Kitabı oku: «Бывший лучший друг», sayfa 17
Глава 28. Не уходи.
Наши дни
Паша
Должно быть, я задремал. Холодные пальчики Миллы в моей руке трепещут и вздрагивают. Но будит меня не это…
Писк. Протяженный, громкий и какой-то отчаянный. Ошарашено распахиваю глаза, поднимаю голову с края кровати, на котором примостился. Смотрю вокруг, в одну секунду окончательно просыпаясь. Аппаратура возле кровати мигает красными лампочками, в палату вбегает медперсонал.
– Что происходит? – отпрыгиваю в сторону, пропуская врача к Милле.
– Покиньте палату, – орёт доктор. Отдает распоряжения направо и налево, но я, находясь в каком-то туманном состоянии, не могу разобрать ни слова. В руке медбрата появляется шприц, который незамедлительно вонзается в бледную, почти прозрачную кожу моей хрупкой девочки. Врач укладывает руки ей на грудь, но я не понимаю, зачем. Надавливает… надавливает. Делает массаж сердца…
Дверь за спиной отворяется, на моё плечо падает рука, она же утягивает меня в коридор.
Вырываюсь, что-то бессвязно кричу.
– Успокойся, – пытается привести меня в чувство Влад. – Ты только мешаешь…
– Что происходит? Что, бл*дь, происходит? – отпихиваю бывшего друга.
– Остановка сердца, – голос Влада срывается. А я уже дёргаю ручку двери палаты. Я хочу к ней…
– Стой, – снова рывок назад.– Дай им сделать свое дело. Ты ничем не поможешь.
Влад всхлипывает, но хватка его не ослабевает. Его руки словно капкан, но я больше не вырываюсь. Обмяк, обездвижен.
– Милла, – шепчу онемевшими губами, – не уходи…
Милла
Яркие краски воспоминаний меркнут, оставляя лишь ослепляющий белый свет в бесконечном пустом пространстве. Я бреду по этому пространству…
Время будто закончилось, секунды отсчитывают последние шаги, а дальше… Что дальше?
– Что дальше? – оглушаю зыбкую тишину своим вопросом.
– Ну чего ты так разоралась?!
Испуг. Отпрыгиваю в сторону. Такой родной и такой давно забытый голос одновременно и пугает и внушает чувство покоя.
Передо мной бабушка Валя. Она именно такая, какой я её запомнила. Будто ни грамма не изменилась. Суровый взгляд карих глаз пронизывает насквозь.
– Ну что, Милка, не послушала старуху?
– Я… – спотыкаюсь на полуслове. Она права, я всё сделала неправильно.
– Не оправдывайся, – обрывает она меня. – Что сделано – то сделано.
– Значит, это всё? – всхлипываю. – Я умерла?
Я не ощущаю слёз на своих щеках. Да и тело будто прозрачное, и мне больше не принадлежит.
– А ты разве не чувствуешь себя мёртвой?
– Нет, – тут же выпаливаю. Будто от моего ответа зависит вся жизнь. – У меня есть сын. Я должна жить ради него!
– Это не только твой сын, – гневно поправляет бабушка Валя, – он сын Павла. Но ты скрыла это!
– Я знаю, но…
– Не надо, – останавливает, – оправдываться ты будешь не передо мной.
– А перед кем? – мой голос словно охрип от страха. На ум приходят мысли о Боге, о страшном суде. А что, если есть и рай, и ад? И куда я попаду?
– Перед Павлом, конечно, – останавливает поток моих мыслей старуха. – Он ждёт тебя, – добавляет уже мягче.
– Значит, я буду жить? – мой голос скатывается на писк.
– Будешь, – твердо отвечает бабка Валя, – но теперь ты всё сделаешь правильно.
– Как правильно? Мне нельзя быть с Пашкой?
– Милла, девочка моя, ты находишься на грани жизни и смерти. Ты почти умерла, потому что пошла по пути наибольшего сопротивления. Теперь уже всё, больше не придется страдать. Круг замкнулся. И ты, и Пашка слишком много всего пережили и должны быть счастливы. Вместе!
– Вместе, – в неверии повторяю онемевшими губами. – Мы можем быть вместе?
Бабушка Валя беззвучно кивает.
– Тогда почему? Скажите, почему? Зачем вы разлучили нас? – с обидой бросаю ей, всхлипывая. Я не понимаю… я ничего не понимаю…
– Ты обвиняешь меня? – она оглядывает меня грозным взглядом, под которым сразу сдуваюсь. Но этот взгляд вдруг становится добрым, утешающим. – Пашка должен был стать великим. Его судьба должна была сложиться иначе. Я это видела. – Бабушка Валя смотрит будто сквозь меня, словно вспоминая. – Но судьба свела его с тобой, а я проглядела… Опоздала, ведь вы ещё детьми стали слишком близки друг другу. Сейчас я понимаю, что величие не в победах или поражения, – она тоже всхлипывает. – Прости меня Милка. Его величие – это ты. Всегда была, есть и будешь. Его величие, быть отцом для своего сына и не только…
Она замолкает, а у меня от её слов бежит мороз по коже, но и эти слова предают столько сил, что хочется вдохнуть полной грудью. И я хочу это сделать – вдохнуть.
– Дыши, Милла! – в сознание врезается незнакомый голос. – Дыши!
Смотрю на бабушку Валю, её образ начинает мерцать и расплываться.
– Будь счастлива, – говорит старуха одними губами, – живи.
Моргаю, и её уже нет.
Сердце в груди рвется, как канарейка в клетке. Быстрые и частые удары заставляют кровь бежать по венам, разгоняя её по всему телу, которое начинает ощущаться… как своё.
– Ш-ш-ш, – тот же незнакомый голос, – всё в порядке, в порядке. Ты жива. Давай потихоньку открой глаза. Не торопись, не надо. Всё хорошо.
Не сразу, но я пробую, открываю глаза и тут же их закрываю.
– Не торопись, – успокаивает голос, как заезженная пластинка, – всё хорошо.
Пробую снова. Размытое зрение выхватывает образ человека в белом халате. Ну конечно, я в больнице. Копаюсь в своих воспоминаниях. Банкет, Пашка, Влад, машина, авария…
… сон и бабушка Валя. Или это не сон?
– Как ты себя чувствуешь? – врач привлекает к себе внимание, щёлкая пальцами перед лицом. – Помнишь своё имя?
– Да, – беззвучно отвечаю, и к моим губам прикасается холодный пластик.
– Попей.
Вода скользит в горло и лишь на миг приносит облегчение.
– Милла, – скрипуче отвечаю спустя пару секунд.
– Ты борец, Милла, – улыбается доктор. – Ты не представляешь, скольких людей ты заставила понервничать. Но теперь уже всё хорошо. Ты справилась.
Киваю, потому что тяжело говорить. Смотрю на дверь. Доктор тоже поворачивается.
– Там к тебе рвется один парень, но я могу его пустить всего на пару минут, – заговорщицким тоном шепчет мужчина.
Снова киваю. Влад, наверное, места себе не находит и, чего доброго, себя обвиняет в аварии.
Врач встаёт со стула и идёт к двери, но потом оборачивается:
– Ладно. Десять минут, но потом отдых и лечение. Хорошо?
Вместо ответа с трудом, но улыбаюсь. Веки то и дело опускаются, застилая глаза. Голова словно в тумане и требует отдыха. Будто я не спала неделю. Напрашивается вопрос: сколько я спала? И почему так устала?
Доктор уходит. Тихо вздыхаю, а потом ещё. Я могу дышать и пока не могу осознать всю важность этого простого действия. Вдох-выдох.
Я жива… ради сына…
… Боже, спасибо.
Дверь палаты распахивается слишком поспешно, и так же поспешно в неё влетает человек. Мой взгляд усиленно фокусируется на вошедшем, и я понимаю, что это не Влад.
– М-Милла, девочка моя, – родной голос ласкает слух. Мои холодные руки обволакивает родное тепло рук. Горячее дыхание обжигает кожу на щеке. Влажные губы оставляют дорожку из поцелуев до подбородка. Моё дыхание учащается, а сердце выпрыгивает из груди.
– Паша, – наконец нахожу свой голос.
– Я так тебя люблю, – он почти рыдает, роняя голову к нашим рукам и целуя мои ладони.
Освобождаю одну руку, провожу ею по короткому ёжику темных волос. Как давно я не ощущала их между своих пальцев. Боже, как давно.
– Ты так меня напугала, Милк-Милк, – Пашка вглядывается в моё лицо.
– Сколько я… спала?
– Четыре дня, – сжимает мою руку. – За эти четыре дня я думал, что сойду с ума. Я почти сошел с ума.
– Почему?
– Что почему?
– Почему с ума сошел? – моя рука по-прежнему гладит его волосы, и наверное, это неправильно. Но я ничего не могу с собой поделать, я так нуждаюсь в его близости.
– А как тут не сойти, – улыбается, но совсем невесело. – Я бы умер, если бы тебя потерял. Ты моя жизнь, Милк-Милк.
От его слов, хочется плакать. Чувство вины из-за того, что скрыла сына, пожирает меня изнутри.
– Паш, я…
– Не надо, – обрывает меня, – давай не будем о плохом. Оставим в покое всё, что было раньше. Просто скажи, ты всё ещё любишь меня?
Вопрос немного шокирует. Вспоминаю про Влада и непроизвольно смотрю на дверь.
– Забудь о нём, – Пашка машет рукой в том же направлении, – есть только ты и я. Ответь, ты любишь меня?
– Всегда, – отвечаю на одном дыхании.
Улыбка на лице Пашки, заставляет и меня улыбнуться. Желанные губы в один миг прикасаются к моим пересохшим в коротком поцелуе.
Дверь палаты немного отворяется.
– Время, – оповещает врач, опасливо просунув голову внутрь.
– Уже ухожу, – цедит Пашка сквозь зубы. Встаёт со стула, моя рука соскальзывает с его волос, проводя по шее. – Отдохни, – наигранно грозно говорит мне парень, – я буду здесь.
Целует мои губы, щеки. Дарит поцелуй моим рукам, буквально каждому пальцу, и я дрожу. Хватаю ртом воздух, цепляюсь за его руку, останавливая, хочу что-то сказать, но не могу подобрать слов.
– Не надо Милк-Милк, – опережает меня Пашка, вновь наклоняясь и целуя меня в лоб. – Ничего не говори. Просто больше не пугай меня так, – выдавливает горькую улыбку. – Ты мой мир, прости, что так долго не говорил тебе этого.
Чувство вины пожирает меня почти физически.
«Сын, у нас есть сын», – слова так и не обретают форму.
Пашка идёт к двери, оборачивается. Лукавая улыбка озаряет его лицо:
– Знаешь? У нас замечательный сын, Милк-Милк. И я никому не отдам ни тебя, ни его.
Эпилог
Полгода спустя
Милла
Большой зал опустел. Софиты погасли. Многочисленные зрители разошлись, но я не спешу покинуть отведенное мне место в зрительном зале. Мне почему-то страшно.
Сегодня Пашка проиграл…
Полгода назад, в стенах больницы, решила для себя, что буду счастлива, что всё изменю. Подарю сыну отца, а себе – любовь всей жизни. Но…
Влад не хотел меня отпускать. Он так же, как и Паша, боролся за мое внимание, и с каждым днём я всё больше и больше испытывала чувство вины. Оно поглощало меня, и я замыкалась в себе. До тех пор, пока Паша не признался мне в том, чего я не знала.
Фиктивный контракт.
Фиктивная связь с Ликой.
А самое главное – неустойка с шестизначной суммой за неподчинение. Влад знал об этом. Фил знал об этом. Но все молчали.
По прошествии трех долгих лет, признаться честно, для меня это всё потеряло смысл. Столько воды утекло. О Боже, сколько же воды утекло. Одно я знала точно… Паша – моя судьба, просто путь к этой судьбе был слишком тернист и долог.
После выписки из больницы Паша забрал меня к себе домой. Окружил заботой и меня, и Ваню. Наша маленькая семья, наконец, воссоединилась, несмотря на большой провал под названием разлука. Пашка стал идеальным отцом для Ванюшки. Сыночек не может насмотреться на своего отца. Он тянется к нему словно магнит, буквально заглядывает в рот. А Пашка… У него окончательно снесло крышу, в хорошем смысле этого слова. Он, не переставая, благодарит меня за сына и не держит обиды за то, что я скрыла его. Обида прошла, боль прошла, но где-то там внутри я боюсь, что Пашка не выдержит такой ответственности. Он попрощался с клеткой… навсегда. У него ничего не осталось. Но он упорно старается заслужить себе место под солнцем. Джаннини взял его в свой бизнес, и теперь они вместе владеют скромным спортивным клубом под названием «Альтернатива». Кстати говоря, этот клуб перестал быть таким уж скромным. Пашка пользуется огромной популярностью у подростков, и к нему выстраиваются в очередь за индивидуальными тренировками. А Джаннини смеётся, что теперь уж точно может уходить на пенсию, потому что о лучшей замене и мечтать не смел. Но буквально пару месяцев назад Люциано нарушил собственные правила и записал Павла в профессиональный турнир. Вновь отправил его в бокс, ссылаясь на последнюю попытку. Пашка не хотел, но я уговорила его, по-прежнему считая, что бокс это его судьба. Но он проиграл…
Дошёл до финала, почти завоевал титул, но проиграл.
Бреду по длинному коридору прямиком в раздевалку.
«Это жизнь», – уговариваю себя.
За столь длинный жизненный путь Пашка научился контролировать собственные эмоции. Он усмирил внутреннего беса во имя любви к сыну и ко мне.
В раздевалке застаю совершенно странную картину. Ванюшка, который убежал за отцом сразу по окончанию боя, сидит на его плечах и машет маленькими кулачками в воздухе.
– Давай, сын, хук справой и сразу прямой слевой, – учит его Пашка. Ванька издаёт боевой рык и тут же заливается задорным смехом, когда Паша подкидывает его в воздух.
– Что у вас тут происходит? – осторожно приближаюсь к своим мужчинам.
– Папа так дрался, – восторженно кричит сынок, старательно выговаривая слова. – Мама, ты видела, как папа дрался? – большие серо-зеленые глаза светятся обожанием.
– Ну конечно, мама видела, – Пашка снова подбрасывает Ваньку в воздух. Потом ловит и ставит его на ноги, – ты хочешь убрать мои перчатки? – вручает их сыну, тот с благоговением принимает, пару секунд восторженно разглядывает, а потом убегает к спортивной сумке.
– Ты в порядке? – обнимаю своего чемпиона. Утыкаюсь носом в широкую грудь.
– Это жизнь, Милк-Милк, – вздыхает.
– Мне так жаль, что ты проиграл, – с горечью шепчу.
– Я не проиграл, – Пашка немного отстраняется, но только чтобы заглянуть мне в глаза. – Я выиграл свой самый желанный приз. Тебя, – дарит короткий поцелуй, – Ваню и ещё кого-то.
Его рука скользит по моему ещё не округлившемуся животу. О том, что в нашей семье будет пополнение, мы узнали всего пару недель назад. Эти пару недель Пашка сдувает с меня пылинки и не перестает улыбаться самой заразительной улыбкой в мире. Он окружил меня заботой, и я не знаю, есть ли в жизни что-то, что ещё можно пожелать. Находясь на грани жизни и смерти, словно в кино наблюдая, как сменяются картинки когда-то пережитой истории, как никогда начала ценить всё то, что между нами было. Наше прошлое помогло мне понять, как сильно я мечтаю о настоящем с человеком, которого действительно люблю.
Паша
Бой – это всего лишь бой.
Улыбаюсь собственным мыслям. Не всем же быть Али или Джонсом. Я сделал всё, что мог! Попытался и не смог… Но главную победу своей жизни я всё-таки одержал. Буквально зубами выгрыз Миллу из цепких рук Влада. Но она никогда не принадлежала ему. Её сердце всегда находилось рядом с моим. Милла сама мне об этом сказала, и я верю ей. Прошлое перечеркнуто, только настоящее имеет смысл. Я, Милла, Ваня и…
Провожу рукой по плоскому животику девушки. О том, что ждём пополнение, мы узнали лишь две недели назад.
– Поехали есть мороженое, – с энтузиазмом предлагаю Милле, – Ваньк, ты слышишь? Мороженое, – смотрю на то, как сын бережно укладывает мои перчатки в сумку. Мальчишка отмахивается, будто я отвлёк его от слишком важного дела.
Милла смеётся, смахивая почти невидимые слезинки с щек.
– Ты плачешь? – её слёзы вызывают волнение.
– Это слёзы счастья, – она проводит по моим волосам, спускается вниз по шее. Её пальчики трепетно пробегают по моему плечу и переходят на татуировку с символами бесконечности. – Я буду любить тебя бесконечно, – шепчет, заглядывая в глаза.
От её прекрасного лица перехватывает дыхание, от её близости ускоряется сердечный ритм. Я задыхаюсь…
Эта любовь длиною в жизнь способна отобрать мой воздух, но она же может вдохнуть в меня кислород и заставить сердце биться чаще.
– Моя любовь к тебе бесконечна, – говорю, а сам тону в её прекрасных голубых глазах.
– Папа, – подбегает Ванька и протискивается между нашими ногами. – Шмотри! – тянет мне какой-то предмет, и слишком поздно я понимаю, что он нашёл мой сюрприз для Миллы.
Маленькая коробочка, в ней золотое колечко. Я ношу его в сумке вот уже две недели. Жду случая, подбираю правильные слова. Но иногда неправильно – может быть самым правильным.
Забираю коробку у сына. Под недоумевающий взгляд Миллы опускаюсь на одно колено. Открываю коробочку, достаю кольцо. Моя любовь тихонько всхлипывает, а Ванька с любопытством взирает на колечко.
– Это для мамы? – делает выводы сын. – Дай… дай, – канючит маленький разбойник, протягивая ручки.
– Да, для мамы, – проглатываю ком в горле. – Как думаешь, ей понравится? – спрашиваю у Ваньки, а сам смотрю на Миллу. Она беззвучно плачет, и это заставляет меня подняться с пола.
– Паш, я… – шепчет она, смахивая слёзы, – я не знаю, что сказать.
– Скажи «да».
– Да, – она часто кивает, – конечно, да!
Кольцо очень быстро оказывается на её пальце. Мои руки почти не трясутся, когда совершаю это действие.
Я потерял три года жизни, прежде чем сделать всё правильно! И вот оно.
Теперь всё очень-очень правильно. Я, Милла, Ваня и будущий ребёнок. И теперь мы семья.
А Милла… теперь она – моя!
Ванька обнимает меня чуть выше колен, привлекая к себе внимание.
– Пап… мороженое.
Хитрющие глаза пытаются поймать мой взгляд.
– Уже идём, сыночек, – нежно целую Миллу, она с рвением отвечает. – Давай руку, – сын с готовностью хватается. Другой рукой беру мягкую ладошку Миллы. – Пойдём, отпразднуем победу.
Милк-Милк на секунду морщит свой прелестный носик.
– Мне всё равно жаль, что ты проиграл, – тяжело вздыхает.
Я ничего не отвечаю. Тяну свою маленькую семью на выход, стараясь побыстрее покинуть эти стены. Последняя попытка на турнире, закончившаяся провалом, доказало мне, что бокс остался в прошлом. Что будет в настоящем? Одному только богу известно, но свой главный бой я уже выиграл.
Девушка, что когда-то была самым лучшим другом, стала для меня всем.
– Пап, фумка, – уже в дверях Ванька оборачивается и смотрит на мою спортивную сумку, одиноко валяющуюся в углу.
– Сначала мороженое, сынок, потом всё остальное, – отвечаю сыну, а когда он выходит за дверь, тихонько шепчу, так, чтобы слышала только Милла. -
Сначала семья – потом всё остальное.
