Kitabı oku: «Трудно быть немцем. Часть 1 Клара», sayfa 7
Санпропускник
С приходом весны и животные и люди становятся активнее, к сожалению, во время войны эта закономерность продолжает действовать. Явная активизация противодействия сил на фронте привела в движение массы людей. Павлоград наводнили немецкие итальянские и румынские части. Солдаты тащили с собой не только трофеи, но и вшей. А с ними в город пришёл настоящий тиф.
Городская управа получила приказ от штадт-комиссара Днепропетровска Клостермана срочный приказ: обеспечить непрерывную круглосуточную санобработку прибывающих солдат фюрера.
Байбара взялся за дело с присущей ему активностью: санпропускник начали возводить в три этажа: отдельные душевые для офицеров и камеры прожарки для одежды. С биржи нагнали рабочих, каменщиков, штукатуров – трудились без передышки. Тиф – угроза жизни для всего города.
Клара и не знала, что вши – переносчики сыпного тифа. Отец не любил говорить о первой мировой войне, которая занесла его в поселок Фридрихсфельд на Украине.
На строительство санпропускника Гебитскомиссар Циммерман даже выделил подразделение Тодта, для контроля над рабочими. На самую тяжелую работу по рытью траншей для канализации и укладки водопровода пригнали пленных. Горожане прозвали сооружение "вошебойка".
Беседуя с возницами стройконторы, люди Константина Рябого, продолжавшие трудиться в конюшнях, по крупицам собирали информацию.
Новость о том, что на открытие санпропускника собирается прибыть немецкое начальство, вызвала у подпольщиков большой соблазн "поддать парку" фрицам.
Пётр Онуфриевич в подрывном деле разбирался тоже. В московской академии учили на совесть и всесторонне. Его предложение взорвать "вошебойку" нашло горячий отклик в душах соратников. Конечно, это малоэффективно с точки зрения пользы фронту, но ведь поднять настроение нашим людям, прищучив "высшую расу" – тоже немало. Пожилой плотник из подпольщиков был уверен, что его возьмут в бригаду – брали всех желающих. Как же, стройка века, сроки назначены рекордные. Пронести мину оказалось несложно. Среди полицаев в тот день нёс охрану наш человек. Даже помог – постоял на стрёме возле электро-щитовой, куда и посоветовал заложить "подарочек" Пётр Онуфриевич. А Прибер принял акт о работе с прокладкой проводки за пару дней до этого.
Накануне открытия Циммерман в сопровождении ортс-коменданта Кренцеля и Байбары решил лично убедиться, что всё готово, а то ведь понятно, что "Эти славянские свиньи понятия не имеют о настоящем комфорте и цивилизации". На первом этаже осмотрели привезённые из Германии дезкамеры.
Взрыв подпольщики решили устроить, когда все соберутся, что называется – взгреть всю эту шушеру на славу. Разобраться в обесточенном здании, заполненном паром и дымом, где выход удалось не всем. Немцы горели, как вши. Многие выскакивали из окон.
К сожалению Циммермана спас Байбара, он быстро сориентировался и нашёл лестницу на первый этаж. Полицаи окружили горящее здание, но рисковать жизнью и спасать«сверхчеловеков» никто из унтерменшей не спешил.
После пожара город притих в ожидании расправы. За каждого погибшего немца расстреливали заложников. Байбара даже восхитился предусмотрительностью нацистов – списки заложников составлялись заранее, как раз для таких случаев. Все, кто хоть как то проявил себя в мирной довоенной жизни, попали в эти списки: ударники труда, активисты профсоюзов.
Приговоренных вывели на площадь, Экке заявил:
– Каждая диверсия должна быть оплачена жизнями комсомольцев, коммунистов, их жен и детей.
Глава 10
Театр
Театр в Павлограде существовал ещё с конца девятнадцатого века и назывался любительский "Графский театр", его построили в 1896 году потомки из рода Голенищевых-Кутузовых, чьё поместье располагалось на территории нынешнего Первомайского парка.
Фашисты позволили в самодеятельном театре "Українець" ставить украинские пьесы.
Весь театр готовился отпраздновать в апреле день рождения великого фюрера.
Министерство пропаганды рейха, возглавляемое Геббельсом, не зря делало ставку на украинских националистов, рассчитывая сделать из них опору нового порядка на территории Украины. Опыт по удачному расколу славян был позаимствован ещё у идеологов Австро-Венгрии. Цвета флага украинских националистов – точная копия жёлто-голубых лент, жалованных австрийцами особо проявившим свою преданность славянам из подконтрольных Австрии бывших славянских территорий – регион Львова и Прикарпатья. Голубой и жёлтый – геральдические цвета Австрийского императорского дома.
В местной газетенке "Павлоградська газэта" было заявлено: "Немецкая непобедимая армия пришла освободить украинский народ от большевизма и большевистских форм хозяйствования".
Руководил труппой театра подпольщик Иван Кузьмич Дахно. Программу концерта подбирали тщательно.
Не случайно гестапо запретило песню "Гей, заграло Чорнэ морэ". Текст народной песни ещё времён первой мировой войны озвучивал историю, повторявшуюся с печальной регулярностью:
Гей, заграло Чорнэ морэ
Бьються хвыли в бэрэгы:
Захопылы Украину
Чорни крукы-ворогы.
Хто ж захыстыть Украину
Од розбийныкив-крукив -
Интэрвэнтив, самозванцив?
Од тых хыжых ворогив?…
[Эй, заиграло Чёрное море
Бьются волны в берега
Захватили Украину
Черные вороны-враги.
Кто ж защитит Украину
От разбойников-воронов-
Интервентов, самозванцев?
От тех хищников врагов?…]
Чёрная эсэсовская форма вызывала буквальные ассоциации.
Всё повторяется в истории снова и снова.
Вместе с актером театра Константином Васильевичем Беляевым худрук Дахно устроил под сценой тайник, куда перевозили оружие отремонтированное часовщиком.
***
По рядам рынка летели листовки.
Рынок тихо бурлил. Люди вполголоса обменивались страшной новостью. Даже торговки, не имеющие привычки разговаривать тихо, испуганно шушукались, сбившись за прилавками. Полицаев действительно прибавилось. Злые, многие с похмелья – поневоле запьешь после такого – вразвалку прохаживались между рядами, нагло прихватывая у торговок то огурец, то яблоко. Искали листовки. Один из них выдрал яйцо между растопыренных пальцев селянки, пытавшейся прикрыть свой товар, и, тюкнув прямо о приклад, жадно выпил. Сплюнув, прилипшую к губе скорлупу, пригрозил:
– Вякни ещё у меня.
Тетка испуганно молчала.
Базар всегда был местом, где можно узнать все новости. Чаще всего люди приходили сюда из-за нужды, в надежде поживиться хотя бы информацией. Всегда по лицам, по повадкам наблюдательный человек мог предположить, кто и зачем пришёл.
В дни, когда фашисты устраивали "акции устрашения", горожане старались поскорее найти то, что нужно и уйти. Рядом с рынком на площади установили виселицы.
В листовках писали о зверских расстрелах пленных в лагере и в еврейском гетто Днепропетровска. Но самое неприятное для гестапо было в том, что листовки изготовили типографским способом. Все поиски печатных машинок зашли в тупик. Если бы Экке только знал, что часть этих "большевистских агиток" попала в город с помощью новой помощницы Лёхлера.
Большая часть листовок печаталась в пригородной типографии и распределялась среди проверенных сельчан. В частном доме всегда проще устроить тайники. Для доставки их в город и были придуманы Кларой поездки "за деликатесами".
***
Часовщик
Старый часовщик Иван Яковлевич Осьмиченко пережил много на своём веку. Очередную смену власти воспринимал философски: что бы ни происходило, а часами люди будут пользоваться всегда. На углу Дворянской и Харьковской улицы появилась вывеска "Uhrmacher" ("Часовщик" – нем.). Здесь, недалеко от резиденции Гебитскомиссара никому и в голову не придёт искать тайную мастерскую подпольщиков для ремонта радиоприёмников и оружия в тайнике подвала. Этот подвал не раз спасал хозяев.
Чтобы усыпить бдительность соседей, мужчины с самого утра старались быть на виду: кололи дрова, таскали воду для Анны Владимировны, помогали матери по хозяйству, а в ровно указанное на вывеске время, открывали пристройку с мастерской. Немецкая вывеска – немецкая точность.
Братья Александр и Юрий Осьмиченко многому научились у отца, правда, старший Юрий самую сложную работу оставлял себе. В сумерках и на рассвете братья обыскивали в пригородах окопы и траншеи, где шли бои при отступлении наших и тайком приносили оружие в подвал. Из трёх-четырёх искорёженных можно было собрать один автомат, иногда попадались боезапасы патронов.
Собранные в подвале радиоприёмники настраивали на частоту вещания Совинформбюро, увозили и прятали на чердаках проверенных людей. Тексты сводок передавали в типографию, где отряд Шимановского наладил печать листовок.
Чтобы удобнее было грузить подготовленное, Иван Яковлевич устроил в сарае столярную мастерскую по ремонту мебели. Из подвала дома в сарай вёл ход, замаскированный дровницей. В отремонтированную тумбочку или комод прятали запрещённый груз, а потом спокойно грузили мебель на подводу прибывшего "заказчика". Доставка радиоприёмников и оружия "адресатам" часто возлагалась на бойцов отряда Клары, ожидавших в переулках неподалёку. Кому взбредёт в голову проверять отряд жандармов? Себе дороже.
Гестапо и полиция лихорадочно обыскивали город, но выявить эту цепочку не могли.
Вычислить заранее в какой части города появится очередной вброс листовок, не могли ни агенты, ни полиция. Дело было в том, что внедрённые в полицию и жандармерию люди заранее предупреждали о планируемых засадах.
***
Театр "Українець" был выбран в качестве базы для отремонтированного оружия и радиоприёмников не случайно. Здание, построенное ещё в 1896 году, располагало обширными подвалами. Именно там подпольщики оборудовали тайники. В любом театре под сценой есть технические помещения, размеры которых сложно соотнести с размерами сцены, перетянутой рядами кулис. Двойные стены позволяли отлично маскировать реальные размеры подвальных помещений.
Кроме того, тайник в общественном здании невозможно привязать к конкретному человеку, в отличие от тайника в частном доме. Любой сотрудник театра может сослаться на доступ к подвалу рабочих или грузчиков, в случае малейшего подозрения.
Дахно Павел Кузьмич привлёк в подпольную группу Театр молодого артиста – Беляева Константина Васильевича. Под видом реквизита для спектаклей привозили старую мебель, в которой очень удобно было прятать предназначенное в тайники.
Иногда один и тот же комод под предлогом того, что для сценического замысла его нужно перекрасить курсировал между театром и подпольной мастерской несколько раз.
Не все артисты заслуживали доверия. Чтобы создать впечатление неприязни к артисту, Дахно жёстко распекал его на репетициях. Иногда Костя специально опаздывал, давая режиссёру театра повод для гнева. Большая часть труппы сомневалась, что при таком отношении Беляев долго продержится в театре.
Раечка – актриса амплуа субретки, даже попыталась образумить парня:
– Ах, Костя, ну зачем же вы опаздываете? Мне будет так жаль, если вас уволят. А без работы недолго угодить в Германию.
Костя отшучивался, копируя манеру актрисы:
– Ах, Раечка, а что мы будем делать, если сражённые вашей непревзойденной игрой, господа офицеры увезут вас в Берлин? Вы же там оставите без работы примадонн сцены. С вашим-то талантом!
Из озорства Костя добавил:
– Раечка! Вы свели с ума не только офицеров. В белокуром парике и кружевном фартуке вы в самое сердце ранили даже сурового проверяющего электросетей – герра Приберга! Как вы думаете, почему он зачастил с проверками проводки?
Сказано это было достаточно громко, чтобы большая часть труппы услышала и не удивлялась частым визитам связного Степана.
Раечка от удовольствия залилась румянцем и стукнула Костю веером по плечу, изображая неудовольствие от такой беспардонной лести.
Во взгляде Дахно Беляев увидел одобрение, но вслух режиссер сердито проворчал:
– Прекратить посторонние разговоры! Не театр, а дом свиданий!
***
июнь 1942
Валечка
Доверенный сотрудник Зальцнера по разработке дезинформации для подпольщиков Вюндэ зарекомендовал себя мастером подстав ещё в Мюнхене. Его опыт двойных игр ценили в Берлине.
Чаще всего агент Вюндэ – холёный блондин действовал под именем Эрих, иногда представлялся, как Мартынов.
Идея ловить "лидера подпольщиков Сташенко" через связную была давно и успешно отработана ещё с немецкими антифашистами. Сотрудники военно-политического бюро СД давно поняли, что любовь – одна из самых действенных ловушек.
В отделе народного образования Днепропетровска был человек, обративший внимание на доверчивость Валечки. Опытный агент понимал, что в этом возрасте, влюбленная девушка способна на всё. Эта схема не давала сбоев ни в Европе, ни среди славянок. Главное, чтобы герой грёз был борцом за справедливость. Изобразить антифашиста, втереться в доверие – и всё, можно лепить из глупышки послушную куклу.
Валечка разболтала любимому и адрес явки секретаря обкома Сташенко: Сумская, 24 и пароль "Ласточка". Теперь важно отследить все связи, включая те, что за пределами Днепропетровска, и выдрать с корнем. Хитро придумали подпольщики: на квартире у Валентины проживали немецкие офицеры, хозяйка была с ними очень любезна, щебетала по-немецки. Ну кто мог заподозрить, что здесь явка?
Подпольная сеть Днепропетровска была уничтожена практически полностью. Гестапо ловко провело игру со связной, юной неопытной девушкой. Романтические представления о героической судьбе разбились о коварный и жестокий обман. Явка в её квартире, казалось, имела идеальное прикрытие – в ней разместились на постой немецкие офицеры.
Новый квартирант, симпатичный белокурый парень, отличался от прочих фашистов, с которыми Валя кокетливо флиртовала, выуживая крошечные крупицы информации о перемещениях и новых назначениях знакомцев.
Однажды этот улыбчивый офицер "решился признаться", что антифашист, что хочет помочь. Даже денег предложил для подполья. Это был опытный мастер обольщения и прекрасный актер Аркадий Мартынов под псевдонимом "Эрих". Давыдовская стала не первой его жертвой, во Франции, в Бельгии его возлюбленные закончили жизнь в гестапо. Эрих тешился доверчивостью женщин, упивался своей властью над их влюбленными душами. Постепенно, исподволь, сообщая ей "секретные сведения" этот опытный кукловод выследил со своими напарниками всех, кому наивная Валя передавала эти сведения. В застенках оказались хозяева явочных квартир, связные и даже их родные, ничего не знавшие о подполье.
Сташков уцелел случайно, лишь потому, что ушёл на встречу с павлоградским связным.
С Валечкой Давыдовской обращались, как с ценным агентом. Ни побоев, ни голода девушка не испытывала, в отличие от арестованных по её вине.
До поры до времени, пока не схвачен лидер организации.
Ей показали, что сделали с другими несчастными во время пыток, и Валя снова предала, теперь вполне осознанно. Эрих (Мартынов) пообещал ей, что они уедут вместе в Германию, если она поможет своему любимому и себе.
"Всего-то схватить больного туберкулезом Николая Ивановича, которому врачи отмерили несколько месяцев жизни", – уговаривал милый Эрих.
Валечку привозили на городской рынок Павлограда и "выгуливали" в сопровождении Мартынова в надежде, что Сташков рано или поздно появится там для встречи со связными.
Несколько раз Прибер приходил на "барахолку", как прозвали ту часть рынка, где продавали и меняли подержанные вещи. Сташков торговал там зажигалками, сделанными вместе с Грушко.
Так было и 28 июля 1942 года. Наконец, увидел Николая в толпе у витрины магазинчика с одеждой, это было их место. На подходе к магазину отражение в витринах позволяло связным одновременно контролировать обзор за спиной, рядом были проходы с овощными рядами, где нагромождения ящиков позволяли притаиться и осмотреться.
Николай Иванович выглядел как работяга или кустарь в потертой одежде, тихо приблизился к Приберу, сказал, глядя в сторону:
– А вот кому зажигалочки! Продаю недорого.
Степан перебирал зажигалки, сказал с разочарованием:
– Самодельное барахло! Кустарщина!
– Посмотрите вот эту, господин хороший, – протянул Сташков зажигалку со спрятанным донесением, – тихо добавил, пересчитывая деньги, – за мной следят, приходили к Грушко. Блондин с ухоженной девушкой. Найду тебя сам.
Прибер спрятал зажигалку и пошёл в ортс-комендатуру. Неподалёку от рыночного кафе увидел пару, похожую на описание Сташкова и встревожился, хотел проследить за ними, но его ждал Венке. Уже в кабинете начальника ортс-комендатуры подумал: "Николай ждал только меня, наверное, сразу ушёл".
Сташкова остановили у выхода на улицу Горького.
Именно Давыдовская указала на него гестаповцам, постоянно державшим её в поле зрения во время этих "прогулок".
Николай выстрелил и бросился бежать к церкви Голубицкого. Две пули попали в него, Сташков упал, когда до церковной ограды оставалось всего пару шагов.
Сомнения Прибера прервали звуки выстрелов, раздавшихся со стороны рынка. Венке вызвал секретаря и велел узнать, что там происходит.
– Герр, комендант! Перестрелку затеял подпольщик, пойманный на рынке. Его уже увезли в гестапо.
Степан похолодел: "Не успел, не успел…" – билась в голове тревожная мысль.
Венке обратил внимание, как сильно побледнел инспектор электросетей:
– О, герр Приберг, вас так напугала стрельба? Сразу видно – вы не военный, – скривил в усмешке губы начальник ортс-комендатуры.
Степан опомнился, смущенно кивнул:
– Да. Герр, комендант, я слышал, подпольщики охотятся на фольксдойче, считают предателями.
***
Павлоградских подпольщиков спасло лишь то, что Валечка ничего о них не знала. Теперь палачи пытались выбить информацию о них из арестованного секретаря обкома. После ранения в левую ногу и руку фашисты старательно его подлечили, надеясь постепенно вытряхнуть из него всё о подрыве мостов, уничтожении санпропускника гарнизона.
Начальник СД штурмбанфюрер Мульдэ распорядился перевезти его в тюрьму на улице Короленко в Днепропетровске.
По приказу следователя гестапо Лунге арестовали семью Грушко, даже четырнадцатилетнюю Люду, дочь хозяина квартиры, несмотря на то, что при обыске не нашли ничего, указывающее на связь со Сташковым.
Валечку приводили на допросы к измученному Сташкову, чтобы она уговорила последовать её примеру, сытая и ухоженная стерва демонстрировала на себе "милосердие немцев".
Чтобы отвлечься от назойливого щебетания пустоголовой твари, Сташков представлял, как вцепились бы в её аккуратно уложенные, блестящие чёрным глянцем, волосики вдовы и матери, загубленных этой шкурой несчастных.
"Плюнуть бы в этот аккуратно накрашенный ротик. Даже не понимает, сука, насколько невыносимо слушать её самодовольный щебет о прекрасном отношении к ней фашистов. Как же я виноват перед всеми преданными этой мразью… Зачем выхаживают после ранения, что ещё приготовили эти нелюди? Нарядили эту тварь безмозглую… смотрите, какие мы добрые… Нет у них подхода к Павлоградцам… на меня надеются. Как хорошо, что все связи я замкнул на себе, сам обходил людей, – Николай закрыл глаза, – мне тридцать пять, я давно готов к смерти, с тех пор, как врачи объявили свой приговор, зато могу быть спокоен, их некому выдать".
Через несколько недель стало понятно для чего весь это "менуэт" – в гестапо ждали самого Коха (гаулейтер Украины). Высокий гость внимательно наблюдал за Сташковым, говорил неспешно, проникновенно, делая паузы для переводчика.
"Так вот в чём дело. Намерены сделать из меня второго Власова, – Николай иронично хмыкнул, – однако. Думают мне польстить тем, что приравняли к генералу. Зря. Не греет меня такое сравнение. Никак".
Кох замолчал в ожидании ответа.
– Если вы так уверены в победе над большевизмом, зачем вам моя лояльность? Я не собираюсь выступать с обращением к советскому народу, как шкура Власов. – Сташков откинулся на спинке стула и рассмеялся, срываясь на кашель. – Н-да, мужики, вы так дружно меня уговариваете, видно, на фронте у вас совсем хреново, а?
Кто-то из мелких сошек осклабился, принимая его смех за согласие: "Ну не будет же приговоренный к смерти веселиться".
Переводчик замялся, подбирая формулировку помягче. Взгляд гаулейтера заледенел, немцы притихли. Кох привык держать лицо, поднялся:
– Что же, это делает вам честь, но не сохранит жизнь.
– А у меня выбор невелик, – с дерзким весельем в глазах ответил Николай, – либо меня убьёт пуля ваших солдат, либо – туберкулезная палочка вашего тёзки.
Тогда никто и не подозревал, что в город прибыл в колонне пленных человек, профессионально изучавший туберкулёз. Военный врач, вместе с госпиталем попавший в окружение под Харьковом.
(продолжение следует)
2020-2023
