Kitabı oku: «Прах и камень», sayfa 3

Глава 5

Я поспешно возвращаюсь в Храм, пытаясь унять бешено колотящееся сердце и восстановить дыхание. Поначалу мне нужно заглянуть к лекарю, чтобы он обработал местами содранную кожу на руках и ногах. Боли практически нет, а вместо неё я чувствую небывалый подъём и странное ощущение парения внутри себя, поневоле признавая, что оба этих чувства вызваны не только чудесным спасением, но и близостью Вэ’рка, приятно волнующей кровь.

Лекарь осуждающе качает головой, обрабатывая раны, и запрещает покидать мне территорию Храма на время, пока раны не затянутся как следует. Мне кажется, что его проницательный взгляд насквозь видит меня и мои чувства, оттого я невольно содрогаюсь внутри от возможного, но неизвестного наказания. Какая кара постигнет Невесту, воспылавшую ответным желанием не к Нему, которому была обещана, но к обыкновенному мужчине?

Я понимаю, что мимолётное томление, испытанное мной, едва ли можно называть столь громко, именуя желанием, но часть меня, дремавшая доселе, пробуждается и твердит, что это лишь первые признаки болезни, называемой вожделением. И мне страшно, так страшно, что я едва переставляю ноги, заставляя идти себя в молитвенный зал под неусыпный взор Видящих. Каждое мгновение я ожидаю подвоха и разоблачающего громкого голоса, указывающего на меня. Но этого не происходит. То ли моя провинность ускользнула от взора Видящих, то ли они не посчитали это таким страшным нарушением, то ли… Последнее предположение я боюсь даже обозначать в своей голове. Лишь преклоняю колени и касаюсь лбом каменного холодного пола, бессвязно бормочу молитвы, но не вникаю в их суть.

Я витаю мыслями далеко отсюда: в лесу, залитом ярким солнечным светом, среди буйствующей зелени, чириканья птиц и жужжания насекомых, наполняющих чистый воздух. Перед мечтательным взором встаёт крепкая, ладная фигура Вэ’рка с широкой мускулистой грудью, его горящий взгляд красноречивее любых слов. И всё проникнуто такой жаждой жизни и томлением по чему-то неизведанному и недоступному, но прекрасному, что на душе становится тоскливо, а на глаза наворачиваются непрошеные слёзы, стекающие по щекам.

Я украдкой стираю их и бреду в свою комнату, игнорируя остальных Невест. Их беспечная болтовня сегодня мне кажется бессмысленной, а Васса цепляется за моё лицо своим колючим, холодным взглядом, словно подмечая непривычное для меня состояние. Но у меня нет ни капли сил, ни малейшего желания изображать хорошее настроение. Я сажусь на жёсткую постель и бездумно перебираю сотканные мной нити, выкрашенные в яркие цвета, выбираю среди них ярко-алый и жёлтый, откладывая в сторону. Мои пальцы знают свою работу, потому проворно начинают расшивать этими цветами новый отрез материи.

Я ещё не знаю, что получится в итоге, как не знаю никогда, едва садясь за работу. У меня нет ни определённого замысла, ни чётко выверенного порядка действий. Я позволяю своему телу дать выразить то, что колючей занозой впилось внутрь меня, и напряжение прошедшего дня начинает отпускать меня, выплёскиваясь яркими аккуратными стежками.

Несколько дней я не покидала территорию Храма, как и было мне приказано, а на третий день я решаюсь проведать старую Вевею. Отчего-то именно с ней у меня связаны особо тёплые воспоминания, а при одной только мысли о её домике, полнящемся ароматами пряных сушёных трав, на душе становится спокойно. По пути к ней я сталкиваюсь со своей сестрой, Визалией. Замечаю её тонкую, гибкую фигуру издалека и любуюсь ей. Мне хочется подойти и поболтать с ней, как когда-то давным-давно, но с того дня, как меня отвели в Храм, в её жизни больше не осталось места для прежней дружбы. Поначалу я тянулась к ней, но она сторонилась меня, предпочитая компанию своих друзей, нанося раз за разом удар в одно и то же место так долго, что зарубцевавшийся шрам внутри меня ныл и по сей день от тоски по родному человеку.

Визалия прекрасно выглядит: её лицо округлилось и при улыбке на щеках появляются очаровательные ямочки, её фигура плавна, а бёдра круглы и притягивают взгляд даже под просторным платьем. Неудивительно… Храм исправно платил за выкупленную Невесту, а с приездом Его приданное Визалии должно будет изрядно пополниться ещё и золотом. Визалия чувствует на себе мой взгляд и оборачивается, едва заметно кивая и мгновенно отворачиваясь, меняя направление движения, нарочно замедляя шаг.

– Аврелия, когда уже Он приедет за тобой и остальными Невестами? – насмешливо кидает она мне, едва я поравнялась с ней. – Моей матери уже надоело отбиваться от женихов…

Она нарочно выделяет слово «моей» и намекает на то, что она не может выйти замуж только потому, что её старшая сестра ещё не пристроена. Нет никакого значения, кому я обещана: обычному мужчине или Ему, но Визалии придётся ждать столько, сколько потребуется. Меня огорчает её отношение ко мне, истоки которого мне непонятны. Но я не собираюсь позволять ей омрачать моё настроение ещё больше, оттого я бросаю ей в ответ:

– Не терпится приступить к обязанностям жены или уже приступила и боишься огласки? – я прямо смотрю ей в глаза улыбаясь.

И как бы она ни пыталась сделать вид, что нас больше ничто не связывает, она ясно понимает, о чём ей говорит мой взгляд. Я как-то совершенно случайно набрела на страстно увлёкшуюся друг другом парочку, забавлявшуюся в лесу. Полураздетая сестра была прижата к стволу дерева, а мужчина оглаживал её ягодицы, одной рукой развязывая тесьму на своих штанах. Визалия всегда была не по годам развитой и смышлёной, и не было ничего удивительного в том, что радости плотских утех она познала на пару-тройку лет раньше обычного срока. Но она не считалась невестой того мужчины, который был уже связан обязательствами и к тому же имел за спиной троих малышей от другой женщины, здравствующей и поныне. Они заметили меня и прервали своё занятие, а Визалия разъярённо прошипела мне тогда в лицо, чтобы я не смела и слова молвить кому-либо об увиденном.

Может быть, наши отношения с сестрой оказались окончательно испорченными ещё и из-за этого? Я не знаю, но увиденное меня не шокировало и не оттолкнуло от сестры, а вот её настроило против меня ещё больше. Сейчас же Визалия прикусила язык и, смерив меня гневным взглядом, отвернулась к мужчине, с которым беседовала до моего появления, делая вид, будто ей нет до меня никакого дела. Но я чувствовала спиной её взгляд до тех пор, пока не повернула за угол улицы, направляясь к дому Вевеи, стоявшему особняком от всех прочих.

Старая Вевея сейчас казалась ещё старше, превратившись в совсем древнюю старуху. Я смотрела на неё и удивлялась, как она не рассыпается живым прахом прямо на ходу от малейшего движения, и поражалась уверенности и силе её рук. Обычно старики в возрасте, гораздо меньшем, чем её, уже едва могли донести ложку до рта, чтобы не расплескать половину.

– Сколько тебе лет, Вевея? – я положила на стол котомку с ягодами, собранными ранее, зная, что она любит перекатывать их во рту, высасывая сок из мякоти.

– Много, – с улыбкой протянула она, – больше, чем тебе, но меньше, чем ты могла бы себе представить.

– Иногда мне кажется, что ты видела сотворение мира.

Она довольно посмеивается себе под нос, начиная отделять мелкие листочки какого-то растения от стебля, и подталкивает чашу с ними в мою сторону, предлагая тем самым не сидеть сложа руки. Я охотно берусь за работу. Когда пальцы заняты каким-то делом, нет нужды выискивать долго подходящий предлог для того, чтобы начать разговор: он начинает плавно литься, словно журчащая вода ручейка, неторопливо и приятно. Я болтаю с ней о разном, подпадая под чары её голоса, уносясь вместе с ним в неведомые дали, прислушиваясь к её словам, даю ей возможность высказать желаемое, а потом решаюсь спросить:

– Ты видела много, Вевея. Скажи мне, что происходит с Невестами? Куда Он их забирает?

Она сразу же замолкает, и немного хмурится, отчего к несчётному количеству морщин добавляется ещё одна, и выдаёт нехотя:

– Он забирает их себе. Вот и всё.

– Так много? Зачем ему столько? С каждого селения по пять Невест… Как далеко простираются Его владения?..

– На эти вопросы никто из живущих здесь не знает ответов. И не ищет. Только безумец начнёт задаваться такими вопросами. Безумец, который хочет в скором времени расстаться со своей жизнью.

Последние слова её резки, но мгновением позже она смягчает тон:

– Сколько себя помню и сколько помню рассказы своей бабки, Он был всегда. И будет. Ибо у каждого под небесной тканью своё предназначение… В том числе и у тебя.

– Хорошое предназначение, – усмехаюсь я, – ждать неизвестно чего, мучаясь ожиданием, слыша лишь перешёптывания по углам и ловя на себя осторожные взгляды.

– Значит, ты способна вынести выпавший тебе рок, – спокойно замечает она, обрывая листочки один за другим.

– Рок ли? – с сомнением произношу я. – Почему в Невестах оказались только босяки и бедняки? И говорят, что не было среди избранных ещё ни одной из дочерей предводителей…

– Не болтай о том, чего не знаешь сама, – сердито обрывает она меня, легонько ударяя по руке стеблем, – ты повторяешь лишь расхожие домыслы и завистливые речи тех, кто живёт всего на пару-тройку десятилетий дольше тебя. Многое ли видели они?

– А многое ли видела я? – спрашиваю я в ответ.

– Вот потому и не возводи напраслину.

– Я просто хочу знать, – едва слышно произношу я, – что ждёт меня?..

– Узнаешь, когда придёт срок, отведённый для этого.

– А Иуния говорила… – начинаю было я, но Вевея вновь прерывает меня.

– У Иунии была слишком чувствительная душа и память, вмещающая в себя тысячи голосов, чуждых нам. Не стоит помнить всё, что она говорила… Однажды она бродила по селению в чём мать родила и увещевала, что гора расколется надвое, погребая под собой всех нас, но мы всё ещё живы.

В её словах столько твёрдости и уверенности, что я поневоле заражаюсь ими от неё, успокаиваясь, и слова, терзавшие меня до сих пор, перестают казаться зловещим предсказанием моего будущего. Но всё же поспешно добавляю:

– А что, если я не хочу быть избранной? Не хочу дарить неизвестно кому свою чистоту? Может, я жажду иной судьбы… Обыкновенной, полной мелких житейских забот и семейных радостей.

Я чувствую, что она вперяет в меня взгляд своих слепых глаз, затянутых мутной белесой поволокой, словно видит меня насквозь, и ниже опускаю голову с полыхающими щеками.

– Вот в чём дело, Аврелия… Ты же знаешь законы. Нельзя преступать через это. По своей воле или насильно. Не имеет значения. Ты и то, что не отнято, есть ценность, которую нужно беречь пуще всего. Ты же помнишь, как наказали покусившегося на не принадлежащее ему?

Я согласно киваю, вспоминая произошедший случай с мужчиной, силой взявшим одну из Невест.

– А знаешь, что стало с той Невестой?

– Нет…

– И лучше не знать, – холодно отрезает Вевея, – а знаешь ли ты, что вместо одной неполученной, но обещанной Ему Невесты Он забирает пять младенцев?

Я застываю на месте, боясь пошевелиться, а Вевея продолжает:

– Пять новорождённых девочек, которым не исполнилось ещё и года, отдают Ему, разлучая с матерями. И если подобное повторится в следующий раз, Он заберёт на пять больше, а потом ещё на пять…

– Я не знала, – шепчу я, поражаясь тому, как могло такое укрыться от внимания, неужели об этом не шептались даже по углам?

– И не узнала бы, если бы не начала задавать глупые вопросы. Иногда лучше не знать. А ещё лучше не помнить. Как не помнят почти все. И как ты забудешь об этом, едва ступишь прочь за порог моего дома.

С чего вдруг такая уверенность, задаюсь я вопросом, смотря в её лицо, и понимаю, что не могу отвести взгляда от её сморщенных губ, безмолвно шепчущих что-то. Смотрю и чувствую, как меня словно утягивает в водоворот. Странное ощущение пропадает так же внезапно, как и началось.

– Не соблазняйся напрасными картинами лживых надежд и красивых слов, – говорит мне Вевея, подводя итог нашему разговору, а после наливает пряного травяного чая, оставляющего приятное послевкусие с лёгкой кислинкой.

Глава 6

Я знаю, что я не должна следовать глупому, непонятно откуда возникшему зову, помня слова Вевеи о напрасности надежд, обречённых быть погребёнными под грузом выпавшей на мою долю судьбы, но мои ноги сами меня несут спустя почти целую седмицу на тот выступающий утёс. Сердце грохочет сильнее обыкновенного, мои руки теребят тесьму котомки, привычно перекинутой через плечо. А по приходе меня ждёт разочарование: никого. Только густые кустарники по краям каменистой тропки и пропасть глубоко внизу.

Я топчусь на месте, понимая, насколько сильно моё разочарование, и удивляясь его величине, приобретшей невиданный размах. Даже от разлуки с Визалией и своей матерью меня не накрывало такой безысходной тоской. Я вздыхаю и спускаюсь с тропки, углубляясь в заросли кустарников с ягодами, чтобы не возвращаться с пустыми руками. Но и тут меня настигает уныние от увиденного. Кто-то, кроме меня, обнаружил это щедрое доселе местечко и как следует обобрал красные плоды. Я срываю всего лишь несколько ягодок, уже переспелых и оттого до невозможного сладких, и раскусываю их, катая на языке. Придётся возвращаться…

– Я думал, что ты не придёшь, – слышу я тихий голос откуда-то сбоку и вижу, как из-за каменного валуна появляется Вэ’рк, – я приходил сюда каждый день, петляя и тратя время, чтобы не вызывать подозрений, но тебя не было. Как не было в это же время и сегодня. Я уже собирался возвращаться, прождав тебя довольно долго, как вдруг решил остаться и набрать ягод.

Вэ’рк улыбается и протягивает мне плетённую из плоских зелёных листьев корзинку, полную ягод.

– И похоже, что не зря.

Его взгляд лучится радостью и восторгом. Вэ’рк осматривает меня не торопясь, словно пробует на вкус каждую чёрточку моего лица, лаская её пока лишь взглядом. Меня обжигает от этой небольшой мысленной оговорки «пока лишь», будто дело уже решённое. А потом я гляжу ему в глаза, понимая, что да, дело уже решённое, и не мной, не моим разумом или голосом рассудка и нормами воспитания, потому что мне хочется в ответ так же беззастенчиво разглядывать Вэ’рка, узнавая его, изучая кончиками пальцев. Желание настолько сильное и будоражащее, что моё дыхание сбивается, и я не могу вымолвить ни слова, разом теряя способность разговаривать осмысленно. Я молча выбираюсь из зарослей кустарника, принимая из его рук корзину с ягодами, и иду рядом, не задумываясь, куда он меня ведёт.

– Здесь слишком заметное место, – небрежно замечает Вэ’рк, – я не хочу, чтобы у тебя из-за меня были неприятности.

– Тогда не следовало приходить сюда, – замечаю я.

– Как и тебе, – парирует он, – я не страшусь мнимого наказания за то, чего не совершал. Так же как и ты. Мы всего лишь болтаем, как двое старых знакомых, внезапно повстречавшихся друг с другом. И только.

Губы Вэ’рка лгут, а глаза выдают его ложь. Но я соглашаюсь с его словами, принимая условия игры и трепеща оттого, что нарушаю все запреты одной только мыслью об идущем рядом мужчине, излучающем силу и какое-то необыкновенное притяжение. Мы идём совсем рядом, иногда задевая друг друга случайными касаниями, приятно волнующими кровь. Вэ’рк по моей просьбе рассказывает об иных селениях, расположенных к югу от нашего.

– Некоторые из них совсем крошечные, лишь десяток домов с выжившими из ума стариками, а другие поражают своей величиной и богатством… Отец говорит, что неплохо было бы наладить постоянные связи с некоторыми из них, выйдя за рамки обычной торговли…

Я вполуха слушаю Вэ’рка, мне не особо интересны вопросы торговли или соглашений с другими селениями, но мне нравится его голос: мягкий, мелодичный и в то же время полный скрытой силы, способной вести за собой других людей. Ловлю себя на мысли о том, насколько он хорош будет на месте своего отца, человека сурового и наводящего трепет. Жители потянутся к Вэ’рку, как заплутавшие путники на манящий огонёк костра.

Мы уже давно прошли утёс и углубились в лес, но кое-где ещё встречаются крупные каменные валуны, и Вэ’рк останавливается у одной небольшой гряды, присаживаясь на плоский камень. Я сажусь рядом с ним на нагретую солнцем поверхность, приятно согревающую снизу, и поглядываю на Вэ’рка. Я стараюсь не пялиться на него всё время, но мне это плохо удаётся, потому что на него, подсвеченного солнцем, приятно смотреть. Тёплые лучи игриво теряются в рыжеватых волосах, заставляя их отливать золотом, а кое-где и вовсе будто вспыхивают искорки. Крупные сильные пальцы ловко крутят зелёные листья, превращая их в не что иное, как сплетённая им корзина, та, что сейчас покоится на моих коленях.

– А Невесты есть везде? – я всё же задаю вопрос, интересующий меня.

– На пограничье, – отвечает он и тут же поспешно добавляет: – То есть везде.

– И всюду является Он? – с сомнением спрашиваю я.

– Не в одно и то же время, насколько я могу судить, – Вэ’рк хмурится, и я понимаю, что тема ему неприятна, потому стараюсь запретить себе думать об участи Невест хотя бы в такие моменты.

Мне довольно легко это удаётся, и я постепенно начинаю разговаривать, замечая, как внимательно меня слушает Вэ’рк, не из чистой вежливости, но с искренним участием. Проблема только в том, что все темы, знакомые мне, рано или поздно упираются в то, кто я есть. Их не избежать, так же как не отнять того, что начертано на моём лице в виде знаков, потому я в итоге просто замолкаю, слушая звуки окружающего леса.

– Ты невероятная девушка, – произносит Вэ’рк, наклоняясь ко мне, сокращая расстояние между нашими лицами. И в этот раз я уже не шарахаюсь испуганно в сторону, а жду его движения, подставляя лицо вверх, млея от восторга, когда он нежно касается губ, проводит по ним своими губами и обхватывает голову сзади одной рукой, запуская пальцы в густые волосы. Его касания медлительны и осторожны, наполняют меня томлением и сладким ожиданием чего-то большего, чем просто прикосновение его губ, сплетённых с моими, и дыхание в едином ритме. Поцелуй мягок, а мои губы ласкаются сами по себе, так, словно знают, что нужно делать гораздо лучше меня. И судя по ответной дрожи и усиливающимся объятиям, Вэ’рк тоже испытывает наслаждение от близости.

Осторожное касание его языка, скользнувшего внутрь моего рта, заставляет изумиться всего на мгновение, а после робко потянуться в ответ, чувствуя кисловатый привкус ягод, оставшийся у него во рту. Движения языка и губ становятся всё настойчивее, заражая ответной страстью, и вскоре я беззастенчиво тяну Вэ’рка за шею на себя, желая, чтобы поцелуй стал ещё глубже, а ощущения острее, чем есть сейчас. Вэ’рк охотно поддаётся зову, шумно выдыхая, и своим телом, притиснутым к моему, вынуждает меня опуститься полностью на нагретый солнцем камень. Его руки хозяйничают с завязками на самом верху моего платья, проворно расшнуровывая их и оголяя грудь. На мгновение Вэ’рк отстраняется и перехватывает мои руки, стремящиеся прикрыть наготу.

– Нет, – восхищённо шепчет он, удерживая мои запястья, лаская жарким взором грудь, – у тебя такая светлая кожа, словно ты вовсе не бываешь на солнце. Хотя вот оно здесь…

Его пальцы касаются шеи и спускаются ниже, пробегаясь по коже, заставляя её покрываться мурашками, и осторожно обводит тёмные вершины сосков, устремлённые острыми пиками прямо вверх, в распахнутое голубое небо. Вэ’рк медлит, неторопливо прохаживается пальцами обеих рук по груди, то едва касаясь её кожи, то сжимая грудь в крупных ладонях, заставляя каждый раз вздрагивать и наполняться сладким предвкушением, расходящимся по всему телу. И я не знаю, от чего на самом деле мне становится жарко: от касаний ли его рук или от жарких лучей солнца, вторящих мужской ласке, которая не прекращается, а становится всё откровеннее и грубее.

Вэ’рк уже жадно стискивает обе груди руками и приникает ртом, накрывая горячим языком вершины, увлажняя их и мягко втягивая поочерёдно. Изощрённая пытка удовольствием, неизведанным до сих пор, исторгается стоном из моего рта, а в ответ Вэ’рк начинает ещё сильнее и быстрее ласкать мою грудь губами и языком, изредка пуская в ход зубы. Я не в силах сдерживаться, и обхватываю его за крепкую шею руками, притискивая к себе ещё ближе, и выгибаюсь всем телом навстречу, чувствуя, как меня охватывают волны, набегающие одна за другой, а где-то внизу томная пульсация усиливает наслаждение в ожидании чего-то неизбежного.

Моим стонам вторят приглушённые стоны Вэ’рка, ещё яростнее впивающегося в мою грудь. Он, словно одержимый жаждой, затягивает тёмную вершину в рот, ударяя по ней языком, а рукой мнёт до боли другую грудь. Негромкий вскрик рождается среди жарких стонов и томных вздохов, проносясь над нами, когда удовольствие достигает своего края и накрывает меня с головой, вдавливая в твёрдую поверхность камня. Моё тело мелко дрожит от неги, а затуманенное сознание лишь краешком улавливает движение Вэ’рка, обнажающего свою плоть и двигающего по ней рукой. Он не отстраняется от меня, а всё ещё целует грудь, не сдерживая гортанных стонов, и через пару мгновений на мои ноги выплёскивается его семя, вязкое, стекающее по боковой поверхности коленки. Вэ’рк мягко целует губы и проводит пальцем по треугольникам на моём лице:

– Если бы ты не была Его Невестой…

Я поднимаюсь и затягиваю шнуровку на верху платья, движения рук всё ещё медленны и полны лени, а сердце внутри бьётся чаще, чем обычно.

– И что было бы тогда?

– Стала бы моей наречённой, – Вэ’рк пучком сухой травы отирает кожу на моей ноге и смотрит улыбаясь.

– Не думаю, что ты вообще заметил бы меня тогда.

– Ошибаешься. Такую, как ты, сложно не заметить… Многие мужчины засматриваются на тебя. Даже когда ты была ещё ребёнком, многих уже волновало то, как ты расцветёшь в положенный срок…

Я смущена и одновременно довольна его похвалой.

– Даже если бы всё сложилось иначе… Бедняки неровня такому, как ты. Так не положено.

– Я изменю существующий порядок вещей, – решительно произносит Вэ’рк. И мне верится, что так оно и будет. Мне отчаянно хочется верить в это, и я позволяю слабой вере пустить свои ростки где-то в глубине.