился прямо перед ней, нависая, – Почему?! Ответь! Почему?!
– Потому что ты нравственный урод, Сеня. Урод и моральный садист.
Он побледнел и отдернулся, как от удара, а девушка уже не могла остановиться:
– Моральный садист и жестокий манипулятор. И ты не способен любить. И в этой жизни я не хочу иметь с тобой ничего общего, – она отвернулась и бросила, – Что надо сделать, чтобы попасть отсюда в бордель? Скажи, и я это сделаю!
Все. Безумие захлестнуло его. Удар наотмашь настиг ее на месте, потом он схватил начавшую оседать девчонку и потащил на постель с криком:
– В бордель захотела! Шлюха проклятая! Я тебе покажу бордель! Гадина!
Что он творил, что орал ей, как насиловал, он уже не соображал. Чудовище взбесилось и вырвалось на свободу.
Когда безумие прошло, пришел конец.
Что это… Кто сделал это с его девочкой…
Саша лежала без сознания сломанной куклой. Кровь тоненькой струйкой начала вытекать из ее тела на белую разворошенную постель. Сорвалась беременность.
Несчастный присел, задыхаясь, дрожащими руками прикоснулся к пятну крови, разраставшемуся на белоснежной простыне. Кровь на снегу. Наследил…
Нет… нет… Неееееееттт!
Нет…
Нет…
* * *
Врач осмотрел девушку, она так и не пришла в сознание. Шок.
Арсений не мог войти в комнату, был на террасе, его накрыло какое-то стоическое спокойствие. Доверенный стоял рядом, ожидая распоряжений.
– Девушку отправить на большую землю. Немедленно. Сделать все так, словно последних трех месяцев в ее жизни никогда не было.
– Хорошо. Отправим немедленно. Что с остальными?
– С остальными? – рассеянно спросил Арсений, – С остальными… Зайдите ко мне в кабинет… Минут через… час. Там получите от меня все указания.
– Хорошо, – доверенный был серьезен как никогда, хозяин впервые обратился к нему на Вы.
– Скажите, Николай Савелич…
Продолжил он не сразу, просто сегодня понял одну вещь из своего прошлого. Просто… однажды он случайно успел увидеть такую развороченную постель и обрывки одежды на полу. В спальне своей матери в день ее смерти. Ненадолго, на несколько секунд, пока его не увели. Но он запомнил. А теперь вдруг смог сопоставить.
– Скажите, он ведь ее изнасиловал, да, – голос был тих.
Доверенный знал, о чем говорит его хозяин.
– Да. Она из-за этого повесилась.
– Почему не говорили мне?
– Я… видите ли, я ведь был у нее одним из телохранителей, она говорила со мной тогда перед смертью… Я поклялся ей, что не скажу вам ничего.
– Почему?
– Она не хотела, чтобы вы возненавидели отца.
Звук, который Арсений издал, можно было назвать смехом.
– Арсений Васильевич, она его любила, и он ее любил, но… – доверенный поморщился, – Просто… не могли жить вместе, мучили друг друга.
– Спасибо, Николай Савелич. А теперь оставьте меня. Зайдете в кабинет через час.
Доверенный откланялся, но решил следить за своим хозяином в оба. Не нравилась ему эта странная обреченность.
* * *
Наконец один. Вертолет увез Сашу. Ее положат в больницу. Все будет хорошо. Ее вылечат, он был в этом уверен. С ней все будет хорошо. Только его в ее жизни больше не будет. Словно никогда и не бывало.
Не в этой жизни…
Каково это?
Каково это, взглянуть в глаза самому страшному своему кошмару, от которого ты бежал всю свою жизнь? Каково это, понять, что стал тем, кого ненавидел с самого детства? Понять, что сам стал тем чудовищем, которое стремился уничтожить всю сознательную жизнь. Каково это…
