Kitabı oku: «Усадьба Розель», sayfa 4
Глава VI
Темно, но на востоке небо уже слегка обагрилось восходящим солнцем. Холодно… Кругом голоса, хныканье детей, перешептывания. А потом грубые, отрывистые команды на немецком языке, крики, стоны, выстрелы. Кто-то держит ее за руку. Теплая ладонь сжимает пальцы. Чья же это рука? Ощущение, дающее надежду на то, что все будет хорошо.
Мила проснулась на рассвете от неприятного тревожного чувства, которое бывает после страшного сна. Она поняла, что ей снилось – словно это она там, среди несчастных, обреченных на смерть, в Анчупанах, ждет команды «огонь», которая оборвет ее жизнь. Как же сильно ее тронула эта ужасная трагедия более чем 70-летней давности.
Мила села в постели, зажгла прикроватный ночник в виде звездного неба, и заставила себя вернуться к реальности. Ей было что рассказать Айварсу. На днях она отправила по электронной почте письмо бывшему коллеге Антону Короткову в Берлин. Когда-то этот парень работал с ней в пресс-службе полиции. Она там стажировалась, но впоследствии все-таки ушла в газету. А он уехал в Европу. К счастью, у Милы сохранились его контакты. Девушка попросила его по своим каналам пробить кое-какую информацию, он без проблем согласился и вскоре прислал ответ. Ему удалось достать предполагаемые списки расстрелянных в Анчупанах мирных жителей. Немцы славятся своей педантичностью, поэтому то, что подобная информация сохранилась – не удивительно. Хотя списки расстрелянных во время войны евреев – жителей ее родного города, – она и вовсе нашла в интернете. За давностью лет даже секретная информация о тех событиях становится все более доступной и, к сожалению, уже мало кому интересной.
Так вот, в присланных Антоном списках, которые Мила изучала полночи, был и дед Айварса. «Правда, это совершенно не значило, что он не работал на немцев», – одернула тогда себя девушка, сперва обрадованная данной зацепкой.
Нужно будет после завтрака поговорить с Юрьянсом, показать ему присланные из Германии документы. И уточнить один момент, о котором Мила до этого времени совершенно не подозревала. А пока следовало подумать об еще одной проблеме. Лалин. Мила прокрутила в голове подробности их вчерашней встречи.
– Вы что знакомы? – удивился Айварс Эженович.
– Немного, – ответила Мила, иронично глядя на бывшего супруга и повторяя когда-то так разозлившее ее слово.
Потом она объяснила, что познакомилась с Олегом, когда проходила практику в пресс-службе МВД. В принципе, это вполне могло бы быть правдой.
Из тех нескольких минут, в течение которых длилось их общение, Мила сделала вывод, что Олег на нее очень зол. Да, они некрасиво расстались, но до сих пор злиться – это перебор! Однако, подумав, девушка решила, что недоволен Лалин именно тем, что застал ее тут. Два обозленных мужчины на ее голову – это уж слишком. Тем более еще неизвестно, зачем здесь сам Лалин появился. Копает под Юрьянса? Хотя разве может полиция другого государства интересоваться делами гражданина Латвии? Этот Айварс, конечно, мутный тип, но тут что-то другое. Остается одно – Олег здесь по личному делу.
По правде говоря, Миле сначала даже показалось, что он ее преследует. Но затем журналистка решила, что Лалину действительно до нее нет дела и он не меньше нее удивлен их встречей.
Когда Мила спустилась на кухню, Элина, как обычно, уже хозяйничала там. Виктор с мальчиком завтракали. А Айварс с Олегом пришли следом за ней. Оказалось, они о чем-то беседовали в кабинете все утро. Но лицо Лалина было непроницаемым. Он вовсе не смотрел на Милу, кроме того момента, когда пожелал ей доброго утра.
– Виктор, – обратилась девушка к Юрьянсу-младшему, ставя на стол свою чашку. – Я хотела извиниться за эту сцену возле памятника. Мне действительно неудобно.
Мила все еще испытывала неловкость за случившееся в Анчупанах, поэтому, когда говорила, чувствовала, как от волнения гулко шумит в ушах кровь.
Было заметно, что Виктор, мягко говоря, поражен ее словами. Он коротко кивнул, давая понять, что ее извинения приняты, и озадаченно поглядел Миле в глаза.
– А что там произошло-то? – спросил Айварс, уплетая пирожное.
– Неважно, – поспешил ответить ему сын, не давая Миле возможности рассказать в подробностях о вчерашнем происшествии.
Элина не проявила особого интереса к ее словам, а вот Олег посмотрел на Милу как-то странно, осуждающе, что ли. Вообще ей казалось, что в его глазах она постоянно в чем-нибудь виновата.
Милу осенила мысль, что они с Виктором и мальчиком провели практически весь день на людях, и все эти люди наверняка принимали их за мужа и жену, а Ивара – за их общего сына! И только теперь она задумалась, почему Элина не поехала с ними. К слову, Виктор ей даже не предложил.
Ее мысли прервал Айварс, объявив, что ему повезло познакомиться с Олегом Эдуардовичем Лалиным, ибо он правнук настоящего героя. Да уж, прадед в этой семье был поистине легендой. Мила помнила его портрет в военной форме и при орденах на самом видном месте в гостиной.
Девушка, конечно же, обратила внимание, что Олег сел рядом с ней. Пока он ел и пил кофе, она невольно задерживала взгляд на его загорелых руках. Он так и не взглянул на нее, но пару раз ему довелось подать ей то бутерброд, то пиалу с медом. И делал он это так по-домашнему, как когда-то дома, на их кухне… Даже не верилось, что спустя столько времени они вновь вот так вместе завтракают. Конечно, они были не одни, но это уже полузабытое ощущение, когда он рядом, снова вернулось. Мила постаралась отвлечься, стала вслушиваться в беседу. Обсуждали последние мировые новости. Айварс любил это делать за трапезой. Несмотря на то, что некоторые темы могли испортить аппетит кое-кому из присутствующих за столом. Кроме него особого интереса к последним событиям в мировой политике никто не проявил. Все довольно мило беседовали, и даже Виктор не сказал ничего грубого или бесцеремонного. Единственное, что почему-то напрягло и испортило Миле настроение еще больше – практически не сходившая с лица Элины улыбка, обращенная к Олегу, и ее болтовня с ним.
– Расскажите о вашей работе! Она, наверное, безумно интересная.
– Да ну, что там рассказывать, – Лалин даже смутился.
Элина открыто кокетничала с ее бывшим мужем, а Виктору до того не было дела! Когда все стали расходиться по своим делам, Мила догнала Олега в коридоре.
– Лалин!
Он остановился и молча ждал, когда она подойдет.
– Скажи честно, Олег, что ты здесь делаешь? – девушка говорила приглушенно, чтобы никто из посторонних не стал случайным свидетелем их разговора.
– А ты? – мужчина прямо смотрел ей в глаза цепким взглядом, от которого захотелось поежиться.
Словно на допросе!
– Не включай опера! Я первая спросила.
Олег вздохнул и ответил:
– Я давно интересуюсь судьбой прадеда, ты об этом знаешь. Так вот отец нашел в старых вещах пачку его писем. Из них я узнал много новой информации. Долго все рассказывать, да и не место здесь. Короче, в одном из писем прозвучало имя Яниса Юрьянса. Я поискал в сети и вышел на его внука, связался с ним. Он пригласил меня сюда.
– А как же работа?
– Я больше не работаю в полиции.
Мила поглядела на него недоверчиво. Чтобы Лалин вот так все бросил и помчался неизвестно куда просто ради интереса? Что же там было, в этих письмах? И зачем Айварс его сюда пригласил?
– Теперь ты рассказывай, что тут делаешь, – напомнил он, прерывая поток ее размышлений.
– Я здесь по работе. Это тоже долго рассказывать.
– По работе? – Олег усмехнулся.
Острый взгляд его умных серых глаз буквально буравил ее.
– Ты что, не веришь?
– Что ты! Как я могу, в самом деле! – наиграно вскинул он брови. – Провернула в поликлинике свои черные делишки, и карьера в гору пошла? Вышла на международный уровень?
Он не воспринимал ее слова всерьез! Милу это до крайности возмутило.
– Не знаю, что у тебя здесь за дела, но не удивлюсь, если это дела сердечные, – хмыкнул он.
– Чего? – она даже дар речи едва не потеряла.
– Думаешь, никому не заметно, как он на тебя пялится?
– Кто? Айварс? – непонимающе захлопала ресницами Мила.
– Дурочку из себя не строй! – с неожиданной резкостью в голосе бросил Олег, развернулся и ушел.
Мила какое-то время смотрела ему вслед, потом вышла во двор, где Ивар пинал мяч и все поглядывал наверх, поджидая отца, обещавшего поиграть с ним. Потом девушку осенила одна мысль, от которой она буквально взлетела по ступенькам. Когда поднималась по лестнице – почти столкнулась с Юрьянсом-младшим, который вежливо отстранился, пропуская ее.
Олег сидел за ноутбуком. Лишь мельком глянул, кто вошел, когда она распахнула дверь, а потом предусмотрительно прикрыла ее за собой.
– Ты что, решил, что я любовница Виктора? – Мила жгла его взглядом, и, не дождавшись ответа, бросила: – Думай, что хочешь! Быть может, это и правда. Какое тебе вообще дело!
Олег ничего не сказал, продолжая глядеть в монитор.
– А в твою версию, что ты приехал из-за писем прадеда, я ни капли не поверила, – добавила журналистка и вышла.
Дождавшись, когда вечером Лалин пойдет в душ, девушка неслышно скользнула в его спальню, и открыла папку, которую заприметила еще в прошлый свой визит. В ней были какие-то бумаги и действительно имелось несколько старых писем. Развернув одно, Мила прочла: «Родная моя Катенька…» Но тут шум воды прекратился. Девушка едва успела сунуть письмо в карман и шмыгнуть за дверь, когда Олег, на ходу вытирая полотенцем шевелюру, вышел из душа.
Сразу дочитать письмо ей не удалось, поскольку в коридоре ее поймал Айварс. Ну что ж, Лалин наверняка поймет, куда оно делось.
– Зайчонок, ты хотела поговорить?
– Да… – Мила осеклась, чувствуя, как горят щеки.
Когда они вошли в кабинет, она уже взяла себя в руки. Рассказала все, что удалось узнать, принесла распечатанные немецкие документы, посетовала, что в библиотеке Резекне очень мало русскоязычных газет, выходивших в годы войны. Самый главный, интересовавший ее вопрос, оставила напоследок.
– Кто такая Илга? Ваша двоюродная сестра? – спросила Мила.
Юрьянс посмотрел на нее так, будто она не в себе.
– Я понятия не имею, о ком вы, – произнес он ровным голосом.
Девушка уже открыла было рот, чтобы что-то сказать, но тут мужчине позвонили. Айварс расхаживал по кабинету, эмоционально разговаривая с невидимым собеседником на латышском. Мила сидела, не двигаясь, и размышляла над его словами, пока ее внимание не привлек текст на мониторе компьютера. Благо тот был повернут так, что с ее места великолепно просматривался. Было видно открытое в почте письмо. Журналистка пробежала текст глазами: «Лично я считаю, что опер он был толковый. Родители у него из богатых, видать, поэтому он такой высокомерный. Но честный, и грязи не боится, а в нашей работе ее достаточно. От того, может, и взяток не брал, что денег не считал. Правда, как я понял, в полицию он назло родителям и пошел. Но особо там ни с кем не дружил. Иногда со мной пиво ходил пить, и то, думаю, от скуки».
Чтобы прочесть дальше, нужно было прокрутить колесико мышки. Естественно сделать этого Мила не могла. Но ей и так уже было понятно, о ком идет речь. Стало быть, Юрьянс зачем-то собирает информацию об Олеге… И кто-то ему эту информацию предоставляет.
– Ладно, Милочка, давайте закончим, когда я приеду в следующий раз, – раздался над ее головой голос Айварса.
Ему теперь явно было не до нее. Мужчина стал с сосредоточенным видом что-то искать в ящике стола, потом принялся набирать на телефоне номер. Мила вышла, раздумывая, рассказать Лалину о том, что узнала, или нет. Решила спуститься в кухню, сделать себе чаю, но подходя, увидела свет и услышала голоса. А точнее – голос Элины, недовольный и резкий. Раньше она такого за женой Виктора не замечала.
– Эта девка, должно быть, хорошо знакома с Олегом.
Журналистка отметила про себя, что та называет Лалина просто по имени. Как-то уж слишком панибратски.
– Возможно, – послышался равнодушный ответ Виктора.
– Наглая гадюка. Поселилась здесь, а теперь, может, они тут еще и шашни начнут крутить?
– Не беспокойся. Эта наглая гадюка скоро отсюда уберется, – ответил ей муж.
Ну вот. Значит, Миле показалось, что после случая в Анчупанах отношение Виктора к ней изменилось, стало более уважительным. Она определенно была ему не по душе. А Элина, эта красивая, приятная в общении, спокойная женщина, поразила девушку своим истинным отношением. Сколько негатива! И за что? Если ей не нравилось, что журналистка остановилась в этом доме, можно было с самого начала не убеждать ее остаться, а позволить переселиться в гостиницу. Какая же все-таки двуличная дама!
– А Олег приятнее нее, да? – снова раздался голос блондинки.
– Не знаю, по-моему, типичный ватник.
«Еще бы Лалин понравился этому фашисту!» – подумала Мила. Виктор отвечал супруге без интереса, словно его занимало что-то другое, но нужно было поддержать жену. Раньше Мила не обращала внимания на его латышский акцент. Сын Айварса говорил по-русски практически чисто, но характерный для латышей выговор все же периодически проскальзывал в его речи.
Мерзкие люди! Девушка передумала заходить, повернулась и пошла к себе.
Глава VII
Конфликт разгорелся как-то внезапно. Мила даже не поняла, с какого момента. Виктор опять сказал что-то оскорбительное на тему русских, или о войне… Она и не обратила внимания толком.
– Вы это сейчас серьезно? Я, конечно, понимаю, что я гость в вашем доме… Но это не помешает мне набить тебе морду.
Олег сказал это так спокойно, холодно, чеканя каждое слово, что Миле сделалось не по себе.
– Ты уверен, что не наоборот? – осведомился Виктор.
Журналистка ощутила холодок страха. Не хватало еще, чтоб они подрались. Мила прекрасно знала, какая хорошая физическая подготовка у Олега, и она не была уверена, что Виктор в силах противостоять оперу.
– Виктор! – голос Айварса прозвучал сейчас строго и отрывисто.
Юрьянс хмуро глядел на сына, стоя в дверях гостиной. На ужин все собрались именно здесь. После трапезы Юрьянс-старший должен был срочно уехать.
– Хватит, молодые люди, – уже мягче произнес преподаватель, усаживаясь на свое место.
Мила впервые видела, чтобы он так строго говорил с сыном. И еще ей показалось, что во взгляде Виктора на отца проскользнула неприкрытая неприязнь.
– Ой, я совсем забыла. Когда я только сюда приехала, ко мне заходила ваша соседка Анна, – спохватилась журналистка.
Она действительно до сих пор так и не рассказала об этом хозяевам.
– Да? Вот любопытная особа! – кажется, Юрьянса это мало удивило.
– Мне показалось, она ваша хорошая знакомая…
– Да у нас с ней когда-то роман был, – как ни в чем не бывало, бросил мужчина.
«Он явно может похвастаться богатым прошлым истинного ловеласа», – подумала Мила. И то, как непосредственно он говорил о своих похождениях, забавляло девушку. Никто не придал значения появлению этой Анны. Видимо, та имела обыкновение вот так заглядывать по-соседски.
Кажется, эта болтовня немного разрядила обстановку. Однако журналистка рано радовалась. Всегда такая вежливая, улыбчивая и тактичная Элина от чего-то несколько изменила свое отношение к ней. По крайней мере, ей так казалось. Потому что женщина ни с того ни с сего завела беседу о замужестве и детях.
– Мила, вы же не замужем, да? Я все хотела спросить, почему.
Зеленые глаза блондинки неприятно сверлили журналистку. Интересно, что ожидают услышать на подобный вопрос те, кто его задает? Что им начнут изливать душу? Что на самом деле станут откровенничать?
– Так вышло, – пожала плечами девушка.
Олег в это время молчал.
– Плохо, что до сих пор деток нет, – вздохнула Элина, словно Миле было уже, по меньшей мере, лет сорок. – Дети – это такое счастье.
Никто, кроме нее и Олега, не знал, что в двадцать два года она потеряла ребенка. Их с Олегом ребенка… Даже родители Лалина. Выкидыш случился на таком сроке, что они еще не успели никому сказать. Мила тогда готовилась к защите диплома. Переживания, нервы, бессонные ночи. Быть может, это и повлияло. С тех пор Мила терпеть не могла данную тему. И сейчас она отвела глаза от прямого взгляда Элины, словно была в чем-то виновата. Хотелось крикнуть: «Какое тебе дело!» Милу даже оскорбил этот жалеющий ее взгляд жены Виктора. Будто она не полноценная какая-то. С чего бы эта мегера такой разговор завела, да еще и словно специально при мужчинах?
Сгладил неловкость опять же Айварс.
– Оно вам надо, Милочка? Гуляйте, пока молодая. А то потом вырастет вот такой оболтус, – он кивнул в сторону, где сидели Виктор и Ивар.
Кого конкретно он имел в виду, было не понятно, поэтому на оболтуса никто не обиделся. Но настроение безвозвратно испортилось. После этого Мила вышла во двор, обошла дом и села на скамейку под виноградом. Хотелось побыть одной и пожалеть себя. Иногда накатывали на нее неожиданные приступы меланхолии. Но побыть одной не удалось. Лалин слишком хорошо ее знал, понял, что творится у нее на душе, поэтому пошел следом. Когда его высокий силуэт появился на тропинке, Мила сделала вид что смотрит совершенно в другую сторону. Думала, сейчас начнет сочувствовать, успокаивать, и она разрыдается. Но он сел рядом и сказал:
– Так зачем ты стащила у меня письмо?
Господи, она ведь его даже не прочитала до сих пор!
– Хотела узнать, что там.
– Можно было просто спросить.
– Я думала, ты не скажешь.
Чуть позже, собираясь ложиться спать, Мила задумалась. Действительно ли Виктор смотрел на нее дольше, чем позволяют приличия? Зачем тогда он поддерживал Элину, говорившую о ней гадости? Или Лалину показалось? Неужели Олег ее ревнует? После всего? Она заметила, что улыбается. Сердце затрепетало от этих мыслей, но потом ухнуло вниз. Нет, даже если и так, нельзя снова в это все ввязываться. Она запретила себе думать об Олеге и стала размышлять над словами Юрьянса. Мила все пыталась понять, что значило столь категоричное заявление Айварса о том, что никакой сестры Илги Юрьяне у него никогда не было. Дело в том, что в списках расстрелянных в Анчупанах значилась и она. Судя по возрасту, она приходилась внучкой Янису Юрьянсу. Но если Айварс о ней не знал, то, видимо, это не так. Кто же тогда эта девушка? Или он соврал, что не знает никакой Илги. Но зачем?
Мила вдруг вспомнила о фотографии прадеда Олега, которую столько раз видела, и о его письмах. А ведь тогда фотокарточки уже не были редкостью! Наверняка где-то здесь есть альбом со старыми фотографиями и, возможно, хранятся письма и другие бумаги. В этом доме, позже перестроенном, когда-то жили Айварс с покойной супругой. Может быть, на чердаке или в кладовке сложены старые, дорогие сердцу семейные вещи, которые обычно жаль выкинуть. Вряд ли Юрьянс, несмотря на почтенный возраст, весь такой респектабельный и современный, стал бы забирать в свою новую квартиру в Риге подобный хлам. Надо дождаться, чтобы Виктор с семьей куда-нибудь уехали, и обыскать дом.
Такой случай не замедлил представиться. На следующее утро Виктор уехал на несколько дней вместе с сыном в Ригу, а Элина отправилась в Резекне по магазинам. Мила полезла на чердак, едва за женщиной закрылась дверь.
Хоть дом и был капитально отремонтирован, его чердак оказался заполнен вещами из прошлого. Интуиция ли, или просто любопытство двигало журналисткой, но она не ошиблась. Горы книг и советских журналов, старая печатная машинка и раритетная швейная машинка фирмы «Зингер», катушечный магнитофон «Нота», радиоприемник «Балтика», велосипед «Салют» без колес, детские санки, лыжи и много другого ненужного уже барахла нашли здесь вечное пристанище. Мила удивилась, обнаружив переплетный пресс. В СССР в среде интеллигенции считалось хорошим тоном переплетать старые книги. Ну а то, что в этом доме жили интеллигенты – сомнений не вызывает. А вот и он – чемодан с фотографиями, письмами и открытками. Девушка в предвкушении долгого и интересного времяпрепровождения зажгла фонарь, поскольку света из маленького окошка под крышей ей не хватало, и уселась прямо на полу перед заветным чемоданом.
Уже через несколько минут она с головой погрузилась в жизнь совершенно чужих для нее людей, словно читала захватывающий роман или смотрела фильм. Здесь было столько писем, фотографий! А почти на самом дне чемодана обнаружилась потрепанная тетрадка, завернутая в газетный лист. Видимо, кто-то таким образом пытался сберечь ее от желтизны и сырости. Мила и не думала прежде, что фотокарточки начала и середины прошлого века могут так ее захватить. А ведь тут, в чемодане, судьбы людей, их жизнь, точнее все, что от нее осталось. Этот старый чемодан хранит тени их душ под пыльной, затертой кожаной крышкой. Вынесет когда-нибудь кто-то все это на солнце, ворвется безжалостный внешний мир внутрь, и эти частицы прошлого начнут умирать, желтеть, рассыпаться…
Некоторые фотографии, по всей видимости, были сделаны еще до революции! И удивительно, что именно на них не было и следа желтизны! Здесь были изображения военных в мундирах и с лихими усами, женщин в длинных старомодных платьях. Такие снимки соседствовали с почти современными, по временным меркам, фотографиями мужчины и женщины в костюмах советского периода на фоне Лиепайского театра (на обороте так и было написано – Лиепая, весна 1977 г.), мальчика в кепочке, сидящего в детской машине (1986 г. Кто бы это мог быть? Возможно, Виктор), красивой молодой женщины с правильными, почти кукольными чертами лица… На одном фото был изображен вулкан Ключевская сопка на Камчатке. Шикарный вид! Мила невольно вспомнила, как отец ее бывшего мужа рассказывал, что бывал на Камчатке, и что раньше это была закрытая территория, куда можно было попасть только по приглашению. Он говорил, что там шикарная, первозданная природа. Рассказывал о заброшенном городке Бечевинка и поселке Медвежка. Девушка, помнится, тогда подумала, как здорово было бы там побывать.
Кто-то на обороте практически всех снимков подписал года и кое-где даже названия мест, где они были сделаны. Отчего-то у Милы защемило внутри. Такая сопричастность к чужим судьбам будоражила и завораживала. Когда-то все эти фотографии бережно хранили, к ним прикасались хозяева, их пересматривали и показывали гостям. Больно и пусто становилось от осознания, что теперь это никому не нужно.
Раскрыв завернутую в газету тетрадь, Мила обнаружила там еще одно фото. На нем были запечатлены несколько солдат у самолета. Было понятно, что это боевой экипаж в полном составе. Трое стояли обнявшись за плечи – слева мужчина лет пятидесяти, посередине светловолосый молодой человек, справа чуть полноватый курносый солдат, по виду немного старше блондина. А у их ног на присядках сидел еще почти совсем мальчишка с задорной улыбкой.
Вся тетрадь была исписана чьим-то крупным размашистым почерком. По первому взгляду можно было сделать вывод, что это что-то вроде дневника. Девушка решила взять с собой рукопись и фотографию военных.
От всех этих вещей веяло умиротворенностью, уютом… Вылазка на чердак, где царила просто непередаваемая атмосфера, подарила Миле несколько бесценных часов удовольствия. Девушка любила старину. А эти фотографии заставили задуматься – вот так живут люди, любят кого-то, растят детей, чего-то достигают, а потом исчезают. Было ощущение, как будто ты находишься в машине времени и созерцаешь, как старый мир тихо рушится и вот-вот скроется от всех. И никто не может ничего сделать. Это участь всего на свете. Грустно. Мы исчезаем внезапно, и не успеваем завершить дела… После увиденного хотелось просто посидеть и помолчать.
Ночью Мила, которую разбудило кошачье мяуканье, больше не смогла уснуть, поэтому решила спуститься в кабинет за книгой об истории Латвии. Благо, окна в коридоре были завешены всего лишь невесомым кремовым тюлем, отлично пропускавшим лунный свет, от чего становилось светло почти как днем. Проходя мимо спальни Элины и Виктора, девушка услышала приглушенные стоны. Ее будто током ударило. Даже не думая, что может шуметь, чем привлечет к себе внимание, она приоткрыла дверь. Пахло пряным женским парфюмом Armand Basi In Red. Мила сама когда-то любила этот старенький, но очень популярный до сих пор аромат, поэтому заметила, что Элина часто им пользуется. В темноте на кровати можно было различить мужчину и женщину… Виктор вернулся? Вряд ли так быстро. Неужели Олег? Лалин, как же так! Перед глазами вспышкой промелькнули кокетливые улыбки жены Виктора за столом и смущенная физиономия Олега.
Миле казалось, что из-за безудержного хаотичного боя ее сердце сейчас же разорвется.
Как слепая, побрела вниз по лестнице, села в кресло, щелкнув выключателем лампы. Что-то щекотало щеки. Она дотронулась до своего лица и обнаружила, что оно все мокрое. Откуда столько слез? Девушка обхватила лоб руками, поставила локти на колени и так сидела, ссутулившись и опустив голову, когда открылась входная дверь. Олег появился с улицы, одетый в одни джинсовые шорты длиной до колена.
– Черт знает что! – тихо выругался он. – Ты чего тут сидишь? Гляди, во двор котенка подкинули. Спать не давал, гаденыш, пришлось пойти подобрать.
Мила едва сдержалась, чтобы не броситься ему на шею. Сначала внутри все наполнилось восторгом, а потом вдруг жалостью к Виктору. Рассказать ли Олегу об увиденном? Она решила пока молчать.
– Я… – Мила чуть запнулась, – Ходила в библиотеку. Что-то не спится.
– Библиотека же на втором этаже, – резонно заметил Лалин.
– Ты думаешь, хозяева будут в восторге от этого кота? – поспешила задать вопрос журналистка, чтобы избежать дальнейших разбирательств в том, почему она сейчас здесь, а не в своей спальне.
– Ну, пусть выкинут, если хотят, – беззаботно бросил Олег, уже направляясь в сторону кухни. – А пока надо ему поесть дать, что ли.
Мила поплелась за ним. Все же она еще не совсем отошла от пережитого шока. Теперь она думала, кто же тот мужчина и как он сюда попал. Хотя, в сущности, личная жизнь Элины ее совершенно не касалась – напомнила себе девушка.
– Я кое-что нашла, – заговорила Мила, стоя за спиной бывшего мужа, пока он шарил в холодильнике.
Голодный рыжий котенок, примерно полутора месяцев от роду, терся о ногу своего спасителя.
– Что? – не оборачиваясь, поинтересовался Олег.
– Я сейчас принесу это в библиотеку, и ты приходи.
– Ладно.
Явился он, держа на руках облизывающегося после сытной трапезы кота.
– Ну что там? А то спать хочется.
– Вот, – Мила положила перед ним фотографию военных.
Олег выпустил на пол животное, взял фото и несколько минут сосредоточенно разглядывал.
– Это мой прадед, – он указал пальцем на стоящего в центре летчика.
– Я так и подумала. Узнала его, потому что столько раз видела ту фотографию в орденах.
– Он же на ней лет на двадцать старше, чем тут, – усмехнулся мужчина.
– Глаза такие же. Да еще и летчик… Поэтому и решила тебе показать, чтоб точно убедиться.
– А где ты это нашла? – Лалин, присевший рядом на диван, поднял на нее свои большие серые глаза.
– На чердаке в этом доме.
Олег перевел взгляд на лампу, о чем-то раздумывая. Помолчал несколько минут, а потом серьезно и тихо спросил:
– А ты не думала, зачем Юрьянс вызвал тебя сюда и оплачивает твое пребывание здесь? Зачем пригласил меня? Зачем простому преподавателю все это надо?
***
Иван что-то писал в свете керосиновой лампы и не обращал внимания на взгляды девушки. Она ждала, что он с ней заговорит, но мужчина, видимо, даже не видел ее, сидящую на скамейке в углу комнаты. Когда его окликнули со двора, он поднялся и вышел, оставив на столе недописанное письмо. Подбежав, Илга взяла бумагу в руки. «Родная моя Катенька…» Надо же, он пишет женщине! Наверное, и о том, чему они стали свидетелями, напишет. Илга расстроилась. Она была так горда, когда они, вернувшись из леса, рассказывали всем, что видели, как немцы прячут золото. Они вместе следили за фашистами! А потом… потом он ее поцеловал… Конечно, этого они никому не сказали.
Девушка уже готова была расплакаться, но тут заметила на столе под конвертом две одинаковые фотографии. Положила назад письмо и взяла один из снимков, стала рассматривать. На нем были все прятавшиеся у них солдаты. Они стояли возле самолета, Иван был в центре. Поддавшись порыву, девушка сунула фотокарточку в карман платья и бросилась вон.
Капитан устроился на ночь в сарае. Здесь было гораздо прохладнее, чем в доме, не так душно. Лалин потянулся на сене и оно приятно зашелестело. Почти совсем стемнело, лишь кое-где между досками пробивался снаружи тусклый свет. Пахло сухой травой, древесиной, молоком. Ему было очень уютно спать, как когда-то в хлеву родительского дома, когда совсем мальчишкой сбегал подальше от хмурых глаз строгого отца, вернувшегося с поля. Тот был человек суровый, жесткий. Всегда звал сына Иваном. А мать – Ванечкой. Капитан родился и вырос в деревне на юге Украины, в самой обычной работящей семье. Кроме него еще был младший брат, дите совсем, одиннадцати лет. Никто бы и подумать не мог, что он, белобрысый сорванец, сможет поступить и с отличием окончить Харьковское высшее военное авиационное училище летчиков. Мать им очень гордилась, да и отец, если б был живой, наверняка бы тоже гордился. Жаль, фотоснимок, на котором они всем экипажем запечатлены перед первым вылетом, куда-то подевался. Хотел, когда появится возможность, один матери отослать, а второй – Катерине.
Убаюканный мыслями о доме и родных, он уже практически заснул, когда сквозь дрему услышал тихий голос.
– Иван!
Мужчина открыл глаза. Илга стояла перед ним в полосе света. Она распахнула и сбросила платье, оставшись в чем мать родила. Капитан застыл, размышляя, реальность это или сон, и чувствуя, как к низу живота приливает жар. Он уже и не помнил, когда был с женщиной. Подумал о Кате. Между ними ведь тогда так ничего и не было… Решили, если оба живы останутся, встретятся после войны, тогда поженятся. Мысли о любимой отрезвили, и Лалин отвернулся от юной блондинки.
–Уходи, Илга, – твердо сказал он.
Нечего было давать девчонке надежду тем поцелуем…
Илга не ушла. Она приблизилась, бросила рядом с ним свое платье и села. Иван практически успел схватить потянувшиеся к нему руки, но девушка все-таки обвила его шею и прижалась к груди. Такой пьянящий запах женского тела, мелькнувшая почти у самых его губ, когда Илга тянулась к нему, нежная кожа… Он знал, что возненавидит себя за это, что будет мучиться, вспоминая, но не мог больше бороться и сдался. Подумал только, что его Катя так бы не сделала, не пришла бы ночью к мужчине. Ни за что бы не пришла.
Огрубевшие пальцы капитана утонули в гуще светлых волос на затылке девушки, когда он, не помня себя, впивался в ее губы жадным поцелуем, колол щетиной. Впервые овладел ею, даже не сняв одежды… Она не вскрикнула ни разу, лишь губу закусила и чуть постанывала. Что было дальше, Иван помнил плохо, отдавшись первобытному безумству страсти… Потом оба уснули, зарывшись в сено и обнявшись. Он думал, что выкрики на немецком и выстрелы ему снятся.
