Kitabı oku: «Дети страны хюгге. Уроки счастья и любви от лучших в мире родителей», sayfa 3

Отношения в семье

Одних демократических ценностей недостаточно для оздоровления семьи, пока в ней царит иерархия. Равноправие полезно, когда оно касается конкретных решений – где проводить каникулы и как распределять домашние обязанности. Но от этого отношения между членами семьи и их настроение во время тех же каникул не станут лучше. Процесс общения определяется «тоном», «духом», «атмосферой» (в греческой философии это называлось этосом), качеством контакта. Они, в свою очередь, зависят от множества факторов: личности и жизненного опыта родителей, их взаимоотношений, перемен в их настроении; их перспектив на будущее; их способности справляться со стрессом и кризисом; их здоровья; их социально-экономического положения и так далее. Именно взрослые отвечают за установку верного этоса и тона. Эту ответственность они не могут ни передать детям, ни разделить с ними. Дети просто с ней не справятся.

Это не значит, что они не влияют на семейную атмосферу. Наоборот: влияние детей очень велико как раз из-за нехватки жизненного опыта, наивной логики, слабости, уязвимости для конфликтов и неумения их разрешать. Они активно стремятся к взаимодействию и поэтому часто становятся громоотводами в ссорах родителей.

И тем не менее дети не могут нести ответственность за отношения в семье. В тех семьях, где родители не справляются с ответственностью и где решения приходится принимать детям, страдают все – и дети, и взрослые, и отношения.

Помощь по дому, обязанности и какие-то практические вопросы можно передать в ведение детей. Пусть они участвуют в решениях; важно знакомить их с демократическими принципами, принимать всерьез их желания и потребности, показывать, что в семье и обществе есть разные способы добиваться своего и получать желаемое.

Семья является юридическим лицом только тогда, когда она создается или разрушается. Все остальное время это экзистенциальная и эмоциональная структура. Полезно уважать права друг друга, но детям нужно нечто большее, чем равенство в политическом и юридическом смысле, – уважение их достоинства.

Переход от тоталитарной семьи к демократической привел к многочисленным ранам на поле боя. Но эти перемены происходили в оптимистичное время, и мы верили, что будущее оправдает наши потери. Мы хотели избавиться от «старого», не представляя, как выглядит «новое».

Очень скоро обнаружилось, что демократические принципы плохо применимы к повседневной жизни. Они оказались слишком абстрактными, их было легко провозглашать, но непросто использовать. И вот почему.

Конфликт

Традиционная семья в идеале была бесконфликтной. Когда конфликт все же возникал, это считалось либо виной родителей – плохо воспитывали, либо детей – не умеют себя вести. Поэтому первое поколение демократичных родителей было лишено ролевой модели. Они не умели конструктивно обсуждать и разрешать конфликт.

Неудивительно, что люди обращались к политической модели – то есть к борьбе за власть. Но в такой борьбе всегда есть победители и проигравшие. В семье, построенной по этому принципу, в проигрыше оказывалось единодушие. Итогом стали многочисленные разводы и неполные семьи.

Равенство

Идея равенства провозглашалась в демократичной семье первым шагом к отмене старых гендерных ролей и справедливому перераспределению обязанностей, к отмене представления о мужчинах-добытчиках и женщинах – хранительницах очага. Но многие – особенно те, кто успешно уравнял гендерные роли, – столкнулись с неудобной реальностью: равное разделение забот о доме и детях не создавало здорового равновесия между мужчиной и женщиной. Старые стереотипы уходили, но их место занимали другие.

Поскольку мужчинам были выгодны старые, тоталитарные правила, их поведение в семье подвергалось особенно острой критике, которую многие из них восприняли как своего рода кастрацию. Парадокс состоял в том, что, кроме обязанностей добытчиков, мужчины никогда не играли важной роли в семье. В итоге их критиковали за то, чего они не делали.

Многие из них более или менее добровольно принимали на себя больше домашних забот и ответственности, пока женщины покоряли трудовой рынок. Мужчина перестал быть единственным кормильцем и видел себя партнером, любовником, отцом и членом семьи – то есть активным участником эмоциональной семейной структуры.

Вскоре равенство стало пониматься как «одинаковость». В то время высоко ценились качества «мягкого мужчины». Потом маятник качнулся в другую сторону и на щите оказался «мужчина-мачо». Все поняли, что «дать женщине то, чего она хочет» еще не означает демократичную семью. То, что называли феминистскими ценностями, оказалось базовыми человеческими ценностями, и мужчины осваивали их с трудом.

Тысячи лет женщинам отказывали в базовых человеческих правах, но при этом им удалось до определенной степени развить человеческие качества. Мужчины в своей постоянной борьбе за место под солнцем старались от этих «мягких» качеств избавиться, и в основном им это удалось. Такая разница между полами сохраняется до сих пор.

Уважение и принятие

Уважение и принятие были ключевыми словами в новой модели равенства. Но оба эти понятия неоднозначны.

К примеру, должны ли люди по определению уважать друг друга или уважение надо «заслужить»? Должен ли я изначально уважать действия моего партнера (например, способ воспитания детей) или сперва надо увидеть и оценить результат?

Предположим, мой партнер говорит: «Тебе придется это принять!» Обязан ли я скрывать свое недовольство? Соглашаться мне или изображать согласие? Может ли он/она «требовать» от меня принятия? Или это мой дар ей/ему, потому что я люблю его/ее? Как быть, если я уважаю и принимаю его/ее, но не могу с ним/ней жить? Важно ли понять другого человека, чтобы уважать и принимать его, – или достаточно любви, а понимание излишне?

Чтобы превратить эту абстрактную концепцию в конкретные вещи, нужно начать с себя и научиться принимать себя как есть. Тогда мы обретем самоуважение. Мы поймем, как абсурдно принимать близко к сердцу неуважение других людей. Тут мы возвращаемся к исходной точке: уважение и принятие – это условие любви или ее следствие?

Требования

Выдвигать «требования» уместно в коммерции, при заключении контрактов или в политике, но не в семейных отношениях. Женщина может требовать, чтобы ее бывший супруг помогал содержать ребенка, но не нес за него ответственность или уделял ему внимание. Любящие отношения между мужчиной и женщиной, между родителями и детьми – это дар и привилегия.

Когда член семьи чего-то требует – будь то ответственность, нежность, внимание, секс, долг, уважение, время, – это всегда потребность в любви. Она естественна, но бессмысленно ее требовать.

Тем не менее семейная жизнь полна требований. Иногда нам удается добиться своего, но часто за это приходится платить потерей близости. Поэтому попытка перестроить семью по демократической модели, несомненно, была шагом вперед, но не увенчалась успехом. В ней не хватало важного элемента – достоинства.

Идея уважать достоинство всех людей пронизывала политические манифесты последних двух столетий, но редко применялась на практике. Еще труднее было внедрить ее в семейную жизнь – нам не хватало ролевых моделей и примеров.

Общество равного достоинства

Отношения между взрослыми и детьми качественно изменились за последние 25 лет⁵, когда возникла концепция равного достоинства в семейной жизни. Дети и молодежь сегодня ведут себя гораздо свободнее и сознательнее. Они уже не готовы, как предыдущие поколения, терпеть диктат взрослых. И все же ни семья, ни общество не отвечают главной потребности молодых людей: видеть их – и позволять им видеть себя – полноправными членами общества.

Развитие идеи равного достоинства сказалось и на отношениях между мужчинами и женщинами. Очевидно, что традиционные гендерные роли изжили себя. Да, мужчины и женщины часто думают, чувствуют и поступают по-разному. Но эти биологические и культурно-исторические различия не имеют принципиального значения. Принцип равного достоинства подчеркивает, что люди неодинаковы, но не ставит целью нивелировать эту разницу. Поэтому он может быть применен к мужчинам и женщинам, детям и взрослым, индуистам и христианам, африканцам и скандинавам, врачам и пациентам, работодателям и работникам.

Как я понимаю «равное достоинство»?

Если «равенство» – это статичное общее понятие, то «равное достоинство» – динамичный внутренний процесс. Оно не устанавливается раз и навсегда, а применяется к новым обстоятельствам. В отличие от равенства, оно не отражается в распределении ролей. Тот факт, что жена в выходной день готовит обед, пока муж смотрит футбол, ничего не говорит нам о равном достоинстве в их семье. Нет неравенства там, где нет принуждения. Когда человек принимает на себя некие обязанности, можно говорить о равенстве, только если это его собственное решение.

Иными словами, когда отцы начинают проводить больше времени с детьми, матери рады, что у них стало одной заботой меньше. Но это можно назвать истинным партнерством, только если мужчины сами получают что-то от общения с детьми. В противном случае это просто «помощь».

Наше умение относиться с равным достоинством к взрослому или ребенку зависит, как и многие другие вещи, от опыта, который мы обрели в родительской семье, и от знакомых нам ролевых моделей. Трудно сформировать такое отношение, если мы не видели его в детстве. Еще труднее оно дается тем, кто привык восхищать окружающих своей внешностью, послушанием или школьными успехами.

Глава 2
Дети с нами заодно!

Дети всегда готовы идти нам навстречу!

Если этого не происходит, значит, они либо делали это слишком часто и слишком долго, либо в чем-то ущемлены.

Главный конфликт

Как мы знаем из истории, главная экзистенциальная дилемма состоит в конфликте между личностью и коллективом (или обществом), индивидуальностью и конформизмом, самоидентификацией и приспособлением. Я предпочитаю называть это конфликтом личных границ и взаимодействия.

Все теории воспитания строятся на том, что дети изначально асоциальны и эгоцентричны, а задача взрослых – научить их приспосабливаться и учитывать интересы других. Методы достижения этой цели менялись. Во второй половине XIX века, например, физические наказания использовались все реже, а роль убеждения росла.

Рисунок 1

Когда я родился, педиатры пропагандировали систему «Тишина, чистота, регулярность». Матери знали, что должны кормить, купать и укладывать младенцев спать в определенное время и с определенными интервалами. Если родителям не удавалось соблюдать эти правила, специалисты предупреждали, что «дети сядут им на голову». Мать волновалась, что ребенок все время беспокоен и плачет, а ей внушали: нельзя отступать от режима, детям полезно кричать для развития легких. К счастью для многих из нас – по крайней мере для тех, кто благополучно пережил свои первые годы, – наши родители не могли долго выносить наши отчаянные крики. Нарушая предписания докторов, они брали нас на руки и кормили в неурочное время.

Еще одно заблуждение: дети зациклены на себе и своих желаниях, поэтому родители должны учить их общаться на условиях взрослых и с самого начала понимать, кто здесь главный. Сорок лет работы с семьями и два десятка лет изучения отношений матери и ребенка доказали мне обратное.

Когда ребенок выбирает между тем, чтобы настоять на своем или действовать заодно с родителями – а это случается несколько раз в день, – то в девяти случаях из десяти он выбирает взаимодействие.

Детям скорее нужно, чтобы взрослые научили их больше заботиться о себе при общении с другими людьми.

Взрослые не видят этой проблемы по двум причинам. Прежде всего, они обращают мало внимания на детей, если те выполняют их условия; только когда дети отказываются делать то, чего мы от них хотим, мы замечаем их. Во-вторых, взаимодействие детей может проявляться по-разному. Итак, уточним, что я называю взаимодействием.

Взаимодействие

Когда я говорю, что дети с нами взаимодействуют, я имею в виду, что они копируют или имитируют поведение самых важных для себя взрослых – родителей или знакомых.

Пример. Мамин декретный отпуск закончился, и шестимесячная Лили начинает ходить в ясли. По утрам, когда мама завозит Лили в ясли перед работой, ребенок плачет и горюет; ничто не может утешить ее. Но если это делает папа, то все идет прекрасно.

В чем секрет? Может быть, мама чересчур опекает малышку, а папа слишком холоден с ней?

Чаще всего радость или огорчение перед детским заведением зависят совсем от другого. Дети плачут с мамой, потому что она эмоционально не готова расстаться с ребенком. Она беспокоится, нервничает, переживает – и это происходит с самого рождения. Она подавляет свои эмоции, поскольку выхода нет – ей нужно на работу, но Лили их чувствует – и копирует. Ребенок действует заодно с матерью, как бы говоря ей: «Мамочка, с нами что-то не так. Я хочу, чтобы ты знала – я это понимаю и надеюсь, что ты решишь проблему, чтобы нам обеим было хорошо».

Однако, если мы спросим мать, которая только что оставила плачущего ребенка в яслях, действовал ли он с ней заодно, она, скорее всего, скажет: нет. Для нее взаимодействие означает, что ребенок научится прощаться с ней без слез.

То же самое происходит, когда мы приводим детей к врачу, стоматологу или помещаем в другую непривычную ситуацию.

Пример. У Карен и Кристиана после долгих лет бесплодия наконец родилась девочка, Сара. Карен взяла годичный отпуск, чтобы быть дома с дочерью. Как и многие новоиспеченные родители, Карен и Кристиан ужасно счастливы и в то же время боятся, что не смогут правильно исполнять родительские обязанности. По многим причинам они никогда не обсуждали друг с другом эту неуверенность. Таким образом, Карен целые дни проводит с младенцем, не в состоянии разобраться в своих чувствах. Внешне это незаметно; когда Кристиан приходит с работы или их навещают друзья и родственники, все говорят только о Саре и о том, как прекрасно, что Карен может сидеть с малышкой.

Постепенно Карен справляется с неуверенностью и все лучше заботится о Саре. Она знает: у девочки должна быть красивая одежда, ее надо вовремя переодевать, правильно и регулярно кормить.

В три месяца Сара начинает отрыгивать материнское молоко. Карен обеспокоена, но скрывает эту проблему. Девочка теряет в весе. В конце концов мать берет себя в руки и обращается к педиатру. Возникает подозрение, что у ребенка врожденная узкая кардия⁶, и Сару кладут на обследование. Оно не показывает никаких физических отклонений, но ребенок продолжает отрыгивать молоко. Грудное кормление, которое раньше было интимным и радостным переживанием, становится кошмаром для девочки и матери.

Карен не понимает, что дочь подает ей сигналы, которые можно интерпретировать по-разному.

Например, рвота может означать:

«Спасибо, мама! Я сыта».

Или:

«Мама, лучше я буду есть, когда проголодаюсь, а не когда тебе захочется приложить меня к груди».

Или:

«Происходит что-то не то. Ты так стараешься быть хорошей матерью, что забываешь о моих потребностях. Может быть, тебе поговорить об этом с папой?»

Или:

«Послушай, мама, ты неправильно со мной обращаешься. Мне от этого плохо!»

Но Карен ни о чем не догадывается.

Проходит несколько недель. После новой госпитализации Карен и Кристиан решают обратиться к семейному психотерапевту. (Большинство психотерапевтов сделают один из трех выводов: у Карен невроз, брак родителей в кризисе или что-то не так с ребенком.) На вопрос, какого поведения она ждет от Сары, Карен отвечает: «Если она начнет нормально есть и прибавлять в весе, я буду счастлива».

Но дети не взаимодействуют с родителями такими способами. Они зрят в корень. Они бессознательно пытаются решить конфликт, который мешает семейному благополучию.

Пример

Семья ужинает в ресторане. Когда приносят кофе, мальчики четырех и семи лет получают мороженое и быстро с ним разделываются. Родители тем временем заняты важным разговором. Дети какое-то время прислушиваются, а потом придумывают игру. Они начинают ходить между свободными столиками, все время усложняя свои маршруты. Родители иногда окликают их, и дети прекращают игру, но быстро возвращаются к ней.

Вдруг отец подзывает их тихим сердитым голосом. Когда они подходят, он говорит: «Вы меня не слышите? Вы больше никуда с нами не пойдете, если будете так себя вести. Все, хватит на сегодня. Идем домой!»

Дети обескуражены. Они покидают ресторан, глядя в пол и опустив головы. Ведь они шли родителям навстречу – открыто и честно. Их поведение означало: «Раз у вас важные дела, мы найдем, чем заняться, чтобы вам не мешать».

Забежим на несколько месяцев вперед. Однажды вечером кто-то из детей спрашивает отца: «Мы пойдем сегодня есть пиццу?» «Возможно, – отвечает тот. – Но вы будете хорошо себя вести, а не безобразничать, как в тот раз».

Отец снова ошибочно путает взаимодействие с «хорошим поведением» и добивается послушания, вместо того чтобы строить отношения с детьми на равном достоинстве и доверии.

Дети – гении взаимодействия во всех областях. Четырехлетний малыш подражает папиной походке, шестилетняя девочка ест, как ее мама, девятилетний парнишка разговаривает с младшим братом точно так же, как папа говорит с ним самим. В этих случаях мы не сердимся и не возмущаемся, а, наоборот, чувствуем себя польщенными.

Но когда дети копируют то, что мы хотели бы держать при себе или в чем не хотим признаваться, нам это не нравится. А ведь малыши в прямом смысле слова изучают нас и зеркально отражают наши чувства, прежде чем учатся выражать свои.

Обратите внимание, что происходит с ребенком от шести месяцев до полутора лет, когда вы приходите в гости к его родителям. Малыш внимательно всматривается в мамино или папино лицо. Если родитель недоволен, нервничает или просто не расположен к визитам, ребенок начинает плакать или отворачивается от вас. Взрослые могут скрывать свои чувства за вежливыми словами: «О, это вы! Пожалуйста, заходите!» Но ребенка это не обманет.

Точно так же дети настораживаются, когда мать принимает ухаживания нового воздыхателя, но не уверена в своих чувствах к нему; когда отец встречается с кем-то, но хочет держать это в секрете.

Как семейный психотерапевт, я встречаю примеры такого копирования каждый день. Дети, особенно маленькие, проявляют недовольство и требуют внимания во время семейных встреч, пока нам с их родителями не удается обозначить семейную проблему. Но как только проблема выявлена и родители готовы ее решить, малыши засыпают; те, кто постарше, начинают рисовать или просятся домой. Очень показательная реакция!

Дети копируют родителей и в конфликтной ситуации. Эта черта часто порождает спекуляции о биологических причинах алкоголизма. Мой опыт показывает, что ребенок алкоголиков вырастает с пристрастием к спиртному, потому что он подражает родителю, к которому особенно привязан.

Иными словами, детское взаимодействие с взрослыми может проявляться двумя способами. Ребенок, который взаимодействует напрямую, имитирует поведение родителей. Так бывает в семьях, где взрослые ведут себя конструктивно.

– Если детей уважают, то они уважают окружающих.

– Если о них заботятся, то они заботятся о других.

– Дети, чьи личные границы не нарушаются, не посягают на чужие границы.

Другие дети ведут себя «наоборот», потому что обращают свое поведение внутрь. Тем не менее это тоже взаимодействие.

Нередко бывает, что двое детей в одной семье ведут себя по-разному. Это часто удивляет родителей, ведь у детей одинаковая наследственность и они получают одинаковое воспитание.

Пример

Молодая мать в лагере хорватских беженцев обратилась за психологической помощью для своего семилетнего сына – он непослушный, капризный и надоедливый. Другого сына, 12 лет, она описывает как ответственного и надежного помощника. Учителя в школе называют его интровертным, но умным и старательным.

Семье выпали тяжелые испытания. Муж женщины был убит на боснийском фронте полгода назад; им пришлось скитаться по разным лагерям и центрам для беженцев. Заботясь о детях, мать не позволяла себе проявлять горе у них на глазах и плакала, только оставаясь одна. Многие ведут себя так из любви и лучших побуждений, но это вредно и для взрослых, и для детей.

Старший сын действовал заодно с матерью, копируя ее поведение. Он держал свои горести в себе, ходил сгорбившись, меланхолической походкой, с неподвижным взглядом. У окружающих взрослых он вызывал симпатию и заботу. Его невысказанные чувства к матери успокаивали и поддерживали их обоих. Он просто делал то же, что и она.

Младший брат тоже взаимодействовал с семьей, но противоположным способом. Он делал все наоборот. Он, единственный из них, открыто выражал свою печаль, отчаяние, разочарование и тоску по общению, которые подавляла в себе его мать. Но она не могла одновременно дать волю своему горю и открыть себя для страданий сына: их чувства были слишком похожи.

Этот мальчик хотел быть заодно с матерью, как его брат, но не мог себя заставить. Его дерзкое поведение не пробуждало у взрослых симпатий, а, напротив, вызывало раздражение. Его считали не «большим и разумным», как брата, а «маленьким и непослушным». Все трое наносили ущерб своему здоровью. Но только младший знал и указывал путь к оздоровлению семьи.

К счастью, мать понимала, что ей нужна помощь. Она видела тревожные признаки и относилась к ним достаточно серьезно, чтобы говорить с другими людьми о своих проблемах. Ей повезло попасть в группу женщин со схожей ситуацией. Когда ей удалось выразить свое горе, она помогла старшему сыну сделать то же самое. В итоге младший сын стал спокойнее.

Мы часто наблюдаем этот феномен – расходящееся поведение – в семьях, где отец проявляет насилие к жене и/или к детям. Часто один ребенок копирует отца и становится жестоким и неуправляемым, а другой, повторяя мать, направляет насилие внутрь себя. Такие дети, вырастая, либо разрушают себя – наркотиками, беспорядочными половыми связями, попытками суицида, – либо становятся тихими и покорными. Они приносят себя в жертву, пренебрегают своими потребностями и испытывают преувеличенное чувство ответственности за других. Обратите внимание, что эти качества часто и ошибочно считают признаками «хорошего воспитания».

Когда дети в таких семьях становятся подростками, их поведение еще больше расходится. По многим причинам мальчики сохраняют склонность к насилию, в то время как девочки чаще ведут себя саморазрушительно. Это происходит потому, что девочки обычно берут за образец жертвенное поведение матери.

Вот схематическое описание прямого и обратного взаимодействия.

• Дети, которых критикуют, начинают критически относиться либо к другим, либо к себе.

• Дети, выросшие в жестокой среде, вырастают склонными либо к насилию, либо к саморазрушению.

• Дети из семей, где не принято выражать свои эмоции вслух, становятся либо тихонями, либо болтунами.

• Дети, пострадавшие от насилия или сексуальных домогательств, будут агрессивно разрушать себя или так же агрессивно унижать других.

По моей оценке, половина детей, которые сталкиваются с деструктивным поведением взрослых, взаимодействует с ними обратным способом. Другие прибегают к прямому копированию и получают ярлык «проблемных».

Деструктивное поведение не всегда бывает жестоким, авторитарным и оскорбительным – оно может быть уступчивым и оборонительным. Я хочу подчеркнуть, что у всех нас хватает причин быть такими, какие мы есть. Всех нас невольно подталкивали к разрушительному/саморазрушительному поведению.