Kitabı oku: «Вирелка дома?», sayfa 6
Я вышел к ним вместе с Калиной и его братом Фэдом. Увидев Федьку, у парней воинственный дух сразу резко улетучился и разговор пошел на пониженных тонах типа:
– Ну камнями швырял – это ладно, но бутылкой -то зачем?
– Это не мы начали,– заявил Коля-Калина, – мы защищались,
– Бутылку бросил, чтобы она разбилась о камни и осколки полетели в стороны как у гранаты, по ногам не метился ,– бестолково объяснил я.
– Ну ты чё, гранатомет что-ли?– строго спросили меня парни из соседнего двора.
Получилось смешно. Все вдруг сразу заржали как ненормальные и те и мы с Фэдом и Калиной. Инцидент рассосался сам собой.
Федька рассказал об этом разговоре старшим ребятам нашего двора те тоже весело смеялись (со слов Кольки-Калины) и потом при случае не преминули обозвать меня "гранатометом".
Гад же ты, Рыжий!
Жизнь двора протекала по определенным законам, которые в большинстве своем были на первый взгляд не видны, но неисполнение их было чревато обструкцией остальными членами дворового сообщества на определенное время. Если ты, к примеру, подрался с кем-нибудь из "малышовой" группы во дворе и проиграл в драке, то жаловаться родителям было не принято, за это сразу же к тебе приклеивалось обидное прозвище – ябеда или сексот(мы тогда не понимали истинного смысла этого слова и ассоциировали его со словом "стукач") , но если тебя обидел кто-то из старших ребят, то пожаловаться отцу было вполне законным.
Если ты не умел чего-то, чему уже большинство мальчишек научились, то тебя с удовольствием научат, но если и после этого ты будешь клянчить чтобы тебе к, примеру, сделали лук из толстого ивового прута, то вполне можешь нарваться на ехидную нотацию со стороны пацанвы:
– Смотрите на него, он сам может только в носу ковырять, а как что надо, так за него чужой дядя должен делать!
И мы тянулись друг за другом, перенимали все хорошее и порой плохое, но плохое со временем незаметно отпадало, а хорошее оставалось на всю жизнь, формируя из тебя мужчину "с руками". Но главное свойство двора – это участие во всех событиях улицы вместе со всеми, стараться быть "в стае" , пусть даже это могло тебе навредить. Не было ничего обидней и горше, как услышать в свой адрес:
– Мы не будем с тобой играть, потому что ты жадина!
И мальчишка, за частую со слезами в голосе, с жаром начинал оправдываться:
– Да у меня вчера просто очень мало было семечек с собой и я бы не смог со всеми поделиться, а вот сегодня, пожалуйста, мне не жалко !– и торопясь, чтобы от него не убежали, "отверженный двором" доставал все что было съестного из карманов и раздавал в протянутые ладошки.
Обычно этого было достаточно, чтобы общество сразу же всё простило и забыло, при чем навсегда, но провинившийся еще долго помнил эти своеобразные уличные уроки нравственности и впредь не совершал подобных проступков.
Был у нас во дворе один мальчишка: он был постарше нас, чтобы входить в нашу "малышовую группу" двора, но старшие его не очень-то приваживали, и он все время лез играть к нам. Мы звали его Рыжий Сапог. Рыжий, потому что он был ярко рыжий, а сапог- зато, что он всегда ходил в кирзовых сапогах.
Конечно же, у него было имя и фамилия, но мы всегда его звали только так— Рыжий Сапог.
Он был на голову выше нас, но на наш взгляд вел себя странно: если кто-то сильно ударился или разбил себе нос, он почему-то радостно смеялся; при случае – всегда со всей силы пинал кошек и собак; у малышей отнимал яблоки и конфеты и опять-таки радостно ухмылялся, когда они плакали.
А еще у него был старший брат – по слухам, один из главных хулиганов Руднегорска, но он жил не в нашем доме, поэтому с Рыжим никто не связывался ни малышня ни старшие.
У Рыжего было единственное достоинство – это то, что у него был замечательный, настоящий кожаный футбольный мяч.
Вот до сих пор не пойму, почему нам, мальчишкам, не покупали кожаные мячи? Не понимаю! Что, они были настолько дорогие, и родители жалели деньги на своих любимых сыновей или их, эти кожаные мячи, было трудно достать, в смысле, купить, так как они редко бывали в магазинах? Почему у какого то Ражего Сапога был кожаный мяч, а у нас с Калиной не было?
Справедливости ради, хочу заметить, что как-то незаметно у многих мальчишек во дворе появились собственные кожаные мячи, а мне папа по-блату достал даже ниппельный.
Рыжий Сапог играл в футбол плохо – не умел совсем "водиться", постоянно бил по ногам сопернику своими кирзовыми сапогами – "кувался", и при этом радостно хихикал. Мы страшно не любили играть с ним, но желание поиграть настоящим мячом часто перевешивало неприязнь к Рыжему, за что мы себя потом неоднократно корили.
Как-то я вышел во двор и увидел, что ребята гурьбой куда-то идут. Я тут же к ним присоединился:
– Куда идем,– поинтересовался я,
– Рыжий кота несет вешать,– взволнованно ответил мне мальчишка с нашего двора. Как это вешать кота, в каком смысле? Значение этой фразы не укладывалось у меня в голове, но я пошел вместе с толпой, в которой мною было замечено и много больших ребят. Они шли как ни в чем не бывало – перешучивались, покуривали, а мы, "малышня", обреченно тащились за ними, хотя нас и никто не понуждал.
Я давно для себя отметил, что определенная группа ребят нашего двора с ненавистью относилась к кошкам, били палками собак, когда случалось наблюдать их спаривание и вообще, демонстрировали необъяснимую жестокость.
Не знаю, как их воспитывали в семье, но например, конкретно, умертвить кота любым способом по причине его глубокой старости, Рыжего Сапога попросили сделать его родители – нам сам Рыжий возвестил об этом, со своей традиционной, радостной, садистской улыбкой.
Шли недолго, остановились возле большой сосны с раскидистыми ветвями.
Кот покорно лежал на руках Рыжего Сапога и не высказывал ни какого беспокойства . Я стоял так, что мне было очень хорошо видно кота на руках Рыжего. Кот был большим, полосатым и явно старым. Он полностью доверял Рыжему и не боялся большой толпы, собравшейся вокруг их с хозяином.
Как-то внезапно все затихли, кто-то из старших ребят достал из кармана то ли веревку, то ли провод и перебросил ее через толстую сосновую ветку, отходившую от ствола дерева достаточно низко, чтобы до нее можно было допрыгнуть. Конец с петлей на втором конце, передали Рыжему Сапогу. Тот растянув петлю пошире, чтобы влезла голова кота, быстро накинул тому на голову…
И тут вдруг кот все понял, он понял, что тот, кого он считал своим другом и хозяином, его предал. Забыв про свой возраст, животное, стараясь сохранить свою жизнь, стало бешено извиваться, стараясь высвободить шею из петли, но Рыжий заорал:
– Тяни!,– и тот, у кого был второй конец петли, резко дернул.
На какое-то мгновение кот завис на веревке, но инстинкт сохранения жизни придал ему небывалые силы, и он, резко извернувшись в воздухе, и как бы подпрыгнув вверх, выскользнул из петли и упал вниз, по-кошачьи приземлившись на все четыре лапы.
Мы в ужасе, как завороженные, смотрели на эту жуткую казнь выпученными глазами. И только, когда кот высвободился из петли и упал на землю, младшая команда нашего двора дружно заплакала и закричала:
– Не трогай котика, Рыжий гад! Вы все фашисты!
Как ни странно, но взрослые ребята стояли в оцепенении и никак не реагировали на наши протесты. Но больше всего мы поразились, как повел себя кот. Выскользнув из петли и упав на землю, он не бросился сломя голову бежать куда попало, а прижавшись к земле, глядел на Рыжего Сапога горящими глазами, злобно хлеща хвостом по сторонам и воя жутким голосом. Рыжий испугался. Его мерзкая рожа перекосилась от страха, а сам он стоял как примерзший к земле, не смея пошевельнуться.
Внезапно кот, издав совершенно дикий вопль, как молния бросился Рыжему на грудь и с неимоверной скоростью ударил его поочередно двумя лапами по лицу и вдобавок куснул его за нос, затем пулей взлетел на сосну, на которой его хотели повесить, и завыл человеческим голосом, проклиная своего мучителя.
У Рыжего по лицу сползали тонкие ручейки крови от когтей его кота, кровь капала и с кончика носа. Рыжий ревел в голос.
– Так тебе и надо, гад Рыжий, сапог дырявый! – чуть ли не хором кричала наша малышовая команда,
– Никогда больше не приходи к нам играть, мы ненавидим тебя!..
Больше мы его во дворе не видели. Говорили, что он переехал к брату в другой дом.
Всегда готов!
Учеба в школе и школьная жизнь для меня не всегда означали одно и тоже. Учебный процесс, особенно к концу апреля, начинал утомлять своей обязательностью посещать уроки и ежедневно готовить домашние задания. Школьная жизнь – это было совсем другое. Она включала в себя веселые перемены, спортивные соревнования: зимой – бег на лыжах, поздней весной и ранней осенью – первенство школы по футболу, а еще мне нравилось участвовать в школьной самодеятельности – я хорошо пел и, конечно же, читал стихи. Мы много общались с одноклассниками, ходили друг другу в гости, обменивались книгами и впечатлениями от прочитанного, играли в шахматы – и это тоже была важная составляющая моей школьной жизни.
И все-таки в школьной жизни были события, которые яркой вспышкой запечатлелись в памяти, как фрагменты цветного фильма. Для меня это был прием в пионеры.
Точно не помню в каком это было классе, по-моему в четвертом. С волнением заучивал строки клятвы советского пионера "… Жить, учится и бороться так, как завещал великий Ленин, как учит коммунистическая партия!" Честно говоря, я не понимал почему с кем-то надо бороться, как не понимал в чем величие Ленина и чему учит партия. Партия – это что-то или кто-то?
Но на линейке по приеме в пионеры, слова сами по себе звучали очень торжественно и пафосно. Я глубоко проникся значимостью момента и был радостно взволнован, а текст клятвы произносил с выражением и звонким голосом.
Я был по истине счастлив, когда мне повязали на шею шелковый красный галстук.
– Всегда готов!– первый раз в жизни откликнулся я на призыв быть готовым и отсалютовал.
Когда мы во дворе разбивались на команды для игры в футбол, то нам всегда хотелось попасть в команду, где будут играть старшие ребята, которые не только лучше других играют, но являются для нас авторитетами.
Став пионером, я почувствовал себя как в желанной команде, где будет весело и радостно играть. Мне казалось, что я приобщился к чему-то большому и интересному.
В приподнятом настроении я спешил домой, чтобы папа с мамой порадовались вместе со мной этому знаменательному для меня событию. Дело было двадцать второго апреля и у нас в Руднегорске было на удивление тепло, так что я шел только в школьном костюмчике и, как бы случайно, не заправил свой красивый пионерский галстук под пиджачок, а наоборот концы его выставил наружу, чтобы всем было лучше видно – я теперь пионер.
Как повяжут галстук – береги его,
Он ведь с красным знаменем цвета одного
Но во дворе мой восторг быстро охладили,
– Что это у тебя галстук наружу торчит, – бесцеремонно спросила одна девочка несколько постарше меня,
– Да это он у меня случайно вылез, – смущенно ответил я, заправляя концы галстука под пиджак.
– Нашел чем хвастаться – красным ошейником!
Праздник был испорчен. Мне было очень обидно за мой замечательный галстук, который я никогда не называл ошейником, всегда его любил и с удовольствием носил.
В дальнейшем участие в в пионерской жизни в школе меня несколько разочаровало. Я не любил бесконечные линейки с непонятными рапортами и построениями, меня не впечатляли задания по сбору металлолома и макулатуры.
По-началу вроде бы всё было весело: получив норму на свой отряд, мы наперегонки бежали домой ( а куда еще?), чтобы забрать всё ненужное железо и бумагу из дома и сдать в школу.
У меня дома никакого железа не оказалось. Мама категорически отказалась сдавать наш утюг в металлолом,
– А чем я в таком случае буду гладить, у меня другого нет, – протестовала она на мое желание стащить утюг.
Во дворе дома была помойка на которую навалом выкидывали все подряд. Среди горы пищевых отходов и разного мусора можно был обнаружить и старые корыта и тазы, сломанные санки и даже металлические кровати.
Окрыленный этой идеей, я метнулся из дома к нашей дворовой помойке, но не тут-то было: таких мудрых как я оказалось большинство из соискателей чего-нибудь железного и на смердящей куче не оказалось даже куска проволоки. Все помойки города в один день были зачищены от любого вида металла.
В связи с тем , что помимо отрядной нормы, каждый должен был сдать определенной количество килограммов лично от себя, совместные веселые поиски железяк за сарайками и других местах стало приводить к ссорам и даже дракам,
– Это моя железка- кричал один из охотников за металлом, схватив за конец ржавой трубы,
– Нет моя, я первый ее увидел,– горячился другой, хватая за второй конец трубы.
В лучшем случае бросали жребий, в худшем – разбивали друг-другу носы.
Я не любил разные споры и жребии, так как мне в них фатально не везло, а в драке тоже не было гарантии, что нос разобьешь ты, а не тебе.
И начинал рыскать по городу, как одиноки волк, в поисках пресловутого металлолома, что было совсем не интересно, скучно и тоскливо.
С макулатурой ( Калина называл ее мукулатурой) получилось еще хуже. Прибежав домой я быстро нашел в нашей кладовке объемную стопку толстых журналов "Коммунист", старых газет было мало, так как в те времена их использовали по другому назначению. И тем не менее журналы были тяжелые и двух связок было бы достаточно, чтобы сдать месячную норму. Я был в предвкушении, как реабилитируюсь за слабые показатели по металлолому.
На приемном пункте в школе народу никого не было. Приемщицей была девочка из нашего класса Светрова ( Светка Петрова), как всегда, она что-то жевала.
– Ого, у тебя на пятьсот граммов больше нормы, молодец,– обрадовала она меня.
Я уже видел, как меня похвалят на школьной линейке (линеек я не любил, но любил, когда меня хвалили). Внезапно в пункте сбора макулатуры появилась завуч школы. Уточнив у Светровой как идет работа, она вдруг увидела две моих стопки журналов "Коммунист" и строго спросила:
– А это кто сдал?– Светка в растерянности показала на меня ( и что я раньше не ушел).
– Страгин, это чьи журналы?– спросил завуч обращаясь ко мне.
– Мои, – недовольно буркнул я.
– Я поняла, что это ты сдал, я спрашиваю это журналы твоих родителей?
– Да, это папины.
– Наверное твой папа не для того выписывал этот журнал, чтобы ты без спросу сдал его в макулатуру.
Я угрюмо молчал.
– Если твой папа коммунист, то с его стороны было бы недопустимо выбрасывать журналы с таким названием. Немедленно забери это назад домой и впредь такого никогда не делай, а то у папы могут быть неприятности.
На первый раз отца в школу вызывать не буду, – почти миролюбиво закончила завуч.
Злющий и слегка испуганный, я потащил тяжеленные журналы назад домой. Вечером я рассказал обо всем папе. Он меня не ругал, а даже как-то виновато посмеивался. Мне казалось, что в это вопросе была какая-то непонятность для меня.
Как-то я случайно услышал как мама уточняла за что папа по-мимо партийных взносов еще собирается платить.
– Ты забыла, что сейчас идет подписка на газеты и журналы на год, так что мне как члену партии в обязательном порядке надо подписаться как минимум на одну партийную газету и журнал. И если газету "Правду" он читал каждый вечер после работы, то журнал "Коммунист" никогда даже не открывал, я по крайней мере этого ни разу не видел.
А свой пионерский красный галстук я все равно любил.
Пишу стихи.
У нас в школе был литературный кружок, где мы читали стихи, учились как правильно создать рифму и пробовали писать собственные стихи. Там занимались ребята более старшего возраста, но меня приняли уже в пятом классе, так как руководителем кружка была тетя Света, подруга моей мамы. Они с мужем дядей Володей часто приходили к нам в гости. Тетя Света, вернее, Светлана Сергеевна, преподавала у нас в пятом классе русский и литературу.
Она всячески поддерживала мои ранние поэтическом начинании.
– Валера, запомни, что в стихах главное не только рифма, но еще очень важно передать свое настроение,– с жаром наставляла она меня.
Занятия в кружке меня необычайно увлекали. Я был готов часами заниматься в школе, а потом дома допоздна сидел за своим письменным столом пытаясь сочинить свои собственные стихи. Под настольной лампой всегда лежал мой любимый кот – Васька , периодически трогая своей лапкой мою шариковую ручку, которой я записывал эти стихи в блокнот, чтобы я не забывал его погладить. Конечно, в моих стихах было много заимствований как по стилю и слогу, так и по отдельным словам, но я пытался выразить свои мысли и настроение в поэтической форме и, как мне казалось, у меня получалось.
Вершиной моего поэтического творчества того времени стало стихотворение "О Руднегорске", которое я написал в шестом классе.
О Руднегорске.
Краски нашей природы не броски,
Им тепла не хватает порой,
Но мне нравится жить в Руднегорске,
В городке за полярной чертой.
Не хотел бы другого я детства-
Без метелей и звездных ночей…
Я люблю, чтоб со мной по соседству
Были горы и звонкий ручей,
Чтоб морошка была на болоте,
И на окнах морозный узор,
И осенних лесов позолота
Всякий раз услаждала мой взор .
А еще, чтоб сугробов седины
Мог бы видеть зимой из окна,
И отведать морозной рябины
И с друзьями гулять допоздна.
Мне судьбою дарована милость
Чем сумел я ее заслужить?
Почему так всё в жизни сложилось,
Что мне здесь посчастливилось жить.
Не могу для себя я представить,
Как случится такое, что вдруг
Навсегда мне придется оставить
Заполярный, суровый наш круг.
Ну а если случится такое,
Что уеду в другие края
Знаю я – мне не будет покоя
И душа изболится моя.
Я забыть не сумею с годами
Как пурга за окошком поёт,
Руднегорск, заметенный снегами
И счастливое детство моё.
Светлана Сергеевна была поражена моему творению . Во-первых, она была в восторге от того, что я четко выдержал ритм и рифму от начала до конца (на занятиях в кружке она много уделяла этому внимания), во вторых она оценила , что в стихах есть определенное настроение и смысл, но:
– Все таки, Валера, эти стихи соответствуют поэту несколько старше твоего возраста, хотя не знаю, но ты все равно большой молодец,– было видно, что она взволнована.
Затем мы всем кружком долго разбирали, чтО я хотел сказать этими стихами, какими словами я описал природу и родной город и в таком духе.
Потом я часто читал эти стихи на школьных утренниках и концертах художественной самодеятельности в нашей школе и даже в Доме культуры на каком-то большом городском мероприятии. Местная газета Руднегорска напечатала их в одном из номеров под заголовком "Молодые таланты нашего города".
Мне, конечно же импонировало, что учительница назвала меня поэтом, а в газете как бы приобщили к молодым талантам, но я совершенно не возгордился, а просто продолжил совершенствовать свои поэтические способности.
На какой-то праздник Светлана Сергеевна была у нас в гостях вместе с дядей Володей и всячески превозносила мой поэтический дар и конкретно стихотворение " О Руднегорске". Гости стали просить, чтобы я его прочитал, что я и сделал. Всем очень понравилось и я обратил внимание, что после моего стихотворения у друзей нашей семьи вдруг открылись глаза – а "маленький" Валерик-то уже вырос и стал совсем взрослым и пишет стихи.
В последствие, в своих стихах я стал больше обращаться к теме любви.
Конечно же все свои любовные стихи я посвящал Кате Поляновой. Порой, сочиняя очередной четверостишие, я надолго задумывался и, забыв о стихах начинал мечтать о нашей с Катей любви. Я продолжал мечтать, чтобы мы с ней вместе порхали с цветка на цветок, взявшись за ручки, но как-то незаметно добавилось еще желание обнимать и целовать её…
Люблю тебя, Катя, и знаю – мне рано
Мечтать о любви и о ней говорить,
Но все-таки это мне кажется странным—
Ведь я – человек, и обязан любить.
Покорны любви, как известно, все люди
И мальчики тоже не хуже других,
А сердце мое если хочет— пусть любит
Иначе зачем оно бьется в груди.
Я очень гордился этими стихами перед самим собой, считал, что они написаны по-взрослому, хотя с годами стал к ним относится с легкой иронией, но все равно их любил как напоминание о далеком детстве.
Мое первое предновогоднее счастье.
Новый Год в те поры был моим любимым и долгожданным праздником и даже не сама Новогодняя ночь, а вся предновогодняя неделя. Я каждый день посещал два магазина в городе, где продавались елочные украшения, и покупал по одной игрушке на елку в каждом из них. Выбор игрушек мало менялся в течение недели, но мне казалось, что завтра поступят новые, необыкновенные и я вплоть до тридцатого декабря наведывался в отделы новогодних украшений и подолгу рассматривал елочные игрушки на витрине и все-таки находил какую-то новую, которую раньше не видел, покупал её и радостно спешил домой с покупкой. Обычно таких новинок у меня набиралось к празднику штук семь восемь.
У нас дома было много разных замечательных елочных игрушек, но в связи с тем, что большинство из них были стеклянными, а кот Васька считал, что елку мы наряжаем исключительно для него и обожал лапой трогать красивые шары, а они в ответ начинали весело раскачиваться и котик бил лапой посильней и шарик в конце концов срывался с ветки и падал на пол разбиваясь на тысячи разноцветных осколков. Таким образом после очередного Нового Года запас игрушек активно редел.
Некоторые игрушки разбивались частично и нам жалко было их выбрасывать и мы их аккуратно вешали на елку так, чтобы разбитая часть была не видна.
Так что мои новые покупки были совсем не лишние.
Мы с мальчишками с нашего двора ходили друг к другу в гости посмотреть на наряженные елки и сравнить у кого лучше. Коля-Калина очень ревностно относился к этому моменту, стараясь посетить как можно больше соседских мальчишек в их квартирах, чтобы убедиться, что его елка лучше всех. И наверное она действительно была лучшая в нашем доме. Дядя Вася, отец Калины, всегда умудрялся принести домой необыкновенно высокую и пушистую ель. На самом деле все наши ёлки по факту были соснами, но мы их упорно называли ёлками. Украшения на елке были обычными и, я бы сказал, не очень выдающиеся, но сама ель выглядела просто лесной царицей и от нее в добавок ко всему исходил удивительно яркий и свежий хвойный аромат.
В школе тоже готовились во всю. Мы в классе на уроках труда вырезали снежинки из папиросной бумаги, которыми затем украшали окна и стены. Большую елку устанавливали в актовом зале. Она была украшена хлопушками, бумажными фонариками и цветным серпантином и, конечно же, была опутана электрической гирляндой с многочисленными лампочками, которые светились и моргали разными цветами.
На новогодний праздник в школу требовалось приходить в карнавальном костюме. В четвертом классе я пришел в костюме мушкетера.
Папа с мамой чуть ли не две недели мастерили мне костюм. Из старой шторы бордового цвета мне соорудили накидку, по среди которой на груди золотой тесьмой мама изобразила как-бы три перекрещенные шпаги. Этой же тесьмой были окаймлены края накидки.
Вокруг шей наложили широкий воротник из куска старой белой тюльки, который ниспадал на плечи и грудь в виде полукруглого детского слюнявчика (как мне виделось) и тоже был окантован той же тесьмой( другой в доме просто не было) Из картона папа изготовил мне широкополую черную шляпу отороченную естественно все той же незаменимой тесьмой, а деревянную шпагу ему дали поблату на время в местном доме культуры. А еще мне сделали из черной бумаги карнавальную маску в виде узкой полозки с прорезями для глаз.
В школу меня провожал папа, он же одел меня в пустом классе и черной краской пририсовал мне тоненькие усики.
Я вышел гордой походкой ( мы репетировали дома). Меня никто не узнал. Многие ребята и девочки подходили и с восхищением разглядывали меня и спрашивали:
– Мальчик, ты кто?
Даже Катя смотрела на меня во все глаза и не узнавала и только когда я сказал:
– Здравствуй, Катя!– она засмеялась и воскликнула:
– Ребята, да это же наш Вирелка!
Сама же Катя была в костюме Царевны-лебедь, у неё на голове была корона с месяцем и звездой и вся она была в белом кружевном платье, а на спине были маленькие прозрачные крылышки ( вот она, моя Дюймовочка!) . Мне очень понравился ее костюм.
Тут Снегурочка, ведущая праздника, возвестила, что сейчас начнется парад карнавальных костюмов. Все встали вкруг и стали водить хоровод вокруг елки и петь песню "В лесу родилась елочка" (я всю жизнь удивлялся почему поют "родИлась", когда правильно "родилАсь").
Потом объявили победителей. Среди девочек победила Катя Полянова, а среди мальчиков – я. Все зааплодировали, подлетел фотограф, быстро поставил нас с Катей возле елки и сфотографировал. Потом Дед Мороз вручил нам по большому пакету с подарком, а затем и всем остальным детям тоже.
Все тут же полезли смотреть, что находится внутри пакета. Там помимо традиционных шоколадных конфет, вафель, мандаринов и шоколадки на этот раз оказалась упаковка "бенгальских свечей" или огней.
Они представляли собой короткую (20-25 см) жесткую проволоку, на один конец которой была нанесена горючая, искристая смесь. Из чего – я, конечно, не знал, но когда поджигали кончик свечки спичкой, то она начинала разбрасывать яркие искры и забавно шипеть. В те времена мы, мальчишки, да и девочки тоже, любили поджечь бенгальский огонь и держа свечу за другой конец выписывать ей всякие круги и зигзаги. Получалось очень красиво и эффектно.
И вот мы достали эти бенгальские свечи и кто-то из взрослых поджег несколько штук, а другие ребята как бы "прикуривали" уже у тех, у кого свечки горели. Было весело и празднично. Как-то незаметно все встали в круг недалеко друг от друга и у каждого в руках был свой собственный фейерверк, и мы все были как маленькие волшебники, порождающие звездный огонь.
Катя тоже была вместе со всеми и стояла прямо напротив меня. Она радостно и беззаботно смеялась, и её свеча искрила белыми холодными звездочками.
Какой же она была красивой в тот момент в своем воздушном костюме Царевны Лебедь и в снопе искр. Я опять не мог отвести от нее глаз, хорошо, что все были заняты бенгальскими огнями и на меня никто не обратил внимания.
И вдруг я вижу, что карнавальный костюм Катя внезапно вспыхнул и загорелся одновременно со всех сторон. Я впал в ступор. Инстинктивно все от нее шарахнулись. Катя несколько секунд ничего не замечала, но потом увидела, как горят рукава ее платья и громко закричала, замахала руками, но горящий бенгальский огонь продолжала держать в руке.
От ее крика я пришел в себя. Бросив свой огонь на пол, я сорвал с себя мушкетерскую плащ-накидку, подскочил к Кате, выбил из её руки свечу, затем схватив свой плащ за разный концы как-бы обнял Катю этим плащом, сбивая огонь. Через мгновение меня оттеснили от Кати взрослые. Голыми руками и пиджаками довершили то, с чего начал я. Все продолжалось секунд десять. Катя стояла в обгоревшем платье и тихонько всхлипывала в объятиях Веры Николаевны.
Директор школы допытывались у завуча:
– Кто додумался положить в подарки детям бенгалки? Кто разрешил зажечь их в школе? Почему детей оставили бес присмотра?
Прибежала наш школьный врач. Катю увели в класс и вероятно полностью осмотрели. К счастью, все обошлось, как говорится, отделалась легким испугом. Кое-где для порядку помазали и все.
Я тоже отделался легким испугом, но Вера Николаевна смотрела на меня глазами, полными восхищения:
– Валера, кто тебя научил так тушить огонь?
– Я даже не знаю, мне как-то мама рассказывала, как в детстве, когда она возилась возле печке, у нее загорелось платьице, так бабушка схватила одеяло и маму затушила.
– Это замечательное качество – быстро принимать решение, не каждый взрослый так бы среагировал. Тебе это очень поможет во взрослой жизни, а вообще, я очень рада что у меня в классе учатся такие мужественные мальчики,– с пафосом закончила Вера Николаевна.
Я не стал ее разубеждать, но сам не был до конца уверен смог бы я также среагировать на ситуацию, если бы на месте Кати оказался кто-нибудь другой?
Судьба не заставила себя долго ждать и через пару лет предоставила мне возможность снова проверить мою реакцию еще в более серьезном случае.
В праздничной новогодней суете я совсем забыл про то, что нас сфотографировали, и был удивлен, когда после зимних каникул ко мне подошел наш школьный фотограф (он же наш учитель физкультуры) и вручил мне фотографию. Я с интересом на нее взглянул и чуть ли не раскрыл рот от восторга – с фотографии мне скромно улыбалась Катя-Царевна Лебедь, а рядом ней стоял я в виде мушкетера, оперевшись на шпагу.
Фотография была большая и очень качественная. Мы были крупным планом и здорово смотрелись.
Фото было одно, может быть и Катьке тоже выдали такое же – я не знаю, но свое фото я сразу же решил никому не отдавать ни при каких обстоятельствах.
Я принес его домой и положил под стекло, которым был накрыт мой письменный стол. Теперь я мог любоваться на мою Катю каждый день и сколько угодно. Это было мое первое предновогоднее счастье. Я тогда и предположить не мог какая судьба ждет наш с Катей портрет и какие испытания, связанные с ним, мне предстоят пол века спустя.
Мое второе предновогоднее счастье.
В тот год, в преддверии новогодних каникул я находился на удивление в приподнятом настроении. Даже после по истине счастливого новогоднего праздника в школе и триумфа моего карнавального костюма, ощущение какого-то нового, радостного события меня не покидало.
Сколько не помню, последние дни декабря в Руднегорске были не очень морозные – не более пятнадцати градусов и с легким снежком. К этому времени в городе уже устоялись огромные сугробы, а наши любимые сарайки были заметены почти под крышу. Вечера стояли чрезвычайно тихие и удивительно звездные. Луна светила как мощный пограничный прожектор, освещая всё во круг серебряным светом. Это было наше ночное солнышко.
Мы так привыкали к Полярным ночам, что когда они заканчивались, первое время чувствовали себя неуютно – слишком светло.
Пришел Коля-Калина звать меня гулять. Он уже давно правильно произносил мое имя, но подойдя к дверям нашей квартиры по-привычки выдавал свое коронное:
– Вирелка дома? Подёшь гулять?
– Не, Калина, я читаю, может выйду позже,– разочаровал я его.
Колька процесс чтения не очень-то жаловал и с трудом понимал, как это вместо веселого гулянья на улице можно выбрать скучное чтение книги.
Для меня интересная книга могла заменить и гулянье и игры и даже мечты о Кате.
