Kitabı oku: «Сказки на ночь. Сборник новелл», sayfa 3

9

По дороге домой Маша зашла к Вере Степановне за Никой. Девочка сидела на диване и читала кошке книжку. Кошка жмурилась и периодически вытягивала вперед лапку, показывая когти, но не царапалась и не драла обивку, а, потянувшись, когти убирала. Ника одной рукой переворачивала страницы, а другой почесывала кошку за ухом, от чего та утробно урчала, выражая свое удовольствие. Словом, картина была благостная.

Маша подумала, что впервые ее ребенок получил то, что так хотел: кошку, собаку, свободу бегать по улице, да еще и «бабу Веру» в придачу. Вера Степановна между делом, не навязчиво учила ее читать и считать, рассказывала сказки, приучала к домашним делам, например, мести пол, накрывать на стол, готовить простые блюда. Ника была постоянно чем-то занята, а не только телевизор смотрела, как это бывало раньше, когда Маше нужно было ее нейтрализовать, чтобы она не болталась под ногами. У Маши не всегда хватало времени и терпения выслушивать ее, вникать в ее болтовню. Поэтому то, как Вера Степановна общается с ее дочерью, вызывало восхищение и даже некоторую зависть.

– А, вот и мама! Машенька, чаю хочешь?

– Очень хочу! Я с утра не ела ничего, да и замерзла, пока автобус ждала.

– Сейчас мы тебя согреем.

Вера Степановна поставила чайник, достала хлеб, сыр, конфеты.

– Ну как, удачно съездила?

– Ой, боюсь даже сглазить! Меня в школу пригласили, учителем английского. Правда, может еще и не получится ничего. Я же никогда не преподавала раньше, только практику проходила. В понедельник пробный урок.

– Все у тебя получится, не бойся. Ты же нормально училась? Не в подворотне диплом покупала?

– Нет, ну что Вы! Училась, как все.

– Ну и будет все нормально, даже не сомневайся!

– Хорошо бы, только вот как с Никой быть?

– А что с Никой? Ника со мной побудет. Побудешь? – вопрос был обращен к девочке. Та кивнула, не отрываясь от чтения.

– Мне неудобно, как-то…

– Глупости! Мы с твоей дочкой прекрасно ладим. Мне с ней веселей, так что не переживай. Я все равно все время дома сижу. А нужно будет в магазин сходить, так вместе с ней и сходим.

– Спасибо вам, Вера Степановна! Я сейчас скажу банальную фразу, но я действительно не знаю, что я без вас бы делала.

– Да то же самое и делала бы, только было бы не так удобно, вот и все.

Маша задумалась. Наверно это было правдой, выход всегда есть, но ей просто сказочно повезло, что они оказались соседями.

– Вера Степановна, я давно хотела спросить, а как давно вы здесь живете? Вы же не всегда тут постоянно жили?

– Постоянно уже почти шесть лет, как квартиру в Москве продала.

– Ясно.

– А почему не спрашиваешь, зачем продала? Тебе же интересно?

– Интересно, но если не хотите говорить, то и не надо.

– Да тут никакой тайны нет. Нужно было дочери выплатить ее долю по квартире, когда она уезжала, пришлось продать.

– Дочери? Я и не знала, что у вас есть дочь.

– Есть, и еще четверо внуков. Они уехали жить в Израиль.

– А вы с ними не поехали?

– А что мне там делать? У нее своя жизнь, она имеет на нее право, а у меня своя. Зачем мне путаться у них под ногами.

Маша молчала, не зная, что на это сказать.

– Да ты не думай, у нас нормальные отношения, – продолжала Вера Степановна, – мы с ней переписываемся, она фотографии присылает. И муж у нее нормальный, заботливый. Просто это чужая страна, что я там забыла?

– Но ведь страшно же здесь одной.

– Страшно? А чего страшно? Что плохо сделается и помру?

Маша кивнула.

– Машенька, да мы ведь все когда-нибудь умрем. Так чего бояться-то? Я все дела сделала, нормально работала, дочь воспитала, первых двух внуков понянчила. Мне уже умирать не страшно. А потом я и не собираюсь. Теперь у меня дело есть – вам с Никой помочь. Да и Леша рядом, заходит ко мне каждый день, проверяет, жива ли?

Она засмеялась, и Маше тоже стало легче на душе. Оказывается, вот как легко можно относиться к смерти. Маша раньше думала, что все люди, и молодые и старые, до последнего цепляются за жизнь, боятся, а оказалось, что не все.

– А Лешиных родителей вы знали?

– Конечно. Отец его давно умер, лет пятнадцать уже. Хороший был мужик – не пьющий, работящий. Леша на него похож и внешне, и характером. А с мамой его мы приятельствовали: в Москве не встречались, а здесь частенько чай вместе пили. Она немного не дожила до его освобождения. Я ее видела осенью. Смотрю – окна моет. Говорю ей: «Ты что это взялась мыть перед зимой? Делать нечего?», а она говорит: «Хочу последний раз на свой сад через чистые окна посмотреть». Очень сад свой любила. Лешу отпустили весной, но ее уже не было. Он приехал сюда, я ему письмо от нее отдала. Там было завещание, но не про деньги, а что где в саду посажено и как за этим ухаживать. Все предусмотрела.

– Грустно.

– Да, грустно. Не успел он с ней попрощаться, сильно из-за этого переживал.

Чай пили молча. Ника закончила читать и прибежала клянчить конфеты.

– Вера Степановна, мне в Москву нужно съездить, я там у подруги свои книги оставила, словари. Надо привезти сюда.

– Ну и поезжай. У Леши вечером спроси, он знает расписание поездов. А про Нику не беспокойся, присмотрю. Слушай, она этой осенью пойдет в школу?

– Этой.

– Ну, так удачно будет – ты на работу, она на учебу.

– Удачно будет, если возьмут меня.

– Конечно, возьмут, куда они денутся.

10

Пообщаться с глазу на глаз со Светой Маше в этот раз не удалось: вырваться с работы было нельзя, что-то очень срочное. Разговаривали пять минут по мобильному – вот и все общение.

Они были знакомы с первого класса и Света, которая была прирожденным командиром, сразу взяла над тихоней Машей шефство. Они жили в соседних дворах, вместе ходили в школу, вместе возвращались. И у той, и у другой матери работали, и девочки до вечера был предоставлены сами себе. Еще по дороге они решали, у кого они сегодня едят и делают уроки. Вернее, решала Светка, а Маша соглашалась, потому что подруга все всегда делила по справедливости – и еду, и уроки. Возражать не имело смысла. И институт они выбрали один и тот же – педагогический.

– А что, нормальный ВУЗ! Закончим – переводчиками в фирму пойдем. Там платят хорошо, – рассуждала Света, а Маша, как всегда, соглашалась.

Их пути разошлись только тогда, когда Маша на третьем курсе вышла (Светка сказала «выскочила») замуж. Но институт обе закончили, диплом получили и Света, как и планировала, нашла работу переводчика, а Маша села с Никой дома. Несмотря на то, что у каждой была своя жизнь, они не просто дружили, они были одной семьей. Тем более, что Машина мать довольно рано умерла, и ближе Светки у нее никого не было. Подруга была в курсе всех Машиных дел и продолжала ее опекать. После того, что случилось с Валерой, потери квартиры и прочих неприятностей, они устроили семейный совет, на котором было решено, что нужно взять тайм-аут, но для этого нужно было уехать туда, где у Маши была хотя бы крыша над головой. Взять Машу с девочкой к себе Света не могла, жилплощадь не позволяла, да и мама ее постоянно болела, из дома практически не выходила. Все эти месяцы подруги ни разу не виделись, но регулярно перезванивались, так что Светка была в курсе того, что с Машей случилось и где они с дочкой живут.

– Машка! Это классно, что ты работу нашла. Тебе же это всегда нравилось.

– Да, но мне кажется, что я уже все забыла, – засомневалась Маша.

– Ерунда! Ты английский лучше меня всегда знала. Возьми учебники, все вспомнишь.

– Возьму, а твои конспекты по педагогике у тебя где?

– В столе лежат, тоже возьми, мне они без надобности, а тебе пригодятся.

– Ладно, найду. Ты как, вообще?

– Одним словом не ответишь. Долгий и неприятный разговор, да и не с работы.

– Какие-то неприятности по работе? – заволновалась Маша.

– Нет, на работе, пожалуй, единственно, где нормально.

– А что тогда? Ты здорова?

– Как бык, вернее, как ломовая лошадь. Машуня, не могу сейчас, это все без бутылки не расскажешь. Давай, я попробую как-нибудь к тебе приехать, если мать согласится одна на ночь остаться. Как там твой домовладелец, пустит еще одного постояльца на ночь?

– Конечно, приезжай, я тебя на свою кровать положу, а сама с Никой лягу. Поместимся.

– Ладно, созвонимся ближе к делу. Ты поешь там, не уезжай без обеда, когда еще доберешься до деревни. Найди все в холодильнике, там суп есть. И матери погрей, а то она сидит и до вечера ничего не ест, меня ждет.

– Ясно, все сделаю, товарищ командир!

– Вольно! Все, побежала я, целую.

Как и договаривались, Маша села в поезд и набрала номер Алексея, чтобы доложить, на каком поезде приезжает. Он еще утром сказал, что, возможно, будет работать в городе допоздна и прихватит ее на обратном пути.

Он встретил ее на вокзале. Ей совершенно не нужно было знать, что он уже четыре часа без дела сидел в кафе на привокзальной площади, пил совершенно невкусный кофе, но не мог допустить, чтобы она вечером болталась здесь в ожидании автобуса в компании всяких сомнительных личностей, а потом шла по поселку в темноте одна. Не женское это дело, совсем не женское.

Поужинали и разошлись по своим комнатам. Когда через пару часов он выключил компьютер и перешел в спальню, то по квадрату света на земле от окна гостиной, он понял, что Маша еще работает, сидя под лампой и выписывая что-то из учебника. «Упорная» – подумал он. Больше всего на свете ему хотелось, чтобы пробный урок в понедельник прошел хорошо.

11

Маша прекрасно понимала, что Иван Семенович будет проверять не то, насколько она знает язык, а то, способна ли она держать в узде около трех десятков пятиклассников, заставить их слушать себя, а не друг друга, как она будет справляться с каверзными «детскими» вопросами. Но подготовиться к этому было невозможно. Это, как говорится, только «вскрытие покажет».

Директор сказал, что предыдущая учительница уволились месяц назад, английского не было, расписание сдвигали, на это время ставили другие предметы.

– Это я вам к тому говорю, чтобы вы понимали, что они уже привыкли, что урока по языку нет, не ждите, что они будут вам рады, всегда легче ничего не делать.

– Я не жду, я, вообще-то боюсь, – честно призналась Маша.

– Не думаю, что они вас съедят, но немного пожевать могут.

Хорошо, когда у начальства есть чувство юмора!

Войдя в класс, Иван Семенович обратился к притихшим ученикам со следующей речью:

– Дорогие пятиклассники, – сказал он. – Вот перед Вами стоит молодая учительница Мария Владимировна. Она будет преподавать вам английский.

Класс недовольно загудел.

– Я вижу, как вы все рады, и как ты, Стрижов, рад, вижу особенно. Хочу вас всех предупредить: от того, насколько Марина Владимировна справится с поставленной перед ней задачей, будет зависеть, возьму я ее на работу, или нет. А работа эта ей очень нужна. Поэтому, если вы будете бузить и мешать ей, то я буду считать вас подлецами, и вам будет очень трудно убедить меня в обратном. А теперь желаю вам всем приятно провести время. Они ваши, Марина Владимировна. Я сейчас пойду по делам, но буду к вам заходить, вы на меня не обращайте внимания.

После того, как за директором закрылась дверь, в классе воцарилась напряженная тишина. Тридцать пар глаз смотрели на Машу.

– Здравствуйте, ребята, – ее голос немножко дрожал, выдавая волнение. – У нас всего сорок минут, поэтому давайте поступим так. Вы зададите мне три любых вопроса, я на них честно отвечу, а потом мы начнем работать.

– А вопросы по-английски задавать? – шустрый мальчик с четвертой парты, который, видимо, и был Стрижовым, смотрел на Машу испытующе.

– Нет, можно по-русски, – сказала она, подумав, что, видимо, этот парнишка, – признанный лидер, альфа-самец, как принято теперь выражаться.

Класс загудел. Нужно было срочно прекратить это гудение.

– Ну, так как, родились вопросы? Do you have any questions? – повторила она по-английски.

– Вы откуда приехали? – естественно, Стрижов, кто же еще.

– Из Москвы.

– И что вы тут забыли? – это было уже похоже на допрос.

– У меня убили мужа и мне пришлось переехать сюда.

– Круто! А как убили?

– Застрелили. Все. Три вопроса заданы, ответы вы получили. Если кто-то еще что-то хочет спросить, то давайте будем переводить вопросы на английский, и мои ответы тоже. А теперь, мне потребуется некоторая помощь. Я могу попросить тебя взять свой стул и сесть рядом со мной? – обратилась она к Стрижову.

Мальчик был явно удивлен, но встал, притащил стул и сел, оглядывая класс.

– Нам надо научиться задавать вопросы и давать на них ответы. Ну, например, вопрос «Ты кто?», «Who are you?». Давай, ты будешь задавать этот вопрос своим одноклассникам, а они будут тебе отвечать. А я буду записывать, так как я с вами еще не знакома. Но для начала можешь этот вопрос задать мне.

Эта игра Стрижову явно понравилась, глаза заблестели, заулыбался.

– «Who are you?»

– My name is Mariya, Mariya Vladimirovna. I am your teacher. – Маша написала это на доске и посмотрела на Стрижова, взглядом приглашая его продолжать.

Стрижов вжился в роль учителя, и с его помощью Маша довольно быстро познакомилась с учениками, отметила их в журнале и постаралась запомнить в лицо. Кого-то не было, Маша по-английски спросила, где отсутствующие, получила ответ. Ребята записали и этот вопрос. Дальше они подсказывали ей по-русски простые вопросы, она их переводила, записывала на доске, рассказывала, как правильно на такие вопросы отвечать. Пару раз в класс заглядывал Иван Семенович и, убедившись, что все тихо, исчезал. Когда прозвенел звонок, Маша сказала всем «Thank you very much for the really good work!» «Большое всем спасибо за хорошую работу», а Стрижову «And you for your help» « А тебе спасибо за помощь!».

– Не за что, – заулыбался мальчик.

Похоже, что пробный урок она не провалила.

12

В течение декабря Маша провела еще несколько таких уроков в разных классах. Договорились, что после Нового года она выйдет на постоянную работу. Приезжая в город, она с удовольствием бродила по его улицам. Это, конечно, была не Москва с ее шумными улицами, огромными торговыми центрами, театрами и выставками, но город был вполне симпатичный, чистый.

Старый центр с Кремлем и большим количеством церквей, несколько музеев старого купеческого быта привлекали туристов, благо дорога от Москвы занимала всего около двух часов. Было много кафе и магазинов, но при этом не было московской суеты. Казалось, что здесь люди меньше спешили, были более расслабленными. Город стоял на слиянии двух рек – много воды, набережные. Зелени Маша еще не видела – не сезон, но парки были, оставалось подождать каких-нибудь 5—6 месяцев, и все здесь будет зеленым. Был большой, современный, совершенно шикарный стадион, по городу кроме автобусов ходили трамваи, раскрашенные в яркие цвета. Словом, нормальный город, вполне можно жить. Дорога от дома до города занимала у нее тридцать пять – сорок минут автобусом, но автобусы ходили довольно часто. Можно было сказать, что совсем неплохое место для жизни, особенно если работа есть.

Новый год встречали тихо и по-семейному. Пришла Вера Степановна, принесла салат Оливье (куда же без него!), жареных пирожков, Маша испекла торт, приготовила мясо. Алексей принес елку, электрическую гирлянду и набор игрушек. Они с Никой нарядили эту елку в гостиной, там же накрыли стол. Приятно посидели, даже Нике разрешили не ложиться вовремя. Телевизора в гостиной не было, поэтому, чтобы не пропустить полночь, включили на мобильном будильник. Когда он просигналил, выпили за Новый год. Ника уже спала, Вера Степановна тоже довольно быстро ушла, сказав, что хочет посмотреть праздничный концерт. Маша думала, что Алексей тоже пойдет к себе, но он налил себе еще чаю, взял второй кусок торта.

Горела елка, в печи догорали подброшенные дрова. Маша смотрела на них через стеклянную дверцу, на ее лице то вспыхивали, то гасли отражения разноцветных лампочек елочной гирлянды.

– Грустите?

Вопрос Алексей как будто вернул ее из какого-то другого мира.

– Да нет, просто думаю. Странно как-то получается. Год назад в это время мы с приятелями Валеры с балкона петарды запускали, соседи чуть полицию не вызвали. Пили, веселились. Теперь нет никого, ни Валеры, ни приятелей его. После его смерти ни один даже не позвонил.

– Тоскуете по нему?

Она кивнула.

– Да, скучаю. Он был хороший.

Она замолчала, Алексей тоже не знал, что сказать.

– Ничего, все нормально. В Новом году действительно начнется новая жизнь, работать буду. Я даже смогу вам платить за проживание.

– Не надо! Ну, не надо платить!

Он сказал это так горько, выглядел таким расстроенным, что Маша даже растерялась. Алексей встал, взял со стола пачку сигарет и вышел из комнаты, не сказав больше ни слова. Она услышала, как хлопнула входная дверь – вышел на улицу курить.

Что она не так сделала? Почему он опять обиделся?

Маша накинула на плечи дубленку и вышла на улицу вслед за Алексеем. Он стоял на крыльце в одной рубашке и делал одну затяжку за другой, держа сигарету большим и указательным пальцами.

– Алексей, я понимаю, что чем-то вас расстроила, но не понимаю, чем.

– Господи, я люблю вас, а вы все про деньги!

Ну вот, он сказал это, хотя сам не понял, зачем. У них только начали налаживаться отношения, они стали разговаривать друг с другом, а он все испортил. Он стоял к ней спиной, смотрел на луну, частично вышедшую из-за туч, и думал, что нужно повернуться, посмотреть ей в глаза, извиниться, вернуть обратно все сказанное и попытаться жить дальше.

– Повтори еще раз, – он скорее догадался, чем услышал то, что она сказала.

– Что?

– Повтори еще раз! – сказала она уже более громко и уверенно. – Потому, что я тоже тебя люблю.

Была ночь, снег был голубоватым от лунного света, он, пытаясь поделиться своим теплом, держал в объятиях женщину, которая только что сказала, что любит его. Было ужасно холодно, очень страшно. Было прекрасно!

13

После первой же ночи, проведенной вместе, Алексей сделал Маше предложение, хотя романтическим его, пожалуй, назвать было сложно.

– Ты понимаешь, что я очень хочу, чтобы ты стала моей женой, но прошу, чтобы ты хорошенько подумала, прежде чем примешь решение. Надо, чтобы ты понимала, что я никуда отсюда не уеду – здесь мой дом. Захочешь – он будет твоим и Никиным. Но если это тебя не устраивает, то я тоже пойму и не буду обижаться. Поэтому ничего сейчас не говори, просто подумай.

– Хорошо, я подумаю, – ответила она.

Больше к этому разговору они не возвращались. Жили вместе, спали вместе, гуляли вместе, ездили в город на его машине, вообще старались не расставаться. Если он что-то делал, мастерил, она тихо садилась рядом и просто смотрела, ничего не говоря. Он поднимал на нее глаза, они встречались взглядом, и все без слов было понятно. Проходя мимо нее на кухне, обнимал за талию и вдыхал запах ее волос. Минута счастья, и можно опять идти работать!

Весна еще не наступила, но заметно потеплело и посветлело. Снег был влажный, на дороге стояла снежная жижа, которая ночью замерзала, а днем таяла, открывая землю, пропитанную водой. Ходить без сапог было невозможно, да и в сапогах не слишком приятно – скользко, грязно. В году было два месяца, которые Алексей не любил – ноябрь и март. Именно тогда он тосковал по асфальтированным улицам городов: вышел из дома в кожаной обуви и без проблем добрался до работы, в худшем случае с мокрыми ногами, но приличный, а не грязный по колено. Если он не вез Машу на работу, то она выходила в резиновых сапогах, без которых нельзя было пройти по их улице, выходила на главную дорогу поселка, замощенную плитами, по ней доходила до дороги, где была автобусная остановка, и только там переобувалась в нормальную городскую обувь.

У Алексея сжималось сердце, когда он смотрел, как она пробирается между лужами. «Не место такой молодой и красивой женщине в деревне» – думал он. Но Маша не только не роптала, она, казалось, была совершенно довольна такой жизнью. Места, правда, вокруг были красивые – поселок стоял в подкове леса, отделенный от него полем. Тепло одевшись, они выходили погулять, шли по тропинке до леса, а оттуда до озера было рукой подать. Ника с Вулканом бежали впереди, дорога была им хорошо знакома.

Маша с Алексеем шли, взявшись за руки, и разговаривали про все, что видели, и вообще про жизнь. Им еще нужно было так много рассказать друг другу. Он рассказывал ей про учебу, про работу в лаборатории, про маму, с которой был очень близок, про Сашу с Катей, своих единственных друзей. Даже на вопросы о жене отвечал, хотя и довольно односложно. Только про колонию он ей никогда ничего не рассказывал, полностью вычеркнув этот кусок из своей жизни, и она, почувствовав это, никогда его не спрашивала.

Он же теперь хорошо представлял ее прошлую жизнь и внутренне удивлялся, насколько мало романтики было в ее отношениях с мужем. Это можно было назвать дружбой, даже деловым контрактом, где одна сторона отвечает за денежное обеспечение, вторая – за решение бытовых вопросов. Спокойно, удобно и очень скучно. Теперь Алексей понимал, почему он никогда раньше не видел Машу в той компании, которая приезжала с Валерой на шашлыки – это просто были люди из другой его жизни, не пересекающиеся никак с его так называемой семейной. Глядя на нее, он никак не мог взять в толк, как можно было не влюбиться в нее, зачем ее мужу нужны были другие девицы. Маша же к изменам мужа относилась философски, она вообще не считала это изменой, так как они сразу договорились, что каждый имеет право на определенную свободу. Другой вопрос, что она этой свободой так ни разу и не воспользовалась – не было ни желания, ни возможности, так как на руках был маленький ребенок. Поэтому то, что теперь происходило между ней и Алексеем, было ей совершенно внове, и она наслаждалась этим чувством.

Когда он вошел в кухню, то увидел, что она, задумавшись, стоит у окна.

– Послушай, – сказала она, когда услышала его шаги, – а что здесь делает этот никому не нужный забор?

Она пальцем показала на деревянную ограду, разделявшую их участки.

– Хочешь сказать, что он не нужен? – Алексей затаил дыхание в ожидании ответа.

– Думаю, что пришло время его убрать, – Машин голос звучал решительно. – Считай, что эти восемь соток – мое приданое.

– Как скажешь, жена, – он привлек ее к себе, заглянул в глаза. – Уверена?

– Совершенно.