Мать Вадима ударилась в слезы:
– Оставишь мать одну? Это в мои-то годы?
– Я буду навещать.
– Навестишь могилку, уж наплачешься. Когда сердце матери не вынесет горя, которое ты причинил. Наплачешься! Да поздно будет!
Она уронила голову на руки и долго что-то еще говорила сквозь всхлипывания.
Мать Ники застыла с поварешкой в руках:
– Слыхал! – крикнула она на всю квартиру, призывая отца.
Тот притопал на кухню без промедления, уловив в голосе жены панические нотки.
– Увозит в город, – плаксиво кивнула на Вадима мать Ники, – завтра собрались.
– Ну ты чего хоть? – с недоумением посмотрел на Вадима отец Ники, – здесь выросли, здесь и помирать. А в городе чего?
Мать Вадима, увязавшаяся за Вадимом с Никой, снова уронила голову на руки и неудержимо разрыдалась.
– Я останусь, – сказала я Вадиму, когда мы вышли прогуляться и дать родителям немного поостыть, – пока. Надо дождаться подходящего момента.
– Подходящий момент никогда не наступит. Они утянут нас в свой быт, в свой образ жизни. Надо валить, пока не стало поздно.
– Не так уж тут и плохо.
– Так уж, ты сама знаешь. Просто родителей стало жалко.
– А тебе мать – нет?
– Привыкнет.
Я вздохнула. Мы дошли до леса и повернули обратно.
– Уже к вечеру они свыкнутся, увидишь, – сказал Вадим.
Навстречу нам шла молодежь. Они окружили нас с Вадимом и затеяли хоровод.
– Куда это молодожены направляются?
– Пойдем с нами, посидим в сквере, у нас гитара и пиво.
– Будет весело! Попоем. Денис захватил семечки и конфеты.
Мы с трудом вырвались из их круга и помахали рукой на прощанье.
– Придурки, – сказал Вадим.
– Нормальные ребята, веселые. – возразила я.
Мы вернулись с прогулки спустя два часа. Мои родители с мамой Вадима пили на кухне.
– Садитесь, налью, – предложил отец.
– Расскажете, что делать в городе собираетесь, – добавила мама.
Мы уселись за стол, Вадим пить отказался, я позволила отцу налить мне немного наливки, показала большим и указательным пальцем «немножечко». Мама налила нам борща и пододвинула сметану и тарелку с салом, хлебом и луком.
Она подперла рукой щеку и запела «Кровинушка моя». Мать Вадима уронила голову на руки и принялась подвывать сквозь всхлипывания.
Я поймала Вениамина и усадила к себе на колени. Он пару раз попытался спрыгнуть, но я удерживала, пока Вениамин не успокоился, развалившись на моих коленях и прижавшись боком к животу.
Вениамин ушел гулять и не вернулся вечером. Утром следующего дня Вадим с Никой должны были сесть на автобус до города, но вместо этого с отцом Ники пошли искать кота.
Они дошли почти до леса, выкрикивая «кис-кис».
Ника от волнения решила забыть про свой обет молчания и орала: «Вениамин!», пока не село горло. Отец Ники усмехнулся.
– Заговорила? – удовлетворенно отметил он.
На снегу были видны следы людей, птиц, волков, но нигде не было видно следов кошачьих лапок. Они шли, внимательно оглядываясь и зовя кота.
– Вот тут, – показал рукой отец Ники, когда они подходили к лесу, – тут землю купил. Думал, дом отстроить. С банькой. В квартире будет тесновато, когда детки пойдут.
– Детки?
– Ну да, вы детей заводить не собирались, что ли?
– Да нам еще рано, – ответил Вадим, – может, лет через пять. Когда в городе обживемся.
– В городе, – с досадой выплюнул отец Ники, – и где вы там будете их растить? В арендованной квартире, что ли?
Они искали Вениамина до сумерек, три раза обошли поселок, расспрашивая прохожих, и вечером вернулись домой ни с чем. Ника надеялась, что кот за время их отсутствия уже вернулся домой, и когда убедилась, что дома его нет, уселась на подоконник и расплакалась.
Мать Ники захлопотала на кухне и поставила томиться голубцы, любимое кушанье Ники. Затем зашла в комнату, мягко приобняла Нику и привела ее, заплаканную, на кухню ужинать.
Вадим погладил Нику по волосам, а отец откупорил бутылку домашней наливки.