Kitabı oku: «Первый во всем. Снайпер, морпех, десантник, телеведущий», sayfa 3

– Заходите, Миддлтон! – велел капрал. – Через пару часов вы должны быть на плацу, чтобы принять участие в тренировке.

– В тренировке, сэр?

Капрал посмотрел на меня снизу вверх:

– Да, Миддлтон, в тренировке. Перед церемонией выпуска из учебного центра.

Церемония выпуска из учебного центра? Ясно. Вернее, не совсем ясно. Ведь в этой церемонии должны принять участие все выпускники, почему тренироваться перед церемонией должен только я?

– На церемонии выпуска вы будете награждены, – разъяснил капрал, словно прочитав мои мысли, – поэтому вам нужно будет знать, как действовать перед строем.

– Награжден, сэр?

– Да, Миддлтон. Вы – лучший по физической подготовке, лучший в многоборье. Я даже не могу вспомнить, чтобы кто-нибудь когда-либо был первым одновременно по обеим дисциплинам. Это высокий результат.

Я не мог удержаться от широкой улыбки.

– Как насчет дальнейших планов? – спросил капрал. – Думали об этом?

– Да, сэр! – ответил я. – Хотел бы служить в 9-й парашютно-десантной эскадрилье!

– Хочешь прыгать с самолетов, – констатировал капрал.

Я снова широко улыбнулся:

– Да, сэр!

– Что ж, очень хорошо, Миддлтон!

Девятая! Парашютно-десантная! Я не мог в это поверить. Возможность быть назначенным в это легендарное подразделение и носить его темно-бордовый берет являлась пределом моих мечтаний. В течение всего курса обучения всякий раз, когда у нас появлялся инструктор в темно-бордовом берете с эмблемой в виде купола парашюта с крылышками, мы все его просто боготворили. Парашютно-десантная эскадрилья котировалась у нас гораздо выше обычных армейских подразделений и вызывала глубокое уважение. Это было даже больше, чем уважение, чем восхищение или благоговение. Наши чувства можно было сравнить с обожествлением. Из всех испытаний, через которые мне пришлось пройти, ни одно не вызвало у меня больше энтузиазма, чем «Парашютный курс для всех родов войск», организованный на базе известной роты «П»⁸ парашютного полка Британской армии. Я никогда еще не был так счастлив и так уверен в своем блестящем будущем. Я совершенно не представлял, что меня ждет впереди.

УРОКИ ЛИДЕРСТВА

★

НЕ ПОЗВОЛЯЙ НИКОМУ ОПРЕДЕЛЯТЬ, КЕМ И КАКИМ ТЕБЕ СЛЕДУЕТ БЫТЬ. Люди по своим первым впечатлениям порой достаточно быстро составляют свое представление о тебе, о том, что ты за человек. Иногда эти первые впечатления могут оказаться негативными. Легче всего принять такое мнение на веру, смириться с ним и пытаться соответствовать тому образу, который, оказывается, создан для тебя другими. Имей силы осознать, что происходит, и убедись в том, что ты сам определяешь, кем и каким тебе следует быть. Старайся нейтрализовать негативный настрой в отношении тебя своим позитивным настроем по отношению к окружающим.

★

У ТЕБЯ ВСЕГДА ДОЛЖЕН БЫТЬ ПЛАН. Удостоверься в том, что ни один из пунктов этого плана не содержит позиции «Сдаться». Даже если мне ничего другого не оставалось бы, кроме как на неделю разбить лагерь у забора «Пирбрайт» и каждый день умываться в ледяном ручье, я все равно поступил бы именно так.

★

ПОСТОЯННО АКТУАЛИЗИРУЙ СВОЙ ПЛАН. Не будь «упертым» лидером, который из-за своей гордости наотрез отказывается менять план при появлении новой информации. Ты можешь считать, что утверждаешь свое лидерство, неукоснительно и твердо придерживаясь своего плана, но на самом деле ты, наоборот, подрываешь его. Твоя команда в конечном итоге потеряет уважение к тебе, и это станет для тебя началом конца.

★

СТРАХ ПРЕДПРИНИМАТЬ КАКИЕ-ЛИБО ДЕЙСТВИЯ ПРОИСХОДИТ ИЗ ОПАСЕНИЙ ПЕРЕД НЕИЗВЕСТНЫМ. Настоящие лидеры с должной осторожностью относятся к той потенциальной опасности, которая может скрываться за закрытой дверью. Наряду с этим они при необходимости проявят должную решимость, чтобы аккуратно проникнуть за эту дверь.

Урок 2
Получай энергию от своего врага

И вот я снова оказался у подножия пирамиды. После того как я прибыл в 9-ю парашютно-десантную эскадрилью, у меня вскоре сложилось впечатление, что голубой берет⁹ и награды, которые мне в присутствии мамы и отчима вручили на торжественной церемонии выпуска в «Пирбрайте», имели примерно такую же ценность, как камешек в моем ботинке.

Мне было приказано явиться в Рейнские казармы гарнизона Олдершот (графство Хэмпшир), который известен как «Дом Британской армии»¹⁰, или «Военный городок Олдершот». «Военным городком» гарнизон Олдершот называют в связи с его размерами. Оказавшись в нем ветреным утром, я с трудом мог поверить своим глазам. Он был просто огромен. Я проходил здание за зданием, улицу за улицей, плацы, административные строения с флагами на флагштоках, бесчисленные ряды жилых блоков, способных разместить десятки тысяч человек. Чем дальше я шел по гарнизону, тем больше мне начинало казаться, что я попал в недра какой-то огромной машины, которая поглотила меня.

Я становился частью механизма, более плотно притираясь к его остальным зубчикам. Теперь, завершив начальную военную подготовку, я двигался дальше. Прежде чем попасть в роту «П», дислоцированную в гарнизоне Каттерик, Северный Йоркшир, я должен был пройти подготовительные курсы для парашютистов. Квалификационные испытания, которые проводились в рамках курсов, были серией тестов на физическую выносливость. Тесты должны были подтвердить, что я нахожусь здесь не случайно. Мне также не терпелось поскорее увидеть то место, где мне предстояло устроиться. Я, конечно же, не ожидал увидеть номер «Кларидж» и не рассчитывал на уровень класса «Трэвелодж»¹¹, однако полагал, что место моего проживания будет все же несколько лучше по сравнению с тем, где пришлось ютиться скромным новобранцам лагеря «Пирбрайт».

После непродолжительных поисков я наконец нашел жилой блок, предназначенный для курсантов. Я толкнул дверь, заглянул внутрь – и в первый момент решил, что ошибся и попал не туда. Прежде всего, меня поразил запах. Открыв дверь, я почувствовал отвратительный кислый запах сырости, затхлости и человеческого пота. Отчаянно моргая, чтобы хоть что-то различить в этом смраде, я увидел бетонный пол, заваленный грязными, вонючими матрасами и усеянный обломками деревянных прикроватных шкафчиков. Я знал, конечно, что у десантников репутация крутых, вечно потных, презирающих комфорт парней, но в такой грязи не разместили бы и бездомную собаку. Я быстро отступил и стал слоняться снаружи, пока мимо меня не прошел мужчина лет сорока в военной форме.

– Извините, сэр! – обратился я к нему. – Я ищу жилой блок.

– Ты уже нашел его, – ответил он, хмуро глядя на то место, откуда я только что выскочил. – Ты что, «партизан»?

«Партизан»? Я сразу догадался, что так оно и было.

– Да, сэр!

– Тогда забирайся и устраивайся поудобнее.

Вскоре я узнал, что все десантники называли нас «партизанами», поскольку считали ниже своего достоинства даже разговаривать с нами. Если только мы не причиняли им каких-либо неудобств, десантники просто не замечали нашего присутствия, глядя сквозь нас, словно мы были пустым местом. Для этих парней ты либо принадлежал к воздушно-десантным силам, либо был дерьмом. И мы, по их мнению, определенно были дерьмом. Они всячески давали нам понять, что мы – дерьмо, ежедневно третируя нас и на практических полевых занятиях, и во время физической подготовки в спортзале.

В наши дни квалификационные испытания проводят специально обученные инструкторы, которые следят за тем, чтобы все было организовано правильно, чтобы были предусмотрены разминки и перерывы для отдыха. В их обязанности входит также контроль за состоянием здоровья учащихся и соблюдением ими правил безопасности. Но в 1999 году все было иначе. Это была другая эпоха. В то время курсы, на которых проводились квалификационные испытания, организовывались собственными силами гарнизона Олдершот. Ими руководили два младших капрала, которых достаточно случайно выбрали для решения этой задачи и которые, судя по всему, согласились исполнять свои обязанности весьма неохотно. Складывалось впечатление, что не было разработано никаких правил, предписаний или стандартов, как следует вести нашу подготовку, или же руководители просто не знали их. В итоге курсы стали отличаться особой атмосферой тревожности, напряженности и нестабильности. Затерянные в лабиринте военного городка Олдершот, курсанты подозревали, что никто не знает, кто они такие и где они находятся, что никого ровным счетом не интересовало, что с ними происходит, и что младшие капралы могли делать с ними все, что заблагорассудится.

У меня не было того крепкого телосложения и того роста, как у большинства других парней, однако я был уверен, что справлюсь со всем, что мне предстояло.

Вопрос о том, достаточно ли ты хорош, чтобы направить тебя в гарнизон Каттерик на курсы в роте «П», также находился в их ведении. Если младшие капралы по какой-то причине решали, что ты не готов совершить первый прыжок с парашютом, тебе приходилось продолжать занятия на подготовительных курсах до умопомрачения, пока, б**, помолясь всем святым, ты не обнаруживал, что они наконец-то оформили тебе направление в роту «П». Если же дела шли совсем плохо, то на тебя могли выписать документы с формулировкой «Отправлен в свою часть». Это означало, что тебя в принципе не желают видеть в составе 9-й парашютно-десантной эскадрильи. А также то, что, внимательно изучив результаты, капралы уверены в абсолютной безнадежности твоего упорного стремления окончить подготовительные курсы. Для меня это означало бы, что мне придется довольствоваться службой в качестве обычного военнослужащего инженерно-саперных войск. Я был полон решимости исключить такой вариант развития событий.

У меня не было того крепкого телосложения и того роста, как у большинства других парней, однако я был уверен, что справлюсь со всем, что мне предстояло, и что справлюсь быстро. Мои достижения в «Пирбрайте» здесь, в Олдершоте, ничего не значили, но это было неважно. Факт оставался фактом: я был готов добиться своего. Для меня это был пропуск в будущее. Я не заблуждался и отдавал себе отчет в том, что мне будет непросто. Возможно, мне предстояли самые сложные испытания, через которые я когда-либо проходил. Однако суть заключалась в том, что я еще никогда в своей жизни не терпел неудач там, где дело касалось физической выносливости. Следовало учесть также мое огромное желание достичь поставленной цели и то, что я не собирался торчать здесь слишком долго. Никогда и ничего я не хотел еще так сильно, как успешно пройти эти подготовительные курсы. Любая фигура настоящего десантника, появлявшаяся передо мной в то первое утро в лабиринте казарм гарнизона Олдершот, казалась мне мерцающим проблеском самого Бога. Иметь возможность носить темно-бордовый берет, который был бы свидетельством моего членства в элитном сообществе под названием «Воздушно-десантные войска», казалось мне высшим, ни с чем не сравнимым счастьем.

К тому времени, как я устроился в берлоге бродяги, на которую походило наше жилье, начали подходить и другие парни. В тот день собралось около пятнадцати «партизан», все такие же голодные, как и я. Парень, сидевший на матрасе рядом со мной, как оказалось, находился здесь уже несколько недель.

– Нил Крэнстон, – представился он.

У него был резкий акцент уроженца Бирмингема и массивная, похожая на валун голова с крошечным лицом, застрявшим посередине нее. Смотрелось это весьма забавно. Его уши выглядели так, словно над ними поработал бульдог, а середину его подбородка разрезала глубокая расщелина, в которой виднелась полоска рыжевато-каштановой щетины там, куда не могла добраться бритва.

– Рад познакомиться! – ответил я. – Я – Энтони Миддлтон.

И я протянул ему руку. Однако Крэнстон по какой-то причине притворился, что не заметил этого жеста, и мне пришлось неловким движением вытереть руку о свои брюки.

– Итак, завтра утром нам надо быть снаружи ровно в шесть утра, ясно? – сказал он. – Не забудь: зеленая футболка, штаны с камуфляжем и твой вещмешок с грузом на сорок фунтов¹². Весы вон там, в углу, рядом с мусорным ведром. Когда уложишь вещмешок, взвесь его – это проверят.

– Отлично, Нил! – сказал я, одарив его улыбкой. – Спасибо, что рассказал мне все это. А вообще, как тут все устроено, какая система? Доставка еды в номера здесь случайно не организована?

– И не забудь бутылку с водой, – добавил он, напрочь проигнорировав мою дружескую попытку сблизиться с ним. – Наполни ее из-под крана прямо сейчас, и до краев. Это тоже проверят, ясно?

– Конечно! – ответил я. – Спасибо, чувак! Ценю твою помощь.

После этого Нил встал и куда-то пошел. «Не самый приятный из парней», – подумал я. Но по крайней мере теперь я был в курсе, как здесь обстоят дела.

На следующее утро я встал в пять утра, к шести утра был снаружи в полной готовности в нужной экипировке, с загруженным вещмешком и бутылкой воды. Все «партизаны» выстроились на небольшом забетонированном пятачке, который использовался как импровизированный плац. Перед нами стоял младший капрал, выглядевший абсолютно квадратным.

– Чтобы присоединиться к 9-й парашютно-десантной эскадрилье, ты должен быть лучшим из лучших, – заявил он. – Все кому не лень, стремятся попасть в нашу эскадрилью, и у каждого ублюдка имеются на это веские причины…

Мой взгляд переместился на его темно-бордовый берет. Я почувствовал, как мое тело напряглось в ожидании крайнего напряжения сил, которое мне предстояло.

– …Так что если кто-нибудь из вас, новеньких, пришел сегодня сюда с уверенностью, что мы собираемся принять в свои ряды любое дерьмо, то он жестоко ошибается. Начнем с базового испытания на выносливость. Надо будет пробежать полторы е**ые мили, и никому из вас лучше не отставать.

Пробежка? Это замечательно! Мои ноги сразу же наполнились энергией. Я стал похож на скакуна, которого трудно сдержать. Мне хотелось немедленно припустить, чтобы показать этому парню, на что я способен.

– Но прежде всего проверим бутылки с водой! – объявил младший капрал. – Давайте, открывайте их и показывайте мне!

Мы сделали, как он просил: сняли крышки и осторожно подняли бутылки для осмотра, стараясь не пролить ни капли. Я слышал, как младший капрал шел вдоль нашего строя, проверяя каждого «партизана»: «Убери… Убери… Убери…» Дойдя до меня, он остановился, наклонился, заглянул в мою бутылку – и его лицо исказилось. Я чувствовал, как от него пахло мылом и яростью:

– Что! Б**! Это! Такое?!

Мои глаза метнулись к моей бутылке:

– Не понимаю, младший капрал!

– Почему твоя е**ая бутылка не полна до краев?!

Я снова посмотрел на свою бутылку, просто чтобы убедиться в том, что не спятил:

– Но она полна, младший капрал!

– Ступай туда, – велел он, указывая на центр нашего условного плаца перед нами, – и вылей эту воду, б**, себе на голову!

Я вышел из строя, повернулся лицом ко всем и сделал так, как он велел. Вода была абсолютно ледяной. Она стекала по моей шее и спине, между моими ягодицами, впитывалась в хлопковую футболку, которая тяжело набухала от влаги. Проявляя ко мне уважение, все парни смотрели прямо перед собой, не глядя на меня. Все, кроме Крэнстона, наблюдавшего за происходящим с самодовольством, которое едва скрывал.

– А теперь иди и наполни ее до краев, как и полагается! – приказал младший капрал.

Я помчался обратно в жилой блок, чувствуя, как набухшая от влаги футболка хлопала по моей коже, и подставил бутылку под кран. Я старался не паниковать и не торопиться. Я убедился в том, что бутылка полностью наполнена, и через сорок секунд вновь предстал на нашем плацу перед младшим капралом.

– Миддлтон! – закричал он, взглянув на бутылку. – Миддлтон! Ты что, б**, тупой? Или ты, б**, глухой? Я же сказал: полная, до самых краев!

Бутылка была полной. До самых краев. Так и было на самом деле. Вода находилась вровень с краями бутылки. Более полной сделать бутылку было невозможно.

– Я не понимаю, младший капрал!

– Иди и вылей, на х**, ее себе на голову!

Я снова вылил воду на голову, стараясь избегать ястребиного прищура Крэнстона. Что, черт возьми, происходит? Почему меня выбрали для этой публичной порки? В чем я мог провиниться? Я предположил, что младший капрал проверил мою учетную карточку, увидел мои высокие результаты в «Пирбрайте» и решил сразу же поставить меня на место. А может быть, все еще хуже? Что, если он сейчас пытается меня сломать?

– Теперь наполни ее до краев! – приказал младший капрал.

Я снова побежал в жилой блок. Убедившись в том, что бутылка наполнилась до самого верха, я бережно, с осторожностью часовщика, закрыл крышку.

Сорок секунд спустя я вновь услышал:

– Ты глухой или, б**, тупой? Вылей это, б**, себе на голову!

После того, как я опрокинул на себя четыре полные бутылки ледяной воды, сумев при этом не выказать ни малейшего огорчения, младший капрал наконец смягчился:

– Может, кто-нибудь из вас, «партизан», покажет этому придурку, как все надо делать?

В тот вечер один из парней продемонстрировал мне правильную технику. Нужно наполнить раковину водой, полностью погрузить в нее бутылку, ударить по ней, чтобы выпустить все пузырьки, затем закрыть раковину крышкой, оставив бутылку на какое-то время под водой. Это был единственный способ наполнить ее в соответствии со стандартами младшего капрала. Но это было еще не все. Когда младший капрал подойдет, чтобы осмотреть бутылку, надо слегка сжать ее, чтобы уровень воды поднялся до самых краев. Все, кроме меня, знали, как это делается.

Я не мог поверить в то, что Крэнстон прошлым вечером специально умолчал об этом, чтобы затем насладиться моим унижением, писая кипятком. Наряду с этим я уяснил для себя, что младший капрал, по крайней мере, научил меня тому, чего я с тех пор никогда не забывал: важно внимание к мельчайшим деталям, даже если это и кажется тебе таким ничтожным, как наполнение бутылки водой до самых краев. На поле боя эти последние два глотка могут спасти тебе жизнь. Я пронес этот урок через всю свою службу. Я запомнил навсегда: если напортачить в мелочах, это может привести, блин, к очень большим неприятностям.

На поле боя эти последние два глотка могут спасти тебе жизнь. Я пронес этот урок через всю свою службу. Я запомнил навсегда: если напортачить в мелочах, это может привести, блин, к очень большим неприятностям.

Это понимание, однако, не очень помогло мне в то утро во время нашего базового испытания на выносливость. К тому времени, когда мы наконец отправились на первую пробежку в полторы мили, четыре бутылки ледяной воды уже впитались в мои волосы и одежду. Я чувствовал себя промокшим, замерзшим и униженным. Но именно тогда я понял, что либо позволю тому, что произошло, сожрать меня изнутри, либо я использую это в своих интересах. Вместо того чтобы пытаться подавить свой гнев, я позволил ему расти, напитывая меня энергией. С каждым шагом я вспоминал самодовольный взгляд Крэнстона и трансформировал свою ярость от его предательства в источник энергии, который придавал мне силы. Я инстинктивно понимал, что это была лучшая месть, которую только я мог себе вообразить.

Несмотря на неприятные для меня события того утра, мне удалось на первой пробежке занять второе место. Крэнстон же закончил бег где-то в хвосте группы. После весьма напряженной утренней физзарядки нас повели на обед. Как уже привык, я сел один на углу стола со своим рисом, рыбой и стаканом воды. Я смог различить, как некоторые парни беседовали с Крэнстоном, упоминая меня. «Этот Энт – отличный парень!» – произнес кто-то в ходе этих разговоров. Я не смог разобрать, каким был ответ, но остаток обеда я доел с большим удовольствием. Пройдет совсем немного времени, и я окажусь далеко от этого неудачника, пытавшегося подрезать мне крылья и помешать перевестись в гарнизон Каттерик. У меня не было никаких сомнений в том, что его вскоре кто-нибудь прикончит и что я больше не увижу его никогда.

После обеда настало время марш-броска с тяжелым грузом за спиной. Это называлось «выдвижением с нагрузкой к полю боя». Нам предстояло преодолеть восемь миль с вещмешками, в которые мы накануне вечером уложили груза на 40 фунтов. Там был спальный мешок, консервы, сухие пайки – то есть все то, что мы действительно взяли бы с собой в район ведения боевых действий в качестве средств первой необходимости. В назначенный срок мы доложили младшему капралу о своей готовности и вновь выстроились с вещмешками перед собой. Рядом с младшим капралом шел дежурный курсант с весами. Расправив плечи и подняв подбородок, я наблюдал за тем, как младший капрал, перемещаясь вдоль строя, поднимал вещмешки и взвешивал их один за другим. Он делал это так, чтобы результат на весах мог видеть только он сам и дежурный курсант. Это было устроено для того, чтобы мы как следует понервничали, прежде чем нам подтвердят нужный весовой норматив.

Я с трудом удержался от того, чтобы не расплыться в широкой улыбке, когда вещмешок Крэнстона оказался легче на целый фунт.

– Иди и положи туда камень! – велел ему младший капрал, показав на достаточно крупный булыжник под деревом на небольшом зеленом пятачке по другую сторону дороги. Когда Крэнстон вразвалку вернулся с этой каменюкой в руках, я понял, что булыжник добавит по меньшей мере десять фунтов¹³ веса к его вещмешку. Вскоре настала моя очередь. Наблюдая за тем, как мой вещмешок кладут на весы, я заметил, что Крэнстон проявляет к этому процессу не меньший интерес. У меня в голове промелькнула мысль: «А не мог ли он мне как-то навредить?» В течение долгих мгновений младший капрал безмолствовал, а затем наконец произнес: «Все в порядке, можешь надевать!» Слава богу!

Сразу же после окончания проверки вещмешков младший капрал рявкнул: «За мной!» С этими словами он и дежурный курсант побежали. Под словом «побежали» я имею в виду, что они стремительно умчались с плаца, а затем и вообще из гарнизона, оказавшись на огромном учебном полигоне размером не менее двадцати квадратных миль. Я старался не отставать от них, и первые две мили мне это удавалось. Однако затем, поначалу почти незаметно, а вскоре все более отчетливо, я стал понимать, что теряю силы. «Я могу бежать! – убеждал я себя, хотя мои колени подкашивались, а пот обильно струился по моей шее. – Я точно знаю, что могу бежать! Мне просто мешает этот груз за спиной!»

Мне потребовалось некоторое время, чтобы понять, почему остальным было бежать намного легче. Проблема заключалась в моем росте. У меня были относительно короткие ноги, а это означало, что мне приходилось работать ими намного активнее. В то время как остальные могли просто быстро шагать, мне приходилось по-настоящему бежать. Я не собираюсь оправдываться. «Выдвижение с нагрузкой к полю боя» являлось обязательной частью подготовки на курсах. Так отрабатывалось умение приступать к операции с грузом для выживания. Если ты не мог поддерживать нужный темп и не поспевал за остальными, это означало, что ты не был способен справиться с поставленной задачей. Все было предельно просто. О том, чтобы делать поблажку низкорослым, не было даже речи, точно так же, как исключались поблажки физически слабым или недостаточно мотивированным. Я это прекрасно понимал.

Тем не менее бег меня по-настоящему изматывал. При каждом шаге под весом вещмешка мои ноги гудели, я задыхался и терял силы. А впереди, как мне было известно, нас ожидало новое испытание. Грязная тропа в конечном итоге привела меня к началу подъема, о котором я был наслышан. Это был легендарный «Холм партизан», который назывался так потому, что губил «партизан», ломая их карьеру. По мере того как я приближался к нему, меня охватывала неуверенность в себе и отчаяние. Слева от себя я услышал хриплое дыхание другого парня, который догонял меня. Я обернулся – это был Крэнстон, который топал со своим булыжником в вещмешке. «Ты можешь быстро бегать, когда за спиной у тебя ни фига нет, – задыхаясь, просипел он, – но сейчас ты – полное дерьмо, не так ли?» Я поднял глаза – и меня покинули остатки сил. Я не мог поверить в то, что видел: «Холм партизан» уходил вверх практически вертикально. В отчаянии я оглянулся назад и с чувством стыда и ужаса осознал, что оказался последним в своей группе.

Это продолжалось неделями. Всякий раз, когда мы отрабатывали «выдвижение с нагрузкой к полю боя», я приходил последним, запыхавшийся, жалкий и несчастный. По иронии судьбы я впервые для себя раз за разом оказывался последним. Я не попадал в такую ситуацию и не испытывал такого гнетущего чувства со времен, когда надо мной издевались в школе. Я начал бояться тренировок с отработкой «выдвижения с нагрузкой к полю боя». А поскольку я отличился во время самой первой пробежки без груза, некоторые парни из моей группы, казалось, получали особое удовольствие, видя, как меня низвергают с пьедестала. Действуя, как правило, под руководством Крэнстона, они старались сказануть что-нибудь обо мне, уже находясь в жилом блоке. Все начиналось с театрального шепота в моем присутствии: «Какого хрена он все еще здесь делает?» После этого они говорили мне прямо в лицо: «Вали обратно в свою часть, Энт! Брось ты это дело! У тебя все равно ничего не получится».

Я прекрасно понимал, что они, по существу, стремились спровоцировать драку и что Крэнстон был их заводилой. И я ничего не мог с этим поделать, кроме как закалять свой характер, волю и дух. Точно так же, как это было с Иваном в гарнизоне Пирбрайт, я не собирался позволять им определять, кем и каким мне следует быть. Несмотря на то что со мной они вели себя по-хамски, я относился к ним с тем уважением, которое они должны были проявлять ко мне.

Если не считать постоянных провалов при отработке марш-броска «выдвижение с нагрузкой к полю боя», по другим дисциплинам дела у меня шли все лучше и лучше. Я хорошо бегал без груза за спиной, был первым в спортзале. Я был уверен, что мой успех в этих областях являлся единственной причиной, по которой меня еще не отправили обратно в часть. Однако так не могло продолжаться до бесконечности. Отведенное мне время неумолимо истекало, и я это знал. В отработке «выдвижения с нагрузкой к полю боя» у меня не было никакого прогресса. И это было очевидно для всех, включая наших инструкторов.

Каждые четыре недели мы выстраивались перед офисом младшего капрала, и нас вызывали туда по одному. На столе у капрала находилось два предмета: слева лежал желанный темно-бордовый берет, а справа стоял стакан кислого молока. Если в отношении «партизана» было принято решение об отправке в гарнизон Каттерик, то ему велели прикоснуться к берету. В противном случае «партизану» приходилось нюхать кислое молоко. Меня стандартно начинало подташнивать, когда мне приказывали: «Миддлтон, нюхай кислое молоко!» Как-то раз, когда я снова ждал своей очереди перед офисом младшего капрала, я увидел, что Крэнстон выходит оттуда с абсолютно сияющим видом. Ему даже не нужно было ничего объяснять, все было очевидно: он прикоснулся к берету.

Между тем марш-броски с грузом за спиной к «Холму партизан» давались мне все сложнее. Я здорово повредил себе ноги. Кроме того, поскольку мне приходилось бежать в то время, как все остальные просто быстро шли, мой вещмешок, болтаясь из стороны в сторону, натирал мне спину. Все парни страдали от так называемых «рюкзачных ожогов», но мои «ожоги» были на порядок серьезнее. Моя спина ныла от ссадин, и я был вынужден по вечерам аккуратно перевязывать свои раны изолентой. Когда я бежал, я просто пытался отрешиться от той боли, которую мне причинял вещмешок за спиной. А что еще я мог сделать?

Однако в моем пребывании на подготовительных курсах был и положительный момент. Почти всегда на выходных я мог уехать из гарнизона Олдершот. Я оставлял казарму и отправлялся в Портсмут, чтобы провести время со своей бабушкой (отчасти, чтобы сбежать от кошмарной обстановки жилого блока и ужасной казарменной еды, отчасти, чтобы хотя бы на время избавиться от Крэнстона и его приятелей). Я не хотел обременять бабушку своими проблемами или каким-либо образом портить наше совместное времяпрепровождение. Вместе с тем она удивлялась тому, что я до сих пор не в гарнизоне Каттерик. Бабушка осторожно задавала мне наводящие вопросы, отвечать на которые я всячески избегал.

Однажды субботним вечером, после нескольких месяцев моих мучений на подготовительных курсах, я, устраиваясь за обеденным столом со своими любимыми сосисками с капустой и пюре, не сдержался и поморщился от боли.

– В чем дело, Энтони? – поинтересовалась бабушка.

– Ни в чем, – улыбнулся я в ответ. – Предлагаю подкрепиться! Все это выглядит просто потрясающе!

– И все же, что случилось, дорогой? Тебе больно? У тебя болит спина?

– Ничего страшного! Скажи, это сосиски из мясной лавки? Они просто огромные.

– Дай-ка мне посмотреть! – велела бабушка. – Кто знает, может быть, я смогу тебе помочь.

Я попытался всячески отвлечь ее расспросами о замечательных сосисках, потом попытался отшутиться, однако позднее стало ясно, что она добьется своего. Я нехотя встал, повернулся к ней спиной и задрал свою рубашку. Ее взору открылись струпья, шрамы и кровоточащие раны.

– О боже! – выдохнула она, и ее голос задрожал. – Что с тобой сделали?

Я одернул рубашку и пожал плечами:

– Бабушка, я сам хочу этого.

– Но зачем тебе это нужно, Энтони?

– Я хочу, чтобы меня перевели в 9-ю парашютно-десантную эскадрилью, а для этого мне приходится так тренироваться. Это нормально. Для меня здесь нет никакой опасности.

– Тебе не нужно никому ничего доказывать! – воскликнула бабушка. – И в конце концов, тебе вовсе не обязательно становиться десантником!

– Но я не хочу быть просто инженером, – ответил я ей.

– Почему? Почему ты не хочешь им быть?

– Потому что я хочу, чтобы на моем берете были крылышки, – сказал я, пожимая плечами, и снова взялся за нож с вилкой.

Когда я поднял голову, то увидел, что бабушка плачет.

Лежа той ночью в постели, я размышлял о ее словах. Как мне объяснить ей, почему я так сильно хочу получить свой берет с крылышками? Это было все равно что пытаться растолковать, почему зеленый – это зеленый или почему Крэнстон – придурок. Для меня парашютно-десантные войска были элитным родом войск, а десантники – небожителями. Кто же не хочет стать небожителем? Я чувствовал, что это было моим предназначением, моей судьбой – носить шеврон с крылышками и темно-бордовый берет, и эмблему с изображением Пегаса как знаки моей принадлежности к 5-й воздушно-десантной бригаде, в состав которой входит и 9-я парашютно-десантная эскадрилья. Я хотел считать себя равным этим небожителям.

Я никогда по-настоящему не задумывался над тем, зачем я добивался этого и насколько реалистичны были мои планы. Я находился на подготовительных курсах уже несколько месяцев, и, честно признаться, мне становилось все труднее. Возможно, я уже разуверился в себе и потерял надежду на успех. Парни в моей группе, похоже, тоже были согласны с тем, что у меня не было никаких перспектив. Что же меня ожидало в том случае, если бы я все-таки решил сдаться? Но как бы там ни было, решение оставалось за мной. Причина, по которой я оказывался последним на марш-бросках, была проста – у меня были недостаточно длинные ноги, и я ничего не мог с этим поделать. Судя по всему, разумней всего мне было бы просто смириться с этим. Я должен был прислушаться к мнению своей бабушки. Она прожила уже достаточно долго и хорошо разбиралась в жизни. «Иди в обычный инженерно-саперный полк! – сказал я себе. – Занимайся тем, что у тебя получается лучше всего».