Kitabı oku: «Время спинакера», sayfa 3
– А вдруг где-то есть такие же, как мы?
– Мы бы заметили: космос не так уж велик.
– Ну да, ты прав. Но что скажешь, если мы все вместе отправимся куда-нибудь попутешествовать. Скажем, лет через двадцать?
– Через двадцать три. Мне как раз стукнет шестьдесят. Я согласен, почему бы и нет?
Шива удовлетворенно замолчал: по сути, двадцать лет это не так уж и долго – Брама живет в два раза дольше, и даже не успел соскучиться. Синекожий посмотрел на Чандру, спящего в обнимку с Агни, потихоньку призвал от каждого по пучку фотонов и быстренько изваял шарик света: простая гелиево-водородная модель. Подул на него и отпустил: шарик медленно поплыл по заданным координатам прямо в центр Молока: маленький фонарик, маячок для будущего путешествия – чтобы не забыть об обещании Брамы. Утром надо будет порадовать остальных. Шива щипнул ситару, раздался глухой звук, а следом – недовольное бурчание Кришны, парящего в воздухе.
"Хороший был день", – подумал Шива, вытягиваясь и трансформируясь в двурукую форму. Шаловливый синий огонек вспыхнул в районе запястья и тут же погас. Лока погрузилась в сладостную тьму ночь.
На другом конце Вселенной прошло полмиллиона лет.
Время спинакера
– И тех пор крупнейшим государством мира стала считаться Великая Азиатская Республика под милостивым правлением Хоанч Хоу… – голос лектора успокаивал, и Джек даже слегка задремал, опустив подбородок на грудь. И тут же вскинулся: воткнутая под определенным углом булавка чувствительно царапнула кожу – необходимая мера предосторожности, дабы избежать порицания на Совете курсантов. За такое, бывало, и вовсе изгоняли из Морской Академии. Сидевший рядом белобрысый новичок, переведенный с младшего курса не иначе как по большой удаче, хмыкнул:
– У тебя кровь на шее.
Джек Салливан эту ремарку от салаги проигнорировал: кровь так кровь, вытирать не станет. А то капитан-директор Йенсен может заметить нечаянное движение руки, принять его за вопрос, и тогда горе-беда – вместо лекции вся группа будет наслаждаться публичной словесной поркой самого Салливана. Эту радость он уже однажды на себе испытал, когда не смог ответить, как называется шкаторина гафельного паруса, проходящая между фаловым и галсовым углом. Детский вопрос! Извинением служило лишь то, что Джек тогда был зеленым юнцом, растерялся, запутался перед тысячной аудиторией и перепутал "верх" и "перед"…
В итоге пришлось отстоять пятьдесят часов в собачью вахту на мостике старого флагмана, вытащенного на огромный плац Академии – под огнем искрометных шуточек курсантов. Но он выстоял и закалился. И когда первый же насмешник попытался назвать Джека "Шкаториной", то получил в нос. Оба утирающих кровавые сопли курсанта отправились в карцер буквально через десять минут после первого свистящего хука в челюсть. Салливана с тех пор никто не задирал – но и дружить с ним, резким на руку, никто не собирался. Так что к почетному чину штурмана Джек шел в гордом одиночестве. А по ночам ему снилось море.
***
Море было глубокого синего цвета и пахло невыносимо-пронзительно, свежо и пряно. Над ним разносились крики чаек, что-то орущих про мистера Марка, плеск волн, скрип уключин и зычный голос старшины шлюпки, призывающий такую-то мать образумить криворукого рулевого. Джек обожал эти сны, но никому о них не рассказывал. Хотя бы потому, что никто не мог оценить его описание серебристо-белого чаячьего оперения, острого аромата гниющих водорослей на берегу и ночного костра из плавника, на котором жарится мелкая корюшка. Никто – потому что ни единый курсант Морской Академии, ни единый преподаватель и ни единый житель Внутреннего Биттерута, страны, образовавшейся после Пятого Круга Нейтронного Противостояния из частей штатов Монтана, Айдахо и Орегон, не видел моря. Сны Джека были невозможны…
Просыпаясь, он невольно вспоминал файлы учебника истории, в котором излагалась история мира и Внутреннего Биттерута. Когда в 2415 разразился Большой Мор, и правительство направило вглубь страны потоки мигрантов, будущий Внутренний Биттерут стал центром оседлости бывших жителей Аннаполиса и Балтимора. Мэрилендцы привезли с собой свои песни, библиотеки и, конечно же, Морскую Академию Аннаполиса. Потребовалось всего три поколения, чтобы она стала центром всей жизни Внутреннего Биттерута: его сердцем, эрудицией, местом, где воспитывалась элита общества… Всего пятьдесят выпускников каждый год заслуживали диплома – каждый десятый. Жесточайший отбор не позволял задерживаться в Академии тем, кто был слишком глуп, слаб или инертен.
Тем временем мир раскололся на три основные части: Великую Азиатскую Республику, Империю Вашингтона и Африкано-Российский консулат. Австралия превратилась в крупнейшее пиратское государство, которое, по странному стечению обстоятельств, только и поддерживало геополитический баланс между тремя сверхдержавами. И по всему миру оказались разбросаны маленькие страны-изоляты, никому не интересные, автономные и предоставленные сами себе. Глобальная информационная сеть позволяла следить за происходящим в мире, но вмешиваться – нет. Монако, Лихтенштейн, Крым, Северная Монголия, Возрожденная Новгородская Вечевая Республика, и еще пара десятков флагоносных карликов со статусом автономии. Внутренний Биттерут был среди них на двадцать восьмом месте по площади и населению. Но каждый биттерутец знал: через сотни лет именно их государство станет центром мира, государством, объединившим всю планету под синим флагом и девизом: "Трезубцем науки" Во всяком случае, так переводилось это старинное изречение преподавателями.
Когда Джек был избран Кибернетическим Адмиралом в кадеты Аннаполиса и получил статус юнги, ликованию семьи не было предела: его отец происходил из клана гуманитариев, мать – поднялась с большим трудом от санитарной сестры до фельдшера первого класса. Принадлежность к клану моряков открывало перед Джеком невиданные перспективы. Он до сих пор помнил разговор с капитаном-наставником, который пришел за ним на следующее утро после праздничного пира. Седовласый, уверенный в себе, он сразу выдвинулся на первый план среди столпившихся в гостиной родственников Джека только одним своим басовитым покашливанием и манерой разглаживать пышные седые усы. Делал он это левой рукой – правой не было по самое плечо. Не было с самого выпуска из Академии.
– Мистер Джи, ты должен понимать, что сегодня раз и навсегда ты выберешь свою будущую жизнь.
– Но разве я уже не стал моряком?
– Да, это так. Однако хоть тебе и девять лет, но ты должен знать основные эскадры.
– Конечно! Это акустики…
– И они заслуживают уважения, поскольку соблюдают чистоту информационного пространства и дают нам пищу для размышлений.
– Еще судомеханики…
– И благодаря им функционируют самые сложные механизмы наших заводов.
– Мотористы…
– …которые обеспечивают электроэнергией наши дома и общественные здания…
– Мичманы и старшины…
– Порядок и судопроизводство.
– Парусники… Я знаю, они отвечают за функционирование общества: питание, здравоохранение и социальные связи.
– Верно. И, наконец?
– Штурманы.
– Точно. Они – управляют нашим государством и направляют образование молодежи по верному пути. Им доверен штурвал Внутреннего Биттерута. Большая ответственность при большой власти.
– Но есть же еще лоцманы…
– Это, младший юнга Джек Салливан, всего лишь советники из других кланов. Скажи, ты уже знаешь, в какой эскадре продолжишь свой поход?
– Да. Я буду Штурманом.
Решение Джека никто не оспаривал, хотя именно в Штурманской школе сложнее всего учиться. Бывало так, что среди пятидесяти выпускников оказывалось всего два-три штурмана. Остальные переводились в другие кланы с измененной памятью. Они никогда не вспоминали, как давали клятву о верности морю, как обручались с никогда не виданным океаном, бросая серебряные кольца в чашу с соленой водой. Кристаллы настоящей морской соли привозил предыдущий выпуск. Это был сложный поход через радиоактивные пустыни и страшные джунгли Старой Новой Англии, но возвращались, как правило, все – с горстью серой, крупной, горькой соли. Гроздья серебряных обручальных колец украшали древко знамени Академии, спускаясь до пола звенящими фестонами. Там же Джек оставил и свое кольцо – теперь он принадлежал океану. А тот принадлежал ему.
