Kitabı oku: «Возвращение домой», sayfa 3

Глава 6

В эту ночь ей снились голоса, все они были частью ее расстроенной больной головы, все они что-то повторяли в растерянности и тревоге. Было в этом что-то хорошо ей знакомое, но она отказывалась это слышать: голос старшей дочери обвинял ее: «Мама, почему ты так со мной поступила? Что я тебе сделала?»… Она проснулась с волнением в сердце и решила еще раз сегодня спросить у сына, когда же приедет Мариам. Потом, прежде чем она успела обрадоваться принятому решению, что-то смешалось в ее голове, и она забыла о старшей дочери.

Когда открыла глаза снова, увидела синюю тучу на утреннем небе сквозь тонкие полупрозрачные занавески. Представила, как поднимается робкое солнце, выпирая то в одном, то в другом месте серого слоя и на ощупь пытается выбраться наружу, выплеснуть ослепительный свет на влажные крыши домов и серый асфальт. Интересно, получится ли у него? День будет пасмурным или солнечным?

– Доброе утро, мама! Как ты спала?

Не понимая, кто это склонился над ее кроватью, Фатьма-ханум осторожно ответила:

– Спасибо, хорошо.

По блуждающему взгляду он понял: мать находится где-то далеко и опять его не узнает.

– Все хорошо, мама. Это я, Рауф… – мужчина поцеловал больную в щеку, она слегка отстранилась.

– Нет, ты не мой сын… Рауф в школу ходит, такой сорванец! Не слушается меня, когда отца нет дома. Говорит, я – никто. Отец – главный, он деньги зарабатывает… – видно было, что эти воспоминания доставляют ей радость, веселят, хотя сам Рауф об этом вспоминать стыдился.

Он хорошо помнил то время, когда отец стал заниматься бизнесом и у них вдруг появилось все то, о чем они раньше могли только мечтать. Инженер получал немного, потому жили они скромно. В начале девяностых Вагиф уехал в Россию, и стал понемногу заниматься то одним, то другим делом. Как потом стало ясно, помимо работы в ресторане (он был администратором, закупщиком и впоследствии совладельцем), отец занимался продажей спиртного, отправлял фуры с безакцизной алкогольной продукцией на родину и в разные уголки России, то есть ходил по лезвию бритвы. Нелегальная торговля приносила огромную прибыль, и все они тогда ошалели от количества появившихся в семье денег.

Фатьма, боясь потерять успешного мужа – охотниц найдется немало! – собрала двоих детей и быстро переехала к Вагифу. Тогда-то шестилетний сын осознал, что может получать десятки «Киндеров» и «Сникерсов» ежедневно. Друзья отца (конечно, же земляки, которыми окружил себя осторожный мужчина) вечерами приходили в их дом с щедрыми дарами и украдкой могли положить в ладошки детям по пятидесяти – а то и по стодолларовой купюре. Это не могло не радовать сына и дочку. Медленно, но они все-таки пришли к благополучию, о котором мечтала маленькая Фатя. Она уже потеряла надежду на триумфальное возвращение в родное село на большой и дорогой машине – и вдруг, вот оно счастье!

Мальчик понимал, что может купить любую игрушку и принести в детский сад много угощений, шокируя этим не только детей, но и преподавателей, с другом сводивших концы с концами в непростые девяностые. Это свалившееся на них благополучие было испытанием для каждого. Рауф, почувствовав свое превосходство над сверстниками и восхищаясь идущим в гору отцом, мог в ответ на замечание наговорить матери в отсутствии отца грубостей. Он, десятилетний мальчишка, грозился, что уйдет из дома, пойдет к отцу или дяде, а ее слушаться не будет. Мать на удивление не сердилась: она умилялась и радовалась тому, что в доме растет настоящий мужчина.

Рауф предпочел бы забыть о своих детских выходках, особенно сейчас, когда сам воспитывал двух сыновей…

– А Мариам всегда была такая умная! – продолжала Фатьма-ханум. Два года разница с братом, а такая умная, будто не моя дочка… Учится-учится… нечего ей не надо, кроме книг… и в кого пошла?

– Дай мне попить, сынок, и позови моих детей…

Рауф не знал, как вести себя в таких случаях и обычно звал на помощь жену. Сейчас она очень помогала его матери, и он в глубине души был ей благодарен, но вслух никогда бы об этом ей не заикнулся, потому что… а как же иначе? Он – единственный сын, и мать должна жить с ним, а его жена – о ней заботиться. Мужья сестер принимали ее здоровую погостить и пожить на сколько дней, но теперь сестры принадлежали к другим семьям. Никакому мужчине не понравится больная шестидесятилетняя женщина, особенно если у нее ноги не ходят и в голове непорядок. Теперь он в ответе за мать – это обычный порядок вещей, сложившийся в глубокой древности, и он этому не противился. Так жили их родители; так, наверное, будут жить их дети. Вот здесь Рауф позволял себе некоторые сомнения, потому как уж слишком многое изменилось, даже в его традиционном городе, за последние десятилетия. Жизнь стала другой. Его дети росли гораздо свободнее, чем он и его сестры. Они уже не так зависели от семьи и семейных традиций. Не боялись общественного мнения, позволяли себе спорить со старшими. Девушки водили машины, носили джинсы и откровенные платья, курили, сидели в кафе с подругами, строили карьеру и собственные планы на будущее. Авторитет мужчины в семье был уже не таким незыблемым, как это было раньше, в его детстве. И Рауфа это пугало. Он гордился тем, что в его семье всегда придерживались традиций, и он, как мог, противился этому новому, пугающему его влиянию извне, стремясь сохранить привычный порядок вещей. Хотя именно он, этот традиционный взгляд на жизнь, когда-то не позволил ему быть по-настоящему счастливым…

Мать затихла, и сын был этому рад. Можно выскользнуть из комнаты на кухню, где его ждал традиционный плотный завтрак, приготовленный заботливой женой. По звукам, доносившимся из детской, он понял, что Сева торопила мальчишек в школу и проверяла портфели. Потом она зайдет к матери и разберется там во всем по-женски. Его ждет офис и привычный рабочий день. Вечером – интересный футбольный матч. Сейчас у них с женой все наладилось. Мамина болезнь их сблизила снова. Ночью жена засыпала у него на плече и больше не смотрела с укоризной. Рауф не хотел думать о прошлом, портить себе хорошее настроение воспоминаниями и с аппетитом принялся за еду.

В этот момент солнце вырвалось из серого плена, ослепительный поток яркого утреннего света рухнул на город, пробрался в комнату Фатимы-ханум и осветил ее кровать. В то же самое время вспыхнула ярким светом прежде неприветливая гладь Каспийского моря.

Глава 7

Сказать, что город ветров поразил семнадцатилетнюю Фатю – значит не сказать ничего. Новая жизнь, многообразная, разноликая, шумная и бурлящая, так отличалась от того, к чему привыкла девушка. Фуникулер и парк имени Кирова, Девичья башня и чудесный Приморский бульвар, начинавшийся с гостиницы «Апшерон» и заканчивающийся Азнефтью, пугающее своей глубиной метро и плавно плывущие по городу троллейбусы – первая прогулка с братом восхитила и испугала девушку одновременно. «Я никогда не смогу здесь разобраться сама!» – думала Фатя. Но ей все же пришлось это сделать, потому что старший брат заканчивал медицинский институт и не мог повсюду сопровождать сестру. Первые два-три дня он провожал ее в институт и обратно, объяснял, как пользоваться метрополитеном, наказывал не вступать в разговоры на улице и быть внимательной, переходя дорогу, а в транспорте садиться рядом только с женщинами и избегать пустынных переулков. Все это Фатя знала и сама: больше всего на свете она боялась незнакомых мужчин и зла, которое они могут ей причинить. «Чистота – это лучшее приданое девушки», – это она усвоила с ранних лет.

Избавившись от потрясений первых дней, она решила, что прежде всего ей хочется называться «бакинкой» и напрочь забыть о неказистом домике родителей. Потом нужно избавиться от ошибок в русском языке. Большая часть коренных бакинцев была русскоязычной, и эта традиция имела глубокие корни.

С началом нефтяного бума еще во второй половине XIX века со всех сторон Российской империи и из-за рубежа стали стекаться в город на Каспийском море люди самых разных конфессий и профессий в поисках работы и счастливого будущего. Конечно же, именно русский язык являлся основным языком общения в многонациональном городе. Поэтому Ахмед и Фирангиз стремились дать детям образование на русском языке и надеялись, что дети со временем переберутся в столицу республики. Сейчас Фатя понимала, как важны были уроки Евгении Петровны, которой вся ее семья была так благодарна.

Город, горячий и страстный, но вместе с тем целомудренный, поразил ее огромным количеством красивых и хорошо одетых людей. Но многослойный пирог из разных ингредиентов был все же приготовлен на азербайджанском масле и в азербайджанской печи. Из окон и проезжающих машин доносилась народная музыка, знаменитые мугамы, песни Зейнаб Ханларовой и Флоры Керимовой. Люди помоложе, конечно предпочитали современную российскую и зарубежную эстраду. Однако, познакомившись получше со своими однокурсницами, Фатя поняла, как многого она не знает и не понимает в этой жизни. Городские девчонки, хотя и держались традиций, все же старались быть более современными и образованными. Они много читали, ходили в кино, а некоторые даже в театр, прекрасно говорили по-русски, кто-то даже изучал английский язык. Они умели общаться с противоположным полом и даже имели пару-тройку вполне невинных историй в своем арсенале. В ее детстве, где все было окрашено в черно-белый цвет и полутонов не предполагалась, девушки были более ограничены и замкнуты. И ей, маленькой Фате, пришлось быстро взрослеть. Она мечтала о модной прическе («болгарка» или «итальянка» – так называли ее новые подружки) – отстричь ненавистную косу! Иметь бы новую модную одежду, по которой никто не смог бы понять, откуда она родом!

Городские ребята противопоставляли себя «районским», называли безвкусно одетых девушек «чушечками» и жестоко высмеивали их поведение, речь, внешний вид, шутки. Поэтому всеми силами своей души Фатьма хотела избавиться от ошибок, раствориться, ассимилировать, стать своей. Жакеты с подплечниками, яркие кожаные ремни, брюки-«бананы», сапоги на высоком каблуке и кожаный плащ – это то, с чем она засыпала и просыпалась каждое утро. Вот только такая одежда стоила больших денег, а того, что присылали родители, едва хватало на самое необходимое. Большую часть они отдавали Евгении Петровне на ведение хозяйства – оставляли себе на проезд и тетради… Страх враждебного взгляда и грубого ответа мешал ей поначалу общаться с однокурсницами и новыми людьми, появляющимися в ее жизни, но она была способная, эта Фатя, очень способная, и скоро преодолела все страхи и сомнения.

Институт, куда с благословления Евгении Петровны поступила девушка, считался девичьим: молодые ребята были там невиданной редкостью, поэтому-то папа и одобрил этот выбор. Между тем институт, названный в честь М.Ф.Ахундова, просветителя и основоположника азербайджанской драматургии, имел интересную историю. В 1946 году в соответствии с распоряжением Совнаркома СССР был создан Азербайджанский государственный двухгодичный учительский институт. В 1952 году он был преобразован в четырехгодичный педагогический институт по подготовке учителей русского языка и литературы, впоследствии институт был переведен на пятилетний срок обучения. Выпускники работали учителями русского языка в средних школах, где обучение велось на азербайджанском и русском языках. После окончания обычно распределялись в районы, но те, кто успел выскочить замуж или обзавестись детьми, от таких испытаний были освобождены. Именно так в свое время – по распределению – Евгения Петровна оказалась в районе.

Группа, разнообразная и сразу разделившаяся на несколько компаний, не сразу приняла «районскую» Фатю. Подумав и оглядевшись, девушка все же выбрала тех, с кем хотела бы дружить. Несколько самых интересных городских девушек поначалу просто не обращали на нее внимание и не спешили допускать в свой круг. О чем им говорить? Что их могло связывать? Но Фатя была настойчива. Поначалу просто шла следом по старым улочкам, переходящим в лестницы, разглядывала нависающие над головой массивные балконы, старинные здания, памятники и гирлянды белья, вывешенного хозяйками на просушку. На плоских крышах Бакинской крепости, громоздящихся друг на друге, белые простыни напоминали паруса. Оттуда видно было море и казалось, что старые дома – это корабли, плывущие по морю. Потом Фатя попросила почитать книгу, о которой говорили девушки. Прочла романы Ремарка и Ефремова – многое не поняла, но умолчала, попросила следующую книгу, но не потому что увлеклась чтением, просто хотела быть своей. Слушала ту же музыку, ходила на те же фильмы, подражала им во всем, так и не став на самом деле своей.

Особенно привлекательной, умной и смелой казалась, Наргиз, Нара, девушка из хорошей и состоятельной семьи. Ее, пожалуй, единственную, часто забирал после работы отец, занимавший серьезную должность, или его шофер. Нара выбрала институт сама, осознанно, сумела преодолеть сопротивление родителей, предлагавших несколько более престижных вариантов: институт народного хозяйства, университет или медицинский институт, но девушка была непреклонна. Она любила литературу, пробовала писать и не представляла себя ни врачом, ни юристом и уж тем более ни заведующей магазином. Родители, надо признать, оказались не только состоятельными и образованными, но и современными людьми: они не стали мешать дочери. Нара обладала той свободой, о которой Фатя могла лишь мечтать: она сама выбирала себе фасоны платьев, ездила к алверчи (спекулянтке) и на примерку к лучшей в городе портнихе, обслуживалась у лучшего косметолога (Фатя могла лишь догадываться, какие это приятные должно быть, процедуры) и еженедельно приглашала подружек домой. Фатя услышала, что ей нравится какой-то парень, сын друзей семьи, и они уже несколько раз встречались в тайне от родителей и гуляли по Торговой и Приморскому бульвару.

Красивой Нару назвать быть сложно: длинные густые кудрявые волосы, собранные в высокий конский хвост, широкие ноздри и смуглая кожа делали ее похожей на африканскую девушку (и музыка ей нравилась такая – та что исполняла Шаде, певица с похожей внешностью). Но стильная и смелая одежда, естественность и какая-то странная внутренняя свобода помогли Наргиз стать одной из самых заметных и привлекательных девушек на факультете. Она не делала ничего предосудительного, и вместе с тем была смела и свободна. Вот здесь можно было бы остановиться и спросить Фатю: чем именно ей была интересна Нара? Но бедная Фатьма таких вопросов себе не задавала, просто мечтала о том, чтобы и ее когда-нибудь пригласили на девичник, на пятничные девичьи посиделки к Наре домой. Прилагая все возможные усилия, Фатя пока так и не смогла заполучить это заветное приглашение. Она просила книги, занимала Наре лучшие места в аудитории, угощала фруктами, которые ей присылали из дома, рассказывала о сестрах, удачно вышедших замуж и живущих в Москве – все было тщетно.

Однажды в кинотеатре «Вэтэн», расположенном в центре города, девчонки смотрели нашумевший фильм «Чучело», снятый Роланом Быковым. Фатя не могла понять, почему бы не сходить на красивый французский фильм – про индийский она умалчивала, понимала, что девочки их не одобряли. Но Арзу, признанный киновед в их группе, советовала посмотреть именно этот и даже пошла за компанию в кинотеатр еще раз. После фильма все вышли потрясенные – жестокостью школьников и смелостью Лены Бессольцевой. Все, кроме Фати. Она шла рядом и думала о Ленином дедушке: «Каким же надо быть дураком, чтобы просто так отдать целую коллекцию картин городу?!? Подарить, а не продать!» О своем мнении она скромно умолчала, слушала и запоминала то, что говорили девчонки, для того, чтобы потом рассказать Азеру и Евгении Петровне и выдать за свое.

На Торговой улице они купили вафельные стаканчики сливочного мороженого и посидели немного в скверике, где памятник 26 Бакинским комиссарам, а потом, спохватившись, заспешили домой. Жители столицы, обрадовавшись вечерней прохладе и опускающимся на город сумеркам, высыпали на улицу. Молодые мамы и бабушки оживленно переговаривались, сидя на скамейках, и приглядывали за шумными детьми. Кто-то возвращался после работы домой или спешил в театр Русской Драмы. Вечерняя жизнь, неведомая и опасная для молодых девушек, началась. Они были одни, без мужского сопровождения, и наступающее время, таинственное и небезопасное, их пугало. Станция метро располагалась неподалеку, и девочки направились туда, но на эскалаторе их осталось только двое: Фатя и Нара. Остальные разбежались по автобусным и троллейбусным остановкам. Такого шанса девушка упустить не могла.

Нара как-то сразу замолчала и потеряла интерес к собеседнице, лениво отвечая на вопросы о завтрашних лекциях. Поезд на их глазах исчез в темном тоннеле, показал свой светящийся хвост, и девушки присели на освободившуюся скамью. Фатя любила этот запах, свежесть и прохладу метрополитена, то, что можно разглядывать пассажиров, придумывая им какую-то жизнь. Но сейчас ее занимала только Наргиз.

– Нарочка, дашь мне почитать книгу, о которой вы говорили сегодня? – Фатя решила поговорить на любимую девушкой тему.

– Какую?… – удивленно вскинув брови спросила Нара.

– Ту… про какого-то мастера…

– А! – рассмеялась Наргиз. – «Мастер и Маргарита?»… Я конечно, тебе дам, но вряд ли ты там что-то поймешь. Мои родители говорят, что это особая литература, неразвлекательная.

– Я хочу прочитать… – неуверенно пробормотала девушка, уже жалея, что завела об этом разговор. Ну уж если родители Наргиз так считают, то стоит ли мучиться и чувствовать себя полной дуррой?

– Ты же читала «Три товарища?» И как тебе?

– Интересно… Жаль, что Пат умерла.

– А у Булгакова все не так просто… я сама три раза начинала, и не могу себя заставить дочитать. Мама говорит, что такие книги читают несколько раз, и в разном возрасте воспринимаются по-новому… Мне мешает эта библейская история… пока не пойму, как она может связаться с московским сюжетом…

Фатьма представляла, что ее могут спросить о прочитанном… А если она что-то не поймет? Она станет смешной в их глазах? И зачем она только завела этот разговор, если книга оказалась такой трудной и непонятной?!?

Нара выпрыгнула через пару остановок, напоследок бросив невзначай фразу, о которой бедная Фатя мечтала несколько месяцев подряд:

– Приходи завтра вместе с девчонками к нам после лекций – заберешь книгу. Ну, все, пока! – она даже не заметила, какой счастливой сделала этим Фатю…

Та неслась домой, не чувствуя земли под ногами. Боясь наступающей темноты, она сошла на станции Нариманова и побежала в сторону дома. У метро ждал ее брат. Он стоял уже больше часа, и, по его подсчетам, фильм давно должен был кончиться. Беспокоясь за сестру, он не позволял себе думать о плохом и едва не упустил ее, бежавшую мимо. Какая она все же глупенькая, эта Фатя! Ошалела от большого города. Не надо было отпускать ее в кино, ведь если случится что – виноват будет он, отец спросит с него. Азер не хотел неприятностей: ему осталось совсем немного, через пару месяцев он получит диплом, а потом… новая интересная самостоятельная жизнь!

Сестренка перешла на родной язык и делилась впечатлениями от сегодняшнего вечера. Потом, за накрытым к ужину столом, она повторяла чужие слова, восхищаясь фильмом, и главное – просилась завтра в гости к лучшей девушке факультета. Очень просилась.

Глава 8

Фатя думала, что в груди у нее зияет пустота и какое-то знакомое саднящее чувство – совсем такое, которое она испытывала когда она с высоты своего тутовника видела, как соседские мальчишки и девчонки собирались в летний лагерь, в другую часть республики, где зеленые леса, высокие горы и шумные реки. Совсем такое, когда друзья уезжали по пыльной дороге к морю, которое она видела так редко. Но ничто: ни детский лагерь, ни море, ни чужие красивые игрушки – не могли сравниться с тем, что она чувствовала, сидя за красиво накрытым столом вместе с другими однокурсницами в гостях у Наргиз. Она все-таки добилась своего, эта Фатя!

Она смеялась и хвалила угощения, приготовленные мамой и сестрой ее новой подружки, но в душе у нее была только одна мысль: я никогда не стану такой! У меня никогда не будет таких доверительных отношений с современными родителями, такой квартиры, большой и богато обставленной, такого сияющего паркета и деревянной мебели! У меня никогда этого не будут!.. Они были совсем другими – свободными и уверенными в завтрашнем дне! Она чувствовала запах денег во всем: в том, как они говорили, что ели, какие планы строили на ближайшие выходные, с какой легкостью бросали одежду в своей комнате и переодевались во что-то другое. «Разве можно это носить дома?» – думала бережливая Фатя.

Мама Наргиз выглядела, женщиной, которая ни в чем себе не отказывает. Долго спит по утрам, потягиваясь, выходит к позднему завтраку, тщательно выбирает наряд, укладывает волосы, наносит легкий макияж и не спеша спускается к машине, которая везет ее на работу в музыкальную школу. Там она директорствовала, царственно восседала на троне – так виделось Фате. Белокожая и голубоглазая, она, казалось, не замечала палящего солнца, дефицита в стране, продуктов, что отпускались только по талонам, и оставалась красивой настоящей женщиной при любых обстоятельствах. При этом легкой, общительной (если хорошо выспится – предупреждала Нара) и с удовольствием поддерживающей разговор с молодежью за столом. Девочки, давно приходящие в дом, похоже, не стеснялись и рассказывали о студенческой жизни весело и открыто. Нарина сестра была очень похожа на маму: видимо, кучерявые волосы и смуглую кожу вторая дочка унаследовала от отца. Зема была уже засватана, ей позволялось ходить с женихом в кино, есть мороженое в кафе и гулять в центре города. Нарина мама называла его «сынок» и без церемоний принимала дома, даже если он приходил без родителей. Фатя даже не хотела знать, как он выглядит: знала и без слов, что высок, красив и богат. Разве какой-то другой парень мог быть рядом с красавицей Земой? И жизнь у них будет легкой и замечательной – роскошная свадьба, красивый дом и прекрасные дети. И Зема будет также выходить на кухню в воздушном пеньюаре, как и ее мама; никуда не торопиться и никогда не считать, сколько денег осталось до зарплаты.

Никто не упрекнул бы эту семью в том, что они не поддерживают традиции, и между тем, будучи из одного теста, они были другими! Варились в том же масле, выпекались в той же печи – и были другими!

Когда пришел папа, улыбающийся, кучерявый, смуглый усач, дочери побежали встречать его с поцелуями и тапочками. Девочки спешили заварить свежий чай, а мама особенно не суетилась, будто ждала, что он сам подойдет и приложится к пухлой белоснежной руке, украшенной изящными, но дорогими кольцами. Отец вполголоса что-то сказал о ящиках с болгарским лечо и зеленым горошком – мама ответила, что лучше занести вечером, чтобы избежать любопытных глаз соседей. Папа согласился и отпустил шофера, что-то сказав ему на ухо. Фатьма вжалась в стул, не зная как вести себя дальше. Ее отец с гостями-мужчинами обычно уходил в другую комнату, куда дочери подавали чай или обед и с улыбкой удалялись. Нарин отец уходить не собирался: он без церемоний присел вместе с ними и стал запросто вести разговор. Перед ним мгновенно выросла тарелка с ножом и вилкой, сразу подогрелась вкуснейшая кялям-долмасы (голубцы), обложенная кусочками пахучей айвы, и папа так естественно влился в их молодую компанию, будто не было ни барьеров, ни запретов.

– Ну, девчата, как учеба?

– Хорошо, спасибо, – ответила за всех бойкая Арзу, – скоро будем готовиться к сессии.

– Это интересно… Какие были мои студенческие годы! Вот бы вернуть то счастливое время, когда вся жизнь впереди! Да? – он обратился к жене, рассматривающей свой безупречный маникюр.

– И чтобы ты тогда сделал?

– Как что? Все равно женился бы на своей красавице! – смуглый усач приобнял улыбающуюся супругу и поцеловал в лоб.

– Папа! – засмеялись дочки, будто стыдясь отцовских признаний. Но на самом деле они были рады тому, что папа так сильно любит маму, а она позволяет ему это делать.

– Девчата, а знаете ли вы историю с памятником Мирзе Фатали Ахундову, чье имя носит ваш институт?

– Нет…

– Отец, ну зачем им это знать? Это лишнее, – осторожно запротестовала мама Наргиз.

– Да, ничего в этом такого нет! Успокойся, родная! Ну так вот… байка это или нет, я не знаю, но очевидцы говорят: было на самом деле… В доме, что находится прямо за памятником Ахундову, собралась какая-то веселая мужская компания. Выпив больше положенного, они вдруг заметили: памятник сидит к ним спиной! Почему все так несправедливо?!? Одни говорят, что весельчаки, раздобыв где-то лом и лопаты, стали разворачивать Ахундова к себе. Другие утверждают, что поздней ночью компания отыскала где-то подъемный кран, но на утро люди, идущие на работу, испытали шок! Ахундов смотрел совсем в другую сторону! Конечно же, этим занялись особые органы и быстро отыскали нарушителей порядка. Что было с ними дальше – до конца неизвестно. Кто-то говорит, что они положили на стол партийные билеты и лишились работы. Другие, как ни странно, клянутся, что начальство МВД и КГБ оказалось с юмором, и весельчаков отпустили с миром. Вот такая история!

Девочки с удивлением выслушали рассказ и усомнились: никогда бы не предполагали, что такое может быть на самом деле!.. Фате нравилась семья новой подруги, квартира и вкусное угощение, но она не могла правильно пользоваться ножом и испытывала большую неловкость. Этот комплекс неполноценности она ощущала во всем: в том, как ей приходилось подбирать слова, в неумении пользоваться столовыми приборами, в простенькой одежде и в заштопанных колготках. На Торговой улице, что в центре города, сидела в небольшом магазинчике женщина, которая за небольшую плату «поднимала» убегавшие петли и давала колготкам вторую жизнь. Женщины были этому чрезвычайно рады, потому что колготки являлись дефицитным товаром. Однажды Фатя видела, как женщина одевает чулок на лампу и сквозь очки, сидящие на длинном носу, разглядывает неполадки, которые ей предстоит ликвидировать. Так вот, Фатины колготки побывали у той мастерицы не единожды, а Нара после обеда так легко подарила новую упаковку Арзу, которая обнаружила, что ее колготки было уже не спасти никакой умелой женщине!

Когда родители удалились в свою комнату, а девочки побежали вместе с Земой в «детскую» смотреть фасон ее будущего свадебного платья, Фатя ненадолго задержалась за столом. Они уже выпили чай с вареньем из айвы и инжира, съели пахлаву и шекербуру, угостились сочным виноградом, но кялям-долмасы продолжала соблазнительно лежать на большом блюде, украшенном кинзой. Рядом, в соуснике, белел мацони с чесноком и зеленью. Фатя так хотела попросить добавки, но очень-очень стеснялась! Воспользовавшись тем, что она осталась наедине с желанным блюдом, девушка мгновенно, без помощи вилки и уж тем более ножа, схватила двумя пальчиками долму, окунула ее в белый соус и проглотила на одном дыхании. Потянулась было за другой, вот только Нара зачем-то вернулась на кухню и поняла причину Фатиной задержки. Фатя покраснела до ушей и смотрела испуганными глазами на новую подругу.

– Ну, что? Нельзя было просто попросить положить на тарелку то, что тебе хотелось? Мы же не звери какие!..

Не дождавшись ответа, девушка, подхватив блюдо с орешками и сухофруктами, устремилась в «детскую». Фатя, едва чувствуя ватные ноги, красная и испуганная, поплелась за ней. Она ждала, что Нара сейчас всем расскажет о том, что видела – в свойственной ей манере, с юмором и передразниванием, так, как может только она, но девушка промолчала!

Даже тогда, когда все уселись на мягкий пушистый ковер смотреть музыкальную программу и лакомиться виноградом «дамские пальчики», Нара не сказала ни слова! Фатино беспокойство продолжалось несколько дней, но она беспокоилась зря: никто и никогда не узнал о том случае на кухне, но Фатя не была благодарна Наргиз за это! Нет! Она возненавидела ее еще больше!..

Домой девушка вернулась совершенно разбитой. В метро было пусто, в вагоне тоже, и она рассматривала свое жалкое отражение, стоя у двери. Бедная районская девчонка – «чушечка»! Смотрела и ненавидела себя.

Ни брат, ни Евгения Петровна, не смогли вытащить из нее ни единого слова. Тебя кто-то обидел, Фатечка? Что случилось? Тебе там не понравилось? Что произошло, ты же так хотела пойти в гости к подруге?!?

Девушка легла раньше обычного, бросив на кухонном столе ненужный роман Булгакова, подхваченный Евгенией Петровной, и горько заплакала. Почему? Ну, почему жизнь так несправедлива? Кому-то – все, а другим – ничего?!? Почему? У меня никогда не будет такого дома, такой счастливой беззаботной жизни! Почему, Господи? Разве это справедливо?