Kitabı oku: «Театр трагедий. Три пьесы», sayfa 12

Глава II

Ужасен, тот, кто видит красоту.

* * *

Одевшись в опрятные одеянья и обдумав будущие деянья,

Выходя из спальни, вздохнул, спустился вниз.

Слуга, что уже не трясся, проводил меня до спальной комнаты,

затем поклон, и удалился.

Открывая дверь в светлицу, я застыл,

слушая мелодию сказочного пенья.

Дверь скрипнула, словно разбился столовый весь сервиз.

Увы, дева возле окна, больше не пела,

ее взор сразу в мои глаза неловко устремился.

Телесный призрак, она приходила ко мне во сне,

В коем ангелом являлась, и привлечь внимание старалась.

Как кобра под звуки флейты изгибалась, но не в этот раз.

Себя представила на показ, словно снег по весне.

Когда-то жутко искажалась,

Но теперь я вижу словно наяву, без бесовских проказ.

Маркиз Парадиз:

Миледи, добро пожаловать в одинокий Замок Парадиз,

В мое мрачное владенье и от греха веселья избавленье.

Прошу, садитесь, вы должно быть подустали?

Совсем забыл, представлюсь – я Маркиз Парадиз.

К вашим услугам и с вашего позволенья.

Позвольте, расслабьтесь, будьте как дома за этими стенами.

Анетта:

Вы тоже слышите, тот адский плачь и как рубит головы палач.

Вы слышите, картины что-то говорят,

Нет, они кричат, зовут на помощь, и в колокол звонят.

Здесь всё мертво, деревья, на них не сядет даже грач.

И дожди всё время слезно моросят.

Кто живой, не собирая вещи, покинуть это место все спешат.

Прекрасно!

Маркиз позвольте мне остаться здесь на несколько ночей.

Обещаю, я не стану обузой, вы правы, мне стоит отдохнуть.

Ведь это место так прелестно.

Маркиз, вы не пожалеете, ведь мое тело жарче всех печей.

Я стану вашей музой, или ангелочком на ваше плечико

смогу порхнуть.

* * *

Она меня пленила, красотой или речами,

Но ее слова воистину испугали, как будто нежно поцеловали.

Покоренный раб, я стал, и сердце снова пожелало жить.

Она меня воскресила, голубыми лазурными глазами

или угольными волосами.

Ее взгляды воистину ужасали, словно розы расцветали.

В то время как окружение продолжало гнить.

* * *

Маркиз Парадиз:

Конечно, оставайтесь, покуда не рухнут сей каменные своды.

Мои подчиненные, теперь ваши слуги, мой замок, теперь ваш дом.

Так значит, мы с вами друзья по несчастью и видим приведенья.

К сожалению, им нипочем быстроходные годы.

Начинается дождь, вот-вот и грянет гром.

Но прежде чем мне вас покинуть, позвольте миледи, узнать ваше имя.

Анетта:

Анетта, но мое имя вам ничего не скажет,

ведь я не из богатых племен родов.

И никогда не видела красочных снов; благодарю.

Что высказали мне такую честь, но несу вам недобрую весть.

Я приплыла из мест,

где по ночам слышно только уханье пучеглазых сов.

Благодарю вас маркиз за кров, благодарю.

Мой путь был далек, и не мешало бы чего-нибудь поесть.

* * *

Реальность стала ускользать, наяву, иль мне приснилось.

В жизни не видел более бледно-идеального лица; о Господи,

Как ангелы твои прекрасны!

Дурман рассеян и что-то прояснилось.

Безмятежного сердца похитительница,

но ноги жалобно вопят – скорее уходи.

Как помыслы порочно страстны.

* * *

Маркиз Парадиз:

Откланяюсь, извольте, не стану больше вам мешать

И приглашаю гостью на скорую нашу встречу.

Или позвольте, я за вас отвечу, так вы согласны?

Простите, сегодня я слишком тороплив, не стану более спешить.

Все ваши благосклонные слова в душе своей отмечу,

Себе я больше не перечу, противоречия опасны.

Анетта:

До скорой встречи уважаемый милорд,

и пусть ваш характер горд,

Со временем смогу разбудить в вас нежные чувства.

И смогу обнять ваши мужественные плечи.

И пусть больше не пугают вас призраков подземных орд.

Им, как и нам, не хватает материнской ласки чувства.

До скорой встречи.

* * *

Последняя нота, закрыл за собою дверь,

но продолжала играть музыка, что ее голос.

Казалось, что теперь не покинет Анетт образ никогда.

И ожиданье томительно станет убивать.

Повстречав служанку, сию минуту направил ее к миледи, и приказал, чтоб с головы ее не упал даже волос.

Так было сказано и всем, подчиняться госте как никогда.

Деяния мои стали понемногу умиротворять.

Настала ночь, и этой ночью, я спал до утра словно мертвый.

Хотя я жив, а мертвецы, почему-то не искали в эти часы вражды.

Солнце выглянуло, сквозь облака, тусклое как всегда.

Спустился и пожелал я свидеться с Анетт,

но нет, ждал меня прием холодный.

Я постучал, но, увы, судьба не сжалилась на мои мольбы.

Ни дверь, ни засов, не желали говорить мне – входите, да.

* * *

Маркиз Парадиз:

Как такое могло случиться, ведь миледи обещала встречу и свиданье,

Зачем мне это очередное самоистязанье, Анетт, где ваше состраданье?

Но отчаиваться не стоит, завтра деву навещу.

Как могло так сердце любовью быстро воспламениться,

не видать ему прощенье.

Валентина очередное понуканье, где святое состраданье.

Но причитать не стоит, другой мир еще не раз я посещу.

* * *

Вот коридор, портреты рода, за каждым моим движением следят.

Глаза, крутясь словно компас, пронзают взгляды их насквозь.

Вот дядя, сжимает крепче трость, шепчет ругательства себе под нос.

Их ровный взор, туннели обреченности невольно сторожат.

Не мешает им паутина, ни зимняя изморозь.

Из-под морщин глядя, не пугает их старость, и смерти сонмы неотлагательных угроз.

Вот спальня, и там же кабинет.

Повсюду книги, клочки бумаги, чернила и безумие в образе поэта.

И у кого-то из тыквы выросла карета,

но, увы, это слишком сказочно для этой сказки.

И мой рассказ, не вымысел, вам подтвердит Анетта.

Тогда она стала для меня потерянным,

как я думал, навсегда, лучиком света.

Ну что ж, еще долго до рассвета, я продолжу,

не все истории могут быть кратки.

Сумерки; открыл книгу, внимательно читал.

Луна, взяла свою очередь правленья.

Танцевали свечи неповторимый одиночный вальс.

Полночь; прилег на спину, задумчиво мечтал.

И тут около двери спальни, увидел я ее,

неужели слуги не заметили исчезновенья?

Вздрогнули свечи, и стала видна в их танце фальшь.

Маркиз Парадиз:

Миледи, почему вы в столь поздний час, меня решили навестить?

Нет, я не говорю, что огорчен, но, безусловно,

вашим поступком я взволнован.

Чем вызван ваш визит?

Вы печальны, но скажите, как могу я вас развеселить.

Вашим унынием поглощен, и этим замком я также обезвожен.

Думаю, он нас в том же лукаво в тишине винит.

Анетта:

Винит? Он нас навеки проклинает.

Сегодня, что-то не спится

и наглый призрак не дает покрывалом мне укрыться.

Бодрствует вся падшая знать, причину, нам никогда не узнать.

И вот единожды обдумав, маркиз, решила,

что прогулка вам не помешает.

Ведь вам, как и мне в эту ночь не спится.

Так позвольте ж поскорей ваш ответ узнать?

Маркиз Парадиз:

Миледи, я согласен, с вами лягу даже в гроб,

В цене жизни я не жадный сноб, куда угодно последую за вами.

Вы мой кучер посреди бессонных и томительных ночей,

Но признаюсь, когда смотрю в окно, меня охватывает озноб,

И сразу в жар бросает лоб, здесь всегда так мрачными вечерами.

Ну, хватит слов, пора двигать жизнь делами и огнем очей.

Анетта:

Вы так любезны.

Увы, наш путь не будет долог, но для маленького сердца дорог.

А ваши слова, словно мед цветочный, чистый и непорочный.

Вы так беспечны.

Вы молоды душой, хотя телу вашему уже за сорок.

Для вас свидание не ново, извиняюсь за визит свой полуночный.

* * *

Вставая с ложа, я заметил,

как заблестела при лунном свете ее ледяная кожа.

В изумленье снова, словно, играющий мальчишка.

Подойдя к Анетт, взял я за руку ее, она говорила что тепла,

но оказалась холодна.

Словно кости мертвеца или острие ножа, или в камине сажа.

В мурашках снова, словно, испуганная мышка.

Поцеловав ее запястье, вступили мы в тусклый коридор,

она была красива, впрочем, как всегда.

Черное дорогое платье обвивало ее неземную красоту.

Но к моему удивлению, портреты, отворачивались, закрывались.

Словно Анетту как призрака пугались, хотя были тем же самым.

Смотря в ее бездонные глаза, я думал,

что тот час пойду ко дну, в темную тьму.

И не выбраться никак, не вздохнуть, но всё же я благодарен тому дню, когда мы повстречались.

Таинственность ее лица меня всё больше привлекала,

секрет ее был тайным.

Вела меня из замка прочь, я не смог ее упрямство превозмочь.

Я следовал за ней, словно охотник за дичью, иль было вовсе наоборот.

Весь путь мы держали закрытым свой рот,

и вот и Парадиз ныне позади.

Горя желанием обнять и в чем-то ошибочном помочь.

Я брел за Анетт, словно граф за местью,

но в мыслях моих поселился крот,

Роет туннели в памяти, в мечтах воздвигает дом,

но, увы, иллюзии только впереди.

Ночь, разглядеть что-либо было невозможно.

Лишь свет луны освещал, и свет глаз Анетт музой вдохновлял.

Число шагов я потерял, количество минут я не считал,

зато моя мечта стала явью.

Ночь, ступая по земле, кротко и осторожно.

Лишь лед руки ее согревал, и лед губ Анетт, всю жизнь бы я вкушал.

Сердце мое всё больше наполнялось потаенною любовью.

Вдруг, миледи резко остановилась, неумело улыбнулась.

Когда глаза мои к тьме привыкли, смог все четко разглядеть.

Пришли на старинное кладбище, я и юная леди.

Картина жутко прояснилась, больше вопросов появилось.

Стояли посреди памятников и забытых всеми могил,

надписи на них уже не рассмотреть.

Вдруг, я почувствовал, что здесь,

нет больше никого кроме меня и смерти.

Маркиз Парадиз:

Анетт, зачем вы привели меня в эту глушь.

Место, где нет никого и ничего кроме не ушедших душ; зачем?

Или вам так охотно видеть мой страх, неблагоразумно.

Анетт, недовольства мои услышь.

Зачем?

Ведь эти земли вам противоположны, здесь правит прах, безусловно.

Анетта:

Не пугайтесь, мой господин,

ведь нет места тише на всем черном или белом свете.

Здесь нам никто не побеспокоит, никто из нас правду не сокроет.

Здесь тайны откроются и предрассудки развеются.

Маркиз, послушайте, поверьте вашей гостье Анетте.

И пусть никто вас не расстроит,

и пусть земля мертвых в сновидениях покоит.

Ведь они, как и мы, всё время печалятся.

Спокойствие, покой, здесь каждый человек, что жив, изгой.

Лишь лунный свет и сумрачный туман.

Придя сюда, мы с вами отворяем в подземный мир затвор.

Но случается так порой, что духи берут его с собой,

Или плод фантазии иль зрения обман.

Привела сюда я вас на душевный разговор.

Маркиз Парадиз:

О, юная миледи, вы расставили передо мной свои сети.

Умело, вам позавидовал бы королевский охотник или рыбак.

Канаты ваши руки, а взгляды с ядом стрелы.

Слова, вами изречены, поощряют словно плети.

Однако признаю пораженье и вот вам белый флаг.

Но не слышать ваш голос, значит ощущать новые муки,

не видеть вас страшней гиены.

Разговор?

Конечно, расскажите, что вас печалит, может дело в моем лице.

Знаю, я безобразен, и поэтому до смерти останусь одинок.

Пусть не украдет наши слова хитрый вор.

Не смотрите, нет красоты и мужества в моем лице.

Я ужасен, и может, поэтому мне дали долгий жизни срок.

Коротать во мраке и разбивать в гневе зеркала.

Сжигать свои творения дотла; судьба; как это забавляет!

Нет, я не родился, а стал таким, из-за сердец безжалостных людей.

Хоронить в страхе свою жизнь и мечтать, о том,

что вскоре мой прах сметет, чья та метла.

Думаю о другой жизни, иногда; судьба; как это убивает!

Нет, я не изменился, а был таким всегда,

я один среди бескрайних из слез морей.

Я никчемная букашка, слабая пташка; искал,

Долго искал место в этом мире, что подошло бы мне по телу.

Замок Парадиз единственное место, где лик мой, не столь безобразен.

Пожалуйста, не смотрите, ужасен, ужасен, зачем этот день настал!

Когда я родился; простите, я глаголю не по делу,

Но рядом с вами я становлюсь, красноречив и простодушен.

Анетта:

Маркиз, вы не поверите, как мы похожи,

как наши безутешные судьбы схожи.

Но мы уродливы, только в глазах людей,

и они же ставят клеймо – злодей!

Ведь мы такие же Божьи творенья,

Маркиз, для меня только вы пригожи.

И мы красивы, подойдите ближе, скорей!

Во мне есть от смерти избавленья.

* * *

Деревья, мертвы, искривлены, сочат зловонный сок.

Ржавые кресты и ангелов смиренных статуй.

Тьма, сегодня необыкновенно была светла, озаряет обелиски.

Глаза Анетт, горели, синею лазурью, о, губительный рок!

Решил не двигаться с места, пожалуй.

Нащупав на груди выступы креста, перебирая невидимые четки.

* * *

Маркиз Парадиз:

Каков ваш замысел, каковы ваши странные намерения.

Позвольте узнать с вашего позволения, ответ.

Или я ошибаюсь, и это недоразумение, так ответьте, зачем мы здесь?

Каков смысл, или сыграли с вами злую шутку привидения.

Может, это девичий секрет.

Но в моей душе, вы составили вопросов смесь.

Анетта:

Я вижу в людях страх, но в вас, маркиз,

увы, не могу испуг я обнаружить.

Мы так похожи, но предстоит нам разойтись.

Наши пути не встречные, несовместные,

но мы в этом мире неместные.

Потому создаем свой и пытаемся его обустроить.

Придется тайну обвенчать.

Поверьте, мои слова и ныне честные.

* * *

Не весь откуда, белое облако, пролетело перед нашими глазами.

Я встал перед двумя горящими огнями,

секунда, и дух тихо прошептал.

Спасайся, беги.

Еще секунда и призрак из сновидений исчез, одарив словами.

А Анетт растворилась между двумя деревьев стволами,

может, дух сказал это миледи, или он соврал.

Я стоял и повторял про себя те слова – Спасайся, беги.

Глава III

Шахматная доска; пешки; со всех сторон насмешки, ходят без спешки; короли под названием пешки.

* * *

Вкусил плоды забвения, но не понести мне тяжкий груз,

Войны ради жизни истребления, теперь пылала в естестве.

Стук сердца, словно удары молота по наковальне.

Удар, затем сильней удар, я не услышал бы даже хоровое пенье муз,

Свирели фавнов и лир веселых нимф;

и других в мифическом семействе.

Не будет моему состоянию названье.

Легенды о великанах, карликов и о драконах стаях.

Всегда жил я ими, не зритель, не читатель, а участник.

Но путь мой двойственный; герой или изгой.

Легенды о химерах, с головою льва на змеиных шеях.

Писал о существах и выращивал истории словно садовник.

Но жизнь моя двойственна; горе или покой.

Одно из двух, но если не выбрать ничего, то будет пустота,

Ни замков, каменных, воздушных;

ни надежд, духовных, простодушных.

Ни любви, минутной, вечной;

ни смерти, долгой, скоротечно быстрой.

В итоге ничего, но здесь встревает новый персонаж, темнота.

И заполняет пустые пространства, камеры души полых и душных.

Затем и свет, сиянием заботы чистой.

И снова жив, и руки, спешат творить.

Невзирая на прошлые заслуги,

пока вдохновение кружит и будоражит,

Неистовые замыслы в мир воспроизводит; под руку с музой.

И убийцы не торопятся убить,

невиновные заключенные не спешат лукаво мстить.

Но погодя оно ехидно изменяет и, наконец,

не попрощавшись, легкомысленно уходит.

Но не сожалеть и не винить,

ведь были не связаны ни одной брачной иль дружной узой.

Чувство это было и сейчас, событие мистично и довольно необычно.

Неловко и непривычно; винил себя я в грехах,

может быть не свершенных.

Ранил словом, ушиб поступком, трудно, распознать свою вину.

Вел себя довольно аристократично?

Скучно? Может быть, всё дело в чертах моего лица искривленных.

В такую минуту не мешало бы, вкусить немного,

погреб старого вина.

Взор снова опечален и в членах усталость.

Прогрызают черви мою скучную память; образы жестоки,

Перед очами все злейшие пороки;

нужно перед собой стену забвения в порошок снести.

Мысли, вы не знаете краткость.

Помощники в моем самоубийстве, кто ни как иная,

как старость; пожизненные сроки.

Забыв свои первоначальные истоки;

думал – пора идти.

Ехидная луна, лукаво улыбалась, сквозь облака.

Что за ерунда! И я пришел в себя, немного погодя.

Кладбище заупокойную пела и что-то за крестами заскрипело.

Как будто лязганье зубов; я побежал, на свет далекого огонька.

Померещилось привиденье в такую сумрачную ночь;

бежал, за спину не смотря.

Оживали мышцы тела, за это время, еще больше потемнело.

Парадиз всё ближе, но страх не давал мне обернуться.

И вот я увидел неясный огонек, не звезды были, не луна,

а свечение зажженной лампы.

Замедлил шаг, поник, приблизившись, узнал,

с лампой стоял старик.

Я желал сказать, а он желал рукой перекреститься.

В прозрачном перевернутом сосуде, горел огонь,

и искры извергали залпы.

Мой внешний вид, пошатнул бы любого,

особенно мой зеркальный лик.

Старик:

Вы живы?

Господи, как тебе я благодарен, за спасение невинной сей души.

Маркиз, не найдя вас в покоях, я стремглав начал поиск,

но признаюсь, отчаялся.

Вы здоровы?

На вас совсем нет лица, вы словно те аристократические мужи.

Ваш, волос, он поседел и состарился.

Маркиз Парадиз:

Лица?! Лучше бы его и вовсе не было, а только голый череп.

Слуга, ты зря себя тревожил, ведь этой ночью,

меня мучила бессонница.

И я решил, навестить, тех, кто вечно спит.

Теперь, видишь, я вернулся, в то время как зло повсюду колесит.

Если мы останемся тут, то увидим,

как кружит перед замком бесовская конница.

Пойдем поскорей отсюда, а то зло, худших тварей сочинит.

Старик:

Вы, несомненно, правы, зло ближе, чем вы думаете.

Оно пригрелось возле ваших добрых рук;

догадки; но кто-то убивает ваших слуг.

И я не пьян, трезв, во мне накален каждый нерв.

Пока что вы не всё знаете.

Расскажу, даже если вы воспротивитесь; поверьте это не слух.

Один изъян, замок словно яблоко, грызет тернистый червь.

Маркиз Парадиз:

Убивает моих слуг? Кто совершает преступленье.

Очередная кара; ты мне расскажешь, подробно, в помещенье зала.

Но сначала скажи, где гостья, что была мною пригрета.

Где Анетта, если бы ее не поспешное исчезновенье.

Я чувствую себя так же, как на дне своего первого бала.

Войдем же в холл и впустим в темноту любящего света.

* * *

Старик, ни слова не ответил, открыл он дверь,

и беззвучно вошел в замок сей.

За ним и я, тепло, и кажется, на меня озаренье снизошло.

В настенных часах время по-прежнему шло,

всё также занавешено окно.

Потрескивая свечи, таят, проливая, капли воска,

мгновение и нет былых свечей.

Тепло и в меня немного перешло.

Это был камин, словно пламя пасти дракона бревна жадно жгло.

Возле камина, две софы, приземисто уныло грелись.

Сняв сюртук, опустился на одну из них, словно в песок.

Старика также пригласил, и он мне не возразил.

Оказался словно на не обитаемом острове тепла,

посреди арктического льда; грелись.

Спрятав скорбь в сундук, забыв на минуту ночи рок,

Слуга устремил свой взгляд в пламя,

и по не обыкновению свою речь воспламенил.

Старик:

Вы спросили – где ваша гостья, спросите лучше – кто она?

И какие нависли над поместьем злые чудеса; кто может нас спасти?

Пока есть время, и пока вы ей глубоко дороги,

я расскажу, что сам однажды лицезрел.

За две ночи, пропали все ваши слуги,

и эти убийства повторяются сквозь века.

Поверьте, я не сошел с ума; не желаю вам такой же участи.

Лгать, перед казнью, я и не смел.

Около семи лет назад, в замке, с семьей жил граф Фаруз.

В поместье, всегда было светло и людно.

Довольно уютно; откуда я знаю? Ведь служил семье прислугой.

Семья не видела ни радости, ни горя;

как по обычаю деликатный чопорный француз.

Далее мое воспоминание смутно.

Память ведет себя скромно, но произошло то,

что я никогда не забуду, даже перед шпагой.

У графа был сын зрелых лет, графиня была прекрасна словно лилия.

Гармония скрепила их союз, венцами церковных брачных уз.

И вот однажды решает представить невесту своему сыну,

знатную госпожу.

В то время в замке расцветала, цвела, никогда не увидала идиллия.

В коридорах можно было восхищаться пением муз;

но свалился на поместье тяжкий груз.

Там в темницах, я вас провожу и покажу.

* * *

Взяв лампу, старик предстал, и направился к подземелью.

Он был решителен и тверд; не задумываясь, я последовал за ним.

Но чем ближе мы приближались к запретной двери.

Тем громче ветры засвистели, или призраки завыли лютою метелью.

Всю дорогу я был по привычке нем.

Пожилой слуга, дверь ржавым ключом, отворил,

и мы услышали, как заскрежетали зубами звери.

Не люди, точно не они; спустившись по лестнице сырой и скользкой,

К удивлению мы оказались в подземном царстве совершенно одни.

Королева здесь плесень, а король зловонный смрад

и духов невидимый парад,

Карнавал беснующихся убийц, они, пошли по дороге мерзкой.

В лампе стали понемногу тускнеть огни.

Далеко уже за полночь, скоро утро, я был этому несметно рад.

Поморщив лоб, старик, стер рукавом рубахи хладный пот.

Но был спокоен, и единственный свет уверенно в руке держал.

Подземелье не освещал, будто боялся разбудить спящих стражей.

Не сотрясая лба, прищурился, словно чеширский кот.

Ветер, всё также стонущим голосом кричал.

Будто, о ком-то тосковал, в эту минуту я его как никто понимал,

подпоясанный стужей.

Мрачным казался его взор, а его тело словно растлевал проказы мор.

Сияние трепыхалось и все казематы, тюрьмы,

орудия пыток освещались.

Будто показалось, но нет, здесь свершилось зло.

В объятьях ночи оставался двор,

свидетелем света с тьмой извечных сор.

Что-то ужасное предвещалось,

Словно что-то надвигалось, мстительное зло.

Старик:

Мой господин, я должен вас предупредить, о том,

Скорей сказать, о ней, о виновнице всех в замке тех смертей.

Это произошло еще тогда, когда граф был жив,

Но вскоре невеста предстала перед сыном;

и он, как водится, был пленен.

Госпожа осталась в замке; прошло несколько ночей.

Помню, сейчас, как никогда, когда из них никто не остался жив.

Маркиз Парадиз:

К чему ты клонишь,

Кого ты всем сердцем желаешь нарочно оклеветать?

Моих далеких родственников, ту знать, благочестивую, так что же?

Весь этот маскарад, подумай, сколько в этом мире ты стоишь.

Так скажи кто она, та госпожа, я желаю знать!

И пускай эти знания не будут пригожи, но всё же.

Старик:

Анетта, та невеста, и ей поныне сто тринадцать лет.

Вы подумаете чистый бред, но, увы,

это чистая, правда, словно утренняя роса.

В темницах она хоронила все свои жертвы,

невиновные колосья ее жатвы.

Но мы с вами будем спасены, когда взойдет рассвет.

И вы совершите нетрусливый, но побег,

или останетесь и высохните, словно виноградная лоза.

Здесь в подземелье костяные стены, читающие сутры.

Маркиз Парадиз:

Ты пытаешься, опорочить ангела,

Что прислана мне самими небесами,

как утешенье за вечную печаль.

Я не верю изреченному тобою слову, ты лжец или глупец.

И раз Анетт убийца, так почему же ты остался жив,

под взором святого правителя?

Знай же, я не поставлю под твоими словами ни подпись, ни печать.

И может не она, а ты, тот, пресловутый выдуманный жнец?

Старик:

Мой господин, поверьте, от этого зависит ваша жизнь и ныне,

Поверьте, не рассчитывайте на легкомысленную удачу.

Скорее уезжайте, так необходимо, послушайте старика.

Мой господин, поверьте, этой вечной причине.

Я знаю, что для этого мира я ничего не значу,

Но вы; постойте, не уходите…

* * *

Но я его уже не слушал; поднялся по лестнице наверх,

а из темницы раздавался тихий гул.

Был не зол; но обеспокоен; одурманен любовными женскими духами.

И духами посланниками обескуражен;

боролся с невидимыми врагами.

Вышел в холл; направился в свой кабинет,

не покидая парадоксальных дум.

О том, что мы, люди, ходим под одинаковыми небесами,

Но поступаем, все, иначе, наделены разными по применению руками.

Сон клонил меня в постель,

в сновидения бескрайних безоблачных степей.

Глаза слипались; вот коридор, портреты, словно клоуны улыбались.

Дай им волю, они бы посмеялись надо мной, ничтожным существом.

Иллюзии закружили канитель,

и в мыслях старика водовороты страшных пугающих речей.

В комнату вошел, хотя очи мои давно смыкались.

Лег на кровать, рассужденья растворились,

и я поглотился долгим сном.

Мне снились горы и каменные равнины.

Камни надгробья были, без надписей, имен.

Средь них искал я свой, где похоронен изгой или герой.

Но не нашел, и тут заметил каштаново-пурпурный дуб,

на холме одной вершины.

Землю пронзали могучие коренья, без гербов, знамен.

Решил раскопать, и узнать,

что спрятано за древесной вековой корой.

Ветви дуба извивались по повелению ветра; я копал.

От любопытства изнемогал; сырая земля была пропитана кровью.

Отыскал, и отпрянул в ужасе от находки.

Чужие останки откопал.

Вдруг сновидение наполнилось нечеловеческой болью.

От крика собственного проснулся,

и от видения остались лишь наброски.