– Хорошо, что ты веришь в себя, сынок, но…
– Я не верю! Я знаю! Моя мечта сбудется! Я не намерен всю жизнь ковыряться в земле!
– Рой…
– Пускай это делают те, у кого нет мечты!
– Это ты обо мне?
– В том числе!
Не обида, но боль, давящая чугунная боль опустилась на плечи отца коромыслом с двумя неподъёмными вёдрами: в левом − холодные злые слова, словно белые камни, которые Рой накидал ему; в правом − густая смола тех горячих родительских чувств, вечно рвущихся к сыну. Тех чувств, что желали так трепетно и без остатка дарить себя, но оказались отвергнуты, горем своим загустели, прогоркли, и вот − почернели как дёготь.
– Ну что ж… Может быть ты и прав, может нет у меня мечты, Рой, но есть совесть! А совесть важнее мечты. Ведь творец меня создал червём, значит он на меня понадеялся, Рой. Знать, подумал мол, не подведу его и воплощу эти свойства, что он заложил в меня. Он заложил, постарался, а я что? Я буду мечтать: "Ах, летать бы как птица иль плавать как рыба", заместо того, чтобы следовать предназначению, так что ли? Я не могу! Не даёт совесть! Как я его подведу, сынок?
– Мдаа… Между нами вселенная, пап. − сказал Рой равнодушно, стремясь завершить разговор. И, хотя ожидания не оправдались, он был очень рад, что осмелился, наконец, выразить то, о чём долго молчал, ощутил прилив сил от того, что сумел отстоять себя и осадил отца, ну и, конечно, надеялся в тайне, что Генри гордится им, думая: "Вот! Какой сын вырос! Дерзкий, решительный, самоуверенный! Как бы я тоже хотел быть таким!" Но совсем не о том думал Генри неся в сердце боль, глядя в пол и качая седой головой:
– Рой, судьбу не обманешь. Не подводи Бога. Не лезь не в свою Реку…
Гордый и взрослый, Рой чувствовал себя особенно смелым сегодня. Вернувшись домой, он не ждал ни единой минуты, а тут же нырнул в свой тоннель − "Наплевать!". Генри долго не мог уснуть. Горько вздыхал, пару раз набирал воздух в рот, чтобы что-то сказать, но потом передумывал, крепко сжимал губы, переворачивался с боку на бок, смотрел в одну точку и мучился разными мыслями, прежде чем принял тревожный пугающий сон, где он вновь ищет сына в густом полуночном тумане.
– Ну что, пёс! Сегодня? − с азартом спросил мотылёк сразу, как только Рой воссиял перед ним.
– Да! Сейчас! − бросил тот на ходу и пронёсся решительно мимо.
– Герооой! − любовался им Фрай, а потом спохватился, – Постой! − и потрусил за ним. – Лётчик, ты превосходно садишься, − Фрай загибал пальцы.
– Мгм, − Рой кивал.
– Поворачиваешь замечательно!
– Так.
– Этих навыков будет достаточно, чтобы спланировать с дуба, не более. Если же ты хочешь выше, то должен освоить ещё кое-что.
– Ну ка, ну ка?
– Воздушные реки.
Рой остановился.
– А это ещё что такое?
– Ну, как бы тебе объяснить… Череда восходящих потоков землёю нагретого воздуха. Понял?
– Нагретого воздуха, значит. − и снова пошёл.
– Он становится легче холодного и устремляется вверх, потому и назвали его Восходящий поток. Твоя главная цель − найти и удержаться в нём. Дальше он сам понесёт тебя.
– Это единственный способ набрать высоту?
– Да.
– А как я пойму, что нашёл его?
– Ну, ты почувствуешь это. Конструкция станет почти невесомой, а крылья наполнятся силой, спокойствием и устойчивостью. Ты почувствуешь, как тебя тянет наверх без особых усилий, само собой!
– Как по течению?
– Да! Потому и Воздушные реки.
– Мгм.
– Если ты потеряешь поток, то пойдёшь на снижение, будешь спускаться до тех пор, пока не нащупаешь новый. Тогда снова вверх. Вниз – вверх – вниз – вверх. Как лодочка по волнам.
– Из реки в реку?
– Ну, можно и так сказать.
– Круто!
"Сынооок!" − кричал Генри отчаянно, "Где ты?". Туман был повсюду, холодный и плотный. Он впитывал и поглощал словно губка любую надежду на лучшее. "Рооой!". Безнадёжное дело. Но Генри не мог сдаться, он продолжал продвигаться наощупь. "Ну где же ты?" И только эхо в ответ.
– Но есть риски… − Фрай долго чесал свой затылок смотря Рою прямо в глаза, сомневаясь как будто: "сказать – не сказать".
– Ну! − не выдержал Рой.
– Ну, смотри… − сказал Фрай и опять замолчал, глядя сквозь него, внутрь себя.
– Вот скажи мне, ты что издеваешься?
– Не-не-не!
– Это вообще не смешно!
– Да-да-да, то есть нет!
– Я вообще-то волнуюсь!
– Я тоже.
– Я вот-вот исполню мечту своей жизни, а ты тут прикалываешься?
– Хе-хе… Нет, я тоже волнуюсь, ведь ты же червяк простой…
– Что?
– Нет, я просто хотел сказать…
– Фрай!
– Я не знаю где ты приземлишься.
– Скорее всего на земле.
– Факт! Но я не об этом.
И Фрай снова замер.
– Так, может быть, скажешь о чём, наконец?!?
– Я могу проследить, чтобы не было ящериц, птиц там, ежей, только тут, возле дуба. А ты улетишь непонятно куда.
– Так, давай, может вместе? Уже всё прошло! − Рой похлопал его по плечу.
– Нет, ещё не прошло…
– Я уже не могу ждать.
– Но хищники…
– Фрай, знаешь, как говорит мой отец? Чему быть, того не миновать!
Фрай вздохнул.
– Я хочу это сделать! Сегодня! Сильней чем когда-либо. Я ощущаю в себе столько сил. Я уверен, что мне повезёт!
– Фрай вздохнул ещё раз, только глубже и медленней.
"Рооой!" − кричал Генри. Как долго он ищет и как далеко ушёл, он уже не понимал. "Мальчик мой…" Ни следов, ни знакомого запаха и ни единого звука. Всё без толку. Линия рта искривилась от боли и слёзы бессилия, слёзы отчаяния затопили глаза. "Отзовииись…" Он рыдал в этом сером холодном тумане и хриплые крики мольбой вырывались: "Сынооок…" из дрожащего горла. Но тут же тонули во влажной земле.
Рой стоял на вершине. Вершине огромного дуба, уверенности в своих силах, возможностей всех дождевых червей. Он возвышался над лесом, над страхом, над предубеждениями, над отцом. "Бог придумал мне роль, но я перепишу её! " Рой влез в петлю. "Этот скучный сценарий наполнится непредсказуемыми поворотами". Он оттолкнулся и… "Папа неправ. Девяносто и девять процентов даю, что неправ!"… полетел. "Мне бы только нащупать поток." Полетел над поляной и Фрай наблюдал в темноте как всё ниже и ниже спускается белый светящийся шарик.
– Давай же!
Как вдруг он, подхваченный чьей-то надёжной рукой, устремился наверх.
– Дааа! Вот так! − закричал мотылёк и схватился за голову.
– Ну! Ты доволен?
– Доволен, не то слово!
– Ты посмотри на него!
– Полетееел!
– Молодец!
Фрай трепал свои волосы.
– Жму твою руку!
– Да к черту все рукопожатия, дай обниму!
– Э, полегче!
– Он сентиментальный.
– Червяк дождевой полетел! Это чудо!
– Заплачь ещё.
– Фрай…ты такой молодец!
– Опять сопли развёл.
– Ты сухарь!
– А ты плакса.
– Бесчувственный лапоть.
– Заткнитесь!
– Ну правда, ребят…
– Это чудо, Фрай, ты сотворил это чудо, Фрай, ты словно Бог…
– Успокойте его кто-нибудь?
– Ээээ…
– Ты хоть понимаешь всю важность момента?
– Ребяяят?
– Понимаю естественно, но не пищать же теперь как девчонки!
– Мне кажется что-то не так!
– Как же ты можешь быть таким чёрствым?
– ОН ПАДАЕТ!
– А! − закричал мотылёк.
– ААА! − ещё раз, но громче и выше, а шарик стремительно, "камнем" летел вниз, к земле, оставляя мерцающий шлейф.
Так мечты проверяют на прочность. Готов ли ты к новой реальности? Можешь ли ты с легким сердцем в один миг лишиться всего? С благодарностью, без сожаления? Верный ответ − сто процентов. Я знаю, ты очень силён, очень самоуверен, на все девяносто и девять, но этого мало! Всего лишь один процент − семя сомнений, как чёрная точка на небе, как дырочка, что непременно начнёт расползаться под натиском силы твоей исполняющейся мечты, и разорвётся. Посыпятся из неё на твою голову камни слепых, не зависящих ни от кого обстоятельств − блуждающие астероиды в поисках бреши. Препятствия, что родились от сомнений.
Туман. Тишина. Генри выплакал все свои слёзы, но так и не смог найти Роя и опустошённый, он просто сидел на земле и качался как пьяный от дикой усталости, лишь иногда издавая скрипучие стоны. Придавленный горем, он даже не сразу услышал снижающийся звук падения. Он поднял голову − гул приближался, но старый червяк даже не шелохнулся, он ждал, ему было уже всё равно. Сверху вниз сквозь густую завесу к нему приближалось какое-то тёмное тело, в его очертаниях он узнал птицу, огромную хищную птицу и вдруг испытал облегчение и завершённость: "Всё конечно". Как только дымка рассеялась, Генри сумел разглядеть её чёрные перья и острый, сверкающий, масляный клюв, а подняв свой измучанный взгляд, ощутил непонятное чувство испуга, помноженного на восторг, в сумме с необъяснимой надеждой, ведь птица, которая вот-вот лишит его жизни сурово смотрела на жертву в упор, но такими родными, такими любимыми Генри глазами… Глазами его сына.
– ААА! − кричал Рой и пытался хоть что-нибудь сделать, но аппарат словно упрямился, не поддавался. Заваленный на бок он быстро терял высоту. Перед взором мелькали картинки размазанных по лесу звёзд и деревьев, ползущих по небу. В ушах шумел ветер и грохотал пульс, но как будто бы было ещё кое-что. Лёгкий шелест? Земля приближается. Трепет? Чёрт, что это? Плеск? Рой отбросил верёвки, прислушался и оглянулся − в крыле дельтаплана зияла дыра. Знать, дубовый листочек не выдержал силы течения этой воздушной реки. Вырванный лоскуток колыхался свободно и весело, точно был рад. Рой смотрел на него улыбаясь: "Резвишься?". Когда голова закружилась и бьющий в лицо поток тёплого воздуха более не позволял сделать вдох, он зажмурился, сжался и в дребезги врезался в толщу земли, от которой упорно бежал. Для которой и был создан.
– ААА! − Генри вздрогнул, разбуженный страшным кошмаром и пару минут приходил в себя, сидя среди листопада, который он, резко вскочив поднял сам.
– Это сон… Фух.
Он часто дышал и держался за сердце.
– Всего лишь сон. Фух… Слава Богу.
Но чтоб до конца убедиться, решил заглянуть к сыну в комнату, и не застав его похолодел. А когда отодвинул листок и увидел тоннель его в миг охватил дикий ужас, сумевший из сна просочиться в реальность. Теперь он стоял перед этим отверстием − на краю пропасти и выбирал себе один из двух путей. Первый конечно ведёт его к радости и облегчению, ведь он опять найдёт сына живым целым и невредимым, на той же полянке, где несколько дней назад, вот он, считающий звёзды, мечтательный мой хулиган. А второй − путь печали и горечи, он по нему словно пленный пройдёт в кандалах своих страхов и станет ему приговором пожизненная боль потери.
– Погас.
– Тьфу ты, мне показалось пегас.
– Он погас? Я не вижу его!
Фрай разглядывал шлейф перламутровых искр, спускающихся мелкой пылью на фоне стеклянного чёрного неба, стараясь по ним просчитать траекторию − как летел и где лежит.
– Идиот.
– Всё должно было быть хорошо…
– Да откуда тебе вообще знать, как должно быть?
Он шёл и размахивал палкой налево – направо, сбивая траву, расчищая себе путь и длинным плащом волочились за ним два крыла.
– Взял убил червяка.
– А-ха-ха!
– Я тебе поражаюсь…
– Пэркеее?
– Ну, зато теперь точно не зря жил, а то как боялся.
– Ха-ха-ха-ха!
– Фрай, ещё пару дней есть, давай, может, ещё кого шлёпнем?
– Ха-хааа… Ор!
– Должно было быть хорошо…
Пробираясь вперёд сквозь неоновые облака, он почти не надеялся, что найдёт друга живым, от того лупил палкой наотмашь сильней и сильней, ощущая, как между глазами и носом внутри головы собираются слёзы.
"Уже решено или нет?" Генри не торопился. "А если Рой прав, и мы сами решаем куда повернуть?". Два невидимых шарика тонких и хрупких как мыльные пузырьки плавно летели над ним − два события были готовы исполниться и не исполниться, вовсе не определяя себя как хорошее или плохое, тяжёлое – лёгкое, светлое – тёмное… им всё равно. Они просто события. Их вероятность равна. "Тогда что я могу сделать здесь и сейчас, чтобы выбраться в том варианте реальности, где мой сын жив?".
Фрай с обидой смотрел на далёкие звезды сквозь дырку в зелёном крыле дельтаплана, касался запутанных строп, гладил, шмыгая носом холодные стебли каркаса и будто был занят, но все его мысли магнитом тянуло туда, где лежало израненное и присыпанное землёй тело. Держа его боковым зрением, он почему-то боялся открыто и прямо взглянуть и оттягивал этот момент. Всё двоилось от слёз. Неожиданно яркий свет вспыхнул и снова погас. "Хо!" − вдохнул мотылёк и протёр кулаками глаза, и застыл не дыша, не сводя с Роя мокрого взгляда. И снова короткая вспышка. Он выдохнул: "Ооох…" и немедленно бросился к телу. "Живой?". Свет моргал точно в лампочке, что вот-вот перегорит. Фрай кружил вокруг, бережно встряхивал землю и часто дышал, а затем поднял на руки и побежал к одинокому дубу с клокочущей в сердце надеждой.
Один пузырь лопнул − второй разделился на два.
"Начать думать по-новому? Верить по-новому? Как убедить? Как заставить себя?". Генри остановился. "Сломать всё? Забыть? Отказаться от Бога? Поверить в СЕБЯ? Возвеличиться?". Он приложил ко лбу кончик хвоста и душа налилась чугуном. "Бог посмотрит и что скажет? Скажет − дурак старый, кем возомнил себя? Думает может решать кому жить, а кому умереть? Ой, дурааак… Решил будто бы может вершить судьбы, ооой, что за старый дурак?". Он упал и прижатый стыдом головою к земле взвыл:
– Прости меня, Господи, что усомнился, прости меня… Пусть будет воля твоя! Всё, что ты уготовил мне, всё приму!
И отлегло. Он поднялся, вздохнул и как будто готовый к любому исходу продолжил движение и постепенно доверие вытеснило из него все тревоги. Спокойный он высунулся из тоннеля, внимательно оглядел дерево и догадался зачем к каждой ветке зигзагом приставлены стебли.
– Ох, Господи, Господи… − Генри зажмурился крепко, – На всё твоя воля! − и вынулся из земли.
– Правда живой что ли?
– Дышит!
– Ничёсе! С такой высоты…
– Сердце бьётся!
Фрай нёс его словно сокровище, самое ценное и дорогое, почти что священное.
– Думаешь выживет?
– Лучше бы выжил, конечно, второго такого уже не найти.
– Не успеем.
– Мгм.
– Это кто?
– Где?
– На дереве, вооон там, почти на верхушке.
– Не вижу.
– А ну-ка! Ребята, так это червяк дождевой. Самый обыкновенный.
– Мгм.
– Моду взяли.
– Ну, ладно наш, этот-то что там забыл?
– Сына ищет.
– Мгм, теперь слышу.
– О! Молится раб божий.
– Ну, Фрай, получишь сейчас от отца…
– Мдааа… По самые звёзды.
– Мгм.
Генри глянул наверх. Там над ним возвышалось ещё пару-тройку пролётов. Блестящие гладкие стебли сквозь лунный свет пересекали пространство, врезаясь в шершавые ветви с дрожащей кудрявой листвой. Он увидел, что Роя здесь нет, но почувствовал необходимость дойти до конца и поднялся на самую верхнюю ветку. Ночной ветер будто бы ждал, и как только червяк отодвинул листок от лица, он с разбегу нырнул в тихий лес, растрепал его, разволновал кроны спящих деревьев и "ШШШ" − разорвался густой звук потоком, сбивающим с ног. Ветер бился, плескался в листве и кричал: "Посмотри на меня! Посмотри! Ну, красиво же?". Брызги летели в лицо, не давая дышать. Отражая как зеркало образ луны, в далеке серебрилась река. "Посмотри! Посмотри какой разный мир!". Генри, разинув рот, поднял глаза и лучи без учёта рассыпанных по небу звёзд устремились к нему и пронзили насквозь. "Посмотри, как бывает! Как может быть! И как должно быть! Как было и будет! Как есть! Ярко! Сильно! И громко! И много! Так много в тебя одного не уместится, ни света, ни звука, ни глубины! Чтобы всё исчерпать миллиарды рождаются и умирают, и снова рождаются и умирают, черпают, черпают и снова рождаются и умирают затем, чтобы снова родиться и вновь умереть! Твоё дело черпать! Его дело черпать! Умереть и родиться, и снова черпать! Так ЧЕРПАЙ, пока ковшик цел!" − так кричал ветер.
Рой чувствовал невероятную лёгкость. Открыв глаза и оглядевшись вокруг, с удивлением он обнаружил себя в пустоте, темноте, невесомости и одиночестве. "Где я?" − он быстро крутил головой, но картинка никак не менялась. Зависший в каком-то густом веществе, он пытался подвигаться − не получалось. Не мог он и вспомнить как тут оказался и где был до этого − вся предыдущая жизнь стала сном, тем который лишь долю секунды назад был так явен, и вдруг позабылся, как стёрли, оставив на памяти призрак себя, тонкий привкус, и кажется вот он, вот-вот, сейчас вспомню, но… нить обрывается и забываешь его навсегда. Это странно, но так хорошо и спокойно, как будто бы так и должно было быть. И Рой замер, смакуя покой, вне событий, вне времени и вне сознания. Сложно сказать сколько долго иль коротко это продлилось, но как бы то ни было, а в далеке стал просматриваться огонёк. "М?" И Рой захотел подобраться поближе, и как только он захотел − тот приблизился. "Хм… А ещё ближе?" Сложно сказать, Рой летел к огоньку или наоборот, или оба они оставались на месте и просто меж ними сжималось пространство, но как бы то ни было, а стало ясно, что свет происходит из брюшка таинственного светлячка. Светлячок был покрыт чёрной глянцевой мантией с красным большим капюшоном, скрывающим взгляд и курил золочёную трубку.
– Привет, Рой.
– Мы с Вами знакомы?
– Ну а не меня ли ты так хотел освободить?
Рой вдруг вспомнил себя на зелёной полянке и чёрную банку над ним.
– Значит, Вы существуете?
– Всё может быть…
– Так я в банке?
– Возможно…
– Я здесь, чтобы освободить Вас?
– Как знать…
Светлячок затянулся и выпустил изо рта рой пузырьков.
– Я не знаю, что делать.
– Что хочешь…
– Не знаю, чего я хочу.
Рой задумался, а светлячок улыбнулся.
– Зачем я здесь?
– Чтобы понять что-нибудь…
– Что?
– А мне-то откуда знать…
– Странно всё это…
Блестящая гладь его мантии заволновалась, хотя ветра не было.
– Я так хотел быть не тем, кто я есть.
– Почему?
– Чтобы жить по-другому. Быть морем, а не рекой.
– Так ведь и то и другое – вода.
– Но река ограничена и предопределена!
– Море тоже не без берегов, не без дна.
– В чём же смысл тогда?
– Чего смысл? Воды? Просто течь…
– А меня?
– Просто плыть…
– Плыть? Но ради чего?
– Ради радости и удовольствия, Рой, ради счастья от реализации своих талантов.
– Талантов? − Рой вдруг вспомнил Фрая, – А дружба? − вдруг вспомнил отца. – А любовь?
– Хм… а дружба − это не талант? А любовь − не талант?
Светлячок затянулся и снова пустил пузырьки, а Рой вспомнил тот звук самой чистой ребяческой радости, с которым вырванный из крыла лоскуток бойко трепался по воздуху, шелест листвы, папин голос – заботливый, тёплый, и звонкий, щекотный смех лучшего друга, и скрип дельтаплана, и бульканье капель дождя на поверхности лужи. И все эти звуки смешались в один глухой стук, раздающийся из груди и наполняющий сердце тоской.
– Сила воли − это не талант? Сострадание − не талант?
Рой вспомнил сладкий вкус первой пыльцы, горький запах янтарного масла, и липкий клочок паутины в ладони, звезду, просиявшую в небе дугой, россыпь мелких камней в потолке, и спирали крученые ветром в густых белых зарослях шерсти, верхушки деревьев в прохладе кудрявых седых облаков и пушистые бледные корни цветов, беззащитно лежащие в его руке и нуждающиеся в защите, заботе, тепле.