Kitabı oku: «Народный Пётр. Полное собрание анекдотов и сказаний о Петре Великом», sayfa 3

Yazı tipi:

Государь не токмо что сам страстную охоту к водяному плаванию имел, но желал также приучить и фамилию свою. Сего ради в 1708 году прибывших из Москвы в Шлиссельбург цариц и царевен встретил на буерах, на которых оттуда в новую свою столицу и приплыл. И когда адмирал Апраксин, верстах в четырёх от Петербурга, на яхте с пушечною пальбою их принял, то Пётр Великий в присутствии их ему говорил: «Я приучаю семейство моё к воде, чтоб не боялись впредь моря, и чтоб понравилось им положение Петербурга, который окружён водами. Кто хочет жить со мною, тот должен часто бывать на море».

Его величество подлинно сие чинил и многократно в Петергоф, Кронштадт и Кроншлот с царскою фамилиею по морю езжал, для чего и приказал для них сделать короткие бостроки (безрукавки), юбки и шляпы по голландскому манеру. Прибывшие из Москвы и в вышепоказанном плавании находившиеся были: царица Прасковья Феодоровна, супруга царя Иоанна Алексеевича, и дщери его – царевны Екатерина, Анна и Прасковья Ивановны, царевны же Наталья, Мария и Феодосия Алексеевны.

Но как водяного плавания по краткости лета казалось Петру Великому мало, то приказывал от дворца к крепости на Неве лёд расчищать, где на ботах и других малых судах, поставленных на полозки и коньки, при ветре под парусами с флотскими офицерами и знатными господами, подобно, как бы на воде, катался и проворно лавировал. К сим забавам приглашал и чужестранных министров, и зимовавших голландских шкиперов. На сих забавах потчивал всех горячим пуншем и однажды шкиперам говорил: «Мы плаваем по льду, чтобы зимою не забыть морских экзерсиций». На сие один голландский шкипер отвечал: «Нет, царь Петр, ты не забудешь! Я чаю, ты и во сне всё флотом командуешь!»

Андрей Нартов. Достопамятные повествования и речи Петра Великого. Россию поднял на дыбы Т.2. М.: Молодая гвардия, 1987.

Самообразование Петра

Тиммерман был математик далеко не первоклассный: он ошибался даже в простом сложении, но державный ученик, выслушав первые четыре правила арифметики, под названиями, едва для него понятными – одицио, субстракцио, мултипликацио, дивизио – тотчас сообразил, в чем дело: сам своею рукою безошибочно и отчётливо изложил все четыре правила, пояснив их примерами, провёл способы поверки, разобрал путаницу с онами или нулями, без труда понял именованные числа, и перешёл к высшим частям математики: скоро достиг, судя по его почерку, до многосложной теории астрономии, в нескольких словах показал, как можно ею «собрать» или измерить поле, изучил подробности сооружения крепостей, затвердил все иностранные термины фортификации, вычислил размеры орудий и определил, при каких условиях, в каком расстоянии, может пасть на данную точку бомба.

Окружая себя голландцами, шотландцами, англичанами, швейцарцами и другими иноземцами, Пётр имел одну цель, к которой давно уже, с отроческих лет, устремлял все свои мысли и желания, изучить военное дело во всех видах его на суше и на воде, от самых мелких подробностей технических, до высших начал военного искусства, сколько могли изъяснить то и другое избранные им наставники. Многого они сами не понимали, и державный ученик приобретал необходимые для него сведения более собственным опытом, путём тяжёлого труда, чем уроками своих учителей. Все, что надобно было знать солдату, матросу, корабельному плотнику, токарю, бомбардиру, тонеру, артиллеристу, инженеру, всё узнал он на самом деле и вскоре приобрёл такой во всём навык, что едва ли кто из окружавших его лиц умел искуснее владеть ружьём и топором, точить из дерева и кости разные украшения, править рулём, бросать гранаты, наводить орудия, придумывать составы огненных снарядов, устраивать понтоны, закладывать мины и взрывать укрепления на воздух. Примерные битвы потешных со стрельцами в окрестностях Преображенского и Семеновского служили ему средством к приобретению сведений тактических, а плавание по озеру Переяславльскому и по Белому морю образовало из него моряка.

Неутомимый в трудах, Пётр не терял ни одной минуты в праздности, и часто, по собственному выражению его: «вкушал хлеб в поте лица своего, по приказу Божию к прадеду нашему Адаму».

Достопамятные сказания о жизни и делах Петра Великого, собранные редакциею журнала «Русская старина». С.-Петербург, 1876.

Солдат с двенадцати лет

Пётр Великий, имея от роду всего 10 лет, составил в Москве из дворян регулярную роту, названную им потешною, в которой сам служил несколько времени барабанщиком, а потом, 12-ти лет, простым солдатом. После этих первых воинских упражнений, кораблестроение и мореплавание сделались любимым занятием Петра Великого. Неутомимый монарх служил во флоте, как и в строевых сухопутных полках, наряду со своими подданными, начиная с низких степеней, дошёл в морской службе до звания контр-адмирала. Раз очистилось при флоте вице-адмиральское место, на которое подлежало кого-нибудь произвести. Контр-адмирал Пётр Алексеевич подал в адмиралтейскую коллегию просьбу, в которой описал свою прежнюю службу и просил назначения на освободившееся место. Коллегия, по внимательном рассмотрении дела, отдала свободную вакансию другому контр-адмиралу, который более Петра Алексеевича служил и более имел случаев отличиться. Пётр Великий к этому поступку отнесся так:

– Члены коллегии судили справедливо и поступили, как должно. Если бы они были так подлы, что из искательства предпочли бы меня моему товарищу, то не остались бы без наказания.

Кривошлык М.Г. Исторические анекдоты из жизни русских замечательных людей. М.: Издательско-полиграфическая фирма «АНС-Принт» Ассоциации «Новый стиль», 1991.

Пётр начинает морскую службу

Осмотрев 60-ти пушечный корабль «Пётр и Павел», заложенный ещё в 1697 году руками Петра в Голландии, государь обратился к капитану с словами: «Ну, брат, в войске сухопутном я прошёл все чины, позволь же мне иметь счастие быть под твоей командой».

Изумлённый капитан не знал, что отвечать.

– Что же вы, г. капитан, не удостаиваете меня своим приказом! С какой должности обыкновенно начинают морскую службу?

– С каютного юнги! – отвечал изумлённый капитан.

– Хорошо! – сказал монарх. – Теперь я заступаю его место.

– Помилуйте, ваше величество!..

– Я теперь здесь не «ваше величество», а начинающей морскую службу с звания каютного юнги!..

Капитан всё ещё думал, что государь шутит и сказал:

– Ну, так полезай же на мачту и развяжи парус!

Монарх, не говоря ни слова, побежал на мачту, по узкому трапу. Капитан едва не умер от страха, и весь экипаж обомлел, увидев отважность совершенно неопытного ещё в матросской службе, молодого царя. Тот, кто некогда обтёсывал мачту, находится теперь на её вершине! Он ведь был на своем корабле, им самим построенном! Заткнув топор за пояс, бывало, прощался он вечером с своим творением, чтобы наутро вновь приняться за работу.

Если этот корабль и не был дедом русского флота, то, по крайней мере, его отцом.

Между тем, ветер колыхал корабль. Одно мгновение и государь, надежда целого народа, мог бы упасть на палубу или в волны морские! Эта мысль ужасала капитана и всех моряков, постигавших вполне опасное положение юного монарха. Ни один из старых матросов не отважился бы взойти на мачту, не подумав об опасности, ему предстоящей.

Bcе были в каком-то оцепенении, а государь, между тем, работал наверху. Вскоре конец развязанной веревки полетел на палубу и государь, кинув орлиный взгляд на бесконечное пространство, покрытое седыми валами, сошёл вниз. Капитан, видя, что государь был доволен его приказанием, но, не желая подвергать его в другой раз столь очевидной опасности, велел новому юнге раскурить трубку и подать её, что и было исполнено беспрекословно. Заметим, что капитан этот, по имени Мус, был некогда простым матросом, в Голландии, и понравился Петру во время пребывания нашего посольства в Амстердаме. Весьма естественно, что Мус, вспомнив прежнее время, когда он был товарищем и помощником царя в работе, так живо представил себе прошедшее, что тотчас же нашёлся в роли повелителя, и, постигнув вполне свой новый сан, взглянул гордее на Петра и сказал.

– Поскорее принеси мне бутылку вина из каюты!

Государь побежал вниз и явился с бутылкою и стаканом в руках. Тогда капитан взглянул на Петра, ожидавшего новых приказаний, призадумался, потом пристально посмотрел на юного монарха, будто не веря самому себе, и красноречивая слеза, слеза привязанности и умиления, оросила мужественное лицо его. Он вдруг приподнялся, схватил одною рукою стакан, наполненный вином и, кинув другою шапку вверх, воскликнул:

– Да здравствует величайший из царей!

Громкое ура раздалось на корабле и, достигши до берега, было ответом тронутых до глубины сердца матросов. Потом вновь все замолкли и смотрели на орла русского с изумлением. Все, готовы были броситься в огонь и в воду по первому слову государя!

Другое сказание о том же

Царь Пётр Алексеевич взял с собою в Архангельск принятого им в службу знающего сардамского мореплавателя, прозванием Муса, где, построив с ним военный корабль по голландскому образцу, пожаловал сего сардамца капитаном корабля, на котором его величество восприял желание проходить все чины флотские от нижнего до высшего. Некогда, случившись на сём корабле, спрашивал у Муса: с какого чина начинают служить на корабле? А как капитан доносил – с матроса, то на сие ему государь сказал: «Хорошо, так я послужу теперь у тебя матросом». Мус, думая, что государь шутит, приказал ему развязать вверху веревку мачты, а он, кинувшись туда немедленно, исполнял должность сию с такою проворностию, как бы делал то настоящий и знающий матрос. Между тем Мус, смотря на государя, от ужаса и страха трепеща, кричал ему вверх: «Довольно, хорошо, царь Питер, полезай вниз!». Ибо тогда был сильный ветр, и легко бы мог он оттуда слететь. Государь спустился назад благополучно, и, увидя капитана, совсем в лице изменившегося, спросил его:

– Чего ты испугался?

– Не того, чтоб и погиб, а того, чтоб море не поглотило русского сокровища!

– Не бойся, капитан, когда бояться зверя, так и в лес не ходить.

После сего Мус, мало-помалу опомнясь, стал веселее, приказывал государю раскурить себе трубку табаку, налить пунш и, словом сказать, отправлять и прочие должности простого корабельщика. Монарх исполнял все его повеления скоропостижно, подавая сим пример прочим находившимся на корабле подчинённым и подданным своим, каким образом надлежит повиноваться командиру и отправлять должность.

Удивительная память Петра Великого

Во время перваго стрелецкаго бунта в Москве, когда Пётр Алексеевич был ещё отроком, то нежно любимая его мать с небольшою свитою верных служителей скрылась с ним в свято Троицкую Сергиевскую Лавру, надеясь там найти безопасность. *)

*) Удаление Натальи Кирилловны в Троицкий монастырь было при втором стрелецком бунте, в сентябре 1682 г., а 1-й бунт был в мае того же года. Второй раз Пётр был в этом монастыре и августе 1689 г. Ред.

Но стрельцы, отуманенные крамолой, не уважая ничего святаго не видя в царе покровителя ереси, искали, повсюду Царя и чрез них скоро нашли царицу и царя.

Они узнали, что Царица и Пётр скрылись в Троицко-Сергиевскую Лавру. Стрельцы явились во множестве и, немедля, бросились повсюду на поиски; некоторые кинулись даже в церковь, и там то один из стрельцов, нашёл младого царевича в объятиях матери, царицы Натальи в священнейшем месте. Крамольник не ужаснулся устремиться на него с обнажённым ножом; он взмахнул ножом и готов был пронзить грудь венценоснаго юноши, но провидение Божие хранило его для дел великих и в этом случае спасло его.

В то время, когда уже никакой человек не мог подать помощи, и когда сам малолетний Пётр, оцепеневший от ужаса, недвижно смотрел в глаза убийцы, Божья десница защитила Его. В этот самый момент один из прочих мятежников страшным голосом вскричал:

– Остановись брат, не здесь пред алтарем… Он не уйдёт… Пусть выйдет из церкви.

Покусившийся на убийство Царя оставил своё намерение, и в это время стрельцы увидели во весь опор скачущую царскую конницу. Все они в смятении бросились кто куда папало, и младой Государь был спасён.

Прошло двадцать лет после этого приключения. Возмущения были прекращены, стрельцы истреблены все до одного и государство наслаждалось совершенным покоем. В это время государь занимался формированием войска и введением флота.

Однажды Пётр Великий учил матросов на адмиралтейской площади и для этого выстроил их во фронт; государь любил глядеть каждому в глаза и также требовал, чтобы ему в глаза смотрели. Обозревая пристально строй, государь вдруг отскочил с ужасом, приметя одного из находившихся в строю матросов и, указав на предмет своего испуга, приказал его схватить.

Это был тот самый, который двадцать лет назад стоял с ножом в руке, чтобы поразить Государя и, сознавая свою вину пред монархом, матрос, тотчас же упав на колена, вскричал:

– Повинен смерти, государь… Помилуй…

Этот случай невольно удивил всех присутствующих и тем более, что винившийся матрос вообще отличался во время службы безукоризненной честностью усердием и никогда не заслуживал наказания или выговора.

Но присутствующие были поражены ужасом, когда услышали на вопрос государя ответ матроса, который сказал, что он тот самый стрелец, который в младенчестве дерзнул занести нож на Монарха-отрока в Свято-Троицкой лавре. Продолжая далее отвечать на вопросы монарха, стрелец этот объяснил, что он тогда ещё был новичком в стрельцах, когда замешался в бунт, что потом он раскаялся в своём заблуждении и в злодеянии и только бегством спасся от поимки и казни; за тем долгое время странствовал в отдаленных областях и, наконец, выдавши себя за сибирскаго крестьянина, записался в матросы при архангельском адмиралтействе, где честно исполнял свою службу.

Пётр Первый, выслушав откровенное признание, даровал ему жизнь, простил матроса со строгим объявлением никогда впредь не показываться на глаза. Возблагодарив Бога и государя, матрос удалился из рядов. Он вскоре был послан в отдаленнейшие области Сибири.

От фельдмаршала Трубецкаго и от адмиралтейскаго экипаж-мейстера Брюйна.

Анекдоты и предания о Петре Великом, первом императоре земли русской и о его любви к государству. В трёх частях. Москва, 1900. Составитель Евстигнеев.

Причина конвульсий

О бунтах стрелецких некогда промолвил государь: «От воспоминания бунтовавших стрельцов, гидр Отечества, все уды* во мне трепещут. Помысля о том, заснуть не могу.

* Уды – члены. После стрелецкого восстания 1689 года мускулы головы, шеи и лица Петра I периодически сокращались в непроизвольных конвульсиях. Ред.

Такова-то была сия кровожаждущая саранча!». Государь по истине имел иногда в нощное время такие конвульсии в теле, что клал с собою денщика Мурзина, за плеча которого держась, засыпал, что я и сам видел. Днём же нередко вскидывал головою кверху. Сие началось в теле его быть с самого того времени, когда один из мятежных стрельцов в Троицком монастыре пред алтарем, куда его царица, мать его, ради безопасности привела, приставя нож к шее, умертвить его хотел, а до того личных ужимок и кривления шеею не бывало.

Андрей Нартов. Достопамятные повествования и речи Петра Великого. Россию поднял на дыбы Т.2. М.: Молодая гвардия, 1987

Странное лекарство для Петра

Пётр I-й с детства был подвержен припадкам безотчётнаго страха. Он не мог владеть собою в таком состоянии, которое сопровождалось яростью, иногда-же разрешалось конвульсиями, искривлявшими ему рот и совершенно искажавшими лицо его. Последнее приписывали действию яда, данного ему в детстве. Когда конвульсии делались с ним в обществе, все потуплялись; потому что Пётр не терпел, чтобы на него смотрели в это время и чем-нибудь заявляли, что происходящее с ним замечено. Если же конвульсии усиливались до чрезвычайной степени, то царский повар спешил изжарить сороку вместе с перьями и внутренностями и стирал в порошок, приём котораго помогал Государю.

Анекдоты прошлого столетия. [Извлечение из книг Шерера] // Русский архив, 1877. – Кн. 3. – Вып. 10. – С. 280-292.

Любознательность Петра

Однажды Пётр Великий, находясь в Архангельске при реке Двине и увидя довольное число барок и прочих подобных судов, спросил: откуда эти суда? Царю отвечали, что это мужики из Холмогор, везущие в город разный товар для продажи. Государь не был этим доволен, но сам хотел с ними разговаривать. И так, он пошёл к ним и увидел, что большая часть судов нагружена была горшками и прочею глиняною посудою. Между тем, как он старался всё пересмотреть и для того ходил по судам, под ним нечаянно подломилась доска и он упал в нагруженное горшками судно и, хотя не сделал себе никакого вреда, но горшечнику нанес довольно убытку.

Горшечник, посмотрев на разбитый товар, почесал голову и с простоты сказал Царю:

– Теперь, батюшка, я не много привезу денег с рынка домой!

– А сколько думал ты привезти домой? – спросил Царь.

– Да алтын бы с пятьдесят, – отвечал мужик.

Монарх вынул из кармана червонец, отдал его мужику и сказал:

– Вот тебе деньги, которые ты выручить надеялся. Сколько приятно тебе получить их, столько приятно и мне, что ты не назовёшь меня после причиною твоего несчастия.

От профессора и поэта Ломоносова, родившегося в Холмогорах, которому рассказывал его отец, бывший при этом происшествии.

Анекдоты и предания о Петре Великом, первом императоре земли русской и о его любви к государству. В трёх частях. Москва, 1900. Составитель Евстигнеев

О мудром олонецком воеводе

Император Пётр Великий, часто нечаянно посещавший города своего царства, около десяти раз был в нынешнем Петрозаводске, обязанном своим существованием гениальному взгляду великого преобразователя на минеральные богатства нашего края. Дорожный снаряд государя был незатейлив: летом мундирная пара, плащ, несколько белья и для прислуги деньщик или два; зимою прибавлялась шуба, шапка и тёплые сапоги. Обед монарха был готов везде, потому что он употреблял всякую пищу; кухня за ним никогда не тащилась.

В одну из поездок своих на заводы, основанные на речке Лососинке и носившие имя своего основателя, Пётр прибыл в Олонец. Подъехав к дому Воеводской канцелярии, где тогда сосредоточивалось главное управление здешнего края, монарх быстро вошёл в комнату и, встретив воеводу, седого, простосердечного старца, спросил у него, какие есть в канцелярии челобитчичьи дела. Испуганный воевода, упав на колени, дрожащим голосом отвечал:

– Виноват, всемилостивейший государь! Никаких нет.

– Как никаких нет?

– Никаких, – повторил воевода со слезами на глазах. – Виноват, государь, я никаких спорных челобитен не принимаю и до разбора канцелярии не допускаю, а всех соглашаю к миру, и следов ссор в канцелярии никогда не бывало.

Удивился монарх такой вине, такому простосердечию; подняв стоявшего на коленях воеводу и поцеловав его в голову, он сказал:

– Я бы желал и всех воевод видеть виноватыми столько же, как ты. Продолжай, друг мой, такое служение; Бог и я тебя не оставим.

Прошло несколько лет после того. В Адмиралтейской коллегии возникли несогласия между членами Чернышевым и Крейцом. Когда узнал об этом государь, то вспомнил миролюбивого олонецкого воеводу и послал к нему указ о прибытии в столицу. Тотчас определив его прокурором в Адмиралтейскую коллегию, Пётр сказал ему:

– Почтенный старик! Я желаю, чтобы ты и здесь был так виноватым, как в Олонце, и, не принимая ссорных объяснений от членов, мирил бы их. Ты ничем столько не услужишь мне, как водворив между ними мир и согласие.

К сожалению, в современных анекдотах, откуда мы заимствовали настоящий рассказ, не сохранилось имя этого олонецкого воеводы.

Олонецкие губернские ведомости. 1859, № 18.

Священник с ружьём

Есть предание о священнике с ружьём, которого Пётр встретил.

Государь остановил его и спросил, куда он едет?

Священник, не зная царя, ответил, что едет с запасными Святыми Дарами к больному.

– Зачем же ты взял ружье? – спросил Петр.

– Здесь не смирно; грабят и убивают, – ответил священнослужитель.

– Но ведь, если ты кого-то застрелишь, – возразил царь, – то не будешь больше попом?

– Не буду, – ответил священник, – но если меня убьют, то я не буду уже и человеком, а теперь куда-нибудь, да сгожусь.

Другое северное сказание о священнике с ружьём

В начале прошлого столетия Пётр Великий проезжал чрез селение Мегрецкое, находящееся на почтовом тракте в двенадцати верстах от Сланца к Лодейному полю. Между деревнями Заручне-Кабдева и Верхняя-Толмачёва царь встретил человека высокого роста, с проседоокладистою бородою, который тихою поступью пробирался по широкой торной дороге в одну из деревень, лежащих в отдалённом углу поселения, близь дремучего леса; у старика за кожаным поясом был засунут большой нож, а за плечами ружьё.

Пётр, остановив экипаж, спросил у прохожего:

– Кто ты такой и куда идёшь?

– Я есмь, – отвечал старик, – грешный иерей Бога вышнего, по фамилии Окулин, и держу свой путь к больному, желающему перед смертью покаяться и причаститься.

– Если ты служитель Божий, – сказал ему царь, – то зачем одет в мужицкую сермягу и ещё носишь при себе оружие, по подобию охотников, воров и разбойников? Я не верю, старик, твоим словам и званию и потому прошу сопровождающих меня (обратившись к ним) сейчас же взять и представить в канцелярию Олонецкого воеводства на спрос и суд по закону.

– Ваше царское величество, – возразил без страха, смело Окулин. – Делайте со мною, что хотите, – я тут весь. А суд воеводы на Олонце я видал, да и по его суду оправдан бывал. Поведаю же теперь вашему светозорному уму, могучий государь, что в дремучих лесах нашей волости водятся воры и разбойники, кои посягают на моё правдою нажитое достояние, заключающееся более в металлах (деньгах), поэтому я не из скопидомства, когда ухожу из дому, тогда и металлы свои уношу от их лому, а в защиту себя, да и для острастки этих недобрых людей ношу, аки воин, оружие на своих чреслах и раменах, облечённых от ненастья в рубище серого цвета.

– Когда такую речь ведёшь, – ответил ему Пётр, – то скажи мне: сколько денег у тебя и на что ты их бережёшь? Разве не знаешь того, что в положении воина наши молитвенники нарушают правила святой православной церкви Христовой?

В ответ на это Окулин сказал:

– Я Божий закон читал, но деньгам своим счёту не давал; на, государь, прими их в жертву от шестидесятилетнего старца с усердием и доброю волею великому царю-батюшке на русскую флотилию и армию. – И отдал свой металл.

Пётр Великий, приняв деньги, оставил старца Окулина и впоследствии вызвал его в Питер и там сделал его членом высшей духовной коллегии.

Олонецкие губернские ведомости. 1872, №37.

Северная кокоша

Ехал Пётр Первый на свои чугунные заводы. В Святозере – остановка: лошадей переменяли.

Зашёл Пётр Первый в избу и видит: суетятся, бегают.

– Что, – скаже, – за беготня?

– Бог дочку дал, – в ответ ему хозяин.

– Ну, – скаже, – проздравляю, а меня проздравь с крестницей. Посылайте за попом.

Хозяин хотел было промышлять куму.

– Вот кума, – скаже царь, – чего лучше, – и кивае на старшую дочку.

Пришёл поп, окрестили. Пошло угощенье. Водку на стол подали. Пётр Первый пошёл в свой чебодан и добыл оттуль свою чарку. Налил себе и выпил. Налил куме и потчует; застыдилась кума, не пьёт. Петр Первый упрашивает. Не пьёт.

– Выпей, – говорит отец, – не спесивься; ничего ведь; коли царь просит, надо выпить.

Дочь выпила и краснет. Любо царю, что девка зардела, и почал он шутить с ей и пуще стыдить. Снял с шеи кожаный галстук и повязал на ейну шею девочью; с рук – перщатки, долиной по локоть, и надел на ейны руки белые; затым пожаловал ей свою государскую чарку, на память, что водку пил.

– А что мне-кова крестнице дать? – проговорил царь. – Ничего с собой не прихвачено. Экая она бессчастная! Ну, – скаже, – в другой раз буду – не забуду.

Приезжает другожды на заводы с государыней.

– Я, – скаже, – здесь крестил у кого-то. Надо бы пожаловать; оногдась (в прошлый раз) ничего со мною не случилось.

Отыскали, у кого крестил Пётр Первый. Государыня наприсылала бархату, парчей и всяких басистых (красивых) материй, а опять-таки куме, а крестнице опять ничего.

Вот уж доподлинно, не мимо идёт царское слово: как назвал ее бессчастною, так и было. Государева крестница выросла, жила, а всю жизнь была кокоша (несчастливица) горегорькая.

Пётр Великий в народных преданиях Северного края, собранных Е. В. Барсовым. М., 1872.

Сказание о жирном быке с чёрным сердцем

Однажды ехал государь Пётр в Архангельск по большой дороге, приехал и крестьянину и видит, что живёт исправно, по приезду видно, на сарае корму, под окном дров, на дворе скотины много. И спрашивает государь:

– Что, крестьянинушко, хорошо ли тебе жить? Кажись всего у тебя в сытость.

А крестьянин отвечает:

– Нет, надёжа государь. Мы работаем, стараемся; вот как господа-то живут противу нас, так далеко лучше.

Тогда Пётр Первый говорит:

– Ну к моему приезду назад выкорми ты быка, чтобы был он жирён, а сердце в нём было чёрно.

Государь уехал, а крестьянин закручинился: как выкормить быка, чтобы был жирён, а сердце в нём было чёрно? Потом стал он ходить по кабакам и расспрашивать, как бы выкормить быка, чтобы был он жирён, а сердце в нём было чёрно.

Один приятель вызвался и говорит:

– Экой ты! Купи, – говорит, – медведя и поставь медведя и быка в одную конюшню и корми их сыто. Как медведь, – говорит, – рёхнет, а бык медведя ужаснётся и назад присядет, он будет думать, что медведь его съест.

Так крестьянин и сделал: медведя купил и в угол быка поставил и кормил до приезда царского. Пётр Первый оборотился, опять заехал к крестьянину и спрашивает:

– Что, – говорит, – выкормил ли быка?

– Выкормил, надёжа государь!

– Ну, убей, – говорит, – его, посмотрим, таков ли он, как я хотел.

Как быка убили, так действительно оказался таким: был он жирён, а сердце в нём гнилое, чёрное. Государь и говорит:

– Ну, расскажи же теперь, как ты быка купил, что разное у него мясо, и как ты сердце гнилое в нём сделал.

Крестьянин в ответ ему:

– Надёжа великий государь! У меня в конюшне в одном углу стоял бык, а в другом медведь; как медведь рёхнет, бык так назад и сядет, оттого сделалось в нём и сердце чёрное.

Тогда государь и говорит:

– Так, – говорит, – и господин живёт, которому завидуешь ты: сегодня во всём у него продовольствие, а сердце всё в нём тлеет, как под суд не попасть. Завтра может лишиться всего и остаться без куска хлеба. А ты, – говорит, – грешишь, что Бога не славишь: поработал ты, лёг спать и руки за голову. Подать отдал и ни о чём ты не тужишь. Сердце у тебя спокойное, не тлеет оно, как у этого быка.

Так государь и разговор кончил.

Криничная Н.А. Предания Русского Севера. Санкт-Петербург, «Наука» С.-Петербургское отделение. 1991.

Грубость воронежских граждан

Государь устроил в Воронеже корабельную верфь и часто приезжал в этот город. В великий пост потребовал его величество кислой капусты; послано было за нею к членам магистратским, состоявшим из тамошнего купечества. Те были тогда в собрании; посоветовавшись о том, заключили так: «Если один раз дадим капусты, то уже и всегда не только государю, но и всем при нём находящимся отпускать её будем принуждены, а чрез то и у самих нас может быть недостаток», – рассудили отказать, как будто бы нет у них капусты. Государь, ведая, что это происходит от одного грубого их воспитания, не огорчился на них, но почувствовал только крайнее сожаление о такой грубости. Он послал одного из денщиков осмотреть у членов ледники – тот нашёл в них целые чаны капусты. Государь, призвавши их к себе, представляет им, с отеческою милостию, их глупость и грубость, что они государю своему, пекущемуся о их благосостоянии, отказывают в ничего не значащей малости, имея у себя с излишеством. Не могли они не почувствовать и милости его, и своего непростительного поступка; упав к ногам его, они со слезами просили в том прощения. Монарх, сделав им ещё увещание, прощает их, пригрозя, однако же, что если они впредь подобное сему что учинят, то б страшились гнева его.

Достопамятные сказания о жизни и делах Петра Великого, собранные редакциею журнала «Русская старина». С.-Петербург, 1876

Старец Митрофан против нагой Венеры

Когда великий государь, устроя в Воронеже верфь корабельную, сооружал флот, к поражению турок и к отнятию у них Азова необходимо нужный, тогда архиерей Митрофан от избытка, так сказать, усердия своего к государю и отечеству в простых, но сильно над сердцами народа действующих поучениях возносил хвалами намерения государевы и увещевал трудящихся в работах и весь народ к ревностному содействию отеческим попечениям сего монарха. А когда проведал он, что происходила в деле том некоторая остановка от недостатка в казне денег, то он оставшиеся у него от благотворения его 6 000 рублей серебряными копейками привёз к государю и, вручая оные его величеству, говорил:

– Всякой сын отечества должен посвящать остатки от издержек своих нужде государственной. Прими же, государь, и от моих издержек оставшиеся сии деньги и употреби оные против неверных.

Можно себе представить, с какою милостию принял монарх толикое свидетельство любви к отечеству и нестяжания сего добродетельного мужа. Целостность усердия такового доказал он и в продолжении, отсылая всегда накоплявшиеся у него от издержек деньги к государю, а в отсутствие его в Адмиралтейское казначейство, при записках своих: «На ратных».

Следующее же происшествие паче ещё докажет нам, колико монарх уважал его добродетели.

Его величество имел маленький свой дворец на островку реки Воронежа; вход в оной украшали статуи языческих богов, как то: Юпитера, Нептуна, Минервы, Геркулеса, Венеры и других. Однажды монарх велел сему архиерею быть к себе во дворец сей. Старец тотчас же пошёл, но, войдя во двор и увидя помянутые статуи, в числе коих и нагую Венеру, поворотился назад и ушёл. Донесли о сём монарху, и его величество, не понимая причины странного поступка сего, послал по него паки, но сей добродетельный, но, впрочем, простодушный и неучёный пастырь сказал присланному:

– Пока государь не прикажет свергнуть идолов, соблазняющих весь народ, то он не может войти во дворец его.