Kitabı oku: «Вопреки и навсегда. Одержимость Желтого Тигра», sayfa 2

Глава 3
Микаэль Шварц
Берлин

– Убийца! – закричала Астрид, завидев меня на кладбище. – Кто его пустил? Лиам!

Лиам Грант, супруг Астрид и отец Миранды, подошел к жене, пытаясь успокоить ее.

– Мы просто пришли попрощаться, Астрид, – произнес Антонио и, примирительно подняв руки, шагнул вперед, пытаясь закрыть меня собой. Учитывая, что он немного ниже ростом, вряд ли бы ему удалось. – Отдадим дань уважения твоей дочери и уйдем.

– Да как ты смеешь! – практически задыхаясь собственным гневом, выпалила она. – Эта мразь не имеет права здесь находиться. Если бы не он… – захлебываясь рыданиями, она прижалась к мужу, – почему он… Миранда… моя доченька…

Лиам, поглаживая жену по волосам, бросил в меня колкий взгляд, который отчетливо говорил: не будь я сыном Герарда Шварца, он бы самолично закопал меня в сырую землю еще несколько дней назад.

– У вас есть пять минут, – процедил отец Миранды, переведя взгляд на Антонио. Тот кивнул и подтолкнул меня вперед.

Когда мы дошли до вырытой могилы, куда уже опустили гроб с телом девушки, которую я боготворил и любил каждой клеточкой тела, я все еще отказывался верить в происходящее.

Антонио наклонился, взял горсть земли и бросил ее на гроб. Затем зачерпнул еще и протянул мне. Я молча уставился на него, едва сумев сосредоточиться на лице брата. Последние дни прошли как в тумане. Я мало соображал, потому что бо´льшую часть времени меня держали под капельницами. Притупив физическую боль, они лишь усугубляли душевную.

– Держи. – Антонио сунул мне в руку землю и кивнул на могилу. – Миранда завершила свой земной цикл и вернулась к Творцу. Ты должен это принять и выказать уважение. Сейчас твой единственный шанс. Сделай все правильно. Отпусти ее с миром.

Я опустил взгляд на землю в своей руке, наблюдая, как крупинки падают вниз, поскольку ладонь дрожала. Закрыв глаза, мысленно воззвал к образу той, кого теперь смогу видеть только во снах.

Миранда, будучи воспитанной католиками и свято следуя законам религии своих родных, неустанно повторяла, что смерть – еще не конец. Она верила, что после кончины наши души ждет суд, определяющий место в незримом мире. И если благие дела перевесят чашу грехов, мы обязательно вознесемся ко Всевышнему. Именно поэтому она твердила, что ей больно за мою душу, всякий раз, когда я совершал что-нибудь гадкое по отношению к другим. Знаю, она втайне молилась за меня. За каждый нанесенный мною удар, за каждое гнилое слово, сорвавшееся с моих уст, за каждую озвученную мною ложь она просила Господа даровать мне прощение и наставить на путь истинный. Миранда несла свет, изо всех сил пытаясь изгнать тьму, не желавшую отпускать меня из своих цепких когтей. И я старался… купаясь в ее сиянии и доброте, я пытался стать тем, кого она желала видеть рядом с собой. Церковь меня все еще не интересовала, как и искупление грехов, но любовь Миранды сдерживала неуемную жажду испортить жизнь окружающим. Сама того не осознавая, она навсегда изменила меня, лишь даровав крупицу своего сердца. Но впитывая нежность и благодать возлюбленной, я не заметил, что моя гниль в ответ проникла в нее. И безвозмездный дар ее души обернулся погибелью. Столь любимый мною свет померк прежде, чем я сумел это осознать. Миранда так свято верила в Бога и все же совершила самый тяжкий грех.

Злость кипела во мне, словно лава в жерле вулкана. Я винил Миранду в слабости. Она не сумела выбрать меня. Не смогла выбрать нас. И я не готов прощать ее. Как не могу простить и себя. Если бы только я заметил раньше… Если бы смог ее спасти…

Вытянув руку с землей над могилой, я медленно разжал пальцы, изо всех сил пытаясь заставить себя отпустить ее с миром.

– Прощай, любовь моя, – прошептал я, ощущая, как по щеке стекает слеза, а разум вновь затягивает туман отчаяния.

– Убийца! – закричала Астрид, вторя давно забытой версии себя на кладбище.

Щеку саднило. Жжение подстегивало адреналин, бушующий в крови и требующий выпустить ярость наружу. Когда она зашла в зал ресторана, застав меня врасплох, я уже понял, что вечер окончательно испорчен. Проклиная себя за непредусмотрительность, сотню раз пожалел о том, что поддался порыву и привел Николетту именно в это место. Любимое заведение Миранды. После ее смерти я частенько захаживал сюда, когда становилось совсем дерьмово на душе. Сам ресторан меня не прельщал, но здесь я будто бы мог соприкоснуться с незримой частичкой былой жизни. Однако последние три года я ни разу сюда не заходил.

– Как посмел сюда заявиться? – продолжала истерить мать Миранды, вновь повторяя то, что однажды уже мне говорила.

Хвала небесам, что эта женщина так и не стала мне родней. Жестокое, но правдивое чувство.

Медленно поднявшись, сжимая кулаки, я взглянул на Астрид и отшатнулся, словно получил еще одну пощечину.

Миранда… На месте Астрид стояла девушка, чьи останки уже почти десятилетие покоились в земле.

Не может быть. Мне снова это видится? Моргнув в попытке избавиться от галлюцинации, я вновь уставился на нее. Миранда только скривила губы в презрительной усмешке, бросая в меня взгляды-кинжалы. В столь не свойственной ей манере. При жизни она никогда так не выглядела. Моя Миранда была ангелом, а не демоном. И потому я знал, что передо мной очередная дьявольская шутка судьбы.

– Убирайся отсюда, – прошипела она голосом своей матери.

– Что здесь происходит? – донесся до меня нежный женский голос, а руки коснулось бархатистое тепло.

Оглянувшись, я увидел Николетту. Она осторожно, будто находясь в клетке с загнанным в угол диким зверем, касалась моего сжатого кулака, встречая обеспокоенным взглядом зеленых глаз. Не уверен, заметила ли она мой страх или же причиной послужило молчание, но ее взгляд тотчас изменился. Сверкнув враждебностью, он обратился к Астрид.

– Кто вы? И что вам нужно?

– Кто я? – маниакально рассмеялась мать Миранды. – Дорогая моя, я – хозяйка данного заведения.

– С каких пор? – процедил я, стиснув зубы. Три года назад владельцем был грузный старик, всю жизнь положивший во имя своего ресторанного бизнеса.

– Уже два года как, – вздернув нос, ответила она. – Не то чтобы тебя это как-то касалось, отродье.

Я стиснул зубы, намереваясь сбить с нее спесь, но Ники заговорила первой.

– Вы со всеми клиентами так разговариваете? – с вызовом спросила она, крепче сжав мою руку, переместив хватку на запястье. – Думаете, вам все позволено?

– Вся его поганая семейка, – выпалила Астрид, глядя на меня, – занесена в наш черный список. О котором всем, – выделила она, метнув взгляд в метрдотеля, заметно съежившегося под гневом хозяйки, – известно. Поэтому да, я вправе разговаривать с этой падалью так, как посчитаю нужным. И у вас есть пять минут, чтобы убраться прочь с моих глаз.

Ники нахмурилась. Высвободившись из ее хватки, я сделал шаг к Астрид, но охрана тут же заблокировала мне путь.

– Три минуты, – произнесла она.

К черту.

Схватив Николетту за руку, я потянул ее к выходу из ресторана. Нужно уходить, пока алый туман ненависти не затмил все вокруг. Задержись мы чуть дольше, точно бы прикончил заносчивую суку.

Когда мы проходили мимо Астрид, она перехватила свободную руку Ники, заставив меня остановиться вместе с ней. Обернувшись, я предупредил:

– Отпусти!

Но мать Миранды сделал вид, что не слышала, сосредоточив все внимание на наследнице Драконов.

– Мой тебе совет, деточка… – начала Астрид.

– Я сказал: отпусти, – повторил, шагнув к ней, и высвободил Ники из ее хватки.

– Беги! – прокричала она нам вслед. – Беги, пока не стало поздно!

И вот мы уже вышли за дверь, навстречу ночной прохладе столицы.

Идиот. Чертов идиот. Какого хрена поперся именно сюда?

Стремясь убраться как можно дальше, я тащил Ники за собой вниз по улице, пока она не уперлась ногами в землю, пытаясь меня остановить. Когда у нее ничего не вышло, в дело вступил крик:

– Майк! Да остановись ты уже. Мне больно! – заорала она, дернув рукой, которую я сжимал тисками.

Проклятье.

Резко затормозив, я отпустил. Николетта отошла от меня, потирая запястье и глядя так, будто перед ней настоящий псих.

Может, так оно и есть.

Прикрыв веки, я вновь увидел перед собой искаженное яростью лицо Астрид.

– Сука! – заорал я, распахнув глаза, и со всей дури пнул стоящую возле закрытого цветочного салона урну. Содержимое разлетелось по асфальту, а Николетта вздрогнула, отступив еще на шаг.

Я ненавидел Астрид, как и Лиама. Даже при жизни дочери они видели во мне не более чем грязь, въевшуюся в их идеальную, белоснежную жизнь. Запрокинув голову, взглянул на ночное небо и мысленно обратился к Миранде, заявив, что ее мать все та же бездушная стерва.

Я достал из кармана пачку сигарет и закурил, затем повернулся к Николетте, которая все это время продолжала наблюдать за мной.

– Кто эта женщина? – тихо поинтересовалась она, продолжая сохранять дистанцию.

– Никто. Отголосок прошлого.

– Почему она назвала тебя убийцей? Что ты сделал?

Затянувшись, я прищурился, раздумывая, насколько откровенно готов ответить. Мне не хотелось рассказывать Ники про Миранду. К чему ей знать? Она и без того осторожничает со мной.

– Она винит меня в смерти своей дочери, – ответил я, не уточняя характер наших отношений с последней.

– И ты действительно причастен? – спросила Николетта, поежившись от очередного порыва ветра, и обхватила себя руками.

Докурив, я затушил сигарету. Затем снял пиджак и направился к Ники. Я заметил, как она едва дернулась, будто желая отступить, но силой воли заставила себя остаться на месте.

Подойдя, я накинул пиджак ей на плечи, а затем притянул к себе. Она уперлась ладонями мне в грудь, не давая полностью обнять. Но и этого достаточно. Я просто не хотел встречаться с ней взглядом, произнося следующие слова:

– Нет. Я ее не убивал, – сказал ровным тоном. И даже не соврал. Я и пальцем не тронул Миранду. Не то чтобы это как-то умаляло мою вину…

Плечи Николетты заметно расслабились, и она, перестав сопротивляться, сама прижалась к моей груди.

– Ты же не врешь? – тихо спросила девчонка, побуждавшая меня совершать глупости.

Мой пульс ускорился. В ее голосе прозвучал оттенок горечи. Жизнь во лжи всегда накладывает отпечаток, не позволяя до конца довериться, особенно кому-то новому. Обрекает на паранойю. И хотя я не мог позволить себе стопроцентную искренность, пополнять ряды откровенных лжецов тоже не планировал.

Когда на нас налетел новый порыв ветра и Ники сильнее вжалась в меня, я услышал отдаленный смех. Он звучал будто из-под воды. Мелодичный, до боли знакомый.

Я зажмурился.

Только не снова.

Следом за смехом поток воздуха донес до меня слова, пропитанные желчью, но произнесенные некогда родным голосом: «Отдай ее мне».

– Нет, – выдавил я, одновременно отвечая на вопрос Николетты и просьбу мерещившегося мне фантома Миранды. Сильнее стиснув в объятиях девчонку, я вдохнул ее аромат, стараясь прогнать удушливое чужеродное присутствие непрошеного гостя в сознании.

Когда ветер стих, растворив в последнем порыве злобный смех, я отстранился от Николетты и рефлекторно прижал руку к груди, нащупывая под рубашкой кулон, который практически никогда не снимал. Однажды доктор Миллер сказал, что в моменты, когда разум от меня ускользает, я должен держаться за якорь. Человека или предмет, способный напомнить, кто я. И таким предметом стал старый кулон с двумя перекрещенными знаками бесконечности. Долгое время я носил его скорее по привычке. И вот, кажется, он снова понадобился…

– Майк?

Николетта взяла меня за руку, вырывая из мыслей.

– Да? – спросил я, растерянно глядя в зеленые глаза оттенка мха под лучами утреннего солнца, в которых плескалось беспокойство.

– Я спросила: есть тут какая-нибудь закусочная неподалеку? Я бы все же перекусила.

Оглядевшись и прикинув, куда мы можем зайти, я ответил:

– Тут недалеко кафе. Там вкусная пицца. Ну, раньше была.

– Отлично, – кивнула Ники. – Веди. Не понимаю, зачем ты вообще потащил нас в этот помпезный ресторан.

Я усмехнулся и, приобняв ее за плечи, направился дальше по улице.

– Разве не очевидно? Хотел впечатлить. Показать, что по желанию вполне могу вписаться в твой мир.

Николетта удивленно взглянула на меня.

– Мой мир?

– Брось, – фыркнул я. – Дорогие рестораны, роскошь, один твой особняк чего стоит. Ты же привыкла к этому уровню.

Николетта рассмеялась. Искренне. Звонко. Так, словно никогда ничего смешнее не слышала. Я одновременно наслаждался каждой ноткой и хмурился.

– Что смешного?

– Любитель роскоши у нас Дэни.

Я сильнее сжал ее плечо и стиснул зубы при упоминании надоедливого Дракона.

– Что? – спросила Николетта, заметив мое напряжение.

– Твой поклонник и так надоедает мне каждый день своим присутствием в отеле. Можем не говорить о нем хотя бы сейчас?

– Друг.

– Что? – спросил я, опустив на нее взгляд. Сложив руки на груди, девчонка смотрела на меня так, будто я ее оскорбил. – Что опять не так?

– Дэни – мой лучший друг. Не больше.

– Конечно. А я королева Великобритании, – усмехнулся я.

– Ты невыносим, – заявила Николетта, а следом добавила: – Думай что хочешь. Но что касается роскошных заведений… – Она вновь обратила взгляд ко мне и улыбнулась. Мягкой, нежной улыбкой. Такой притягательной, что мне ужасно хотелось наклониться и поцеловать наследницу Драконов. Но, прежде чем я успел провернуть это, она продолжила: – Просто оставайся собой.

Оставайся собой… Ты даже не представляешь, о чем просишь. Если откроюсь и выпущу своих демонов наружу, они вцепятся в тебя своими мерзкими когтями и больше не отпустят.

Погрузившись каждый в свои мысли, остаток пути до кафе мы прошли в тишине.

Оказавшись в заведении, заняли столик возле стены с неоновой вывеской в виде молнии.

– Здесь… мило, – пробормотала Ники, оглядывая пространство, а затем открыла меню и принялась изучать блюда.

Когда к нам подошла официантка в синей униформе с белым фартуком, мы озвучили свой заказ. А затем… затем вновь погрузились в тишину. Я продолжал прокручивать в голове эпизод с Астрид, подстегивая закипавшую внутри ненависть, а Николетта… кто, черт возьми, разберет, что творилось в голове этой девчонки?

Затянувшуюся паузу нарушила сменившаяся в кафе песня, доносившаяся из развешанных по углам динамиков.

– Так-то лучше, – заметил я и пропел пару строк куплета, вторя чистому вокалу исполнительницы.

Ники тоже вынырнула из своих мыслей, взглянула на меня и, прислушиваясь к тексту, спросила:

– Кто это?

– Восходящая немецкая звездочка с очень… ядовитым именем, – ухмыльнулся я. – Белладонна ⁴. Не слышала о ней?

Николетта пожала плечами.

– Я мало знакома с немецкими исполнителями.

– Ты многое потеряла. Я редко выделяю кого-то. Но Белладонна… – Перед глазами мелькнул образ дерзкой, миловидной немки. – Уверен, скоро она прогремит на весь мир. Люди обожают эпатаж с нотками безумия, а в ней… – И тут меня прервал писк телефона.

Но не моего…

Ники округлила глаза и схватилась за сумочку. Она удивленно достала мобильный и на выдохе произнесла:

– Ожил… Надо же.

Я прищурился. В голове зазвенели тревожные колокольчики, породив десяток вопросов. Но самый важный так и норовил сорваться с языка: что за игру затеяла наследница Драконов?

Ники продолжала невинно хлопать ресницами, пока я тянулся к своему мобильному, чтобы разблокировать.

Журнал вызовов подтверждал: она звонила Тедди. Однако разговор длился несколько секунд. Гораздо меньше, чем отсутствовала Ники.

Продолжая с подозрением смотреть на экран, я зашел в галерею и заметки, пытаясь прикинуть, что ей могло понадобиться. Если мое чутье не ошибается, а оно, мать его, кричит о том, что здесь что-то нечисто…

Я сглотнул.

– Что тебе понадобилось в моем телефоне? – напрямую спросил я.

Николетта даже не дрогнула. Только свела брови вместе, приоткрыла соблазнительные губы, сформировав почти идеальную букву «о».

– Я же говорила: мне нужно было позвонить. Телефон не включался.

Николетта хорошая актриса или же я параноик?

Плевать. Вздохнув, я встал, достал бумажник и направился к бару, на ходу бросив:

– Забыл заказать напиток.

Мне нужно было остыть. Остыть и перестать загоняться. Сегодняшний вечер, очевидно, собирался меня добить. Но как только я озвучил заказ бармену, мысли вновь вернулись к странному инциденту с телефоном. Мне не хотелось выискивать подтекст в действиях Ники, но чертова подозрительность продолжала отбивать ритм в голове, призывая соблюдать осторожность. Желание находиться рядом с Николеттой, касаться ее, приручить… напрочь затмило любые другие порывы. Отчего мне и в голову не приходило ставить под сомнение ее искренность. Очевидно, зря.

– Ваш заказ, – сказал бармен, протягивая стакан с прохладительным напитком. Сначала я порывался взять виски, повинуясь привычному инстинкту: заглушить тревогу алкоголем, но в последний момент передумал, боясь окончательно потерять связь с реальностью. Хватало и долбаных галлюцинаций.

Однако все мои мысли касаемо странного поведения Николетты и встречи с Астрид тотчас улетучились, когда я вернулся к нашему столику и заметил, что наследница Драконов крутит в руках маленькую стеклянную баночку, которую я прихватил с собой из отеля и оставил в кармане пиджака. Накинутого ей на плечи.

На мгновение пелена ярости затмила разум и затуманила зрение. С резким хлопком я опустил стакан на стол, едва не расплескав содержимое, и выхватил у нее из рук пузырек с таблетками.

– Тебя, на хрен, не учили не трогать чужое? – взревел я, чем вызвал неодобрительные взгляды малочисленных посетителей кафе.

Николетта вздрогнула, испуганно округлив глаза.

Я сел на место, опустив руку с зажатым в ладони пузырьком под стол.

Во взгляде Ники читалась смесь удивления и раздражения.

– Извини, – выдавила она. – Я… привычно полезла в карман и не сразу вспомнила, что пиджак принадлежит тебе. Наткнулась на пузырек… Прости, но… – Она вновь взглянула на меня. – Зачем они тебе?

Я не торопился отвечать, неистово сжимая стекло. Да, я хотел сблизиться с девчонкой, но не собирался пускать ее в свою голову. В свою чертову душу. Вернее, в ее самые темные и потаенные уголки.

Не дождавшись моего ответа, Ники задала еще один вопрос:

– Галлюцинации?

Я недоуменно моргнул.

– Что?

– Мне знаком этот препарат. Обычно его назначают, когда пациент видит то, что не должен.

Раздражение вновь явило свой отвратительный лик. Какого дьявола она лезет в то, что ее не касалось?

– Не думаешь, что это бестактный вопрос?

Николетта хмыкнула.

– Будто ты у нас сама тактичность.

Закрыв глаза, я глубоко вздохнул и тихо произнес:

– Ладно. Ты права. Временами я теряю связь с реальностью. – Признание обрушилось молотом, словно я сознался в тяжком преступлении, о котором не жалел, однако воспоминания о нем приносили страдания.

Ники поежилась, сильнее укутавшись в пиджак, хотя в помещении стояла жара.

– Что ты видишь? – столь же тихо задала она вопрос, ступая на еще более личную территорию. Пытаясь стереть границы.

– Откуда у тебя фобия? – спросил я в ответ, желая узнать о ней нечто столь же сокровенное. Когда Николетта вопросительно приподняла бровь, я добавил: – Тайна в обмен на тайну.

Она уже хотела что-то ответить, но официант принес пиццу. Никто из нас к ней не притронулся, мы продолжали буравить друг друга взглядами. Ни один не собирался уступать. Сейчас мы как нельзя лучше демонстрировали противостояние тех, кто стоял за нами. Холодные смертоносные клыки и когти против жара огнедышащей пасти.

Наконец, вздохнув, Николетта произнесла:

– Ты знаешь, что они вызывают привыкание? Без терапии от них мало толку.

– Вновь захотелось изобразить психолога? – Еще одна… Подобно Эмили желала покопаться у меня в мозгах. – Оставь проповеди себе, – сказал я резче, чем стоило.

Когда в кафе зашли новые посетители – юная парочка, которая едва не сгибалась пополам от смеха, – я вспомнил злорадный хохот фантома Миранды. И, недолго думая, раскрыл флакон, вытащил таблетку, закинул в рот и запил напитком. Все это начинало выходить из-под контроля. А мне следовало держать разум в узде.

Николетта грустно наблюдала за моими действиями, затем встала, скинула с плеч пиджак, вернула его мне и достала из клатча мобильный.

– Знаешь, – обратилась она ко мне, – думаю, сегодняшний вечер уже ничем не спасти. Вызову нам машину.

Я не стал спорить.

* * *

Всю дорогу до отеля мы ехали в полнейшей тишине. В той же звенящей тишине, которая сопровождала нас, пока мы прошли в лобби и двинулись к лифтам. Когда двери одного из них разъехались, а Николетта зашла внутрь, я бросил на нее последний взгляд и молча ринулся к лестнице, не желая более видеть девчонку Драконов сегодня. Она доводила меня до исступления. В одно мгновение я желал ее так необузданно, что эта страсть затмевала разум, мешая ясно мыслить. В другое – мне уже хотелось бежать как можно дальше, когда она пыталась заглянуть глубже мне в душу, прочесть невысказанное, явить миру те чувства, что я давно похоронил, заключив их останки под замок. Однако оттолкнуть ее свыше моих сил. Слишком велики нужда и уверенность, что в ней заключен ключ к прощению себя.

Залетев в номер, я отбросил пиджак на кровать, и тут раздался телефонный звонок.

Гребаный Антонио. Что ему потребовалось?

– Слушаю, – ответил я.

Абсолютно ледяным тоном брат произнес:

– Мне только что звонил Лиам.

Попытавшись прикинуться дурачком, я спросил:

– Какой Лиам? Хемсворт? ⁵ – Смешок вышел фальшивым, да и брат шутку не оценил.

– Не прикидывайся, – выдохнул Антонио. – Какого дьявола тебя опять понесло в тот ресторан? Мало других заведений в Берлине? У Астрид истерика. Она собственноручно готова вышвырнуть тебя из города. Еще на похоронах Миранды я пообещал Лиаму, что ты больше не попадешься им на глаза. Какого, мать его, хрена ты забыл в их ресторане?

Вторя тону братца, я вспылил:

– Я понятия не имел, что он теперь принадлежит долбаной Астрид! Кто бы мне об этом сказал!

Даже не находясь в одном с ним помещении, я чувствовал, что Антонио разозлился не на шутку. Его голос буквально дребезжал от гнева, напоминая оголенный провод. Тронешь – и тебе конец.

– Микаэль, ты издеваешься?! Я сообщил тебе об этом в тот день, когда они подписали сделку. Потому что помню, что твоя жалкая задница никак не может забыть дорогу к этому чертову ресторану. Временами мне хотелось сравнять его с землей, лишь бы ты перестал продолжать опустошать себя никому не нужными воспоминаниями.

Я не знал, что ответить. В голове царила звенящая тишина. Не помнил ни разговора, ни предупреждения Антонио.

– Черт. – Я выдохнул. – Я не… Я забыл об этом, Антонио. Серьезно. Не собирался их провоцировать. Просто пошел в знакомое мне место. Сработал рефлекс.

– С кем ты там был?

– Какая разница?

– Астрид вопила, что ты пытаешься загубить очередную невинную душу, – все еще раздраженно пояснил брат. – Кого ты туда привел?

– Эмили, – ответил я, сделав мысленную пометку: не забыть предупредить Эм, что я использовал ее в качестве прикрытия.

– Эмили… – задумчиво произнес Антонио. – Странно. Астрид говорила так, будто не знала твою спутницу.

– Она ненормальная, – процедил я сквозь зубы.

Антонио вздохнул и продолжил уже более спокойным тоном:

– Ладно. Я все уладил, но держись от них подальше. Иначе это плохо закончится. Для всех. Кстати, послезавтра ты мне понадобишься. Есть дело. Как раз выпустишь пар, дашь волю своей ярости.

С этими словами он оборвал звонок, а я продолжал сжимать мобильный так крепко, что на миг мне показалось: еще чуть-чуть – и корпус треснет. Часть меня жаждала выпустить эмоции и прогнать напряжение, другая же часть морщилась, представляя, что вновь придется выполнять приказы Антонио.

Наконец разжав телефон, я прошел к креслу и устало сел, бросив мобильный на деревянный журнальный столик. Сжав пальцами переносицу, прокрутил в голове сегодняшний день, окончательно убедившись, что сам облажался. Хотел показать себя другим, а в итоге выставил дураком и психом. На инстинкте я вновь потянулся к кулону.

Якорь… Чертов якорь.

И тут я вспомнил, что когда-то нашел для себя иной способ, удерживающий меня в реальности, привязывающий к текущему моменту.

Я дошел до спортивной сумки с вещами, которые прихватил из Лондона. Пошарив на дне, нашел искомый предмет. Небольшой складной нож, выполненный из стали, с плавной линией рукояти. Некогда мой лучший друг, с которым я не расставался. Только в последнее время все чаще оставлял его в вещах, а не пихал в карман при каждом выходе из дома.

Потерял хватку или же разум?

Вернувшись с ножом к столику, я опустился на пол и резким движением выкинул лезвие. Сделал глубокий вдох. Положил ладонь на столик и развел пальцы. Нарочито медленным движением коснулся краем лезвия поверхности стола возле большого пальца. Затем поднял его и опустил между большим и указательным. Повторил действие за каждым, затем вернулся обратно. С очередным заходом я увеличивал скорость, внимательно наблюдая за движениями лезвия, чувствуя ритм, ощущая первые всплески адреналина в крови. Достигнув предела адекватной скорости, я закрыл глаза и сосредоточился исключительно на стуке кончика лезвия. Каждое успешное движение – сохраненный кусочек здравомыслия. Пока острие стали скользило между пальцами, я не мог думать ни о чем другом. Не допускал ни единой лишней мысли, сохраняя ясность ума. Игра с ножом удерживала фокус на текущем моменте, привязывая меня к реальности. Тот же пресловутый якорь, о котором твердили в психотерапии. Однако не эфемерный, а реальный. Способный молниеносно напомнить, чего может стоить одна-единственная ошибка. Внутреннее напряжение заметно стихло, уступив место азарту. Мне даже удалось улыбнуться, когда очередной заход прошел успешно. Но в следующий раз, занеся лезвие над рукой, я упустил нить концентрации. И услышал смех… Все тот же смех, что иногда преследовал меня в кошмарах, а теперь и в реальности. Когда лезвие прорезало плоть, я зашипел. Скорее от неожиданности, нежели от боли. И отдернул руку, резко распахнув глаза.

Сбоку безымянного пальца виднелся небольшой порез с выступившей каплей алой крови. Наклонив руку, я наблюдал за тем, как вязкая жидкость медленно стекала по пальцу вниз. И, задержавшись на мгновение на кончике, упала на поверхность столика. Возле лезвия, самый край которого окрасился в тот же багряный цвет.

Сглотнув, я осознал, что мой самый надежный способ провалился. Сколько бы ни отшучивался от Эмили и Альберта… Границы реальности размывались. Я больше не мог этого отрицать.

* * *

– Все готовы? – Тедди, как обычно, наводил панику на ровном месте.

До нашего выступления оставалось около двадцати минут. И все, кроме этого несчастного, сохраняли спокойствие.

Утром, не желая напортачить во время выступления, я решил последовать предписанию Майлза и принял полную дозу таблеток. После чего отправился к Альберту и оставшиеся полдня провел у него, забивая голову чем угодно, кроме мыслей о вчерашнем вечере.

И вот два часа назад мы приехали на место проведения съемок первого тура.

– Не нервничаешь? – спросила Николетта, подойдя ко мне.

За весь день мы перекинулись лишь парой слов. Очевидно, оба не желали лезть друг к другу из-за недомолвок, оставшихся после обмена чередой слишком личных вопросов.

Я мотнул головой, окидывая девчонку взглядом. Выглядела она сегодня так, что я готов был пасть перед ней ниц прямо здесь и сейчас. Николетта подобрала наряд под стать стилю песни: высокие сапоги, кожаная юбка до середины бедра с цепями на поясе, короткая черная кофта с прозрачными рукавами и глубоким вырезом, демонстрирующим ложбинку груди и предоставляя прекрасный вид на выделяющиеся ключицы, которые меня в очередной раз заворожили. Ее волосы уложены мягкими волнами, глаза выделены темными тенями, в ушах кафф с цепочкой, а на шее чокер и амулет в виде темно-фиолетового кристалла. Эти маленькие детали в украшениях придавали ей вид соблазнительной ведьмочки, чары которой действовали на меня безотказно. И если бы нам не требовалось выходить на сцену, я бы уже увел ее в ближайшую подсобку…

– …и только нервирует, – закончила она фразу, начало которой я пропустил из-за того, что пялился на Ники как последний неудачник, которому не хватало секса. Черт.

– Что? – спросил я.

Николетта указала на Теодора.

– Говорю, что он, похоже, только всех нервирует своей тревогой. Тедди, – обратилась она уже к нему, слегка повысив голос: – Просто сядь и успокойся.

Я не видел, последовал ли он ее совету, поскольку не мог отвести взгляда от наследницы Драконов. Прочистив горло, произнес:

– Послушай, насчет вчерашнего…

– Майк, давай оставим все разговоры на потом.

Кажется, она и сама волновалась.

Я поправил повязанную на поясе рубашку, схватил со стула куртку и накинул ее на себя поверх майки. Затем обратился ко всем присутствующим:

– У нас все получится. Главное – не забывайте о командной работе, – на последних словах я взглянул на Эмили и Теодора, которые больше всех спорили на репетициях. – Я не сомневаюсь, что мы легко справимся с этим этапом.

Все одобрительно закивали, кто-то воскликнул: «Да, мы справимся!» А оглянувшись на Ники, я заметил ее мягкую улыбку. Улыбнувшись в ответ, я развернулся, подошел к ней и протянул руку. Она молча приняла ее и позволила увести себя в коридор, ведущий к выходу на сцену. Остальные последовали за нами, хотя держались на некотором расстоянии.

Воспользовавшись моментом, я наклонился и прошептал:

– Все будет хорошо. Не волнуйся.

В благодарность Николетта сжала мою ладонь, а затем мы услышали, как ведущий объявляет наш выход.

Сцена никогда не внушала мне страха. Наоборот, я чувствовал себя в своей стихии, независимо от количества зрителей. Зал, где проходила съемка, оказался небольшим. Сюда пустили несколько десятков человек, но основная аудитория, разумеется, следила за эфиром в Сети.

Когда ребята начали играть проигрыш, я поймал взгляд Ники и подмигнул ей. А спустя мгновение она уже вступила со своей партией:

– Есть в тебе нечто притягательное. Я просто хочу узнать тебя, узнать твое имя, – пропела она мелодичным голосом, не сводя с меня глаз. Мы договорились максимально удерживать концентрацию друг на друге, создавать видимость химии для зрителей. Но даже не существуй этой договоренности… Я бы все равно не смог сосредоточиться ни на чем другом. Сейчас для меня существовала только Николетта и песня, связывающая нас невидимыми нитями искусства. – Я околдована тобой и не жалею об этом ⁶.

Детка, как же ты ошибаешься. Это я угодил в твои магические силки…

– Не пытайся спрятаться за этими ангельскими глазками, – вытянул я свои строчки. Мы внесли изменения не только в аранжировку, но и в распределение партий. Так казалось правильнее. И чертовски нам подходило. – Если впустишь меня, на этот раз я не стану сдерживаться ⁷. – Пульс зашкаливал, когда я перешел на скрим, но отнюдь не от напряжения связок. Я буквально проживал те слова, что пел. Вторя своим же строчкам, поклялся, что на этот раз не упущу то, что заставляло меня оживать и чувствовать мириады давно позабытых эмоций.