Kitabı oku: «Шут. Книга III», sayfa 4

Просто так. На всякий случай.

Утром дворец напоминал растревоженный муравейник. Шутка ли – покушение на короля! Только сам Руальд, несмотря на легкую бледность, оставался удивительно спокойным.

Мало кто знал, что спасла его случайность.

Услышав странную возню в своем кабинете, Его Величество неслышно выскользнул из кровати и, подхватив фамильный меч, почти даже с радостью метнулся в комнату, где неведомый враг так нагло запинался о разбросанные по ковру бутылки. Наконец-то у короля появился шанс лично поквитаться с мерзавцами!

Но посреди кабинета, озаренного бледным светом луны, он нашел только своего друга, который огорченно потирал ушибленный локоть. В одной ночной рубахе новоиспеченный граф сидел рядом с теми самыми бутылками, которые остались после долгого вчерашнего вечера, проведенного королем в одиноких тягостных раздумьях.

– Руальд, ну у тебя тут и бардак, – недовольно сказал Шут, а потом заметил длинный острый клинок в руке короля. – Э-э-э! Ты чего это?!

– Пат! Твою налево! – Руальд гневно сжал челюсти и бросил меч на стоявший рядом комод. – Дурак безмозглый!

Шут очень хорошо понял, что мгновение назад едва не отправился в долгое путешествие к праотцам. Он запоздало испугался, но ответить ничего не успел.

В королевской опочивальне раздался страшный грохот.

Руальд вздрогнул и снова хотел схватить свой меч, но Шут остановил его, чуть тронув руку короля.

– Не надо, Альда, – сказал он негромко, – там нет ни души.

– Откуда ты знаешь? – король не отводил взгляда от двери в спальню.

– Чувствую.

Шут обошел друга и заглянул в темную комнату сам. Ничего не увидев, он вернулся к камину, чтобы отыскать тлеющие угли и запалить свечу. И когда снова подошел к порогу опочивальни с трепещущим на сквозняке огнем, волосы у него встали дыбом.

Большая королевская кровать была до самого основания проломлена огромной каменной плитой, которая словно бы просто выпала из потолка. Она лежала, придавив простыни, вся в крошеве штукатурки, а в потолке над ложем монарха зияла черная дыра, ведущая, надо полагать, прямо к чердачным помещениям. Пахло сыростью, пылью и мышиным пометом.

– Неплохо… – промолвил Руальд.

А потом завертелось.

Кто только не наведался за это утро в святая святых дворца: опочивальня напоминала комнату для публичных собраний. Вроде той залы в Дор-Виаре, по которой прошелся ураган… Дени, конечно, старался не терять самообладания, однако по всему было видно, что капитан потрясен событиями этой ночи. Шута он расспрашивал отдельно и дольше всех, а потом так же долго изучал его комнату, но так ничего и не нашел. А сам Шут даже не сумел внятно объяснить, за каким демоном ему понадобилось идти досыпать именно к королю.

«Это самый глупый способ убийства из всех, что только можно вообразить», – недоумевал капитан.

«И самый непонятный», – думал про себя Шут.

Он даже отдаленно не представлял, какие механизмы нужно использовать, чтобы выломать камень из потолка. Зачем вкладывать такие усилия, если можно все сделать гораздо проще, по старинке… Яд, там, в вино или шальная стрела во время охоты. Руальд, вопреки уговорам Дени, никак не желал усилить меры безопасности во дворце сверх того, что уже было сделано. О личном дегустаторе даже слышать не хотел, ему это казалось унизительным. В конце концов капитан гвардейцев сам нанял такого человека, так что пища на монарший стол попадала только проверенная. Шут знал об этом, сам король наверняка догадывался, но ввязываться в очередной спор с Дени ему не слишком хотелось. Других забот хватало выше головы.

Были среди тех забот и торговцы людьми, одно существование которых ставило под угрозу и репутацию Руальда, и уверенность людей Закатного Края в завтрашнем дне. Но пока король вместе с начальниками городской стражи выстраивал планы уничтожения работорговли, Шуту не давали покоя мысли о странном покушении. Он все думал и думал, как такое могло произойти. Сыскари облазили всю крышу – не нашли ничего, что говорило бы о присутствии там преступников. Вековая пыль лежала всюду, а плита словно выпала сама… как кусок марципана из торта.

Шут, даром что много лет изображал скудоумного, на самом деле дураком все же не был. Он сразу заподозрил, откуда гнильцой попахивает. Да и капитан очень уж недвусмысленно намекнул: мол, господин Патрик, может, у вас какая идея сыщется. И посмотрел на Шута этак странно… словно бы припоминая диковинную бурю в Таронском ущелье. Ну разумеется. Дени только вид делал, будто ничего не понимает про скрытые таланты бывшего дурачка. Поэтому, в отличие от сыскарей, Шут искал вовсе не обычные следы… Хотя и отдаленно не представлял, как может выглядеть причина едва не случившейся беды.

А когда нашел, в общем-то даже не удивился.

И узнал этот почерк сразу.

Колдовство было простым и наверняка именно поэтому очень действенным.

Исполнителю не понадобилось проникать в покои короля – за него все сделали горничные, которые, надо полагать, ни о чем и не подозревали. Хотя… как бы тщательно сам Дени ни выбирал людей для личной обслуги короля, а все равно они лишь люди. Люди, которых можно купить, запугать, обмануть.

Шут вытащил колдунскую пакость из камина – большую черную иглу. Она была совсем обычная с виду, лежала глубоко в слое золы. Руальдовы враги наверняка воткнули ее в полено. А потом, когда дерево прогорело, игла выпала, никем не замеченная и совсем не похожая на орудие покушения.

Только на следующий день, когда официальные поиски в опочивальне были окончены, Шут незаметно просочился в опустевшую комнату и стал искать. Он почувствовал колдовство не сразу, но, когда сосредоточился хорошенько, дуновение опасности оказалось для него столь же явным, как запах падали для охотничьего пса. Шут опустился на пол и вытянул руку, развернув ладонью вперед. А потом закрыл глаза и двинулся ощупью в сторону чужеродной Силы. Наверное, забавно выглядел в этот миг со стороны… Однако когда пальцы нащупали железное острие, Шуту вовсе не было смешно. Он испуганно отдернул руку, точно обжегся: от крошечного кусочка железа веяло такой ненавистью и болью, словно среди золы лежал огромный меч, вкусивший немало крови на своем веку.

«Как это странно, – в который уже раз подумал Шут. – Если убийца хотел добраться до Руальда с помощью колдовства, то он не мог не предвидеть, что во дворце найдется по крайней мере один человек, способный понять истинную причину разрушения вековой каменной кладки».

Может быть, они только того и ждали? Чтобы Шут полез во все эти грязные дела, начал доискиваться, кто автор «подарочка»? Или все было проще? Враги полагали, будто колдовство сработает сразу, а король скоропостижно скончается при непредвиденных обстоятельствах? Магия, сокрытая в игле, выглядела так, словно к гибели Руальда могло привести любое нелепейшее происшествие. Она, эта магия, не выбирала способа, лишь создавала причины для смерти.

«Похоже, Руальду повезло с хранителями, – подумал Шут, поднимаясь с колен и отряхивая пыль. – Или я обладаю каким-то особенным даром отводить от него опасность…» Ему очень хорошо запомнились слова людей в масках. Слова о том, что он – неизменная помеха всем их планам. А какова суть тех планов, сомневаться не приходилось.

Он много думал над этой странностью. Над тем, кому и чем мог помешать обычный придворный дурак. Ведь не было у него ни талантов к интригам, ни выгодных связей, ни жадности до денег и славы… По сути, он вообще не делал ничего особенного! Просто жил. А значит, мешал одним лишь своим существованием, складом ума. Да еще, возможно, внезапно пробудившимся даром владеть Силой.

Предвидеть чужие заговоры… Или даже предчувствовать.

В спальне задерживаться Шут не стал. Отыскав небольшую деревянную коробочку из-под табака, каминными щипцами уложил в нее иглу и поспешил к себе.

После отъезда Элеи он решил больше не возвращаться в уютный загородный дом, а, как и прежде, стал жить во дворце. Тем более что теперь старая комната уже не казалась такой неуютной… Получив от Руальда бумагу с титулом, Шут даже позволил дополнить скудный интерьер своей опочивальни разными обязательными для дворянина признаками нового статуса. И едва не вспылил, когда король мимоходом предложил снять с потолка перекладину… «Не покушайся на святое», – сказал он Руальду вроде бы в шутку, но на самом деле более чем серьезно. Теперь в комнате, вместо старого и треснутого, стоял новый красивый стол, одинаково удобный и для трапез, и для работы, если таковая вдруг образуется. Шут сел за него, поставив перед собой табакерку и подперев кулаками подбородок, долго разглядывал закопченную до черноты иглу.

«И что же мне с тобой теперь делать-то?..» – с тоской думал он, ощупывая взглядом смертоносное железо и особенно остро сознавая в этот момент свою неопытность. Ни Кайзы, ни Ваэльи не было рядом, чтобы спросить у них совета. А сам Шут смотрел на иглу как на ядовитое жало, которое запросто могло дернуться и нанести смертельный удар. В одном только он был уверен точно: чем дальше эта гадость окажется от Руальда и комнаты, где спит король, тем лучше. Возможно, такая магия работает лишь рядом с выбранной для нее изначально жертвой.

«Может, забросить в море? Или отдать кузнецу, чтобы перековал? Или закопать поглубже?» – ни один из вариантов не показался ему правильным.

Тогда Шут вздохнул и сделал то единственное, что могло дать верный ответ. Протянул ладонь над иглой и распахнул себя в другое видение. Он очень надеялся не пасть жертвой колдовства в тот же миг…

«Я ведь не ломаю заклятье, – убеждал он себя, – я только погляжу… только погляжу… осторожно… Эта ловушка была не для меня… нет…»

Вдоль виска скользнула капля пота. Чужая магия казалась неуловимой, как рябь на воде, как пыль, что кружит в холодном лунном свете. Шут никак не мог разглядеть эти чары. Зато чувствовал себя так, будто еще миг – и невидимое жало в самом деле вонзится под кожу и станет последним событием в жизни неуемного господина Патрика, который никак не перестанет быть затычкой к каждому бочонку с отравой, приготовленной для Руальда. В конце концов благоразумие все-таки победило, и Шут, отчаявшись найти разгадку, вернулся. Перед глазами у него все плыло, рука, простертая над коробкой, дрожала, как у припадочного.

– Вот же д-демоны… – пробормотал он, устало роняя ладонь на стол. – Ладно… Что-нибудь придумаю.

Он припрятал коробку и уже хотел пойти поискать Руальда, как вдруг в голову ему пришла неожиданно интересная мысль.

Кто разбирается в иголках лучше, чем портнихи? Кто может дать совет лучше, чем швея, которая умеет видеть?..

Шут застал мадам Сирень за строгим нравоучением, которое предназначалось ее юной подопечной. Молодая женщина стояла с поникшим видом и теребила в руках недошитую рубаху. Она, наверное, очень обрадовалась, когда сердитая Госпожа Иголка устремила все свое внимание на гостя.

– Пат! – мадам Сирень тут же схватила его за рукав и увлекла к окну – рассмотреть, хорошо ли сидит на нем костюм. Она всегда так делала. – Ты с чем пожаловал? – спросила швея после минутного изучения.

– Не здесь, – улыбнулся Шут. – Давайте выйдем в сад.

– О! – портниха лукаво рассмеялась. – Господин Патрик, да вы никак решили поухаживать за старой дамой? Давненько никто не приглашал меня на прогулки!

Так со смехом и шутками они спустились в сад. Погода стояла чудесная – в самом деле для неспешных прогулок по аллеям. Ажурные тени ветвей сплетали на каменных тропинках затейливые узоры. И в другой раз Шут наверняка бы стал выдумывать, на что они походят.

Но не теперь.

– Скажите, – обратился он к мадам Сирень, – вы когда-нибудь слыхали про колдовство с иглами?

Портниха удивилась. Очень удивилась. Она смерила Шута пристальным взглядом, словно решила, будто это он сам надумал обучиться таким фокусам. Пришлось все-таки рассказать, в чем дело. Но когда Шут закончил, мадам Сирень только печально вздохнула. Да, она слыхала про эту недобрую магию, но очень давно… и совсем не знала, как отвести беду.

Шут расстроился. Конечно, он не надеялся особо, что его идея увенчается успехом, но все же… Проглотив разочарование, он привычно сделал вид, будто все хорошо, искренне поблагодарил свою собеседницу и даже проводил ее обратно в мастерскую. А сам по старой памяти решил заглянуть на кухню, где всегда находил утешение после любых неудач, будь то упавшая булава или грубые насмешки Тодрика.

«Пообедаю, – решил Шут, легко сбегая по ступенькам парадной лестницы, – а потом найду Руальда, все ему расскажу. Может, вместе чего придумаем!»

С утра они еще не встречались. У короля, судя по всему, опять возникли срочные дела государственной важности – выслушивать очередные прошения или жалобы в тронном зале. Сердитые голоса с той стороны дворца разносились по всем анфиладам.

«Небось, рядится с каким-нибудь начальником купеческой гильдии. Или молодые бароны опять земли поделить не могут…»

Покушения там или нет, а государственные дела никогда не ждали. Но Шуту такие собрания вовсе не казались интересными, в отличие от запаха свиных шкварок.

Поварихи Шутова прихода не заметили – они были увлечены своей местной драмой. Одна из девочек-помощниц сидела возле большого стола, заваленного овощами с зеленью, и, громко рыдая, баюкала перевязанную наскоро руку. Шут даже издалека почувствовал, что это ожог. Не слишком сильный, но ужасно болезненный, а главное – исключающий всякую работу на ближайшие несколько недель.

Очень хотелось помочь. Ведь там и дел-то… на пять минут. Но нельзя… Нельзя!

От досады Шут стиснул зубы. Он почти ненавидел себя в этот момент.

Кухарки шумели, одна другой горластее: неловкую дуреху им было жаль, но на долгие утешения никто времени не имел. Судя по всему, во дворец нагрянул какой-нибудь граф со свитой не меньше двух десятков ртов: огонь развели сразу под пятью большими котлами, деревянных столов не видно было под горами снеди.

«И кого это к нам принесло?» – подивился Шут. Бросив печальный взгляд на зареванную девчушку, он вздохнул и, так же незаметно, как появился, вышел прочь.

Бывают такие дни, когда и кухня не радует.

Впрочем, Шута в последнее время вообще мало что радовало. Без Элеи он чувствовал себя так, словно лишился важной части тела. Или души. Он нигде не находил себе покоя, часто просыпался по ночам, а если спал, то снова видел бесконечные сны-лабиринты о чужих жизнях.

Пару раз, когда становилось особенно тревожно, Шут делал странную, с точки зрения обычных людей, вещь – уходил к старому кладбищу при дворцовом храме. Место это больше походило на парк, чем на обитель скорби. Шут медленно бродил меж высоких дубов, ясеней и кленов, смотрел на старые надгробия, думая о скоротечности жизни. А потом неизменно останавливался у небольшого камня над совсем еще свежим холмом. Земля в этом месте не успела порасти травой, и прошлогодние листья не путались в ее сухих стеблях, как повсюду вокруг. Шут садился рядом, доставал свою маленькую флейту и начинал играть. Долго-долго… Тонкая свирель тосковала о прежних днях, о кострах в степи, о вечерних байках дергитского шамана, о смелом мальчишке, который жил так мало и умер так славно… Иногда Шуту казалось, что кто-то наблюдает за ним в стороне, но он не взялся бы сказать наверняка – человек это, дух или просто ветер среди голых еще ветвей ясеня.

Вот и теперь ноги сами занесли Шута на кладбище. Он привычно сел у высокого дерева, отыскал за пазухой флейту и… отпустил гнетущие мысли вместе с музыкой. Закрыв глаза, распахнув сердце, бережно вплетал мелодию в шелест ветра, что играл среди сухой травы.

…И сам не заметил, как солнце миновало полуденную черту, а тень от ясеня сместилась на несколько шагов в сторону, открыв его лицо яркому свету. Этот-то свет и вернул Шута в привычный мир. Он с хрустом потянулся и уже хотел вставать, когда полуденную тишину вдруг сотряс тревожным боем главный храмовый колокол. Этот гул разнесся над всей Золотой Гаванью, заставляя детей вздрагивать, а матерей испуганно оглядываться в поисках неведомой пока еще угрозы.

«Что же это такое?! – думал Шут, торопливо убирая флейту и вскакивая с земли. – Ни дня без неприятностей!»

Взволнованный, он поспешил к храмовой площади, а, когда добрался до места, там уже развернуться было негде из-за столпившихся людей. Башня глашатая, однако, еще пустовала.

«Ждут, когда побольше народу соберется, – понял Шут. – Значит, что-то очень важное сказать хотят».

Конечно… главный колокол – это вам не праздничный трезвон в честь весенней ярмарки…

Оказаться в самой давке Шут хотел меньше всего. Чуть обогнув площадь, он легко взобрался на высокий постамент у храмовой стены. Некогда эта каменная колонна, поросшая мхом, наверняка служила опорой для статуи, но время стерло следы давних героев. В детстве Шут и не задумывался о том, чей облик украшал постамент. Он просто любил оседлать колонну во время многолюдных праздников: ему нравилось смотреть с высоты на происходящее вокруг.

На сей раз веселья ждать не приходилось.

Когда площадь уже перестала вмещать горожан, на башню поднялся первосвященник. В этот миг очень многие поняли: беда действительно стоит у самого порога.

– Дети мои!.. – голос первосвященника разносился так далеко, что, казалось, его могут услышать и на окраине города. – Люди Закатного Края! Вас ждет печальная весть, но вы должны встретить ее мужественно! Не пуская в сердце страх и сомнение! Добрые времена кончились… Мы долго жили в покое и счастии, но теперь пришла пора достать мечи прадедов и встать на дороге у тех, кто пожелал зла нашей стране!

«Ну все, – с тоской понял Шут, – война».

И не один он понял. Слово это шелестом облетело всю площадь. А потом прозвучало и из уст первосвященника. Но слушать его дальше, оставаясь среди растерянных ошарашенных горожан, смысла не было. Шут спрыгнул с постамента и направился во дворец.

9

– Почему ты мне не сказал?! – с порога выдохнул он, едва увидев Руальда. Король сидел в кабинете один и никого не принимал. Лицо его было таким, что лучше бы отойти потихонечку и не попадаться на глаза, но Шута это не остановило. – Ну, рассказывай же, что случилось?!

Руальд оторвался от карты Срединных Королевств, на которую смотрел так, словно хотел прожечь взглядом. Молча взял со стола какой-то свиток и двинул в сторону Шута. Тот не стал дожидаться приглашения – расправил бумагу и скользнул взглядом по витым строчкам красивого почерка.

– Похоже, Шаниэр все-таки помутился умом, – негромко сказал он, поняв, о чем идет речь в документе. Руальд кивнул и принялся набивать табаком свою трубку, ставшую уже неизменной. – Но ведь Гремучее Ущелье им все равно не взять! Это знают даже дети… К чему махать кулаками и выдвигать бессмысленные угрозы?

Однако, громко восклицая, Шут с неизбежностью понимал, что подобная дерзость соседнего королевства наверняка имеет под собой основание. Руальд вздохнул.

– Они и не пойдут через ущелье, Пат. Ферриты заключили договор с Тайкурданом…

– Ох… – Шут сел, изумленный, на первый же стул, что случился рядом. – Разве так возможно?

– А почему нет? Отец Нар – человек простой, но неглупый. Феррестрийцы обещались хорошо ему отплатить за ценную услугу. А где это видано, чтобы таргал отказался от золота? Я ему – никто, если не сказать хуже.

– Н-но… как же… А Фарр?!

– А что Фарр? – Руальд мрачно смотрел на трубку в своих руках. – Фарр для него значит меньше, чем жеребенок от породистой кобылы. Разве ты забыл, каковы законы в Диких Землях? Этот мальчик не был рожден по священным законам Тайкурдана, а мать его навлекла позор на свой род. Я думаю… думаю, таргалу Хадо будет даже проще, если его нечистый внук сгинет.

Шут вздрогнул при этих словах. Да, все-таки нравы в Диких Землях порой были такими, что у любого нормального человека волосы дыбом встанут.

– И все же, – Шут запретил себе думать про ребенка и вернулся к главному, – отчего ты мне не говорил? Ни слова… Ведь знал, что близится война.

– Знал, – хмыкнул Руальд. – Так ведь и тебе это было известно. И любой кухарке… – Он устало потер висок и добавил тише: – Посол из Феррестре прибыл среди ночи. Мы собрали совет еще до рассвета, а закончили лишь пару часов назад.

– Вот как… – Шут почувствовал себя дураком. Не пройди он тогда мимо тронного зала – давно бы уже все знал. – Значит, этот ультиматум тебе посол феррестрийский передал…

– Ну да, – Руальд кивнул и поднялся из кресла. – И, как видишь, Шан оставил нам не очень много времени для раздумий.

Шут видел. Дата была означена в конце документа. До этого дня послу Феррестре надлежало покинуть Закатный Край с подписанной капитуляцией, а гонцам – донести весть о важном событии до ушей короля Шаниэра.

– Что вы решили, Руальд? – тихо спросил Шут.

– Разве ты еще не понял, дружище? – король невесело усмехнулся. – Готовим оружие к бою.

Шут немного помолчал, пытаясь осознать размах приключившейся беды.

– И неужели никто не напомнит Шану, что это нарушит Соглашение о мире? – спросил он, пытаясь ухватиться за тонкую ниточку надежды. – Другие королевства?

– Я не могу надеяться на это, – промолвил Руальд.

– Но… почему?

– У всех свои интересы, Пат. Долго объяснять. Ты ступай, наверное… Мне надо побыть одному. – Король снова взялся набивать трубку, отрешенно глядя куда-то мимо Шута. Тот все понял и молча поднялся со стула. В таком настроении Руальда и в самом деле не стоило лишний раз трогать.

Он спустился к себе в комнату и, обхватив голову руками, сел на новый узорчатый ковер, постеленный прямо под перекладиной.

– Как же так?.. – тихо спрашивал Шут в пустоту. Сердце стучало неровными толчками. Он коротко сглотнул и окончательно осознал, что боится. Боится, словно трусливый щенок… Хуже мальчика-служки из храма, который визжит при виде крыс.

– Нет… – бормотал он, – не хочу… не хочу! – А сам уже почти видел, как снова горят дома, как маршируют темные колонны, щетинясь оружием, как корчатся на земле раненые – и воины обеих армий, и простые люди, которые встанут на защиту своих домов. – Нет!

Взгляд его невольно метнулся к тайнику под кроватью, где была спрятана игла-убийца. Шут не мог сказать наверняка, имеет данное колдовство какое-либо отношение к ультиматуму короля Шаниэра или нет, но вполне допускал это. Очень уж странно совпали два события…

«Уничтожить. Я должен уничтожить ее…»

Он нервно зашагал по комнате, хмурясь и кусая губы. Снова пытаться проникать в чужое колдовство Шут не хотел до дрожи. Нутром чуял – нельзя. Так нельзя, что рука сама собой отдергивается.

– Значит, пришло время просить о помощи, – решил он.

Шут запер дверь, вытащил коробку с иглой и, усевшись на пол, поставил ее перед собой. Несколько минут смотрел на смертоносный «подарочек», а потом осторожно взял табакерку в руки. Конечно, верней было бы прикоснуться к самой игле, но Шут понимал, как это опасно.

Переход в другой мир уже не представлялся ему очень сложным, но вот дозваться, докричаться оттуда до Кайзы… Шут потерял счет времени, пытаясь почувствовать друга. Он искал и искал его в радужной мозаике сплетений Силы, в лабиринтах иного пространства, искал, пока не понял, что забывает дорогу назад.

Что еще немного – и вот оно, Запределье.

Вернувшись, Шут обнаружил себя упавшим на пол. И коробку он выронил… К счастью, та не открылась. Зато у самого Шута над виском пульсировала болью весьма ощутимая шишка. Рубаха прилипла к потному телу, которое, оказывается, совсем занемело.

Шут медленно поднялся, тяжело уперевшись одной рукой в пол, а другой пытаясь дотянуться до табакерки. Но деревянная коробка, отполированная мастером, выскользнула из пальцев, и Шут лишь в отчаянии стукнул кулаком по цветастому ковру.

Он не имел права проиграть. Не в этой битве. Не самому себе.

«Все равно дозовусь, – сказал себе Шут. – Чего бы ни стоило. В конце концов, есть же еще матушка Ваэлья. Она не Кайза, так прятаться не будет. Я дозовусь… Я смогу!»

В дверь постучали.

Постучали так громко, что Шут сразу вспомнил, как за ним приходили, чтобы отвести на допрос после поддельной гибели Тодрика. Он даже поморщился – настолько ярко вспыхнуло это воспоминание. А потом поспешил подняться и спрятать табакерку с непонятной, неразгаданной ловушкой для короля. Только не в тайник, а за пазуху, словно бы и в самом деле готовился снова попасть в непредсказуемые неприятности.

На пороге, однако, стоял всего лишь слуга. Обычный слуга в темно-синей ливрее с королевским гербом, вышитым на груди белой нитью. Он коротко, но учтиво поклонился, явив седеющую макушку, и доложил:

– Ваша милость, король желает видеть вас.

Шут опять незаметно сглотнул. Сердце все еще стучало где-то в районе горла.

– Срочно?

– Не имею чести знать. Мне не доложили. – Слуга убрал руки за спину, выпрямленную, как на параде, и смотрел вопросительно.

– Скажите, буду вскоре. – Шут едва заметно улыбнулся и кивнул в сторону уборной: – Вот только нанесу сперва еще один важный визит. – На самом деле он просто не хотел идти к королю со злополучной иглой.

Лакей понимающе улыбнулся и не удержался спросить:

– Так и передавать Его Величеству?

– Ну что вы, друг мой! – ухмыльнулся Шут. – Ведь рядом могут быть и дамы.

В кабинете у Руальда пахло табаком и жареной курицей. С того дня, как потолок его опочивальни едва не превратился в надгробный камень, король в эту комнату больше не заходил. Подобно Давиану, он теперь предпочел спать там же, где работал. А потом решил, что и обедать можно, не выходя из кабинета.

И ужинать.

Курица стояла на столике возле камина. Она была зажарена целиком и украшена овощами. Шут не заставил просить себя дважды: на приглашение короля присоединяться к трапезе охотно кивнул и, не чинясь, отломил сочный кусок вместе с крылом.

– Есть новости? – спросил он, когда первый голод был утолен.

– Да как сказать… – Руальд глотнул вина и задумчиво покрутил кубок за ножку. – Пока все движется по плану: добровольная армия растет с каждым часом. Обязательное рекрутирование начнется с завтрашнего дня, а те, кто записался сегодня, будут на особом счету у командиров. Гильдии кузнецов и оружейников уже получили все указания. Посол Феррестре отбыл восвояси с подарочком для своего короля. А завтра с утра мы с Гиро начнем обсуждать стратегию обороны. – Король шумно зевнул и брякнул кубок обратно на стол. – Надо бы сегодня, но голова у меня… как тот колокол. Гудит… – Он утер глаза и внимательно посмотрел на Шута: – А ты? Нашел, что искал?

Шут кивнул. Не вдаваясь в подробности, он рассказал и о находке, и о попытках разобраться с ней. Руальд слушал внимательно, но бессонная ночь уже давала о себе знать. Шут видел, что король не воспринимает его рассказ с нужной долей серьезности.

«Ничего, – подумал он, – так даже лучше. Не будет паниковать и пугаться. Нам это лишнее сейчас».

Самого Шута беспокойство держало цепко, тревога билась в висках, не переставая. Но он был достаточно хорошим артистом, чтобы не показывать этого.

– Кстати, Пат, – усмехнулся вдруг Руальд, – это не твоих ли рук дело?

Он вытащил откуда-то из-под груды бумаг длинный свиток нежно-розового цвета. Бумага была сплошь исписана и благоухала, как цветочная клумба. Шут приподнял бровь и взял свиток.

Ах да… конечно. Он уже и забыл. Милостивое прошение о сохранении фрейлин в их нынешнем статусе.

– Ну, я так и знал, что твоих, – Руальд неодобрительно покачал головой, но в глазах его прыгали смешинки. – Что ты наговорил дамам?

– Да так… – ответил Шут, тоже улыбаясь. – Пошутил немного.

Весь оставшийся вечер он тоже шутил и балагурил, не давая Руальду отвлекаться на мысли о войне. Война начнется для него завтра, вместе с долгими расчетами стратегий, спорами командующих, первыми отчетами кузнецов и оружейников. А в этот последний мирный день пусть Его Величество смеется и обзывает своего нового графа выдумщиком.

Пусть.

10

Ночью неожиданно пошел снег. Шут проснулся оттого, что ветер зло швырял белые хлопья о витую решетку окна. Вернее, разбудил его холод, который пришел с этим ветром и снегом.

Вот вам и весна.

Шут плотнее завернулся в теплое меховое одеяло. У него было очень твердое намерение спать дальше, но мысли уже закрутились, запрыгали в голове, разгоняя остатки дремы. Он лежал, глядя на темный балдахин, и думал о маленьком корабле в океане. О том, что Элея там совсем одна, некому согреть ее холодной ночью. О живом комочке, который растет у нее под сердцем. И о другом мальчике, чьи покои бессменно охраняют гвардейцы Дени. Он думал о Руальде, о грядущей войне, о черной игле в коробке из-под табака. О том, что обязан сломать чужое колдовство…

«А почему нет? – толкнулась в голове внезапная мысль. – Почему не сейчас? Ведь Ваэлья не раз говорила, будто ночью все мысли четче, желания ясней и магия доступней».

Боясь провалиться в сон, Шут выбрался из постели вместе с одеялом и сел на ковер, скрестив ноги.

«Матушка Ваэлья, помоги!»

В самом деле, ведь сколько раз она говорила: будет худо – зови.

«Помоги, пожалуйста!»

Сначала ему показалось, будто в комнате стало теплей, а потом просто пришло удивительное, давно забытое чувство защищенности. Шут словно плыл в нежном сиянии, уютном, как материнские объятия. Парил в этой радости, пока не осознал, что темная комната исчезла: вместо нее была уже другая, озаренная множеством свечей, блики которых отражались в цветных витражах.

«Мальчик мой! – наставница шагнула ему навстречу, и Шут удивился тому, как мало общего имело это видение с теми, что случались прежде. Он словно наяву почувствовал объятия ведуньи, он слышал треск огня в ее камине, видел каждую деталь знакомого интерьера – от серебряного кубка на столе до узоров на досках пола. – Я так тебя ждала… так ждала! Ну отчего же ты не приходил?»

Шуту стало стыдно. Он как-то и в голову не брал, что можно просто так взять и встретиться за пределами обычной реальности. Что это бывает так легко. И не нужно долго ломиться в закрытые двери чужого разума.

«Простите… – ответил еле слышно – не то произнес вслух, не то просто подумал. – Я… я…»

«Хватит, – прервала его Ваэлья. – Выкладывай, что случилось! И… как Элея, Пат?»

Шут не удержал улыбки.

«Она… в порядке. У нас будет сын…»

«Сын?!» – Ваэлья накрыла губы ладонью и коротко зажмурилась, но слезы все равно скользнули из-под ресниц. Наставница не стала их утирать, она глядела на Шута, не скрывая счастья в глазах.

«Ну, может быть, и дочь, – Шут пожал плечами. – Но к осени у Давиана точно появится еще один наследник».

«А что же случилось у тебя, милый мой? Ты звал так отчаянно!»

Шут помрачнел. Радости радостями, а звал он и в самом деле не от хорошей жизни.

Про иглу рассказал коротко, только самое главное. И очень огорчился, поняв, что забыл взять табакерку в руки. Это наверняка помогло бы наставнице разгадать суть ловушки. Ваэлья, однако, почти сразу понимающе закивала.