Чистилище

© Евгений Збицкий, 2018

ISBN 978-5-4485-7777-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

«Пестрит переливами…»

 
Пестрит переливами,
Красками мнимыми
Бурлящая жизнь за окном.
Мы вроде счастливые,
Добрые, милые,
Друг с другом, кажись, заодно.
Мы ввысь вереницею,
Чистой страницею,
Руки всё тянем вперёд.
Нам всем бы открыться,
На землю спуститься,
Сказать: «Здравствуй, близкий народ!»
Спешим, не успеем,
Нас греют идеи,
Что надо стремглав убегать,
Туда, где теплее,
Туда, где все верят,
Что можно свободно летать.
И мы так усердно
И с криком победным
Сбиваем подошвы ног.
Но видим лишь, верно,
Всё старо, безмерно,
Полоски из сотен дорог.
Нам взять бы, решиться
И остановиться.
Стоп-кран – на привычный маршрут.
Увидеть, что к лицам
Не надо стремиться,
Все здесь, совсем рядом бегут.
Но мы же не верим
В открытые двери.
Прекрасно лишь там, где нас нет.
Отбросим затею
Хранить, что имеем.
Бежим! Там виднеется свет!
Вся жизнь по стандарту,
Закрыты все карты,
Всего нужно только бежать.
Побольше азарта!
На максимум старты!
Нас рай ждет, друзья, …вашу мать!
Не надо стесняться,
Не время для танцев,
Для взглядов друг другу в сердца.
Как сложно признаться:
Боимся остаться
Собой от начал до конца.
Мы в бешеном ритме,
В усердной молитве,
Не знаем, чего мы хотим.
Но все вроде в битве,
Откроем калитки!
Вперёд, если все? – Побежим!
А мне неохота,
Сегодня суббота,
Куда-то всем миром бежать.
Мне большей свободой —
Отбросить заботы
И близкую душу обнять.
Накрыть одеялом
От ветра устало,
На две части – общий обед.
Здесь времени мало
Единым запалом
Встречать одинокий рассвет.
И большего счастья
В погоду, в ненастье,
В забеге, поверь, не найти.
Долой все напасти!
Отбрось всеучастье!
Сойди с скоростного пути!
Пойми, что нет риска!
Совсем, очень близко
Находится тот, кто с тобой.
Уютно, не быстро,
Без гулов, без свистов
Подарит искомый покой.
 

«Чему удивляться? Давно известно…»

 
Чему удивляться? Давно известно:
Каков бы ни был мир твоей души —
Пусть без изъянов, подлости и лжи —
Он не в цене, коль ты с другого теста.
 
 
И если твой окрас иного склада,
А каждый шаг – в иные параллели,
Ночами, лёжа с грустью на постели,
Ты будешь брошен всеми без пощады.
 
 
И, отбивая в пустоту поклоны,
Стучась туда, где точно не откроют,
Оставив пустошь глаз и в окна воя,
Ты – белая ненужная ворона.
 
 
А можно ли взлететь, не видя крыльев,
Не чувствуя опоры возвращенья,
Когда ты брошен всеми, даже тенью,
И сердце задыхается от пыли?
 
 
Нам всем нужны похожие персоны,
Хотя бы на процентов восемнадцать,
Чтоб было, у кого в душе остаться,
И с кем курить ночами на балконах,
 
 
Тереть о брюки потные ладони,
Чтобы вода для сжатий – не помехой,
Делясь секретом счастья и успеха,
На общевозведённом жизни троне.
 
 
Как не менял бы мир свой вид и кредо,
Одно осталось вечно неизменным:
Что людям нужны люди в мнимых стенах,
Неважно, ночью, днём, зимой аль летом.
 
 
И сколько бы ни жаждали быть крайним,
Без человека человеку худо,
И даже вера хоть в Христа, хоть в Будду,
Нам не заменит рядышком дыханья.
 
 
Семь миллиардов душ в одной квартире —
Для счастья хватит двух-трёх под одеждой,
В сердцах, где не иссякла вся надежда,
Что мы не одиноки в этом мире.
 

«Меня так мало в твоём мире…»

 
Меня так мало в твоём мире,
Лишь уголка край для итога.
Зато в моём больном трактире
Тебя осталось слишком много.
 
 
Запретный плод всегда приятен,
И тянутся невольно руки.
Явление великой стати
В сезонной для души разлуке.
 
 
Мы чертим грани, убегая
Встречать фрегаты у причала.
Ты не чиста, но всё ж – святая
В моих упитых тьмой подвалах.
 
 
Коленями в порог уткнувшись,
Вслепую закрываясь в клетке,
Я знаю: так мне будет лучше —
В мире твоём марионеткой.
 
 
И по этапу дней безликих,
Высокомерием питаясь,
В моих глазах застыли крики
Любви к тебе. Запомнил, каюсь.
 
 
На кратерах аорт сердечных
Осядет смол в шесть миллиграммов.
В ближайший год твержу беспечно:
«Любви достойна только мама».
 
 
В сознании всплывёт ретиво
Твой образ, как иглой под кожу.
И снова дней моих архивы
Погрузятся в владенье дрожи.
 
 
Забыто всё. Под солнцем место
Уж кто-то занял, прогибаясь.
И как-то словно в жизни тесно,
И я забыть тебя стараюсь.
 
 
Нас не было и нет. Не нужно
Пытаться мне придумать счастье.
В глазах есть мрак, голос простужен.
Ненастье, милое ненастье…
 
 
Побудем вместе в звуках лиры,
В сию реальность верить буду.
Я помню, что в одной квартире
Забавно бить с тобой посуду.
 
 
Я не курю – ты запретила.
Согласен, вру – скупаю блоки.
Наверное, и правда мило
Искать в себе любви истоки.
 
 
Всё, выдохся, на две недели
Могу ходить с хорошей маской.
В дворах гоняет дождь качели
И наполняет воздух краской.
 

«Асфальт, дорога стелется…»

 
Асфальт, дорога стелется,
Играет джаз в наушниках,
Погода: ветер-мельница,
Все вызовы пропущены.
Шаги чуть опрометчивы,
С незнаньем географии.
Бегут от власти вечности
Печали тёмной мафии.
Красивые прохожие
Без глаз пестреют красками.
Мы очень все похожие:
Несчастные, но страстные.
На небе солнца юный блик
Лучами разлетается.
Естественно, живой старик,
Давно пора покаяться.
На остановке контролёр
Встречает «зайцев» с бодростью.
На лавке пара, и задор
В глазах без капли робости.
Октябрь кофейный аппарат
Поднял в свет популярности.
Не дремлет наш военкомат —
В бойцах не видно радости.
Наш мир, как танец наобум:
Любой под свою дудку.
И чуть не то – так сразу в шум,
В обиды-незабудки.
И я бегу, бегу, бегу
Куда-то и откуда.
Наверное, ещё смогу
И дальше по маршрутам.
Сезон души не отменить,
Не спрятать в долгий ящик.
Я буду жить, я буду жить,
Я буду настоящим!
В надежде стало много букв,
И вера на спасение
Эпически сломала круг
На двадцать три рождения.
Плывут эмоции из дыр,
Как крысы с лодки сломанной,
Заканчивает сагу пир
Бумагой разрисованной.
Как скоро чаша-решето
Упустит твердь последнюю,
Не знаю. Натяну пальто
И опишу всё бреднями.
Дорога скажет лучше всех
О мыслях нескончаемых.
Упущенная вера в верх
Растаяла с отчаяньем.
Я в небо прыгну на авось,
Дыша воспоминаньями.
Надежда шагу стала врозь,
Во тьме ночной скитаньями.
В наушниках играет джаз.
Я не люблю, но слушаю,
Как кто-то проиграл за нас,
Куплет неравнодушия.
 

«Мысли, цветными стикерами под кожу…»

 
Мысли, цветными стикерами под кожу.
Избавившись от влияния мира,
Нас ночью не тьма тревожит,
Отнюдь не небо сапфира.
 
 
Мы ветер глотаем губами,
Картины расплывшейся стати.
И бьёмся отчаянно лбами,
Устало и тихо в тетради.
 
 
Музеи из лиц забытых
На улице шатких строений.
Сидим у гнилого корыта,
Лишённые всяких стремлений,
 
 
И чертим развилки и тропы,
В теории на них ступая.
Разыгрывают лоты,
Счастливый билетик к раю.
 
 
Граница, шлагбаум, охрана.
Подпрыгну! – увидеть охота
Заветный мир киномана,
Внедрённого в Родины броды.
 
 
Все мусорки с верхом – хватит,
Суббота прошла успешно.
Небесной зеркальной глади
Достался один приспешник.
 
 
Веревки на радугу бросим,
Цепями в будни затянем.
В дороге все знаки сносим,
Упали – встряхнёмся, встанем.
 
 
Лирическое отступленье:
Любовь, помидоры, свадьба.
Несчастное поколенье
В покоях моей усадьбы.
 
 
Три пачки персена – спокойно,
Теперь не опасен для общества.
Достойно ль иду? Пристойно…
Сто лет, Габриель, одиночества.
 
 
Бутылка, стакан из пластика,
Мирок на пьянеющей пристани.
Не стих, просто фантастика.
Осудят, понравится, выстрелит.
 

«Чистилище. Густой и едкий дым…»

 
Чистилище. Густой и едкий дым,
Продажных душ истерзанные вопли.
Стоит старик и ждёт, а рядом с ним
Маленький мальчик вытирает сопли.
Не слышать его слёз, увы, не мог
И, очередь покинув, подошёл.
В глазах вопрос: куда же делся Бог?
И кто мальца в чистилище привёл?
Невольный узник проклятых времён,
Он здесь стоял и мне смотрел в глаза,
Пытаясь осознать, что за закон
Так рано отправляет в небеса?
Он был здесь тем, чем на Земле б назвал я
Оазисом в пустыне серых луж.
Старик был поводырь, и он, свинья,
Втирал мальцу про вечность наших душ.
Малыш пропал, а я ушёл, надеясь,
Что он вернулся и собрал мечту.
И я вернусь, ведь в это точно верю.
Ну а пока сижу и просто жду.
 

«Ты знаешь, в наших жизнях не так много сложного…»

 
Ты знаешь, в наших жизнях не так много сложного,
Существуют лишь день и ночь, и мы в них – словно фигуры шахмат.
Нам кажется всё очень серьёзным, переливаем из пустого в порожнее
И пережёвываем через себя всё, преувеличивая в сто крат.
 
 
Казалось бы, рождаемся, растем, стареем и умираем,
И цель одна – просто счастью научиться да времени отведённому улыбаться,
А мы спешим, спешим, спешим, и время пробегает,
Да только бежим, не зная куда, живём, не зная как, да сны не те снятся.
 
 
А каждый июль, когда солнце заставляет снимать одежду,
Из гнёзд совершают первый полёт птенцы неопытные.
И мы неопытными птенцами всю жизнь лелеем надежду,
Что всё получится в один миг, быстро, с искрой безропотной.
 
 
Проскочил дорогу на красный и думаешь: «Всё, удача в кармане!» —
Не переживай, человек, другая машина собьёт.
Не обманывая мир, себя обманывать не перестанешь,
Давно оформленный судьбы водоворот.
 
 
Нет открытых дверей, потаённых лазеек и выходов,
Сакральных тайн, уникальной информации.
И, как бы мы не бросались в беснующийся материализм с выпадом,
Мы умираем, а мир не лишается природной грации.
 
 
Нам стоило бы остановиться на миг и вдохнуть глоток утреннего воздуха,
И на секунду, щелчком в глубине наших черствеющих душ,
Осознать: то, что ищем весь путь, для чего и созданы,
Находится вокруг, в отблеске весенних луж.
 
 
Ни один не сможет купить небо,
Или запретить весну, или муравьям держаться друг за друга.
Это мы, глупые, гоняясь за лишним куском хлеба,
Думаем, что ползём вверх, но бежим как псы по кругу.
 
 
Забавно то, что искать ничего не нужно,
К душе незапятнанной всё само стремится.
Только кто на сегодня, когда от мрачности прохожих душно,
Может чистой душой похвалиться?
 
 
О нет, конечно, мы же все чисты, как капли родника,
Походы в церковь по воскресеньям работают корректором на бумаге.
Да только как безумно далека
Пора, где души не распластаны на плахе.
 
 
Кто знает, может птицы учатся летать
Лишь потому, что находиться с нами рядом
И также с деловитостью сновать —
Для них не самая хорошая награда.
 
 
Им лучше в небо, там свободней мир,
Смотреть на нас можно, как на бесполезные точки,
Так значит не ворона глупа была в басне про сыр,
А семь миллиардов нас и погоня за сырными комочками.
 
 
Менять ничего не надо, пусть останется так,
Я думаю, и писать не стоит – пора бежать в неизвестность.
Что же получается: это мир глупый, или я – дурак,
Пытающийся выразить ума трезвость?
 
 
Глупо всё же, зачем кричу, чего добиваюсь?
Написал, сохранил, прочел пару раз – всё, распрощался.
И ведь особо не вскрываю душу здесь, не каюсь,
А кажется, кусочек меня здесь всё-таки остался.
 

«Минутная слабость разлилась печалью…»

 
Минутная слабость разлилась печалью,
Под ноги опавшими листьями.
И что было близко – увиделось далью,
В ночи недошедшими письмами.
 
 
А звёзды горели! Взрывали сияньем
Пробитую мраком тропинку.
В моменты, когда умерло покаянье,
Герой стал пустой невидимкой.
 
 
И плакали окна, срывая потоки
На шаткие сточные трубы.
И с ночи на день волочились пороки,
Врастая клыками на губы.
 
 
Зачем было ждать откровения света
Когда страсть во власти закона.
В прошедшей неделе, где нас уже нету,
Пусть осень наденет корону.
 
 
Вновь станут чужими открытые двери,
Откуда глаголят с издёвкой.
В той ауре, где лучше идти вперёд зверем,
Нужна заводская сноровка.
 
 
Когда тебе скажут: «Get out, dear Hero», —
Подумай, финалом не веет?
Коль нет, тогда крепче в кулак сжимай нервы,
И помни – кто снизу, тот блеет.
 
 
И пусть твои слабости льются печалью,
Её растранжирим усладой.
Ты лишь не забудь в миг, когда станешь сталью,
Что в жизни твоей есть награда.
 

«Моя память под властью ночи…»

 
Моя память под властью ночи
Обнажает забытые раны,
Я скучаю, милая, очень,
И скучать уже не перестану.
Я ни дня без своих сожалений
Не оставил с прошедшего мая.
Мы сегодня давай без прощений
Вспомним наши творенья рая.
Ты была в этом мире моею,
Я был твой, без остатка, до дрожи.
Нам не верили, мы же верили,
Что сердца как две капли похожи.
Мало слов, больше тихой обители.
И дыхание счастья безбрежное,
Мы, наверное, стали б родителями
Наилучшими, самыми нежными.
Я тебя уж совсем и не чувствую,
Ты во снах не приходишь с посланием.
Разделять любовь старую, грустную,
Не хотим также рьяно, как ранее.
Мне другая рукою неродственной
По щеке гладит, смотрит с надеждой,
Что раскинусь пред нею россыпью
Из эмоций любви безмятежной.
Мы забыли, что битву усердную
Затевали и замки строили.
Возвели кое-как, худо-бедно,
Без окон, без кровати, без столиков.
Но дороже для душ, пропитанных
Эйфорией, не было творения.
Мы замученные, избитые,
Наблюдали за ним с упоением.
Как же сталось, что это разрушено,
Что не нужно, что быстро заброшено.
Два черствеющих сердца на ужине,
На когда-то любви огне сожжены.
Скоро год второй душу замучает,
Мне напомнит опять об утраченном.
Ты всегда будешь самою лучшею,
Ты всегда будешь самою значимой.
Я любить обещал тебя, с вечностью
Разделить твое имя. Что ж, в памяти
Я кричу: «Милый друг, в бесконечности
Я люблю тебя, вечным изгнанником!»
Стань же светом моим на прощание,
Прикоснись, обними, будто мир затих.
В этих строках не видно раскаянья,
Значит, вряд ли когда-то поверят в них.
Я последней искрой, серой проседью
Протяну тебе руки с раскаяньем.
В нашей общей любимой осени
Не могу я сказать «до свидания».
 

«Иль слишком много перенёс…»

 
Иль слишком много перенёс,
Иль слишком много недопонял.
Пять литров крови, мизер слёз,
Как много алчности и соли!
Не стонет больше неба край
Забытой птицей о спасении,
Прогнивший мир, ну что ж, прощай,
Я пред тобою на коленях.
Сто лет в оковах наяву,
С иссохшей раной вместо мозга.
Весь мир плывёт, и я плыву
Отчаянно внимая звёздам.
Уж четверть века позади.
Живём, надеясь на луч света.
Прости мой мир, мама, прости,
За то, что больше меня нету.
Крошится пепел между строк,
Сжигает все мосты, наверно.
Когда я день тянул в порок,
Меня спасала только вера.
К чему слова? Хроника чувств
Ложится в холст зеркальной глади.
Осталось что? В мире искусств —
Кофе, табак и лист тетради.
 

«Декабрь стал непрочитанной весной…»

 
Декабрь стал непрочитанной весной,
Непонятой, нежданной, слишком мокрой.
Мой друг! Мне очень хочется домой.
В вагоне пальцем по застывшим стеклам
 
 
Писать, как тянет встретить тот рассвет,
Где аура чувств вселяла беззаботность,
И солнце, в глаза светлые «привет»
Дарило радостно, искристо, мимолетно.
 
 
Под теплый ветер в поле босиком,
Искать фигуры в облаках с улыбкой,
Молить, чтоб не было всё сном,
Фантазией на чьих-нибудь ошибках.
 
 
Затем пусть дождь, пусть капли за окном
Заставят заварить кофе покрепче.
Стоять, смотреть и думать об одном:
Что впереди – чарующая вечность.
 
 
Под вечер тучи лягут на покой,
И небосвод, усеянный цветами
Из звезд, останется в компании со мной,
Укрыв собой, ночными лепестками.
 
 
Я растворюсь, ведь мир сегодня мой!
Душа кричит, внимая настроенью.
Я так хочу туда, хочу домой,
Да только я не знаю направленья.
 

«Милая, добрая, нежная…»

 
Милая, добрая, нежная,
Памятью неутраченной,
Ждешь ли, верой безбрежною,
В сердце любимого мальчика?
Бьется ли силой неистовой
Птица надежды без времени,
В небо лазурно-чистое
В мире без тяжкого бремени?
Радость моя бескрайняя,
Знаешь ли, с каждым возгласом
Чувства совсем не случайные
И не иссякли досыта.
Девочка чистая, верная,
Помнишь ль, что нет безвозвратного,
Что между мрачными стенами,
Светит огонь стоекратно нам?
Снюсь ли, как ты мне, душа моя,
Бьешься ль в тоскливом молчании?
Я тебя помню день ото дня,
В жажде обнять отчаянно.
Ласковая, безмятежная,
Солнце поднимется заново!
Милая, добрая, нежная,
Мы – это самое главное.
 

«Тусклый свет сигаретной свечи…»

 
Тусклый свет сигаретной свечи.
Я стою и мир заклинаю —
Меня срочно нужно лечить,
Потому что по ней скучаю.
 
 
Потому что в безумстве порой,
Ночным шепотом в мрак её имя
Я бросаю и, словно слепой,
Вслед за ним лечу, сердцем счастливый.
 
 
Я брожу незаметным глупцом,
По местам, где держал её руку.
Словно странник, ищущий сон,
Где нет места печальной разлуке.
 
 
Прижимая к губам цветок,
Запах в тысячный раз вспоминая,
Я в безумстве, и этот исток
Для души стал похлеще рая.
 
 
Слишком сложно, досадно… да ладно!
Важно то, что увидит она,
То, что с ней не бывает прохладно,
И как сильно она мне нужна.
 
 
Я прошу тебя, мир, помолчи!
Ты не видишь, как в небе парю я?
Нет, не надо меня лечить,
Потому что так сильно тоскую.
 
 
В моих стенах так мало света.
Весь, что есть, я ей посвящаю.
Пусть с печалью, но после лета
Я пишу – я безумно скучаю.
 

«Ничего не осталось, и умер внутри…»

 
Ничего не осталось, и умер внутри
Мой последний кусочек души.
Там все полки пусты, и покрыты в пыли,
И пропитаны магией лжи.
 
 
Всё теперь позади и уже не найти
Огонь дружбы и искры любви.
Я пишу не душой, мне не верь, Бог с тобой,
Мои мысли давно уж в крови.
 
 
Если проклятый я, что ж, спасайте себя
От гранитных и мраморных плит.
Я для вас – знак дурной, убегай же, не стой,
Моя ненависть свой суд вершит.
 
 
В этом мире один, как корабль среди льдин,
Я плыву, но не знаю куда.
Плачу только в ночи, когда свет весь молчит,
Это груз вечный, а не мечта.
 
 
Знаю, это прочтёшь, жмёшь плечами, и что ж —
Я ведь знал, что тебе не понять,
Как не хочется быть, как же хочется жить!
И как страшно, живя, умирать.
 
 
Чувств в душе не ищи, сломаны все ключи,
И навеки был заперт замок.
Я пропадший герой, пьесы кон жаль такой,
На Земле отбываю свой срок.
 
 
Мы забыли свой мир, даже двери квартир
Ненавидят входящих людей.
Наша сущность ясна: от рассвета до сна
Мы скитаемся между теней.
 
 
Мы чужие средь нас, общий милый анфас
Не укроет того, что в глазах.
Мы забыли про честь, нам бы спать где и есть,
И учиться летать лишь во снах.
 

«Не на шутку разыгралась осень…»

 
Не на шутку разыгралась осень,
Льёт потоками из сердца телеграммы.
То прижмёт к земле, то вновь подбросит,
То затянет, то откроет раны.
 
 
Очень много мыслей без основы.
Удивительно, что рифма держит марку.
С телефоном поделиться словом
Хочется в маршрутке, дома, в парке.
 
 
Много мусора в главе незаурядной,
Чашка чая – и вперёд без остановки.
Пусть немного грустно и прохладно,
Не утратил письменной сноровки.
 
 
Я пишу с разбегом ровно в сутки
Что-то для себя, а что-то – в массы.
Разыгрались строки не на шутку,
Жаль, что большинство теряю сразу.
 
 
В сеть стихи сочатся осторожно,
Личности стараюсь не озвучить.
Просто одному прочесть текст можно,
А другим пустое нехрен мучать.
 
 
Мои темы ограничены по списку:
Я, мой мир, родители и ты.
И порой, подвергнув сердце риску,
В Интернет идут мои мечты,
 
 
И они завязаны до смерти,
С темами, что выше я учёл.
С вечной верой в шанс открытой дверцы,
С шепотом: «Простите. Я пришел».
 
 
Я по жизни идиот, не прекращая,
Не заглядываю в завтрашний рассвет,
Что имею, в глупости теряю
И пишу под дымом сигарет.
 
 
Видно, что исчезнуть будет лучше,
Перестать бить в раненые души.
Ненавижу наводить смурные тучи
Тем, кому был долго очень нужен.
 
 
Добрый день! Пустыня чувств нелепых,
Я вдруг извиниться захотел.
Долго насыщался я, как хлебом,
Из твоих животворящих стрел.
 
 
Я исполню долг перед душою,
Я опять кричать хочу: «Прости!»
Стыдно, если честно, пред тобою,
Что попался на твоём пути.
 
 
Занесло, ни капли не жалею,
Я влюбился и не совладать,
С тем, как средь пустых ночных скамеек,
Ты умеешь нежно обнимать.
 
 
Жаль, что твоих нервов я истратил
Столько, сколько тратят за всю жизнь.
Жаль, что в нашем мире должных статей
Не увидел сокровенный смысл.
 
 
Плохо, что родители поддержат,
Скажут тихо: «Ты держись, сынок».
Лучше скальпелем на клетку под одеждой,
Чтоб не ошибался больше впрок.
Странно, что опять начал об общем,
А закончил, как всегда, тобою.
Ты не забывай в психеях ночи
То, что я тебя совсем не стою.
 
 
То, что жду тебя, – моя проблема,
Пусть она останется со мною.
Жизнь – моментов красочных дилемма,
Как прожить их счастливо без боя.
 
 
Улыбнусь, когда тебя замечу,
Если разрешишь, я подойду.
Спросишь: «Ждёшь ещё?», а я отвечу:
«Что за глупость! Ну конечно, жду».
 
 
Я опять писал стих хаотично,
Всё объял и ровно ничего,
Брошу в Сеть, но не для глаз публичных —
Хочется для взгляда одного.
 
 
Не люблю, что ты это читаешь,
Но всегда мечтаю, чтоб прочла.
Ты сама прекрасно понимаешь:
Для тебя написаны слова.
 

«Иван Иваныч для всех был никем…»

 
Иван Иваныч для всех был никем,
Он много пил и курил взатяжку,
И, в общем, всей его жизни плен
Крутился в дыме и полой фляжке.
Он был вороной среди ворон,
Стандартной массы, типичной окраски,
И не спешил, как и все, на трон,
И своих мыслей не тратил напрасно.
Он просыпался, работал и спал,
А большего, в принципе, и не хотелось.
Без искр в глазах и душа – вокзал
В обличьи сером нескладного тела.
Писал порой, неумело, как мог,
И не сказать, что от сердца лихого.
Не перечитывал ломаный слог
И не менял неуместного слова.
Был в меру сдержан и в меру глуп,
В меру уродлив, достаточно черствым.
Один из тысяч безмолвных слуг
Под властью цельного общества монстра.
Он жил на Масленой, в самом конце,
Где все дома – близнецы по строю.
Как хорошо, что в этом лице
Нашлась частичка общей истории.
Анна Петровна – лет тридцати,
Вполне солидная с виду дама.
Всё норовит на тленном пути
Сыграть поярче эмоций драму.
Воровка душ, совершая полёт,
Бросала в толпы свой шарм игриво,
Да только знала: никто не ждёт
В пустых и блеклых жилых массивах.
Да, они встретились. Вряд ли бы я
Стремился к речи о двух незнакомцах.
Они влюбились в конце октября,
Под холод жёлтого диска солнца.
Любовь витала в их разных сердцах
Часа четыре, минут семнадцать.
Они любили, не зная страх,
Без шанса утром вдвоём остаться.
Он цвёл павлином, она всерьёз
Думала в стан ворон перебраться,
Он хотел плакать, она – жить без слёз,
Она – стоять, он – кружиться в танце.
Как будто души сменили тела,
И им так нравилось, им так мечталось
Остаться в вечности. Прочь дела.
Мне не хватало тебя, не хватало.
Улица Масленая – длинный путь,
Меж двух начал расстоянье в тягость.
В её канонах нельзя чуть-чуть,
Влюбиться, бросить да тешить радость.
Рассвет надел на страну пальто,
В толпе прощались под блоки рекламы:
Иван Иваныч – для всех никто,
Анна Петровна – солидная дама.