Kitabı oku: «Уроборос. Проклятие Поперечника», sayfa 7
Никакой транспорт не ехал по Дороге, никакой человек не шёл – кругом было пустынно, лишь мы с незнакомцем стояли на обочине. Я впитывал всё мгновенно, словно моя память – пористая губка с маленькими пустыми порами-ячейками – кто-то когда-то сжал её в руке, выдавил из неё, как воду, всё, что в ней находилось, а потом отпустил – она расправилась, поначалу ничего не впитав, кроме пустоты, но постепенно, соприкасаясь с тем, что её окружало, начала заполняться – Темнотой, Рекой, Берегом, Землёй, Лесом, Человеком, Дорогой и всем остальным, что становилось ей доступно. Проникая в моё сознание, все эти вещи занимали в нём свои места, обретали утерянные названия и смысл. Я быстро впитывал образы этого мира, принимал их и не требовал объяснения. Ужасно хотелось видеть и осознавать ещё и ещё – это была какая-то страшная жажда. Казалось, если я всё время не буду видеть или слышать что-то новое, то непременно умру, мучительно и безвозвратно.
Незнакомец почувствовал и понял моё беспокойство – он заговорил обильно и плотно, почти не делая пауз. Слова, гонимые трубным голосом, одно за другим выскакивали из его рта, как маленькие невидимые, но шумные зверьки и сразу бросались врассыпную. Часть из них поглощала моя губка – не верилось даже, что человек может так непрерывно говорить, словно совсем не думая над тем, что сказать, как будто читая с листа.
Потом до меня дошло, что он специально сыпет первые попавшиеся слова, заполняя ими паузы, во время которых думает, о чём говорить дальше. Например, он говорил: "Темнота похожа на стену, совершенно прямую. У неё есть граница в отличие от обычной темноты, которая приходит вместе с ночью или когда закрываешь глаза. У обычной темноты границы размыты, даже если ты погружен в неё полностью. У темноты, которая стоит стеной, нет ничего размытого. Воздух, твердыня, мякоть, рука. Темнота выходит из реки, вздымается в небо и разрезает его. Может показаться, что это и не река вовсе, а море, ведь темнота не прозрачна. Но это не так – в отличие от темноты, река петляет. Если пойти по дороге в любую сторону, то вскоре в этом можно убедиться. Стена темноты выходит на берег, проходит по полю – это река делает поворот. Стена темноты входит в воду – это река делает обратный поворот. Потом дорога упирается в каменный мост с арками, проходит по нему – река несет свои воды под мостом. Можно остановиться, посмотреть вниз и понять, что дна не видно. Вода, река, мост, берег, песок, рыбы. В реке нет ни одной рыбы – река не для этого. Это вообще не река, то есть она больше чем река – из неё вытекают все реки мира, и рыбы в ней есть, но где-то очень далеко и глубоко".
А ещё незнакомец помогал мне идти, крепко обхватив своей деревянной рукой меня за плечо. Вода хлюпала в ботинках, я шаркал ими, часто оглядывался по сторонам, смотрел вверх и вниз. Слушал-слушал. От незнакомца оставались большие ровные следы в снежной трухе, а за мной тянулись две петляющие колеи. Мы шли по направлению к замку, медленно приближались к нему. Чем ближе он становился, тем сильнее приковывал моё внимание. Это был именно замок за широким рвом, заполненным черной-пречерной водой, через который был на толстенных цепях перекинут подвесной мост. Высокие ворота оказались закрыты наглухо, но, когда мы подошли к ним, в одной из створок обнаружилась обитая железом дверь, которую незнакомец легко открыл – она даже не скрипнула, впуская нас. Мы попали во внутренний двор, довольно тесный, устланный огромными каменными плитами. А посреди двора на некотором возвышении стояла квадратная башня, высокая-превысокая – судя по узким окнам, этажей в пять – заканчивающаяся довольно угрожающими зубцами, так что в тёмных промежутках между ними чудились арбалетчики и лучники.
Весь этот замок – крепостная стена, мостовая внутреннего двора, башня – был построен словно великанами и для великанов. Разве могли обычные люди двигать такие огромные камни, тем более поднимать их на высоту, обтёсывать, точно подгонять, укладывать друг на друга – создавать такую грозную красоту? Неуютно, опасно – того и гляди великаны откроют огроменную дверь, выйдут из башни, спустятся по парадной лестнице и затопчут непрошенных карликов. К тому же, мне показалось, что здесь гораздо холоднее – промозглый ветер крутился по двору, как в западне, не находя выхода и становясь все злее и злее. Силы здесь совсем оставили меня, колени подогнулись – незнакомец легко подхватил меня, как будто я пушинка, и дальше понес на руках. Сознания я не потерял – продолжал ко всему внимательно приглядываться и прислушиваться. "Холод, тучи, лед, снег, ветер, – непрерывно говорил деревянный человек в медвежьей или волчьей шкуре. – Угораздило вас явиться в первый день зимы. Ещё вчера был последний день золотой осени, необыкновенно яркой в этом году. Светило солнце, листва желтела и краснела на ветках, дул свежий ветерок, дышалось легко и свободно. Почему не явились вчера? Не пришлось бы мерзнуть. Осень, пальцы, голова, поступь. Впрочем, может быть, так даже лучше: начать с самого тяжёлого, пережить самое трудное, привыкнуть к этому и уже не ждать ничего хорошего. И тут вдруг…"
Мы не поднялись по парадной лестнице – вернее, незнакомец не поднялся, неся меня на руках, не вошли в башню, открыв главную дверь – мы попали туда через какой-то совсем неприметный вход, почти лаз, в боковой стене. Небольшую покрашенную дверь невозможно было отличить от камня, встроенного в стену. Незнакомцу пришлось согнуться в три погибели и меня сложить вдвое, чтобы войти внутрь самому и внести меня. "Тепло, огонь, камин, свет, электричество, цитадель, гобелены, шкуры, – говорил он, упреждая мой взгляд. Все слова, произносимые им, открывали то, что находилось в просторном зале, как будто стремительно скидывали со всего этого занавес, так что мне сразу же становилось ясно что есть что. – Современные технологии позволяют получать материалы, ничем не уступающие натуральным, а во многом даже превосходящие их. Так что шубы, которые сейчас на мне и на вас, отнюдь не из волка и медведя. Также и шкуры зверей, которые есть во множестве в моем донжоне, искусственные. Но, думается мне, даже очень серьёзный специалист не сможет отличить их от настоящих. Удобство, уют, тепло – этого искусственные шкуры дают ничуть не меньше. Прекрасно ведь, когда не приходится кого-то убивать, чтобы влезть в его шкуру, потому что в собственной невозможно укрыться от холода. Нам с вами сюда. Здесь теплее. А я пока подброшу дров в камин, а то погас почти, водой бассейн наполню и сгоношу нам что-нибудь поесть. Кстати меня зовут Лангобард. Я не имею отношения к древнегерманскому племени – хотя кто его там разберет. Имя получил благодаря длинной бороде, которую никогда в жизни не стриг. Кажется, родился я с ней. Ха-ха-ха!"
Как же мощно хохотал Лангобард! Весь сотрясался, я высоко подлетал вместе с его бородой, путался в ней, снова падал ему на руки, выпутываясь из неё. Нахохотавшись вдоволь, он пронес меня по просторному залу, обходя толстые каменные колонны, к ложу с неровными краями, простирающемуся так широко, что на нём мог разместиться настоящий великан, сплошь устланному шкурами, удивительно похожими на настоящие. Бережно положил меня на спину ближе к камину. Теперь я мог в подробностях рассмотреть потолок метрах в пяти над собой – он состоял из широких побеленных плах, плотно уложенных на балки из толстых брёвен, идеально прямых и обтесанных, опирающихся на каменные колонны, которые двумя рядами стояли в зале – наверняка, этот потолок служил полом для второго этажа. По всему потолку были развешены светильники из кованного железа в виде цветов. Яркие лампы хорошо освещали зал – если бы не они, здесь стоял бы полумрак, потому что в узкие окна, которые, к тому же, были закрыты непрозрачными цветными витражами, с улицы проникало мало света, а в эту пасмурную пору – вообще почти ноль. К светильникам тянулись провода. И всё. Ничего интересного на потолке больше не было, поэтому я, израсходовав почти все оставшиеся силы, повернул лицо к камину, где возился Лангобард, подкладывая в огонь дрова – брал их из ниши в стене слева от камина, где они были уложены в несколько аккуратных штабелей. Лангобард теперь был без шубы и шапки – успел их где-то снять. В серых шароварах и длиннополом балахоне с капюшоном тоже серого цвета без всяких рисунков – из толстой грубой ткани. Препоясанный широким кушаком с длинными болтающимися концами. Его голова без шапки была совершенно голой, не бритой, а с абсолютно облысевшим черепом – словно волосы, когда-то росшие на нём, все до единого спустились вниз лица и присоединились к бороде – поэтому она стала такой густой и длинной.
"Древность, вечность, время, пустота, гора, камень, – произносил слова Лангобард, вороша кочергой угли и поправляя дрова, чтобы они занялись получше. – Кровать, на которую я вас положил, совсем не кровать. Собственно говоря, это огромный почти плоский камень, уходящий глубоко в землю. Вероятно, он – вершина подземной горы. Давным-давно я нашёл его здесь. Любил сиживать на нём и спать. Он всегда остаётся сухим и тёплым – даже зимой. Вокруг лежат сугробы, а на нём – ни снега, ни воды. Наверное, его подогревают раскалённые недра. Но температура его комфортна для тела, спится на нём превосходно. Вот тогда-то мне и пришла идея построить вокруг этого камня донжон. Постепенно всё воплотилось – вырос замок с крепостной стеной и башней. Обычно первичен дом, а не то, что его наполняет, включая кровать. Но не в этом случае. Здесь первично ложе. Изредка я убираю с него все шкуры, чтобы постирать их в бассейне, а камень чищу губками. Я люблю раздеться и лежать на нём голым, прикрывшись шкурой. Не надо никаких тряпок, простыней, наволочек, пододеяльников. Всё это лишнее. Неприлично называть вершину этой подземной горы кроватью. Это ложе. Оно лишь поначалу кажется твердым. Потом привыкаешь и без него уже спать не можешь".
Вот, наверное, почему Лангобард был таким кряжистым и деревянным – он таким стал, постепенно привыкая к своему каменному ложу. Я же пока не оттаял и не чувствовал ничего – положи он меня хоть на гвозди, я бы этого не понял. Стоило огню хорошенько заняться, Лангобард вышел из поля моего зрения – как я ни старался, не мог повернуть голову так, чтобы увидеть, куда он направился. Но не слишком далеко: я слышал, как он возится: топает, пускает воду, чем-то шуршит, хлопает, стучит. Вода журчала как-то по-особенному: так могла журчать только горячая вода, поднимая пар – мягко и глухо. Холодная вода, тем более ледяная, журчит остро и звонко. Я легко представил мощную струю воды, бьющую из крана в бассейн, тоже, наверняка, природного происхождения, как и ложе. И я оказался прав. Моё предположение подтвердил Лангобард: "Мой бассейн такое же чудо природы, как и ложе. Он – природное углубление в скале в виде бассейна, наполняющееся водой из подземного источника. Там, наверное, гейзер. Вода всё время обновляется – новая притекает, старая утекает – терпимо горячая. Я первое время тут так и жил на холме. Ничего не делал. По дороге в обе стороны далеко не ходил. С одной стороны – библиотека, с другой торговый центр. Гулял по лесу, в город заходил, но лишь на окраину. За городом видел стену света – впечатляет, надо отдать должное. Летом купался в реке, но к темноте близко не подплывал. Ходил в библиотеку читать. А в торговый центр – кушать в основном, да за одежкой кое-какой. Потом возвращался на свой холм. Здесь мне сразу понравилось – больше чем где-либо. Особенно зимней ночью: вокруг сугробы лежат, тишина, покой, звездное небо над головой, а я лежу в бассейне, полностью расслаблен, плаваю голый, раскинув руки и ноги, на поверхности только лицо, дышу медленно. Впрочем, иногда вообще кажется, что не душу. Словно парю в облаках – надо мной и правда пар от воды поднимается клубами. Много раз засыпал так, прямо в бассейне – проснусь, бывало, сначала и понять не могу, где я. Потом выхожу из воды, иду на ложе. Обсыхаю на нем, думаю, засыпаю. Днём там тоже хорошо было. Изредка путники приходили, спрашивали – можно ли в бассейне отмокнуть и на ложе отдохнуть. Я никогда не возражал. Много раз девушки приходили, все сплошь красивые – не стеснялись меня. Разденутся, искупаются, на ложе обсыхают, отдыхают. Я с них глаз не спускаю, а им хоть бы хны. Как приходили, так и уходили… А потом явились эти… Лицо, волосы, макушка, подбородок, нога, рука".
На этот раз перечисление слов заняло довольно много времени – Лангобард говорил без остановки, отходил куда-то дальше бассейна, судя по удаляющемуся голосу, шумел там посудой. Потом вернулся в поле моего зрения с двумя казанами, одним здоровенным, другим поменьше – повесил их над огнём в камине на крюки, стал в большом что-то не спеша помешивать длинной ложкой-черпалкой.
«Безделье, совесть, работа, долг. Надеюсь, вам понравится моё овощное рагу с грибами. В торговом центре наберу всякой ерунды, покромсаю, свалю всё в кучу, воды и масла туда налью и тушу до готовности. Нравится, как всё это выглядит, люблю стоять у камина, помешивать варево ложкой и слушать, как оно булькает. Таким образом получаю удовольствие, а не от сомнительных вкусовых качеств блюда. Впрочем, вам сейчас и этого достаточно».
Лангобард продолжал говорить, но совсем не о том, о чём мне хотелось услышать. До этого он сказал: «А потом пришли эти…» И прервался. Стал говорить о чём-то другом. Кто такие ЭТИ? Что произошло, когда они пришли? Я едва шевелил губами, пытаясь задать этот вопрос, но ни одного звука не срывалось с моих уст. Лангобард, продолжая говорить, подошёл ко мне, склонился, приложил ухо к моим устам: не услышав ничего, снял с меня шубу, мокрую одежду, ботинки с носками словно это – кожура какого-то фрукта. Бросил всё на пол, поднял меня на руки – ни малейшего при этом затруднения не испытал. И понёс меня – потолок с железными цветами-светильниками поплыл надо мной. Мы куда-то спускались, подо мной журчала вода. Бассейн! Лангобард бережно опустил меня в него. То, что вода очень горячая я понял, потому что у меня внутри всё похолодело, когда я в неё погрузился. Увидел: каменные стены бассейна, покатые, шероховатые, толстую изогнутую трубу с краном-задвижкой, из которой с шумом вырывался целый поток, поднимая клубы пара. Но воды в просторный бассейн набралось пока немного, я погрузился лишь наполовину, почувствовал спиной и затылком дно. Шлепая босыми ногами по камню, Лангобард выбрался из бассейна по естественным уступам, похожим на лестницу. Ушёл, громко перечисляя слова, не говоря ничего интересного: чем дальше удалялся, тем громче кричал – с таким расчётом, чтобы я наверняка слышал его сквозь шум падающей в бассейн воды. Вернулся, неся огромную глиняную кружку, почти кувшин, спустился в бассейн, усадил меня, длинными крючковатыми пальцами помог мне открыть рот и влил в него всё содержимое кружки до капли – то, что оно такое же горячее, как вода в бассейне, я понял, потому что у меня внутри похолодел остаток того, что ещё могло похолодеть, – захотелось кричать, но кричать я не мог, только открывал рот.
"Понимаю ваше чувство. Кажется, что горите внутри и снаружи, – сочувственно кивал лысой головой, похожей на ствол дерева, с которого сняли кору. – Но так надо, и это скоро пройдёт. Я вам дал горячего травяного отвару. Собираю весной и летом разные травы в полях. В травах я не разбираюсь, поэтому рву всё подряд. Так не ошибёшься. Потом сушу, завариваю в котле. Пью только это, ничего другого не пью: ни кофе, ни чай, ни всякие другие напитки, кои в великом множестве представлены в торговом центре. Даже простую воду не пью. И вам не советую, потому что не ведомо, что там, а если и ведомо, то не полезно. А травы горьки и ароматны – бодрят и лечат, что мною не единожды проверено. Теперь ложитесь обратно в воду и отмокайте внутри и снаружи". Но прежде чем опустить меня в бассейн, Лангобард снова придвинул ухо, похожее на раковину, в которой совсем недавно кто-то жил, к моему беззвучно открывающемуся рту. На этот раз мне удалось выдавить хриплые, но довольно разборчивые звуки: "Эти, эти, эти!"
"Ах, эти! – резко отпрянул Лангобард, так что его борода взметнулась и рассыпалась веером в воздухе. – Понял, о ком вы. Начинаете не только соображать, но и что-то лопотать. Я лишь вскользь упомянул о них и хотел как можно дольше не возвращаться к этой теме. Но вы теперь словно тёплой ладонью по запотевшему стеклу водите – и за ним открывается всё, что было временно скрыто, но не забыто. Ещё я вам своей болтовней дополнительные запотевшие окна подсовываю… Смотрите и слушайте. ЭТИ – это контролёры. Не было их долго, я даже и не подозревал, что они существуют. Но стоило им появиться однажды, как я сразу понял – это они, контролёры. И пришли сюда не для того, чтобы полюбоваться видом, справиться о моём здоровье, и спросить дозволения искупаться в горячем источнике да отлежаться на моём теплом ложе. Глаза, взгляд, острота, нож, оружие, злость, безделье. Появились они осенью, когда я плескался в бассейне в голом виде, собирая с поверхности опавшую с деревьев листву и занесенную сюда ветром. Двое, мужчина и женщина – как потом стало известно, контролёры никогда не ходят поодиночке, всегда только по двое, и обязательно мужчина и женщина. Опознавательных знаков никаких не носят, одежда на них разная, но всегда чистая, новая, консервативная. А ещё при них – чемоданчики, вроде дипломатов, очень официозные. Рюкзаков и сумок не носят. В общем, они сами по себе – опознавательный знак. Посмотришь на них и становится ясно – вот они, контролёры. Явились – не запылились. Никаких добрых чувств они вызывать не могут. Встали на краю бассейна, уставились на меня сверху без зазрения совести, начали мне про погоду втирать, про золотую осень, как замечательно в эту пору плескаться в горячем источнике и заниматься полезным делом. Выбрасыванием из волы опавшей листвы. А то не ровен час, набухнет, на дно опустится и гнить начнёт. Надоело мне всё это выслушивать и я рявкнул что было мочи:
– Да кто вы такие-то?! Чего вы тут мне мозги пудрите? Говорите прямо – зачем пожаловали?
Не то чтобы они испугались моего неожиданного напора или удивились – люди, по всему было видно, опытные, – но сделали вид, что встревожены. Даже немного от края отпрянули – впрочем, через мгновение снова придвинулись.
– Да мы, собственно так… – лопотал мужчина. – Мимо проходили. Дай, думаем, заглянем сюда, вас проведаем.
Ох, и внешность у них интересная! Обратил я тогда на это внимание. Не уроды, но и не красавцы, не стары, но и не молоды. Смотри на них хоть целый день, пытаясь лица запомнить, но стоит на секунду отвернуться или зажмуриться, как из головы вылетают.
– Контролеры мы, – объявила вдруг женщина почти официальным тоном. Стало понятно, что она настроена более серьёзно, чем мужчина, в их парочке она главная, и не собирается ходить вокруг да около. – мы по долгу службы здесь. Сегодня перед нами поставлена задача: посетить вас и справиться о вашем самочувствии. На этом пока всё.
– Ну, слава богу! – плюхнулся я в воду и поплыл от них подальше пузом кверху. Чувствовал я тогда себя превосходно и уверенно. Понимал, что – красив, умен, молод, здоров, силен и высок ростом. Борода – как густая метла дворника. На голове целая копна волос – даже не верилось, что она может когда-нибудь опасть, словно листва с дерева. – Самочувствие у меня прекрасное. Контролировать здесь нечего и некого. Задача ваша выполнена – можете проваливать туда, откуда явились.
И они свалили к моему удовольствию, но осадочек-то неприятный в душе оставили. Вот оно, значит, как. Рано я расслабился, решил, что здесь даром всё: и подземная гора с тёплым ложем на вершине, и бассейн в скале с горячим источником, и поля с лесами, и библиотека с любыми книгами, и торговый центр с товарами и услугами. Освоился я здесь превосходно, прижился, начал даже подумывать, чтобы в город выбраться, присмотреться там ко всему, к стене света поближе подойти. И вот те на! Здрасьте – приехали. Явились контролёры. И не верилось мне, что они навсегда от меня отстали. Правильно не верилось. Явились снова через неделю. Только на этот раз поджидал я их – сидел на краю ложа и наблюдал, как появились они со стороны торгового центра, не спеша проследовали по дороге со своими серьезными чемоданчиками, свернули в поле, поднялись на холм, приблизились, шурша пожухлой травой и листвой. Остановились напротив меня – смотрим друг на друга, молчим. Они ждут, что я заговорю первым, а я – что они. Я спросил с улыбкой:
– Зачем опять приперлись?
Злости и недовольства не испытывал, почему-то даже весело было на них смотреть.
– Проходили тут мимо… Дай думаем… – начал опять неуверенно бубнить мужчина.
– Мы не просто проходили мимо, – перебила его женщина. – Мы уполномочены предложить вам работу свидетелем дороги на этом участке между библиотекой и торговым центром. К сожалению, предыдущий работник убыл безвозвратно по неизвестной причине, не успев оставить приемника, что является из ряда вон выходящим явлением… Вы здесь обосновались самостоятельно и, судя по всему, неплохо себя чувствуете. На этом участке как раз требуется мужчина. Почему бы вам, собственно, не попробовать себя проявить на свидетельском поприще? Работа ответственная, но не пыльная…
– Это предложение или требование? – ехидно поинтересовался я.
– Ни то, ни другое, – опять что-то невнятное затеял бормотать мужчина. – Есть на этом участке, где вы сейчас обитаете, такая вакансия. Наше дело маленькое: сообщить о ней.. А вы уж там сами смотрите…
– Это предложение, – опять перебила женщина мужчину. – Вполне конкретное предложение. Требований никаких не выдвигаем.
– Вот и замечательно, что не выдвигаете! Я безмерно рад этому. От вашего предложения отказываюсь. Можете продолжить свой путь, куда бы вы там не направлялись…
Я подошел к бассейну, скинул с себя одежду и голышом нырнул в воду, поплыл с открытыми глазами: в немного расплывчатом подводном мире было прозрачно, тихо и чисто. На каменном дне никакого мусора: опавшая листва вовремя собрана с поверхности и выброшена, не успела набухнуть и утонуть. В самом глубоком месте чернела трещина – туда вода утекала. Я подплыл к ней, заглянул в темную глубину. Что там? Кажется, даже что-то увидел – как будто чьи-то глаза, тусклый силуэт лица и широко распахнутый рот, поглощающий воду – всю до капли. Ничего себе! Раньше ничего подобного я не замечал. Воздух в лёгких закончился, всплыв на поверхность, я обнаружил, что контролёры никуда не ушли – стояли теперь на краю бассейна.
– Чего вам ещё? – поинтересовался я, фыркая, пуская ртом фонтанчики, думая о загадочной сущности, живущей в расселине и пьющей воду из моего бассейна. Надо попробовать получше её рассмотреть.
– Может быть, прежде чем отвечать так категорично на наше предложение, вы ознакомитесь с контрактом? Он довольно интересен и выгоден. Условия мягкие и необременительные. На все возникшие во время ознакомления с контрактом вопросы, мы сможем дать исчерпывающие ответы. Подумайте, а потом уже принимайте решение. – женщина смотрела на меня прямо и твердо, словно перед ней плавает не симпатичный голый мужчина, а какой-то провинившийся мальчишка, которого надо воспитывать. Мужчина смотрел в сторону, стоя боком. Да уж! И зачем ей нужен такой напарник? Совершенно бесполезный.
– Зачем терять драгоценное время, ваше и моё? – упорствовал я, не желая реагировать ни на какие уловки. – Каким бы там ни был ваш контракт, хоть самым наивыгоднейшим в мире, мне он не интересен. Можете не утруждать себя никакими предложениями – я отвергну любые. Другое дело – требования. Если они есть, я готов их выслушать, а потом уже буду решать, как реагировать. В грубой форме или помягче…
И тут я захохотал, как я умею – так что вода в бассейне заколыхалась, контролёры вздрогнули и отпрянули, и даже, кажется, тучи на небе встрепенулись.
– Требований никаких нет, – настырно придвинулась снова к краю бассейна контролёрша, так что мне захотелось схватить её и затащить в воду. – Но предложение наше останется актуальным до тех пор, пока на этот участок дороги не будет окончательно утверждена кандидатура свидетеля…
– Мы тут часто мимо проходим по дороге, – неожиданно вставил своё слово контролёр. – Если вы вдруг передумаете, сможете к нам обратиться, пока не стало слишком поздно....
Контролёрша зыркнула на своего напарника – было заметно, что его последние слова, с натяжкой, но устроили её. Не добавив ничего к сказанному им, она повернулась спиной и стала гордо удаляться, виляя мощными бёдрами, за которыми, словно привязанный к ним верёвкой, последовал и контролёр.
На душе полегчало, когда они ушли: я несколько раз нырнул к расселине, но лицо в глубине с распахнутым ртом, поглощающим воду, куда-то исчезло. Может, оно мне почудилось? Или я спугнул его, и оно погрузилось глубже во мрак, чтобы снова стать невидимым? Не обнаружив лица, я занялся обычными своими делами, совершенно ничего не значащими, но доставляющими удовольствие.
Прошла неделя, контролёры больше не приходили и полностью забылись мною, словно их никогда и не было. Поля покрылись сугробами сантиметров в десять.
Что-то вдруг дернуло меня вылезти из-под шкур – там я дремал на теплом камне после утреннего похода в торговый центр, где знатно наелся и напился всякой всячиной. Я стоял совершенно голый на своих шкурах, покрытых снегом, оглядывался по сторонам и думал о том, что было бы неплохо соорудить какие-нибудь навесы над моим ложем и бассейном, чтобы защитить их от осадков и других природных неприятностей. Хотел уже вновь спрятаться под шкурами от прохладного ветра, как тут увидел две человеческие фигурки, бредущие по дороге со стороны библиотеки. С вершины моего холма вниз тянулась тропка, протоптанная мной в снегу, дорога оставалась совершенно бесснежной. Я давно уже приметил это её свойство: ничего на ней не задерживалось – она всегда оставалось сухой и чистой. Дождь, снег, листва, мусор – всё, что попадало на неё, словно впитывалось ею без остатка. Я потратил уйму времени, экспериментируя над этим её удивительным свойством, долго наблюдал за ней, пока мне это не наскучило.
На ощупь булыжники, из которых дорога была вымощена, не были горячими или хотя бы теплыми, как моё каменное ложе – обычные такие булыжники, ничего особенного.
Дождевая вода, снег, опавшая листва, трава, ветки и всё остальное, даже пыль и разные предметы, которые я специально на ней оставлял, чтобы проследить за их исчезновением, – абсолютно все поглощала она, при чём так, что я не успевал этого заметить. Она словно специально ждала момента, когда я моргну, отвернусь или усну. Очень хитрая и осторожная, не любит, когда за ней наблюдают – такой я сделал вывод.
Впрочем, Дорога поглощала не всё. Однажды, под конец пригожего летнего денька, когда лето двигалось к осени, я решил провести последний эксперимент, способный, как мне казалось, объяснить свойство Дороги всё поглощать, трансформировать, переправлять в другое пространство или, вероятно, аннигилировать.
В этом эксперименте я сам стал подопытным кроликом: устроил целый бивак посреди Дороги – постель из вещей, принесённых из торгового центра, скатерть, всякая снедь, включая бокал и несколько бутылок вина. В общем, попировал и пображничал вдоволь. Вечер выдался замечательный: природа настраивалась потихоньку на осенний лад. И у меня настроение было лирическое, философское – сидел на Дороге, словно в поезде, который вот-вот в путь отправится, трапезничал, вино попивал. Вокруг ни души, тишина, ни зверья, ни птиц. Ни капельки не страшно было: интересно – куда этот поезд меня привезёт? В новый мир или в полное небытие?
Вскоре мне предстояло раскрыть тайну Дороги, исчезнуть из мира, как всё, что на неё попадет, или переправиться отсюда куда-то в другое место. Разморенный едой и вином, я уснул: мне ничего не снилось, а когда проснулся с первыми лучами, обнаружил, что никуда не делся. Я лежал посреди дороги, только вот пропали все вещи, мной сюда принесенные: ни скатерти, ни остатков трапезы, ни пустых бутылок. Как будто ночью, пока я спал, сюда пришёл уборщик, прибрался, забрал все вещи, унес мусор и крошки. Более того: снял с меня одежду, оставив лежать на Дороге совершенно голым. Так я выяснил, что Дорога поглощает всё, кроме человеческого тела… Впрочем, здесь требуется уточнение: кроме моего тела, на счет других – неизвестно. За всех людей, по объективной причине, говорить не могу.
Стоял я, значит, на своём ложе посреди сугробов, видел внизу фигурки двух людей, бредущих по ленточке Дороги, темнеющей среди снегов. Вспомнил про контролёров – неужели это они? Лиц с холма не видел, да если бы и видел, не узнал бы, но вот официозные чемоданчики у них имелись в наличии. Ясно было, как день – идут по Дороге контролёры куда-то по своим делам, может быть, ко мне. Но они не свернули на тропку, протоптанную мной, прошли мимо по направлению к торговому центру и там скрылись. В мою сторону даже не взглянули.
Часы я принципиально заводить не хотел, ориентировался по солнцу – тогда был приблизительно полдень. Солнце поднялось в свою наивысшую для поздней осени точку на небе и начало понемногу клониться к горизонту. Я попробовал снова забыть про контролёров, как у меня однажды это здорово получилось, но – бесполезно. Чем только я не пытался себя отвлечь – плескался в бассейне, ходил в торговый центр и в библиотеку, ел, читал, опять плескался в бассейне, заглядывал в лица встречающихся людей. Даже подумывал – не заговорить ли с кем-нибудь первым, чего никогда не делал, и не ответить ли на чье-нибудь приветствие добрыми совами, а не хмурым невнятным бурчанием.
Получалось, контроллёры прошли мимо моего холма приблизительно в полдень. Куда и зачем они шли? Почему даже не взглянули в мою сторону, хотя я не прятался и, наверняка, моя крупная голая фигура была видна издалека? Нашли они другую кандидатуру на должность свидетеля? Списали меня со счёта или всё ещё продолжают надеяться, что я приму их предложение? Что будет со мной, если они найдут другого свидетеля? Не окажется ли так, что моё присутствие на этом участке станет нежелательным? Не спровадят ли меня с моего прекрасного холма? Не придётся ли мне отправиться вдаль по Дороге в поисках нового места для своего обитания? Вопросов была уйма – и все они крутились в моей голове, не находя ответов. И, наверное, поэтому никак не хотели из неё улетучиваться.
