Kitabı oku: «Пришельцы не залетали? Фантастические рассказы с изрядной долей юмора», sayfa 2
Страшный зверь
«…Вот еще ходят слухи о таком звере невиданном. Неизвестно откудова он взялся и каким вообще образом оказался близ берегов наших, но доподлинно известно – неспроста это случилось.
Немногие очевидцы рассказывают, что он страшен: вместо туловища – металлический бак, ржавчиной подпорченный, но не протекает, между головой же и баком – проволочная борода. Звать его вроде бы звали, но на людской язык это никак не ложится. Нарекли выродка Ходопаром, да так и осталось имечко. Ничем особенно хорошим он не занимался, да и плохим – тоже. Но одно дело он выполнял с постоянным успехом – поедом ел пьяниц. Объяснить это практически невозможно, но целая группа ученых города Новоозерска из двух человек во главе с А. А. Панкратовым и гр-ном Гехванидзинжадзе решила обстоятельно выяснить эту проблему, разложить ее по полочкам и ответить наконец на давно терзаемые местное население вопросы:
а) есть ли у таинственной твари лицо (или, на худой конец, морда);
б) кто он вообще такой?
и, самое наболевшее,
в) зачем есть пьяниц?
При применении высокооптической техники (старого цейсовского бинокля, завалявшегося у старика Гехвана еще с войны) и двухдневном сидении в засаде возле излюбленного места отдыха хищника – старой пристани – было определено, что морда у Ходопара в наличии имеется. На оной прочно обретался нос, крючковатый и в красных прожилках, что послужило косвенным подтверждением ответу на наболевший вопрос «в»: работа-то вредная. Также на премерзкой физиономии кровожадной гадины обитала пара цепких глазенок и беззубая шепелявая пасть.
В связи с последним пункт «в» приобретал особенную остроту: как же он ест пьяниц без зубов? Но, по мере продолжения наблюдения, было установлено, что рвать человека клыками, урча и слизывая с бороды струящуюся алую кровь – настолько непозволительный в наше время интеллектуального прогресса садизм и неуважение к личности будущего покойника, что подобных тварей не было бы жаль расстрелять на месте из орудия крупного калибра самой мелкой дробью – чтоб дольше мучился, нехристь!
А вот эдак подойти тихохонько, сделать вполне культурное «Гам», чтобы не обиделся никто, да еще и нечистого члена общества устранить – это ли не польза государству? При этом полное объяснение получает бак вместо туловища. В нем наверняка имеется некий раствор, химической формулы которого исследователи по понятным причинам раздобыть не смогли, в котором пьяницы и различные алкоголики тихо-мирно и без особых проблем превращаются в продукты отходов. Также в баке наверняка присутствуют змеевик и отдел, в котором из вышеозначенных продуктов перегоняется спирт, ибо Ходопар работает не только на ходу, но и на пару, а спирт является необходимым в данном случае топливом для его движения.
И вот тут уважаемые исследователи подошли к давно мучившему их пункту «в»: зачем же все-таки подопытный ест пьяниц? Помимо необходимости в топливе для передвижения. И на это вскоре также был получен ответ, предложенный ни кем иным, как специалистом в области горячительных напитков различной крепости и вкуса А. А. Панкратовым. Выпить ему хочется, вот чего! А никто ж не наливает! Кто ему нальет, такому-то, с бородой жестяной? Вот и ходит он по городу, выставив бороденку и скаля беззубые десны, и высматривает! Выглядывает! Ишь, какой!
Нет, в общем и в целом не злой он. Плюнешь в него – не обидится. Оправдывается только:
– Служба такая!
Вытянет шею, глянет куда-то в сторону:
– Прошу прощения!
Отошел, сглотнул кого-то, вернулся, бурча раствором и гремя змеевиком:
– Служба такая!
По данным поисковой службы гр. Гехванидзинжадзе, шныряет неопознанный пароходящий объект по улицам, знает наперечет все окрестные рестораны, столовки и кафешки – вдруг свадьба у кого или проводы на пенсию случатся внезапно? Присасывается к окну, смотрит жадно и громко булькает при каждом тосте. Шторы задергивают – ему все равно, то тут, то там мелькает налитый раствором глаз. Пожалеют, вынесут ему чекушку – и вот он уже веселенький, до утра гуляет, песни поет нехорошие, по аллеям шляется, стукаясь о платаны, и никого не ест. Хорошо!
Так что если вдруг выпимши вылезете на улицу освежиться (Сашка Панкратов, по крайней мере, так решил), будьте немножечко внимательнее. Не то сразу же раздастся возглас, которого вы, вполне возможно, уже не услышите:
– Служба такая!
Правила поведения при встрече с Ходопаром (являются интеллектуальной собственностью естественнонаучной комиссии под рук. А. А. Панкратова и гр-на Гехванизинжадзе):
1. Если вдруг все-таки вы решили выйти прогуляться в нетрезвом состоянии – держите под рукой чекушку.
2. Если найдете Ходопара спящим – не пробуйте похмелиться из бака: можете перепутать отделы и нахлебаться подозрительного раствора со всеми вытекающими ужасающими последствиями.
3. Трезвым встреча с Ходопаром опасностями не грозит – можете потрепать его по бороде, он это любит, и пообещайте навестить с поллитрой (бабушкой, тещей, начальником).
4. Размножение описанию не подлежит, ибо науке неизвестно. Возможно, происходит при помощи пара. Подсматривать нехорошо.
5. Не пробуйте ударить его палкой по баку – звереет. Строго воспрещается.
6. А если по голове – пробуйте, не воспрещается. Она у него все равно пустая.
«Ибо есть сие правда о звере невиданном, неслыханном, а кто не верит – они все дураки» – А. А. Панкратов, «Новоозерские бывальщины».
О том, как выключили солнце
Началась эта история вовсе не на дальних рубежах нашей необъятной Родины (где как-то в ночь решили самураи), и не однажды в Америке (с которой, как обычно, все и начинается), а вовсе в небольшом городке Новоозерске, что близ Черного моря (где несколько самых решительных граждан уже открыли купальный сезон).
Брячислав Сапсанов-Стукнутый вышел из собственной квартиры в доме номер четыре по Связному переулку и направил стопы свои в овощной магазин, дабы удовлетворить свои скромные потребности. На сегодняшний день скромная потребность состояла в нескольких килограммах огурцов, помидоров и небольшой капустины для салата «Весенний» по рецепту Елены Молоховец.
Стояло тихое и благостное весеннее утро. Светило и пригревало солнышко, на небе не было ни облачка. Деревья уже покрылись новенькими клейкими листочками. В песочнице на углу маленькие дети весело совали в бутылку с водой кусок карбида. И настроение у Брячислава, и так хорошее, повысилось на несколько градусов и стало просто отличным.
Отличным оно оставалось ровно до конца квартала, ибо, повернув за угол, Брячислав узрел стоящего, прислонившись к стене, небезызвестного широким кругам населения Сашку Панкратова.
– Здорово, Стукнутый, – безмятежно поздоровался Сашка.
– Сапсанов, – сквозь зубы сказал Брячислав, и прибавил шагу, но Сашка не отставал:
– Куда?
– В магазин, – буркнул Брячислав.
Хорошее настроение стало собирать вещи и в спешке прощаться.
– Вот удача! – обрадовался Сашка. – И я туда же! Вместе пойдем!
Про то, что он собирался за червями для рыбалки, Панкратов умолчал. И даже украдкой кинул в кусты лопату и банку, где отчаянно извивался одинокий дождевик. Брячислав не обратил на это внимания, ибо шел строго вперед, не оглядывался и бешено махал полиэтиленовым пакетом. Сашка оробел.
– А со мной намедни вот какой случай приключился, – робко сказал он, заглядывая в лицо Брячиславу. Чтобы не отстать, ему пришлось перейти на медленный бег. – Пришел я намедни домой часа в два ночи. Сам понимаешь, под мухой. То да се, губная помада на лбу. В общем, стою под дверью, думаю, как бы мне Машку к себе расположить, чтоб не сковородкой, как в прошлый раз. Кстати, Бряк, знаешь ли ты, как выпить так, чтобы потом никто не заметил, что ты выпимши?
Сапсанов пожал плечами. Сашка довольно потер руки.
– Последний раз объясняю! Берешь лимончик…
Сашка уже набрал в грудь воздуху, чтобы разразиться лекцией на тему «Трезвенники и язвенники, или Как выпить пять бутылок, чтобы потом не было мучительно больно!», но тут, на счастье Брячислава, они уже подошли к овощному и бесстрашно нырнули вовнутрь.
Там была прохладная, пахнущая яблоками и картошкой тишина. Возле прилавка стояло человек пять. Еще трое скитались по магазину, придирчиво изучая ассортимент.
– Тебе чего? – спросил Сашка.
Стукнутый молча набирал в кулек ингредиенты для салата.
– Ага, – проницательно сказал Панкратов. – Салат «Весенний» по Молоховцу. Возьми еще шпинату и горошка зеленого.
Перебивая запахи яблок и картошки, по магазину стал волнами расходиться неповторимый Сашкин аромат.
– Опять, – проворчала продавщица Зина, с ненавистью глядя на Панкратова.
Сашка поднял руки.
– Ей-бо, с утра не пил! У меня, если хотите знать, сегодня День Здоровья!
– Распустилась молодежь, – нервно сказала какая-то старушка.
– Спасибо за комплимент, – расплылся в улыбке Сашка, – Мне тридцать восемь, если кто не в курсе!
– Да кому ты нужен, алкаш! – стала заводиться бабка.
Сашка вдруг понял, что он один, а покупателей много. Поэтому он влез без очереди, купил пачку сигарет и лимон под расчет, и, втянув голову в плечи, выскочил из магазина на вольный воздух. Брячислав облегченно вздохнул и пристроился в хвост очереди к прилавку.
И тут вдруг все померкло. То есть стало темно, как ночью, и даже темнее, потому что ночью хоть луна светит. Наступила гробовая тишина. Брячислав поморгал глазами. Светлее не стало.
Все посторонние звуки в магазине стихли. Сапсанов все еще моргал глазами – уже лежа на полу. Ему вдруг показалось, что он умер. Он решил позвать кого-нибудь, чтобы тот рассеял его заблуждения, а заодно и мрак, царящий вокруг.
– Ау, – тихо сказал он.
Своего он добился – откуда-то слева и снизу вскрикнули старческим голосом и послышался шум падающего тела.
Следом подала голос продавщица:
– Что это такое? – плаксивым голосом молвила она, – Немедленно прекратите!
– Пробки выбило? – предположил чей-то баритон.
– Причем тут пробки? – возмутилась продавщица, – У нас и свет-то не горел! Утро на дворе!
– Тогда в чем дело? – спросил Брячислав.
– На нас кинули атомную бомбу! – с энтузиазмом воскликнул кто-то.
– Не порите чушь! – рассердились где-то, – Мы бы тогда умерли! А мы не умерли! Наверное.
– Может быть, все-таки умерли? – этот вопрос все еще интересовал Стукнутого.
– Ну нет! – все еще сердилась какая-то женщина. – Я бы тогда не чувствовала своего тела. А я его чувствую! Вот ущипните меня!
Брячислав покладисто протянул руку и ущипнул. Взвыли мужским голосом.
– Вот видите! – не растерялась неизвестная собеседница, – Человек тоже чувствует, значит, не умерли!
– Свет еще не дали? – слабо поинтересовалась старушка из-под ног Сапсанова.
– Света, бабуля, полно, – издевательски пропела продавщица. – Лежите смирно, и все образуется.
– Помогите, у меня каблук в щели застрял! – крикнула одна из покупательниц от лотков со сморщенными яблоками.
– Может быть, солнце взорвалось? – была высказана еще одна гипотеза исчезновения естественного освещения.
Кто-то начал в самых невероятных подробностях описывать давнюю бомбежку Югославии, как вдруг запищал телефон. Брячислав сразу догадался, что его, вытащил трубку и нажал клавишу приема.
В трубке зашипело, щелкнуло, потом голос, похожий на жужжание пчелы, свирепо прокричал:
– Ваше солнце погашено! Вы окружены! Сдавайтесь!
– Кто это? – испуганно сказал в трубку Стукнутый.
Из-под локтя его кто-то шумно задышал, свистя носом.
– Мы – Армия Освобождения Вселенной От Вас, Гадов!!! – отчеканили в трубке, – Власть вашего Черного Диктатора Табурэта испокон веков держала под пятой нашу бедную, стонущую и плачущую Галактику Гончих Коров! Ха-ха, пришел час расплаты! Разведка донесла, что Диктатор скрывается на Миджубичеши, мы выследили вас и выключили солнце! Сдавайтесь, не то умрете!
– Что там говорят? – просипели откуда-то из-под коленки Брячислава. Забыв, что ничего не видно, Сапсанов погрозил в ту сторону кулаком. Там ничего не увидели, но покорно умолкли.
– Какая еще Миджубичеши? – строго сказал в трубку Стукнутый.
– Вы даже не соизволили поинтересоваться, на какой планете зализываете раны, грязные упорокки!
– Простите, конечно, – ядовито сказал Брячислав, – Но наша планета называется Земля!
В трубке озадаченно замолчали.
– Говори ты, черт! – крикнул Сапсанов, – Единицы тратятся, деньги утекают!
В трубке послышался шелест бумаг и чей-то далекий голос: «Взрывать или не взрывать? Я хочу пончиков!» Сапсанов ждал, считал в уме потраченные единицы и нервно ковырял ногтем паркет. Все покорно молчали, затаив дыхание. С улицы уже слышался вой пожарной сирены и крики ужаса.
– Земля? – раздалось наконец в трубке.
– Да!
– Блескучее вдсшиж?
– Это что?
– Солнечная система по-вашему. Ну?
– Да-да, она самая!!!
– Планета, состоящая на одну треть из воды?
– Ну!
– И у вас нет диктатуры?
– Лично у нас – давно!
– Ну, а звездные корабли? – умоляюще спросил голос.
– Есть, но они дальше орбиты никуда не улетают.
В трубке хмыкнули. Голос издалека проканючил: «Ну скоро бомбить-то, а? У меня обед!»
– Вы клянетесь? – уточнил Брячиков собеседник.
– Здоровьем мамы! – с воодушевлением поклялся Сапсанов.
– Верим! – отрубил голос в трубке, – Тем более, что ваши ответы сканировались и протупировались на валекторе лжи! От имени всей Армии Освобождения приносим свои извинения вам и вашей планете!
– Да что там, – растрогался Брячислав, – Прилетайте в гости, спросите – вам все укажут овощной магазин на углу Пушкина и Тимирязевской!
– Чем мы вам обязаны за беспокойство? – деловито поинтересовался таинственный освобожденец.
– Нам ничего не надо, – благородно отказался Брячислав, – Только солнце включите обратно, пожалуйста. А то уже довольно прохладно.
– Какие проблемы! – ответил безымянный собеседник, и отключился. Телефон пискнул и умолк. В ту же минуту на улицы и в окна магазина буквально обрушились солнечные лучи. Все вскрикнули и зажмурились.
Брячислав Сапсанов-Стукнутый осторожно открыл глаза. Рядом с ним лежала скандальная старушка и какой-то мужчина с пышными усами. В углу возле яблок красивая женщина сосредоточенно вырывала каблук туфли из щели в полу. Как только его товарищи по несчастью оклемались, они всем скопом накинулись на смущенного Брячислава, стали его качать, целовать и жать руки.
Продавщица-таки обсчитала его на два рубля. Правда, это выяснилось уже дома.
Вскоре ужасные воспоминания о недолгой мгле стерлись из людской памяти. Город зажил своей обычной жизнью. Сашка Панкратов пошел на рекорд – не пил уже вторую неделю. На площадку перед Домом Культуры приехал луна-парк с комнатой смеха и зоопарком. Сантехник Семен чинил прорвавшую трубу в налоговой инспекции. Брячислав ходил на работу, ждал отпуска и с продавщицей из овощного не здоровался. Вот так вот!
Привет Джону Кэмпбеллу*!
Ничипор Котейко не любил фантастику. Ну не сказать, чтоб на дух не переносил, конечно. Если ехал в трамвае, а путь предстоял долгий, мог и проглотить рассказик-другой из книжки, которую ему предстояло «раскрутить». Но так, в охотку – никогда и ни за что.
Котейко по профессии был слесарь-сантехник второго разряда, а по призванию – литературный агент. У него присутствовала деловая хватка и обостренное чутье на таланты. Так, по крайней мере, утверждал его сосед, Федор Игнатьич Гундосый, человек, не чуждый культуре, и даже однажды принесший Ничипору на читку свой сборник песен.
Кстати сказать, именно с Федора Игнатьича все и началось. Когда-то давно, примерно год назад, в дверь к Котейко поскреблись, и голос Гундосого робко сказал:
– Позвольте войти?
– Конечно-конечно, – Ничипор распахнул дверь.
Федор Игнатьич прошел в комнату, поозирался, словно видел ее впервые, тронул корявым пальцем в перчатке зазвеневшие тут же висюльки на люстре и промямлил:
– Слышал я, Ничипор, ты в литературном искусстве силен?
Котейко, который иногда баловался рассказами из грубой, но правдивой жизни слесарей, подбрасывая их в журналы типа «Сельское жито» и получая в ответ однотипные ответы: «Пробуйте себя, молодой человек», нахмурился и с достоинством ответил:
– Маненько есть.
– Тут вот мне бы я притащил тут, – скороговоркой заговорил Гундосый, а сам тем временем совал в руки Котейке что-то шуршащее, пахнущее колбасой, в целлофановом кульке.
– Это что еще? – удивился Ничипор и запустил руку в кулек. Ухватив, он вытянул на свет стопку листов. – Стихи, что ли? Ты, никак, стихи пишешь, Федор?
– Стихи не смею, – кротко опустив глаза, изрек Гундосый. – Это песни. Их петь надо.
– Ага, – крепко задумался Котейко. – А чего ты от меня-то хочешь?
– Ну так я же и говорю, – торопливо, как бы боясь, что Ничипор вот-вот погонит его поганой метлой восвояси, сказал Федор Игнатьич. – Песни это мои. Хочу отослать куда, чтоб напечатали. Как тебя, – и он угодливо заглянул в глаза покрасневшему Котейке, чей последний слесарный опус «Мужицкая тоска» взяла-таки окружная «Сермяжная правда».
– Ну, оставляй, поглядим, – вселяя надежду в нежную душу песноплета, проворчал Ничипор.
Повеселевший сосед убежал, а Котейко, погрузившись в кресло, принялся изучать потрепанные листки.
На первой же странице сверху было выведено: «Н. Котейке, моему духовному наставнику». Немало поразило Ничипора и то, что все песни Федора Игнатьича были о близком ему сантехническом деле. Заподозрив соседа в низкопоклонстве, Котейко принялся за читку. То, что он прочел, неожиданно оказалось не так уж и дурно. Тексты будущих песен не то, чтобы убеждали читателя в несомненной одаренности Гундосого, но брали неподдельной искренностью и блиставшей между строк скупой мужской слезой:
Как возьму я ключ, ключик гаечный,
Отверну ключом одну гаечку,
Отверну ключом другу гаечку,
Ан глядишь – и обед уже.
Побеседую эх с Мишанею,
Побеседую эх с Петюнею,
Ой, да про шайбочки
Ой, да про шлангочки.
Ой, да гусак возьмем,
Да сантехнический…
В таком примерно народно-водопроводном стиле были выдержаны и остальные песенные творения. Наскоро окрестив рукопись «Слив-страдания», Ничипор, кряхтя, уселся за печатную машинку, коя была приобретена им еще во времена первых робких набросков и эссе типа «Регулярно забиваешь водосток – укорачиваешь его срок». Скромно избежав посвящения, он принялся набивать текст.
Отправив рукопись по нескольким уже проверенным адресам, Ничипор принялся ждать ответа. Федор Игнатьич несколько раз заходил, деликатно кашлял в кулак и просительно заглядывал в глаза, но Котейко принимал строгий вид и говорил уверенно:
– Ну чего ж ты хочешь, сосед, там ведь тоже люди сидят, не мы же одни им творенья шлем.
Однако откликов на «творенья» не поступало. И тут неожиданно к Ничипору подоспело подкрепление.
– Слышь, Котейка! – остановил его на улице своей нетвердою рукой известный всему Новоозерску Александр Панкратов. – Говорят, ты писателей крутишь?
Ничипор покаянно склонил голову: кручу, мол.
– Слышь! А меня возьмешься покрутить немножко? У меня тоже книга есть.
Котейко всем своим видом, и даже позой изобразил невероятное удивление.
– А чего ты? Здоровская! Про упырей, ведьмаков и одного злого-презлого кащея!
– Вы, Александр, в детстве не наигрались? – мрачно спросил Ничипор.
– Эх, ты, голова куриная! – обидно сказал Сашка. – Это же фантастика! А еще точнее – фэнтези. Там чудеса, там леший бродит – читал? Вот, это тоже фэнтези. Только я про наш Новоозерск написал. Как будто на нас напала кровожадная нечисть! И я всех спас! Здорово!
– Скажите, а зеленые черти там фигурируют? – съязвил Ничипор.
– А вот это вы напрасно, товарищ Котейка! Я ж в завязке два месяца как! Ну, вот время и убивал. Роман получился!
Котейко заволновался. Немыслимо, сказал он себе, чтобы такое бесхвостое существо, недавно слезшее с дерева, каким являлся Панкратов, смогло написать книгу.
– Пошли, покажу! – И Александр отвел его к себе домой, и показал ему несколько тетрадок, исписанных от корки до корки неровными пляшущими человечками, в которых человеку искушенному все-таки можно было угадать буквы.
– Возьмешься? – уточнил Панкратов.
Ничипор сдуру согласился. Следующие два месяца он убил на расшифровку и печатание панкратовской нетленки. Все пять копий он разослал теперь уже в московские издательства. Сам же Александр тоже времени не терял. Он громадными прыжками носился по городу и выколачивал из всех, способных держать перо, труды, дабы товарищ Котейко смог прославить город Новоозерск в веках.
Время шло. Рукописи несли, бедный Котейко продал мотоцикл и купил компьютер, стараясь ускорить процесс, ибо никто из местных авторов необходимой техникой не владел и передавал свои труды в рукописи. Но решительно ни одно издательство не желало иметь ничего общего с провинциальными талантами. Повезло лишь одному Гундосому, несколько из песен которого увенчали страницы «Сельского жита». Панкратов отчаялся, назвал слесаря-литагента халтурщиком и прохвостом, отнял своих упырей и вновь ударился в загул. Ажиотаж спал, наступило время забвения.
И вот в один прекрасный день, а точнее, в одну прекрасную ночь Ничипор сидел на лавочке возле своего дома и курил, обозревая пространства звездного неба.
– Жалко, что я сам не пишу, – подумал вслух он. – Почитаешь эти «Записки простреленного», «Даша – королева джунглей» или «Рыцари с королями – братья навек!» – аж выть хочется! Эх, какая скукота! Вот я бы разошелся! Но не дано. Про что не возьмусь писать, все на слесарей сворачиваю. Кому, к черту, нужны книжные слесаря? Их и обычных-то…
И внезапно небо осветилось, звезды потухли, и что-то огненно-черное, огромное, безмолвное, кануло круто вниз, сделало круг над городком, вошло в пике и с грохотом, как в масло, вошло в ближайший лесок.
Ничипор ни минуты не сомневался. Там, в лесу, возможно, потерпел аварию какой-нибудь «Ан» или «Ту» – Котейко, как уже указывалось, был просвещенным человеком и знал о ситуации в нашей авиапромышленности. Не задумываясь, он опрометью кинулся к лесу.
В лесу почти не горело. Огромная туша изрыгала клубы дыма, а вокруг нее прыгал какой-то человечек, размахивая руками. Котейко подбежал ближе.
– Ептыть, их как она, а ведь едрит твою налево! – заорал человечек, показывая на дымящийся агрегат.
– Ну так екарный бабай, ты ж ведь твою дивизию когда она искру-то дает, надоть чтоб через коромысло! – ответил ему на профессиональном языке слесарей-сантехников Ничипор.
Они немножко померекали, а потом, дождавшись, пока перестанет дымить, по одному полезли вовнутрь. То один, то другой вылезали наружу и изрекали по нескольку емких терминов, малопонятных стороннему наблюдателю, если бы он был. Наконец человечек выбрался к отдыхавшему Котейке и затарахтел все на том же наречии, помогая себе энергичными пассами. Ничипор закивал и стрелой помчался к дому. Вернулся он уже со своим рабочим чемоданчиком.
Полязгав и побрякав в металлических внутренностях агрегата, ликующий человечек выбрался оттуда и затряс руку Котейке:
– Етить-колотить! – приговаривал он. – Етить-колотить!
После чего впрыгнул внутрь, помахал Ничипору, сделав сигнал «отскочь». Котейко послушно скакнул куда-то вбок, а туша, зачихав и закашляв, поднялась в воздух, покачала боками в знак прощания и дунула ввысь. Одурелый Ничипор смотрел ей вслед, пока она не растворилась среди звезд. Только теперь слесарь понял. Услужливая память подсунула ему и шесть рук, бестолково машущих в воздухе, и скользкое пожатие десятипалой кисти на прощанье.
Придя домой, Ничипор думал ничуть не меньше, чем перед спасением рухнувшего «самолета». Он врубил компьютер и затарахтел по клавишам…
Сейчас уже пятый роман Котейки выпущен солидным столичным издательством. Ничипор раздобрел, купил новый мотоцикл, сменил неблагозвучную фамилию на Буран, а затем и вовсе отвалил на московские просторы. Новоозерчане порадовались за соседа, а после выхода его десятого, полуавтобиографического романа «В провинциальном городке водилось чудище в реке», местной библиотеке было решено присвоить имя Н. Котейко.
И только старик Гехванидзинжадзе переживал. Он тоже в душе был мастером художественного слова и мечтал выпустить книгу. Но силы воли, чтобы сесть и написать ее, не имел никогда. Поэтому всякий раз, проходя мимо библиотеки, он стискивал зубы и выдергивал из усов несколько волосков – если бы он сумел переломить себя и выплеснуть все, что накопилось, на белоснежные листы – носила бы городская библиотека вместо глупого и бездарного Котейки гордое, но труднопроизносимое имя старика Гехвана!
* «Джон Кэмпбелл – известный американский фантаст, возглавлявший ведущий американский журнал „Astounding Science Fiction“, превратившийся под его руководством в настоящий „питомник талантов“: им были открыты такие дебютанты, как А. Азимов, А. Ван-Вогт, Р. Хаббард, Р. Хайнлайн и другие» – «Энциклопедия фантастики: Кто есть кто».
