Kitabı oku: «Браслет с шармами», sayfa 3

– Ты уверена? – спрашивает Генри.

– Да, – она выдерживает взгляд отца, надув губы.

– Хорошо. – Его пальцы вздрагивают, словно ему тоже не терпится прочитать письмо.

– Ладно, – Рэй встает со стула и идет к задней двери. – Начинайте есть, а я пока схожу за ним, – предлагает он, прежде чем уйти в дом.

Папа с дочерью смотрят на праздничный торт, и Лейла отрицательно качает головой. Интересно, это из-за нервов? Она начинает накручивать кончики сиреневых и красных прядок на пальцы снова и снова, и Джейк понимает, что угадал.

Через минуту Рэй возвращается, сжимая в руках белый прямоугольник конверта. На его лицевой стороне что-то написано от руки, но Джейк слишком далеко, чтобы разглядеть. Рэй достает письмо и протягивает Лейле, а сам встает сзади, нависая над ее левым плечом. Генри поднимается со стула и присоединяется к тестю.

Лейла разворачивает бумагу. Ее глаза двигаются слева направо, она читает медленно, беззвучно проговаривая слова. Лицо искажается, по щеке стекает одинокая слеза.

– Не готова пока приехать домой?! – кричит она, бросая письмо на стриженый газон, и топчет его дорогими кроссовками. – У нее было достаточно времени! Она самая большая эгоистка в мире! Все! Не хочу иметь с ней ничего общего!

Развернувшись, она убегает в дом, прежде чем Генри и Рэй успевают среагировать. Но Джейк уже сползает по крыше, проскальзывает через окно спальни, едва замечая, что содрал кожу на спине, и летит вниз по лестнице. Он хочет убедиться, что она в порядке, совсем забыв про синяк под глазом и другие травмы.

Хоть иногда он ей и завидует, но Лейла помогла ему, и ему хочется верить, что они друзья. Отбрасывая занавеску от окна, он видит, как Лейла кидается к двери отцовского фургона, всхлипывая и пытаясь нащупать ручку. Генри следует за ней.

В этот момент тяжелая рука сжимает плечо Джейка.

– Вот ты где, сын, – говорит Терри.

ЛЕЙЛА
Ноябрь 2004

Шарм с ракушкой и шарм с книжкой

Я сижу хмурая, пока учитель выводит на доске синим маркером знаменитые цитаты из «Леди Макбет», и рассеянно играю с новым шармом, который получила сегодня утром. За завтраком папа, торжественно кивнув, придвинул ко мне конверт через стол.

На секунду я подумала, что это от него. Но когда разрезала конверт ножом для масла, то увидела, что в нем лежит серебряная витая раковина, розовая внутри, крошечная и очень милая. И еще напечатанная записка. Счастливого возвращения домой. На языке так и крутился вопрос, как мама узнала, что мы вернулись в Борнмут, и почему она просто не приедет в гости, но тут папа резко встал и вышел из комнаты.

Закрывая входную дверь, он крикнул через плечо, что мы увидимся за ужином и чтобы я хорошо вела себя в школе, а мы с дедушкой остались пялиться друг на друга над моими хлопьями и его тостом с джемом. Мы сидели в неловком молчании, пока я не встала и не выкинула остатки хлопьев с молоком в мусорное ведро. С тех пор как мы переехали, я видела дедушку всего несколько раз, да и пока мама жила с нами, я знала его не так уж хорошо.

Я натянула свой зеленый школьный блейзер на полосатую блузку и сказала, что мне пора идти; наверно, это было грубо – но чего они от меня ждали? Я этого не просила. Это не мой выбор. Я не хотела, чтобы меня переселяли, увозили от всего, что мне знакомо. Снова. Все еще не могу поверить, что папа заставил меня переехать обратно. Хотя не его вина, что Рэй болеет. Правильным было вернуться, чтобы за ним ухаживать, но неужели нам и правда обязательно было переезжать к нему? Каждый раз, когда мне на глаза попадаются входная дверь нашего старого дома с облупившейся красной краской, отвалившиеся кусочки черепицы или заросший сорняками сад, я вздрагиваю. Но все равно не могу не смотреть. Это как корка на ране, которую нельзя отрывать, но ты все равно это делаешь, хоть и знаешь, что останется шрам.

Интересно, живет ли там Джейк до сих пор? Я не видела его с тех времен, что мы провели вместе; кажется, словно это было вечность назад.

Еще мне интересно, будет ли в школе Элоиза или еще кто-нибудь из моих знакомых. Несмотря на наши обещания остаться лучшими друзьями, мы с Элоизой не общались с тех пор, как я уехала. Но все равно я вспоминала ее все эти годы, гадала, как она поживает.

А теперь я сижу в новых черных балетках, сжимая и разжимая пальцы на ногах. Пятки, стертые в мясо после дороги в школу, жжет. Я не обращаю внимания на учителя, который монотонно вещает о ключевых темах пьес Шекспира. Вместо этого я сосредоточиваюсь на музыке в моем левом ухе – под длинными волосами спрятан наушник. “This Love” Maroon 5⁴ стоит у меня на повторе с тех пор, как вышла в начале лета, и она все еще мне не надоела. Мы проходили «Леди Макбет» в моей старой школе в прошлом семестре, поэтому я знаю ее вдоль и поперек и мне не нужно слушать все это заново. К тому же рисовать ведьмочек мне кажется куда интереснее, чем вникать в эту трагическую историю об алчности и безумии.

– Мисс Джонс, я вас утомил? – сарказм мистера Стрикленда отскакивает от стен.

Его тон меня раздражает. Вскидывая подбородок, я поднимаю бровь, осторожно убирая провод наушников подальше.

– Не знаю. А самого себя вы еще не утомили?

В классе раздается хихиканье, и все ерзают на местах, желая посмотреть, как разворачивается драма.

Ноздри учителя раздуваются от гнева, он выпрямляет спину; волосы с проседью падают на лоб старомодной волной в стиле 50-х.

– Не стоит так грубить. Будьте внимательны и участвуйте в уроке, иначе рискуете остаться сегодня после уроков и объяснять директору, почему вам кажется, что вы слишком хороши для достойного образования, и почему считаете, что имеете право прерывать урок и мешать всем своим одноклассникам.

– Я с радостью объясню директору, что вам нельзя задерживать меня сегодня, потому что по правилам вы обязаны заранее уведомить родителя, что его ребенок останется после уроков, – категорично отвечаю я: после того, что случилось в последние четырнадцать месяцев, я хорошо узнала школьные правила и регламенты и мысленно чувствую свой ожог на пояснице. – К тому же не думаю, что директору будет интересен мой проступок в первый же день, вам не кажется?

Он шумно втягивает воздух, его шея багровеет, а лицо заливает румянец.

– Как раз из-за того, что сегодня ваш первый день здесь, вам нужно как следует постараться…

Маленький темноволосый мальчик позади меня, на которого я взглянула лишь мельком, когда с опозданием ворвалась в класс в начале урока, прокашливается.

Лицо учителя напрягается.

– Вы хотите что-то добавить, мистер Хардинг?

– Не, я просто подумал, может, мы уже продолжим? Леди М довольно горячая для цыпочки-убийцы, и мне интересно, есть ли там сцены секса.

– Ради всего святого. – Мистер Стрикленд качает головой, а класс взрывается смехом. – Знаете, для человека, которого оставили на второй год за неуспеваемость, хоть вы и старше всех в своем классе, вы слишком любите поговорить, не так ли? – Учитель марширует между рядами лакированных столов.

– Да, тупица, – кричит пухлый светловолосый мальчик, который сидит, привалившись к стене, – почему бы тебе не потусить со своими ровесниками?

– Молодец, Дэйви, – хихикает рядом с ним его друг.

Мне стыдно, что парень получает за то, что вступился за меня, поэтому я поворачиваюсь и смотрю на него через плечо.

И чуть не давлюсь от удивления. Это Джейк! Он стал старше, но это определенно он. Я вглядываюсь в его лицо глазами художника. Шрам спускается вниз по губе. Разноцветные глаза – левый карий, а правый зеленый – и густые темные брови. Слишком угловатые скулы и челюсть говорят о том, что питается он едва ли лучше, чем раньше. Черные волосы растрепаны и отросли чуть длиннее, чем следует.

Он бросает на меня быстрый узнающий взгляд, после чего вытягивает шею и смотрит на мистера Стрикленда, который теперь нависает над ним.

– На самом деле, сэр, – говорит он с равнодушным лицом, – ваши уроки меня так вдохновляют, что я готов еще раз облажаться просто для того, чтобы снова пойти в десятый класс и приятно проводить с вами время.

Я прикрываю ладонью усмешку. Прежняя тихая уверенность Джейка стала более дерзкой, и я уже представляю, как классно нам будет учиться вместе.

Переключив внимание на учителя, я наблюдаю за бурей эмоций, которые проносятся на его лице. Злость, презрение, смирение. Это война, которую он либо не может выиграть, либо даже не пытается вести.

– Ладно, довольно шуток, – рявкает он, – давайте вернемся к работе. А вы ведите себя нормально, – хмурится он, кивая на Джейка. – Это последнее предупреждение от меня. Еще один проступок, и вас снова отстранят. Или еще хуже. – Он кивает в мою сторону. – И вы ведите себя нормально тоже.

Внутри все вскипает от его покровительственного тона.

Мистер Стрикленд хлопает в ладоши и шагает обратно к доске, указывая на нее пальцем.

– Так, кто хочет прокомментировать поведение леди Макбет? Как она подстрекает своего мужа убить шотландского короля Дункана?

– Подстрекает? – бурчу я под нос, вытаскивая наушник и засовывая его в карман блейзера. – Что случилось со свободой воли?

– Кто-нибудь расскажет, как она манипулирует им? Как заставляет стать убийцей? В противном случае он бы этого не сделал. Во всей этой истории он не виноват, вы так не думаете? Давайте же! У кого-то должно быть мнение. Акт первый, сцена седьмая: что она говорит?

Мои пальцы сгибаются и сжимаются в кулаки. Мне нужно контролировать себя.

– Что вы все притихли? Посмотрите, – он поворачивается спиной к классу, тыкает пальцем в цитаты, которые выписал, – что это говорит нам о леди Макбет? О женских особях и их способности лгать и вводить в заблуждение?

Манипулировать? Лгать и вводить в заблуждение? Женские особи? Как будто только женщины могут так себя вести. Я стискиваю зубы. Он чистой воды женоненавистник. Хотя его описание отчасти подходит моей безответственной маме. В конце концов, разве она не солгала и не ввела нас в заблуждение, говоря, что любит, прежде чем сбежать?

Я сглатываю ярость, которая разгорается в груди. Клянусь, если мистер Стрикленд скажет еще одну сексистскую фразу…

– Она алчная и сильная личность, – продолжает он, подчеркивая красным маркером цитату, стоя спиной к классу, – и она готова соблазнять и уговаривать, пока не получит именно то, что хочет. В конце концов, такие женщины, как она, занимались этим с начала времен, правда? Как насчет Евы в саду Эдема? Благодаря ей Адама навсегда изгнали из рая, и есть мнение, что человечество расплачивается за этот грех до сих пор…

На этом месте я хватаю тяжелую книжку со стола и швыряю через весь кабинет ему в голову. И промазываю: она ударяется о доску у его левого плеча и падает на пол с глухим стуком.

– Что за… – Оборачиваясь, он видит книжку на полу и пристально смотрит на класс. Поднимает ее и держит в воздухе. Стоит гробовая тишина. Все переглядываются с плохим предчувствием. – Кто бросил это? Кто? Я мог сильно пораниться.

Я сглатываю и тут же жалею, что вышла из себя. Казалось, я должна была уже поумнеть, особенно после того, что случилось в моей прошлой школе. Папа будет в ужасе. Я даже трех уроков не продержалась. Черт. Глубоко вдохнув, я открываю рот и начинаю подниматься, упершись руками в стол перед собой. Но прежде чем я успеваю встать, голос позади меня произносит:

– Это я.

– Что? – Глаза мистера Стрикленда сужаются, взгляд уставился за мое правое плечо.

Щелкнув зубами, я захлопываю рот. Что, черт возьми, делает Джейк?

Учитель показывает на книжку, которую держит.

– «Пандора» Джилли Купер? Не слишком девчачья для вас? – Его рот искажает ухмылка. – Не представляю вас с подобным чтивом.

– К сожалению, я пока не дотягиваюсь до верхней полки в киоске. В отличие от вас, сэр, – нахально отвечает Джейк.

– Я не… – выпаливает мистер Стрикленд, поднимая брови. Тут уже все не выдерживают, и я тоже не могу сдержать хихиканье, хоть и знаю, что так не может продолжаться.

Я снова поворачиваюсь, смотрю на Джейка и уже открываю рот, чтобы положить этому конец и признать свою вину, но он еле заметно качает головой и говорит, глядя учителю в глаза:

– Меня выбесила вся эта болтовня, что лилась из вас ручьем. Я подумал, вам стоит заткнуться. Если ради этого пришлось испортить книгу – что ж, я переживу.

– Джейк Хардинг, это последняя капля! – орет мистер Стрикленд. – Убирайся из моего класса сейчас же! Иди найди директора и расскажи, что ты только что сделал. Ты думаешь, ты такой умный? Что ж, посмотрим, куда тебя это приведет.

– Хорошо, – пожимает плечами Джейк, поднимая свою грязную сумку с коврового покрытия, и неторопливо подходит к учителю. Его черные брюки сантиметра на три короче, чем надо, а рукав пиджака не достает до запястья. – Это я возьму с собой. Может, мне захочется почитать, пока буду ждать. – Вырвав мою книгу из рук изумленного преподавателя, он распахивает настежь дверь, а потом захлопывает ее за собой.

* * *

Как только заканчивается четвертый урок – скучной физики, которую я и не надеялась понять, – я бегу в кабинет директора; сумка стучит по бедру, пока я спрашиваю у всех, куда идти. Я дважды теряюсь, пока не натыкаюсь на приемную с четырьмя закрытыми синими дверями и ковром под их цвет. В ряд стоят три голубых стула: Джейк сидит на одном из них, прислонив голову к стене и таращась в потолок.

– Скажи, что ты еще не был у директора, – выпаливаю я.

Он чуть наклоняет голову вперед, и его глаза странного цвета сверкают, пока он рассматривает меня. Когда его взгляд останавливается на кончиках моих светлых волос на десять сантиметров ниже плеч, я смущенно трогаю их.

– Такие же светлые, почти серебряные, – задумчиво произносит он.

– Значит, ты меня помнишь?

– Конечно помню, – на лице играет его необычная улыбка. Когда он замечает, что я смотрю на его губы, то поднимает руку и потирает шрам, словно он болит.

– Извини, – бормочу я, – я не хотела быть невежливой. – Вздох. Я делаю шаг к нему. – Так ты уже был у директора? Мне нужно поговорить с ним, или с ней, без разницы. Мне нужно объяснить, что это я бросила книжку.

– Это неважно. Не думай об этом. Дело не только в книжке, но и в том, что я сказал. Они привыкли к моим выходкам.

Судя по выражению лица, его это не сильно беспокоит.

– Но если бы я ее не бросила, – настаиваю я, – ты бы не стал такое говорить, чтобы прикрыть меня.

– Стал бы. Он меня бесил. Он это заслужил.

– Все равно не тебе брать за это вину, Джейк. – Я изучаю его нарочито равнодушный вид и расслабленную позу, вспоминаю, как он разговаривал с мистером Стриклендом, и наклоняю голову. – А ты стал немного заносчивым, да?

– Как скажешь. А что, – ухмыляется он, – тебе нравятся заносчивые?

– Не сказала бы, – фыркаю я.

– Жаль. – Он изучает меня, закусив губу.

– Что с тобой случилось? – спрашиваю я.

– Ничего. А с тобой что случилось?

Это перевод стрелок, мы оба это знаем, и его грубоватый ответ заставляет меня покраснеть. Я устраиваюсь на стуле на другом конце ряда, и теперь между нами стоит один пустой.

– Не нужно меня прикрывать, Джейк. Я ценю то, что ты сделал, но я могу сама о себе позаботиться.

Максимум, что мне грозит, – меня оставят пару раз после уроков или, может, отстранят.

– Я уже был у директора, и она меня исключает. Это была моя последняя выходка. Слишком поздно.

Я подпрыгиваю со своего места.

– Что? – мои глаза наполняются слезами. – Почему ты ничего не сказал? Я должна пойти увидеться с ней. Это неправильно.

Встав, он преграждает мне путь, отделяя меня от двери с табличкой: Директор миссис Грэйс Ирвинг.

– Нет.

Хоть он на пару сантиметров ниже меня и худощавый, но довольно сильный.

– Ты должен меня пустить, – упорствую я. – Это несправедливо.

– Нет, – он сдвигается влево, когда я стараюсь его обойти. – Послушай! Меня тут уже ничего не спасет. Это все равно случилось бы рано или поздно. Я не умею не попадать в неприятности. И если бы ты не бросила книжку, я бы тогда что-нибудь другое сделал. Может, что похуже. – Он качает головой, взъерошенные черные волосы торчат во все стороны. – Мистер Стрикленд – сексист и придурок. Но для тебя это чистый лист. Забудь, что случилось сегодня. Начни заново. Здесь нормально, в этой школе. Большинство учителей хорошие.

– Но…

– В чем смысл признавать вину и влезать в неприятности, если меня все равно исключат за что-нибудь еще завтра?

Я собираюсь снова начать спорить, но он мягко отталкивает меня и смотрит умоляюще.

– Пожалуйста, Джонс.

– Зачем ты это делаешь? – я понимаю, что есть другие причины, и удивляюсь тому, что он называет меня по фамилии. Мы всегда обращались друг к другу только по имени.

– Это неважно, – он качает головой и выглядит встревоженным. – Просто не вмешивайся.

Умолкнув, я прикусываю губу. Сейчас он больше похож на мальчика, которого я знала, и выражение лица у него такое же, как в те моменты, когда ему пора было возвращаться домой. Мне все еще кажется неправильным позволить ему взять на себя вину, но я в полной растерянности и сделала все, что было в моих силах, поэтому, глубоко вдохнув и заткнув чувство вины куда подальше, я киваю:

– Хорошо. Спасибо тебе.

Я переступаю с ноги на ногу.

– Но у тебя все будет в порядке? Твой отец тебя не убьет?

На лицо возвращается скучающее выражение. Он ослабляет узел школьного галстука и стягивает его через голову, разлохмачивая волосы еще сильнее.

– Все будет в порядке. Иди.

– Иду, но… зачем брать на себя мою вину?

Он делает паузу, потом говорит тихо:

– Я знал тебя до того, как мы познакомились, и мне понравилось то, что я увидел. Я знал, что ты хороший человек.

– Эмм, какой-то ты загадочный. О чем ты говоришь? Мы познакомились на улице у дома в тот день, когда ты переехал, а потом провели следующие пять дней вместе.

Покопавшись в кармане, он разворачивает леденец «Поло» и кусает с характерным хрустом. Меня окутывает запах мяты.

– Однажды я тебе расскажу, когда будет подходящий момент, – говорит он, пожав плечами, а потом прокашливается. Он касается пальцем застежки-сердечка на моем браслете. – Ты до сих пор его носишь.

– Конечно. Он важен для меня. Мама так и не вернулась, но, по крайней мере, я знаю, что она иногда меня вспоминает.

Его густые брови придают ему напряженный вид, который заставляет меня нервничать.

– Джонс, мне нужно…

В этот момент его отец влетает в приемную: нецензурные слова наполняют воздух вместе с запахом перегара, и все, что хотел сказать Джейк, растворяется как дым.

* * *

Когда звенит последний звонок, я буквально убегаю из класса, сгребаю свои вещи из шкафчика и иду короткой дорогой прочь от школы. Для первого дня хватит, и мне все еще не по себе от сцены, которую я застала у кабинета директора, когда появился отец Джейка. Он действительно ужасный человек. Единственным хорошим событием за день была встреча с Элоизой: мы крепко обнялись, а потом она познакомила меня с несколькими хорошими девчонками, своими подругами.

По дороге домой я останавливаюсь полюбоваться видом, который привлек мое внимание. Достаю скетчбук и угольный карандаш. Между двумя домами – проулочек: деревья и кусты обрамляют его, создавая арку из листвы. Листья и ветви грациозно сплетаются посредине, а солнечные лучи струятся сквозь них, создавая пятнистый рисунок из теней на грязной дорожке. На полчаса я погружаюсь в рисование, опершись на бетонный столб. И только когда освещение меняется, я понимаю, что меня снова куда-то унесло и я потеряла счет времени. Блин. Запихнув вещи в сумку, я бегу всю оставшуюся дорогу до дома.

– Извини, – выдыхаю я, вваливаясь в прихожую. Сбрасываю обувь, передвигаясь по темному коридору, оклеенному узорчатыми обоями. На полу лежит толстый потертый ковер с уродливым красно-желтым орнаментом с завитушками.

Папа выходит из гостиной с мрачным лицом.

– Ты опоздала. Где ты была? Я ушел с работы пораньше, чтобы прийти вовремя.

Внутренне сжавшись, я стараюсь говорить ровным голосом:

– Извини. Отвлеклась на кое-что по дороге домой и остановилась, чтобы порисовать.

– Ты в порядке?

– Я в порядке.

Его лицо светлеет; он делает шаг вперед, кладет свою большую ладонь мне на плечо и легонько сжимает.

– Лейла, мы договаривались. Нельзя вот так пропадать. Люди за тебя волнуются.

Выскальзывая из-под его руки, я иду в гостиную.

– Я же сказала тебе, я просто рисовала.

Положив сумку на стул, я расстегиваю ее и достаю школьные учебники. Мне надоел этот разговор, и я не хочу еще одной ссоры.

Вздыхая, он идет за мной, садится на стул напротив; на темно-синей футболке видны пятна, потому что он лежал на полу в чьем-то доме, пока ремонтировал сантехнику.

– Тебе нужно носить часы, которые я купил.

– Так я чувствую себя в ловушке, – категорично отвечаю я. – Я не хочу считать минуты и все время смотреть на часы.

– Тебе нужно быть ответственной…

– Я ответственная. – Выдергивая руки из пиджака, я швыряю его в угол. – Папа, прекрати! Господи, почему ты не можешь дать мне хоть немного личного пространства? Что, по-твоему, может случиться? Мне четырнадцать – не четыре.