Я упал на него и какое-то время лежал, собираясь с силами. Странно, но никто не стучал в дверь. А ведь мы наверняка подняли на уши весь дом – такую бойню нельзя провести втайне от соседей.
Пошатываясь, я встал на ноги. Голова слегка кружилась.
Я стоял над ним, тяжело дыша и размазывая по лицу кровь. До моего сознания еще не дошло, что я победил. А когда дошло, я не почувствовал ничего, кроме страшной усталости.
– Сволочь! – сказал я. И повторил: – Сволочь!
Потом вытащил у Ника из брюк ремень и связал им руки поверженного противника.
После этого побрел в ванную приводить себя в порядок. Взгляд, брошенный в зеркало, заставил меня застонать. Вместо лица был сплошной синяк, губы распухли, из носа текла кровь, один глаз заплыл – ни дать ни взять персонаж фильма ужасов. Внутренности полыхали огнем, но ребра, кажется, были все целы. Голова гудела, как карнавальный барабан. Перед глазами летали какие-то мухи…
Я осторожно умылся и кое-как отряхнул одежду.
Вид мой от этого лучше не стал. Выглядел я не краше мертвеца.
Вернувшись в гостиную, я посмотрел на Ника. Он все еще был без сознания.
Я отыскал телефон и позвонил в полицию.
Через десять минут после моего звонка квартира Ника была набита полицейскими под завязку. Тут были несколько патрульных, криминалисты, фотограф, медицинский эксперт, те двое детективов, с которыми я встречался днем, и, конечно, сам начальник полицейского участка № 21 капитан Комаров.
Детективы допрашивали Ника, который еще не совсем пришел в себя и, сидя на полу, тряс башкой, пытаясь сосредоточиться на вопросах, которые ему задавали. На руках у него были наручники, но один из патрульных, стоявших рядом, на всякий случай держал руку на расстегнутой кобуре. На мой взгляд – совсем не лишняя мера предосторожности. Эксперты и фотограф были в спальне – колдовали над коробкой из-под обуви, найденной мною в шкафу Ника. Они были просто счастливы, что не надо возиться с трупом или еще чем-нибудь похожим, и потому обменивались шуточками и вполголоса посмеивались. Медэксперт обрабатывал мои раны. Капитан Комаров молча стоял рядом и наблюдал. На лице у него было написано неодобрение. Я знал, что это неодобрение относится ко мне. И понимал, что оно вполне заслуженно.
– Все, – сказал медэксперт, закончив с моими ссадинами и ушибами. – Жить будешь. Но я бы посоветовал обратиться в больницу – не исключено сотрясение мозга.
– Спасибо, – сказал ему я.
Он кивнул и отошел посмотреть, что с Ником.
– Рассказывай, – предложил мне капитан, садясь рядом.
– Для начала мне нужна сигаретка.
Он дал мне сигарету и зажигалку и повторил. На это раз приказным тоном:
– Рассказывай.
И я рассказал ему все: начиная с визита Лаврова и заканчивая своей находкой в шкафу Ника. Умолчал только о ночи, проведенной мною в квартире Регины – это к делу не относилось. Капитан слушал молча, не перебивая – как умеют только лучшие из них. Время от времени он хмурил брови и качал головой. Насколько я понимал, это означало, что у капитана будут ко мне вопросы. Что ж, этого следовало ожидать.
Выслушав мой рассказ, капитан укоризненно сказал:
– Выходит, ты водил меня за нос, Тим.
– Никак нет, – возразил я. – В тот момент я и сам еще ничего не знал. Кое-какие сомнения у меня появились только после разговора с женой Лаврова.
– Надо было прийти с ними ко мне.
– Капитан, вы ведь работаете с фактами. А у меня ничего, кроме туманных подозрений, не было.
– Иногда и нам приходится иметь дело с сомнениями и подозрениями. Скажу тебе больше: мы – большие спецы по работе с ними.
– Что ж, я этого не знал. В следующий раз буду иметь в виду.
Он покачал головой.
– Почему-то я не очень тебе верю.
– Это в вас говорит профессиональный скептицизм.
– Как думаешь, почему она это сделала?
Я неопределенно пожал плечами.
– Кто знает?
– Из-за денег?
– Может быть… А может быть и нет. Почему бы не спросить об этом у нее самой?
– Обязательно спросим. – Капитан устало вздохнул. – Ты, кажется, снова пытаешься учить меня, как делать мою работу.
– В качестве компенсации могу предложить не упоминать мое имя в отчете. Запишите все лавры на собственный счет. Я не обижусь.
– Чтобы составить такой отчет, придется здорово пофантазировать.
– У вас в участке наверняка найдется хотя бы один сносный фантазер.
Капитан поднялся и посмотрел на меня сверху вниз.
– Сейчас можешь ехать домой. Отлежись. А завтра с утра жду у себя в кабинете.
– А можно мне поехать с вами к Лавровой?
– Это еще зачем? – подозрительно прищурился он.
– Хочу послушать, что она скажет.
– Я тебе потом расскажу, что она скажет.
– Ну ладно вам, капитан… – заканючил я. – Я ведь преподнес вам убийцу на блюдечке. Он мне, между прочим, дорогой ценой достался.
– Если бы этот громила тебя завалил, у нас был бы еще один труп.
– Но ведь он меня не завалил.
– Тебе просто повезло.
– Капитан…
– Ну куда ты в таком виде? – вздохнул он. – Перепугаешь Лаврову до смерти.
– Вас она испугается больше.
Он помолчал и, уступая, махнул рукой.
– Ладно, поехали. Не отстанешь же.
Капитан отдал несколько распоряжений своим подчиненным и, прихватив парочку патрульных, мы отправились в Холмы.
Мы – четверо мужчин, чувствовали себя неловко оттого, что приперлись, чтобы предъявить обвинение в убийстве хрупкой девушке-женщине, с образом которой страшное слово «убийство» вообще никак не ассоциировалось. Чувство неловкости усугублялось тем, что на Лавровой были обтягивающий свитер и узкая юбка. Ее красивые ноги были выставлены на обозрение, а грудь натягивала свитер так, что казалось, вот-вот вырвется наружу. Она сидела в независимой позе, положив ногу на ногу и чуть откинув назад голову, нисколько не стесняясь того, что мы на нее пялимся. А мы пялились. Пялился я. Пялился капитан Комаров. Пялились патрульные. Черт побери, и вы бы пялились, если бы были там. Такая уж это была женщина. От нее исходил аромат сладострастия, и единственное, о чем вы могли думать, глядя на нее, был секс.
Думать о сексе сейчас было совсем некстати, но мы о нем все-таки думали, и от этого становилось еще более неловко.
Лаврова, казалось, не замечала нашего состояния.
Мне вспомнилась знаменитая сцена допроса героини Шарон Стоун из «Основного инстинкта». Ситуация выглядела похожей. Я искренне надеялся, что ни в какие такие игры Лаврова с нами играть не станет: мы могли этого и не выдержать. Ей-Богу.
– Я ждала вас, – сказала она просто, как будто речь шла о самом обычном визите вежливости. – Сначала еще надеялась, что все это сойдет нам с рук, но после вашего визита, – кивок в мою сторону, – поняла, что рано или поздно нас схватят.
– Вы наделали слишком много ошибок, – сказал я.
– Да, – согласилась она. – И первой из них было мое замужество.
– Два дня назад, сидя у меня в кабинете, ваш муж говорил, что он – один из немногих счастливцев, женатых на ангеле.
– Не так-то просто остаться ангелом, когда вокруг столько грязи, – сказала она.
Не знаю, как насчет капитана и патрульных, а меня это ее почти олимпийское спокойствие просто пугало. На красивом (даже кровоподтек не мог испортить его) лице Лавровой не выражалось абсолютно никаких чувств. Как будто она надела маску.
– Откуда у вас эти синяки? – спросила она у меня.
– Свел знакомство с вашим старым другом, – ответил я.
– С Ником?
– Угу.
Она посмотрела на меня почти с уважением.
– Сарандо во всем признался, – вмешался в нашу беседу капитан. – Так что запираться не имеет смысла.
– А я и не запираюсь, – сказала Лаврова и замолчала, глядя в пол.
Мы тоже не произносили ни слова. В комнате стояла такая тишина, что слышны были гудки буксиров на далекой реке.
– Вы, наверное, считаете меня чудовищем? – спросила она наконец, взглянув на капитана. Он тут был сейчас главным, и ей необходимо было знать, как себя вести.
– Я стараюсь не навешивать на людей ярлыки, – ответил капитан.
– Но у вас ведь есть какое-то мнение.
– Безусловно.
– Я – чудовище?
– Это решит суд, – отрезал он.
Снова повисла гнетущая тишина. Я вдруг подумал о том, что, наверное, не следовало мне приезжать. Надо было отправиться домой зализывать раны. Это было бы лучше всего – в этой гостиной я по-прежнему чувствовал себя лишним.
Но я уже был здесь.
– У меня не было времени узнать мужа как следует до свадьбы, – сказала Лаврова. – Все так быстро произошло… Он вскружил мне голову. Окружил вниманием, заботой, нежностью. Дарил дорогие подарки. Возил в путешествия. Был остроумен, учтив, привлекателен. Мне было с ним хорошо… Я совсем не замечала его возраста. Даже не думала, что у нас что-то может пойти не так… до тех пор, пока не улеглись первые восторги, и я не обнаружила себя запертой в этом доме с кольцом на руке. – Она поправила прическу. – Это оказалось ужасно…
– Что именно оказалось ужасно? – спросил капитан.
– То, чего Юра от меня хотел.
– А чего он хотел?
– Ему нужна была типичная степфордская жена.
– Кто-кто?
– Вы что, не видели этот фильм?
– Какой фильм?
– «Степфордские жены».
– Нет, не видел.
– Там еще Николь Кидман снимается.
– Мне не нравится Николь Кидман.
– Почему? Она неплохая актриса. И красивая женщина.
– Мы здесь не для того, чтобы обсуждать достоинства голливудских старлеток, – сказал капитан строго.
Лаврова сникла.
– Да, конечно, – сказала она упавшим голосом. – Извините.
– Так чего же хотел от вас муж?
– Он целыми днями пропадал на работе. А я должна была сидеть в четырех стенах и ждать его возвращения. Хранить, так сказать, очаг. Олицетворять уют… – Она усмехнулась. – А когда он возвращался, я должна была в красивом фартуке и вечернем макияже подавать ему ужин…
– И что в это плохого?
– Ничего. Кроме того, что тоска смертная.
– Никто не заставлял вас выходить за него замуж.
– Говорю же вам: я и понятия не имела, какой образ жизни мне придется вести… Юра настоял, чтобы я оставила сцену. Сказал: не хватало еще, чтобы его жена пела в каком-то ночном клубе! Ладно… Я пошла на это ради него…
– Вы получили неплохую компенсацию.
– Мне не нужны были его деньги. Мне нужно было его внимание.
– Вот как? Деньги, значит, тут совсем не при чем?
– Вам в это трудно поверить, да? – усмехнулась Лаврова. – Возможно, вам также будет трудно поверить в то, что обеспеченная жизнь – еще не синоним счастья. Что я была гораздо счастливее, когда у меня не было всех этих миллионов. Что я нигде не чувствовала себя такой одинокой, как в этом доме… Юра отвадил от дома всех моих бывших подруг. Они, видите ли, не умели себя вести в приличном обществе! Он контролировал каждый мой шаг, все время говорил, что можно делать, а чего нельзя… – Она вдруг замолчала, обвела всех нас взглядом и покачала головой. – Господи, ну зачем я вам все это рассказываю?! Вы же все равно не сможете меня понять…
Она была права: мы этого не понимали. Никто из нас.
– И тогда вы решили его убить? – спросил капитан.
– На развод Юра ни за что бы не согласился. А я не хотела ломать себе жизнь. Не знала, что делать… Потом вспомнила о Нике… Я слышала, что у него есть связи в криминальной среде. Подумала, может, он сможет мне помочь. Я поехала в клуб, нашла Ника и все ему рассказала. Он сначала не соглашался… Тогда я… я пообещала ему денег…
– Сколько?
– Десять тысяч долларов.
– И он согласился?
– Да… Но потом мне пришлось дать ему еще.
– Он вас шантажировал?
– Наверное, можно и так сказать… Но это ведь не будет считаться смягчающим обстоятельством?
– Нет.
– Я так и думала.
Она вдруг закрыла лицо руками и заплакала.
Представление закончилось.
– Одевайтесь, – сказал капитан. – Мы едем в участок.
Больше делать тут было нечего. Не прощаясь ни с кем, я незаметно выскользнул сначала из гостиной в холл, а оттуда – на улицу. Сел в свою машину, завел двигатель и выехал за пределы поместья, думая только о том, как бы поскорее оказаться дома и забыть всю эту историю.
От реки тянуло прохладой. Раскаленное солнце опускалось за деревья. Приближался вечер.
А за ним должна была наступить ночь – время для тех, кто верит, что ангелы существуют.