Kitabı oku: «Театр трагедий. Три пьесы», sayfa 2
“Как сумрачно вокруг, тревожит душу чувственный недуг”, атмосфера возвышенного и низменного перемешаны, не распознать где яркое, где бледное, пока человек не вмешается, в который раз доказав свое первородство. Как написано первые станут последними, а последние первыми. Ищущий обогащения богатый купец разорится, обладающий талантами высвободит и умножит или закопает, имеющий дар будет дарить или продавать. Вывод один – много званых, но мало избранных. Из священного писания со всей полнотой раскрывается эссенция выбора. Знание этого есть первый шаг, вторыми должны стать дела, которые будут во благо, или во зло. Труден путь людской, легче всего слава, ведь создаваема не нами, одобряет или презирает тех, кто делал то, что должен был, следуя за предназначением своим. Для всего есть место, но есть ли место для всего? Каково Атрокса, в начале ответить трудно, так попробуем в конце.
Прокрутим время вперед. После недолгого отлучения, хозяин лавки вернулся, держа в деснице матерчатый сверток. Пламя в чаше, почуяв его приближение, вспыхнуло ярче, в непроницаемых глазах существа заиграла интрига, лицемерие и насмешка, с повадками наглеца и с темпераментом искусителя. Он наполовину скрылся, как тогда за стойкой, где по обыкновению происходит обмен, каковы ноги его не различить, лишь багровый фрак, черная рубашка с вульгарной бабочкой на шее подобной петле. Юноша невольно дрогнул, закрались мириады сомнений по поводу происхождения хозяина лавки, уж слишком странен, но пока не лжив, принеся обещанное, тот стремится деликатно предложить. Они словно на дуэли взирают друг на друга, осмеливаются прочесть мысли. Но не читаемы они. Безмолвно он разворачивает ткань, драпировка падает на пол, медленно, вальяжно. И что же было сокрыто, что это. В руке оказалась фарфоровая белая маска, из разрезов для зрения видны черные подтеки, дорожки проделанные слезами, или то была пролитая краска, неизвестно. Атрокс ожидал увидеть нечто вовсе иное. Однако неведомая сила потянула сущность его к тому предмету маскарада, вот что он так долго искал, оно на расстоянии нескольких метров, или меньше, не замечая того приблизился так близко, насколько возможно. Разглядывает диковинную вещицу. В чем необычность? Что прельстило его? То же самое что и прародителей, простое, знакомое, обычное, и запретное, последнее обстоятельство и придает исключительность. Мы больше желаем то, что по той или иной причине, скорее всего нам не приобрести, можно остыть, возжелать до потери ума. Разрешается стоять рядом даже прикасаться, но не вкушать. Пока что только видимый предмет, значение которого пока в тайне, недолго ей придется нести гордо бремя свое, как бы ни был тяжек путь, всегда следует продолжение. Здесь начинается вторая сцена, с того как владелец чуда, скривив уста в улыбке, произнес данность сию.
Сцена вторая
Лавка Чудесные кошмары.
Хозяин лавки
Величайшее произведение искусства,
посмотрите, маска, как искусна.
Печальные на веки чувства мастером изображены,
отражены
Трагедии тех мгновений мукою мытарства,
аж грустно
Вспоминать Элладу минувших дней,
философа умы поглощены
Разумением небесного доселе царства,
не вникнуть в сущность бытия
В коем вы и я, нераздельны, чрез моря,
отыщем по следам зла, ведь путь вы проделали не зря.
Атрокс
Представлял себе не так я
Спасение от уз уродства.
Хозяин лавки
Как? Зачем? И почему? Вопросы даны лишь для того притворства,
чтоб бездельно на месте на одном стоять,
Атрокс
И познать.
Хозяин лавки
Происхождение интересует, поведаю,
раз вас так волнует.
Но разочарует, не сомневайтесь,
никто не знает, чья она,
Ни фурии старухи с одним глазом,
ни Кассандра, пророчествуя душой алмазом,
Драгоценен, неповторим, один из ста.
И тот не даст ответы, владычествуя в снегах света,
отворотит вас отказом,
Лишь слухи повторяют прошлого младые духи.
Будто Каин, изгнанный убийца,
не может тронуть коего никто,
Увидев в озере свое лицо, искаженное злодейством,
под маской от грехов сокрылся, в прахе
Следы потоков покаянных,
по-прежнему стекают по щекам того.
Не верьте, уж слишком ветхо и спесиво,
куда как позже, во времена средневековых тайн
Ремесленник, наградивший королеву,
обрек на видение красы зеркальной,
Срослось и стали одним целым, самолюбие,
гордыня, тучи льстивых стай.
Подумайте, ведь кто угодно,
в плену скорбей поддавшись слабости невольной,
Избрал маску, дабы от мира этого сокрыться.
Совесть
Остерегись!
Атрокс
Позволь мне помолиться.
Хозяин лавки
Не тратьте понапрасну время.
Атрокс
Господи Всевышний, к Тебе взываю, обратись,
Святым взором на тяжкое отныне, после, бремя…
Хозяин лавки
(в сторону)
Сколько вышних слов, и столько же душ ловцов.
Кто апостолы, а кто враги, попробуй, уразумей и рассуди.
Совесть
Отвернись, отврати глаза свои от плода дурной судьбы.
Блаженны миротворцы и ты покой в себе найди.
Услышишь ангела мольбы,
и не преткнешься о камень ногою своею.
Атрокс
Я не смею.
Хозяин лавки
Выбор за вами, собою оставаться в презрении людском,
иль подойдя забрать.
Одеть.
Стать другим, даром красоты покорно овладев.
Атрокс
Тот дар, что женщины с рождения имеют.
Хозяин лавки
О да, без исключений все;
перед отражением своим так и млеют.
Мужчин влекут к страстям, махнув лишь ручкой,
невинною овечкой прикинуться,
облизывая губки, заиграли флейты, дудки.
Несколько минут, и ты повинен в грехе необратимом,
поминая свечкой
Потерю чистоты, парадоксизму красоты,
но для кого-то забавы и шутки.
Увы, витают всюду предрассудки, что ж, вам решать.
Атрокс
Выбирать?
Но есть ли выбор у жнеца.
Хозяин лавки
Смотря когда, вначале сеет семена,
ухаживает, затем он жнет.
Сорняки с пшеницею навеки разлучает,
однако жили вместе два зерна, мудреца
И слепца по одной земле ходили,
но вскоре врозь им суждено пойти, несет
В свет кого, кого в огонь и тьму,
где скрежещет зуб, прельстившись парой женских губ.
Не разомкнут уста свои ради слов прощенья,
поздно, слишком поздно.
Атрокс
Не все, не таковы они,
прелестны, скромны, чудесны,
не все, живут так праздно.
Добры и сострадательны,
милы и привлекательны,
глаз не оторвать, отрадно.
Смирение и чистоту блюдут,
для супруга сохраняют плоть.
А мы создания порока,
видим то, что есть у нас на сердце.
Хозяин лавки
Если глаз не оторвать,
другой ты ослепи, раз прельщает.
Ушли от темы смело, раньше было поскорей,
выздоравливало больное тельце,
Блаженство денег, власть и женщины любовь,
секунда и ты продан,
Вернуться почти что невозможно,
если не оставить все и последовать за Ним,
Награда в конце одна,
работал ты одиннадцать часов или всего один.
Атрокс
Так что же у тебя в руке лукавый?
Хозяин лавки
Не избранный, но званый.
Потому сомневаешься в речах,
те ангелы, что на плечах.
Давным-давно уж рассказали,
что это есть всего лишь семя.
Вырастить такое бремя, решать тебе,
напитается в делах.
Смоковница, так пусть засохнет,
а древо жизни пускай других питает щедро.
Атрокс
Земля иссохла, не плодоносит,
не вырастит на ней уже более ничто.
Зачем, оно, раз не принесет достатка,
тщетно и пусто.
Хозяин лавки
Возможность велика, безгранична,
внемли же, пускай так мысли непривычны,
Одев, все поймете, красоту желанную вмиг обретете.
Атрокс
Будто насквозь прозрел абстракции души,
замыслы мои, мои мечты,
Переплетены.
Ведь сдержаны эмоции мои,
не ведают озорство игривых рук,
Взгляд, бегающий вслед за дичью,
в одном, дословно прав, не следя за веянием толпы
Не слиться в массе кутерьмы,
в центре всего лишь дух.
Но неужели мыслей чтец, передо мной, роль которого мала.
Хозяин лавки
Легко прочесть, проще учесть,
тех, кто на поводу у зла,
Даже добрые дела порой,
преображаются в страсти,
Вот вы подали нищему монету,
прошли немного и возгордились,
час дьявольский настал,
Ведь как хорош,
и тут грех встречается отчасти,
Потерял больше, чем отдал,
чем приобрел, когда взалкал.
Но если нет помыслов дурных,
то зло не ведает о том,
Что доброе сотворили вы пред Отцом?
Вы же мой кумир, словно эллинский сатир
Трубите и поете о злодействе как совестливый трактир.
Атрокс
Словно я слышу мудреца,
слова святого Евангелия писца.
Но этот взор, иного рода и племени чужого.
Откуда знаний тьма,
во тьме у падшего гонца,
Что сеет ложь, перевирает слова письма
ради кутежа простого.
Хозяин лавки
Не усомнись, истину познали впредь до вас,
в нашем естестве она, не сгорающая дотла,
Жжет духов злобных и жестоких, непокорных,
знаем писание от а до я.
Знание величие большое,
а вот дела не таковы,
без них меньшая тля, имеет больше смысла,
чем человек с книгой, когда спит, ленясь зря.
Атрокс
Дела?
Вам падшим произнести лишь слово –
Прости мя Господи, прости.
И вновь во свете воссиять,
крыла расправив, поклоняясь…
Всему виной скупая гордость,
не приобрели, а потеряли нимбы чести,
Красоту и святость,
к людям с ненавистью однажды возгорясь.
Хозяин лавки
Barbam video, sed philosophum non video.
(Бороду я вижу, а философа не вижу)
Что означает, умны слова, но старо как мир, обыденно.
Атрокс
Меня он заставляет выбирать,
в то время как сам не в состоянии
и слова прощения сказать.
Раз так, то какова цена?
Может, слишком велика она.
Совесть
Остерегись!
Ловушка явственно видна.
Роковой поступок необратим,
и не забудет применить, захлопнуть
Пасть льва, не из жажды,
и из-за увлеченности и озорства.
Смотри, но не возжелай,
слушай, но не внимай.
Обоняй, но не упивайся,
вкушай, но не насыщайся,
Осязай и остерегайся.
Хозяин лавки
Тридцать серебряников плата с тех времен одна.
Атрокс
Предательство, никогда!
Хозяин лавки
Тогда бери она твоя, по праву,
просто так, противопоставишь нраву.
Гении и чудаки вам не приказать,
хитры, смелы, слабы и сильны.
Прославлены, иль одиноки,
повсюду вы чужаки и бунтари,
подобные Агнцу,
Призваны вы возвещать, менять или разорять,
подвиги скомканы или точны,
Одни красоты Бога хвалят, другие учат,
третьи идолов себе в угоду ставят.
Помяни слова мои, в центре града будет стоять купель,
что пирамида,
В ней кукла, что была когда-то кукловодом,
то лжепророк и люди о том давно уж знают,
Тысячи лет прошли с основания Египта, фараонов,
но не изменилось ничего,
не страшатся мифического Аида,
Что сейчас. Что тогда,
похоронить в земле надобно того глупца,
возлежащего на площади, что красна.
Вот протягиваю вам, маску сей,
терпение иссякло,
берите или уходите.
Атрокс
Отчаяние во мне зачла свою меньшую дочь,
Она печалью названа
терзает сердце мне, что не решить, никак,
не вымолвить отказ…отдайте или уберите.
Слаб, как же слаб, я страстей своих невольный раб.
О, что же это, будто свет…
Хозяин лавки
Нет…
Атрокс
Озаряет помещенье, я в оцепененье,
и чувствую, искореняются сомненья,
Они словно яд, кои жгли,
совершая черный свой обряд.
Из неоткуда, с небес должно быть,
из другого измеренья.
Свечи церковные горят.
Спокойно,
благодатью я объят.
Совесть
Внемли глас великий,
он покажет, образумит
Заблудшего ягненка своего,
спасение коего славней,
чем покорного пастбища всего.
Никто не оставался без помощи в трудный час,
всегда провидение укажет
Путь верный, истинно покажет жизнь твою,
после и до того.
Как выбор, сделав скверный,
обрек себя ты на муки страшные изо дня
В день, предвосхищая славу,
о красоте на весь мир трубя.
Театральную маску единожды одев,
на крест людьми воздев,
Пожалеешь в последнюю секунду,
как каждый убийца самого себя.
Но былого не воротить,
другие чистые одежды в час надев,
Душу не очистят,
в пламени пороков безропотного горя.
Не выбирай, вглубь воззрись и увидишь то,
что будет
И откровение прейдет во сне,
молчи и видь как будто изнутри
Судьбу свою, что на том пути,
словно чистую воду камнями мутят,
Так и жизнь человеческая содрогается
под тяжестью раздора, смотри
Со стороны как рушатся мечты,
Иллюзией вмиг стали,
они пусты.
Происходит внезапное вмешательство божественного провидения, настолько явно и не скрыто, что Атрокс по началу пугается, однако вскоре мысленно соглашается, и вовлеченный в необъяснимое, открывает веки и видит ту же лавку, ничего не изменилось, кроме внутреннего дисбаланса. По-прежнему хозяин лавки протягивает маску. Атрокс будто выходил из себя на несколько часов или дней, вернулся именно в ту секунду, когда необходимо сделать выбор. Зрит на жизнь со стороны, и будто сам живет.
Бессловесно, отрекшись от всех чувств, он протягивает руку в перчатке и забирает маску, свет меркнет, существо улыбается, в скором времени удаляется. Бесцветными глазами смотрит он в провалы черные подобные бездне, но не видит избавленья. Трудно унять, свершенный грех, так чувствуем в себе, то малая часть последствий внешних, на душе же кровоточат раны, добродетели залечивают их, перебинтовывают, но стоит только, снова вступить на стезю зла, так она снова станет медленно умирать от полученных ранений. Часто не осознаем этого, не представляем, если бы я видел, как изуродована душа моя, то сразу же перестал заботиться и так самодостаточном теле, а попытался бы излечить тяжелобольную душу свою, для человека невозможно, для Бога возможно все. Не задумываемся о том, что один поступок, раз и навсегда может излечить жизнь, внести свои корректировки, самое простое деяние и будто мир перевернулся. Знакомо каждому столкновение добра и зла в нас, и мы должны принять чью-то сторону. В замешательстве. Пока не сделан выбор, возможно все, не правда ли; не всегда, перед смертью выбор не столь велик, покаяние, либо пустота, куда будет устремлена ваша душа, к мирскому или духовному, решать вам, мне же, пока рука может писать, а душа мыслить, поведаю далее. Взятие маски, еще не падение, а лишь шаг к нему, поэтому не будем судить строго, лучше, конечно, и вовсе воздержимся от осуждения, не будем ставить себя на его место, у каждого оно свое.
В комнате воцаряется тишина, безжизненно, и в ней слышан лишь прерывистый голос Атрокса.
Сцена третья (Монолог)
Лавка Чудесные кошмары.
Атрокс
Темнота вокруг, и внутрь меня прокралась,
кто ты, враг иль друг?
Не рассталась с судьбой страшного изгоя,
но дайте, дайте озаренье!
Дабы я прозрел,
но зачем я взял тебя о печальный дух.
Просили об излечении Христа, взывали,
на что он отвечал с вопросом поясненья.
Ведь чего только люди не пожелают,
нужно с точностью сказать – Помоги мне Боже в том.
В чем?
О чем, просить мне,
чтоб сей предмет злодейский растворился?
Так долго шел я, искал, неужто зря?
Не оставить на потом,
Ведь нужно жить сегодняшним ныне и присно днем,
но за будущее лениво уцепился.
Покорился страстному сердцу своему,
пред совестью я теперь в долгу,
Живу, иль только вижу, не пойму,
я всё могу.
Но к чему прейду, познав страданий глубину,
вкусив блудницу в мыслях и не одну,
Как и все, подобно кораблю, пойду ко дну.
Вечная жизнь и мука вечная, уготованы людям,
одно и другое обрести
Возможно, в столетнюю жизнь
или за пять не долгих тех секунд,
Вознестись легко и трудно, отступиться также,
из мира ничего не унесли,
Но как хотелось бы с любимыми встретиться однажды,
неразлучны мы, и снова вместе.
В пороке прозябая, от нее все дальше удаляя,
не оказаться бы в ином мне месте.
Чтоб мы, в раю держась за руки,
невинно Господа прославляли,
жили, умирали, и повстречали
друг друга здесь, надеялись, верили и знали.
Можно ли познать, мудрствуя,
умом не обладая знания постичь.
В одиночестве остался я, чтобы самому решить,
не спешить, вразумить.
Лукавый говорил, что дарует она мне красоту,
избавленье от уродства.
Но так ли это, в восточной Азии я слышал,
что маски черно-белые являют честность,
но обман сулит сей жертвенник покорства
Пред участью и роком,
нальются очи цветом когда-то серые.
Преобразится лик, словно лучший стих,
звучат последствия того
Чего не предопределить, не вообразить,
солгать он мог скорей всего,
Одев, помру подобно Геркулесу,
но не так приму я смерть.
Так что же ты – изменить,
иль погубить твое предназначенье?
Чья душа однажды возжелала сотворить,
на безумство страшное посметь.
Ответа нет, отныне моя она,
вот последнее определенье.
Вложил маску в карман пальто, с долей сомнений в обозначении подлинности, бросив взгляд в последний раз на то место, где недавно стояло нечто, затем вышел из лавки, победивший или побежденный. На улице Умалишон, по-прежнему безлюдно. И каких только не хранит улица тайн, страхов, ужасных происшествий. Может именно здесь неподалеку обитает привидение молодой девушки, известно, полюбив джентльмена, та не снискала взаимности, злодей подшутил над нею, предложил провести ночь на крыше в зимнюю пору, дабы доказать таким образом честность признания. Бедная леди, приняв близко к сердцу слова, сделала то, что он просил. Будучи уверенным на ее неспособность, трусливость, оказался потрясенным известием, которое гласило – девушку нашли на крыше, мертвую и замершую, раздевшись она ждала утра, надеясь выжить, согреться рассветным солнцем и доказать свою любовь, определенно доказала, но какой ценой. Какие только истории не передают из уст в уста, пока они способны говорить. Прибавить ко всему этому разнообразию ужасов можно и Атрокса, однако, он фигура иного рода. Поэтому возле фонаря стоял экипаж, ожидающий отправку, возница совсем еще молодой юнец трясется от холода, кое-где запорошил иней, изо рта от дыхания исходит пар. Атрокс садится в кэб, совершенно один, дверь закрывается, затем толчок и экипаж трогается. Он прижался к окну, через одежды видны лишь глаза, коими всматривается в мир быстро движущийся, через стекло, оставаясь незамеченным, наблюдает.
Чувства потеряли баланс, точка опоры рушится, сравнения с канатоходцем вполне подойдет, сомнения, чем дальше, тем они крепнут, превращаясь в доводы рассудка. Вероятность отстранения мала, все же растет и прогрессирует забывчивость, отвлеченность от главного вопроса, расплываются все нарастающими впечатлениями, зачастую видя нечто, новое более интересное, бросаем дела и спешим увидеть, вот так Атрокс созерцал в окно то, что вдохновляло его и восхищало, позабыл о себе, об участи своей, каковы видения, он поведает нам самолично. Итак, действо следующее, из лавки перенесемся вовнутрь кареты, со стороны окна которой, проносятся, либо не двигаются множество разнообразных людей, спешат, либо, озираясь по сторонам, ищут ответы на свои мечтательные вопросы.
Сцена четвертая (Монолог)
Внутри кареты.
Атрокс
Прекрасны люди, умны, красивы,
неповторимы уникальны,
Вижу своими тусклыми глазами
с безрадостными тенями,
Не тщеславие движет взор,
столь дивен замысел Творца,
те тайны
Основы бытия,
что ж и я, и во мне Его искра,
под скорлупой созданной страстями.
Не прозорлив я, говорю лишь факты,
речи мои бестактны.
Смотря как рассудить,
все же вижу,
по улицам летят картины,
Всех изображай, всех дословно изучай,
особенно те дамы, легки и статны,
Их платья вычурны, игривы, пусть не покажутся,
описания абстрактны, слова ведь гильотины,
Мгновение разделяет жизнь от смерти,
потому и краток я, пропускаю сквозь себя,
Что разгляжу, о том и говорю,
я созерцаю красоту и не одну.
И есть ли имена у тех цветов,
фантазию в избытке не найдя,
Чрез стекло представлю,
зритель я, потому смотрю.
В восхищении прибываю,
те черты, движения, подачи,
Нет в них уродства, искусственности,
все различны, без сходства, и едины.
Они не я, они не нелюдимы,
любимы и любят тем паче.
Снисходительны и терпеливы,
так может не убояться, того,
чьи образы ехидны,
Добра и во мне крупицу различат,
не снаружи, а внутри.
Средь них более я не сорняк,
не зараза и не вредитель,
к злу несчастный побудитель.
Не искуситель, лишь другой,
всего то,
также прародитель мой Адам.
Посмотри.
Ужасна плоть моя и душа черна,
но Христос на кресте страдал за всех,
Спаситель наш, Искупитель
Открывший царские врата
и сокрушивший адовы врата,
выбор дан,
Избираешь путь брата или врага,
мы вольны, порой слабы,
просим о прощении,
ведь мы больны.
Язвы покрывают лик, руки, уродлив стан мой,
но не заметите, надеюсь,
вы, милосердны,
отзывчивость и понимание мне так нужны,
Не жалость, а принятие в свои ряды,
не вообразить,
Возможно ли такое?
О, как прекрасны вы,
познать бы жизни ваши,
мысли и труды, прочесть
Мириады книг судеб,
иные вознеслись,
другие пали,
мирские и людские,
Духовные с благоговением воздали,
нас распинали и прославляли,
на руках носили и продавали,
Детей рождали, одним лишь этим жили,
серебром и славой,
прахом одним безудержно питались всласть.
И нет пределу оскверненью, з
а кусок земли, за дом, друг друга поедали.
Мы молитвы в келье со страхом в смирении шептали,
всю жизнь, а не часть.
Богу посвятили жизнь служению и послушанию,
учили тело укрощать, мало есть и мало спать,
С Песней на устах и днем и ночью,
чтобы верить, дабы знать.
В юности предавались мы порокам,
испробовать, исследовать стремились мы,
Вкушали вина, пищу сладкую
и сладострастные жизни своим неистовством пытали,
Развращали дев непорочных,
увлекали в грех, зарекались от сумы и тюрьмы,
Жадно пили жизнь, в дурмане ощущали мы Парнас,
стихи беспутные слагали,
Молоды, но так быстро увядали,
подобно отрезанным цветам.
Другие целомудрие хранили,
соблазны не пленили их,
Девство до замужества хранили,
учились, читали и творили,
отдаваясь полностью мечтам,
Сбудутся ли они, увы, никто не скажет вам,
с корнем вырывающий тот ветер стих,
Столкнувшись с моралью непоколебимой,
нерасточимой на всякого рода пустяки.
Умерли, выросли,
пути обоих нелегки.
Кто в одиночестве,
кто в семье,
кто в царстве,
а кто вовне.
Нищий с протянутой рукой,
калека и бездомный,
богатый с кошельком скупым,
Видим рай и ломоть хлеба наяву,
а кто-то лишь во сне.
Создаем и разрушаем,
воюем, или выбираем мир,
быть как все, простым,
Или другим.
Представить невозможно,
сколько судеб,
увы, не прочитать,
не записать, утеряны, увы,
Они будут, и гроб на гробе будет стоять,
скромные кресты заменят рельефы валуны,
Памятники из камня мертвого сотворены.
Сотрутся надписи,
спросим – “А были ли мы?”
Жизнь сложна, если думать много,
но времени всё мало,
спрашиваем у часов – “Сколько, сколько?”
Лишь молчанием они ответят нам,
знает Тот, кто создал само время.
Умом моим безумным всё это не постичь,
не познать вас звезды неземные, только
Бы не проросло мое гнилое семя.
Маска эта больше не нужна,
красивы вы,
может быть красив и я,
Терпеливы,
вы любимы,
так может, и полюбите меня.
Олицетворение шута сойдет пеленою с глаз,
Представлю я себя на всеобщий показ.
Чудовище, иль человека,
уголь иль алмаз;
смотрите и,
Судите!
Во время дождя земля набухает от влаги, многочисленные норки затапливаются, поэтому червяки выползают наружу, и именно так произошло в тот день. Ползут, либо лежат, на тех местах, где обычно ходят люди, опасно, ведь могут быть раздавлены, покалечены. И вот червяк медленно двигался не по дороге, а чуть в стороне. Поблизости гулял мальчик, увидел и подбежал к продолговатому существу, достал из кармана лупу. Дождь к тому времени уже закончился, выглянуло солнышко, летом не редкость смена погоды. И что же вы думаете, он стал делать? Рассматривать через увеличительное стекло? Увы, нет. и Действия мальчика были иного плана. Он, нацелив лупой на червяка, настроил, повернул в сторону солнца, появилась маленькая точка света на влажном тельце, которая вскоре начала обжигать, словно луч. Червяк от боли стал извиваться подобно змее, а мальчик по-прежнему безжалостно жег его ровно посередине, пытаясь разделить на две равные половинки. Однако все закончилось не так трагично, вовремя подбежала мама мальчика, взяла его за руку, тем самым убрав губительное стекло, “маленькому палачу” это жутко не понравилось, и он сразу выказал свое недовольство, на что добрая женщина сказала – “Не делай так больше, он тоже хочет жить”. На этом слове они ушли, а судьба червяка неизвестна, одно ясно, он не так пострадал, как мог бы.
Только вдумайтесь в гениальную фразу – “Он тоже хочет жить”. Поступай так, как хотел, чтобы поступили с тобой. Так же и неизвестна судьба мальчика, он перестанет, заниматься вредными поступками, или не прекратит, будет и дальше причинять боль, теперь и людям, будет драться с одноклассниками, пытать животных, тех, кто ему не нравится, или слабых и беззащитных. Ученые скажут, что это борьба, психологи возраст, социологи среда, учителя дурное воспитание, священники незнание христианских учений морали этики, светских правил. Я думаю, что это всеобщее пособничество насилию, иногда оно осуждается, когда выходит за рамки, а иногда поощряется, вспомните тех якобы смелых бойцов стоящих посреди трупов террористов, или вспомните, как маленький мальчик идет с пока что игрушечным автоматом, насилие прославляется, на насилие отвечают насилием. Когда оно должно быть искоренено полностью. К чему все это, парабола. Червяком будет Атрокс, а неразумным будет толпа, и та гениальная фраза подойдет под определение сцены.
Карета замедлила ход, затем вовсе остановилась на нужной улице, в нужное время. Все ракурсы жизни совпали, но мы же знаем, случайностей не может быть, есть только разные пути, например Атрокс может остаться сидеть в экипаже, двинутся дальше, или выйти наружу, что он и совершает, проделав некоторые манипуляции со своей одеждой. Развязал шарф, снял головной убор, отчего его лицо открылось, локоны волос ниже плеч расплелись, седые, тусклые, прятали часть безобразной плоти, что отныне обнажена. Подобно ребенку он наивно полагает принятие людей, надеется и ждет одобрения. Что главное в жизни; не знания, не вещественные богатства, не общественный статус, главное быть с чистым сердцем, смотреть на мир глазами ребенка, смотреть на женщин без желания, быть из малых сих, зная свое несовершенство, с детскостью относится к ближним, то есть, не желая зла, так и Атрокс из кареты наблюдал за прохожими, воображая себе, что они не заметят его ненормальности.
Отперев дверцу, Атрокс вышел. По тротуару толпились дамы и господа, кого здесь только не было. Он чувствовал воодушевление.
