Kitabı oku: «Первоклассники и ж-ж-ж», sayfa 2

Целую ночь Барсук заснуть не мог, всё думал.

Утром снова встретил Барсук Енота.

– Что ты там вчера говорил про конец леса? – угрюмо спросил Барсук.

– Что если идти долго-долго, то рано или поздно лес закончится и наступит поле бесконечное и полное диковинных трав и цветов. Или песка будет видимо-невидимо – целые горы, и звери будут ходить чудные и странные. А потом увидишь ты бескрайнее небо и много воды – синей-пресиней, солёной-пресолёной. Вода эта на солнце переливается, а ветер её волнами перекатывает. И называется это – море.

– Море … – повторил Барсук. – А откуда ты это знаешь?

– Рассказывают.

– Значит, сам ты его никогда не видел, это море?

– Нет. Но мы с оркестром всю жизнь странствуем, идём к нему. Так и сюда пришли.

Целый день ходил Барсук в задумчивости. Советов не раздавал, а на Белку по рассеянности чуть не наступил. А потом и вовсе посоветовал ей какую-то ерунду – брось, говорит, свои орехи, а лучше иди и песню сочини. Белка так и застыла в растерянности с орехом в лапках.

Ночью Барсук опять не спал. Всё думал. Вспоминал свою жизнь. Думал он, что вот – прожил он много лет возле норы, а больше всего в норе. Считал Барсук, что жил он правильно, степенно, и гордился накопленным добром. Представлял, что лес везде, а оказывается, есть что-то другое, чего Барсук никогда не видел. Пошёл Барсук в комнаты, потрогал, рассмотрел в сотый раз свои богатства – и не принесли они ему радости.

 
Как это – бескрайнее небо?
Как это – солёная-пресолёная вода?
Как это – ветер перекатывает волны?
 

К утру ужасно захотелось барсуку увидеть это самое море.

– И что же, – спросил Барсук на следующий день, – когда вы отправитесь дальше? Я хочу пойти с вами.

– А мы никуда дальше не пойдём, дружище, – ответил Енот. – Старый я стал, а без меня оркестр не хочет дальше идти. Решили мы здесь остаться навсегда.

Опечалился Барсук и снова задумался. А потом и говорит:

– Оставайтесь в моей норе жить. А я отправлюсь на поиски моря.

– Ты очень добрый, Барсук, – сказал Енот. – Не случайно мы с тобой так похожи.

– Чем это мы похожи? – удивился Барсук.

– Как это чем? И тебя, и меня полоски украшают!

– Вообще-то, – сказал Барсук, – две тёмные полосы на барсучьей морде – предупреждение, что перед тобой свирепый и сильный зверь.

– Вообще-то, – сказал Енот, – белая и чёрная полосы на енотовой морде даны ему для красоты и обаяния.

Барсук снова задумался.

– Возьми тогда с собой нашу птичку-овсянку, – продолжил Енот. – Она тебя песням нашим научит, и будет тебе с ней не скучно странствовать.

Тут прилетела птичка маленькая и серая и села Барсуку на голову.

Дома Барсук долго смотрел на себя в осколок зеркала и разглядывал свои благородные полоски.

– Может, и мне полоски даны для красоты и обаяния? – спросил себя Барсук.

– Пожалуй, что так, – ответил себе Барсук.

И стало Барсуку от этого радостно.

Взял на следующее утро Барсук с собой в котомку осколок зеркала, надел соломенную шляпу, а на плечо посадил птичку-овсянку. Так они и пошли. А в норе его поселился бродячий оркестр. В маленькой круглой комнате хорьки, в маленькой квадратной комнате – ежи. В большой круглой комнате – Выпь. А в спальне – Енот.

Где-то далеко-далеко идёт Барсук и ждёт, когда появится море. Проходит опушки и полянки, ельники и берёзовые рощицы, преодолевает болотца и холмы. Состарился Барсук, и полоски его стали серыми от пыли и грязи. Уже тяжело идти Барсуку, и опирается он на палку. И на плече у него сидит Овсянка. А моря всё не видно.

Но всё ещё громко звучит песня Барсука и Овсянки.

И звучит песня над полем длинным.

И звучит песня над пустыней.

И звучит песня по горам и холмам.

Снова и снова:

 
Заплетается тропинка,
Убегает далеко,
И всё дальше, дальше, дальше
Мы уходим, нам легко.
 

А в лесу, недалеко от норы Барсука, под ёлкой застыла в задумчивости Белка с орехом в лапках. Где его спрятать?

Нет ответа.

Зимовье грачей

Трэ бэт

– Я вам говорю, – каркнул Чёрный, – от него пахнет булкой за километр. Прибавьте шаг!

– Может быть, тебе показалось! Тебе вечно что-то мерещится, – ответил Галилей.

– Кар! Давайте я подлечу и сяду ему на голову? Тогда он остановится, – предложил Сизый.

– Тогда давай ты ещё клюнешь его в затылок? – продолжил Чёрный.

– А что – можно? – каркнул Сизый.

– Конечно, нет! Ты хочешь, чтобы на нас объявили облаву? Не знаешь, что было с грачами в Выборге? Напишут в своих бумагах, как их там…

– Газетах, – подсказал Галилей.

– Вот, газетах. Эпидемия! Птицы сошли с ума! Птичий грипп, птичье бешенство и прочее птичье безумие. И дальше по накатанной: бороться с птицами! Убрать всех из города!

– Ладно, ладно, я понял! Хотя от голубей можно было бы и правда избавиться. Больно глупые. Трэ бэт, как Аргеша говорит.

– Отставить французский! Трэ бэт! Тоже мне, француз! Как ты мне надоел! – взвился Чёрный. – Ага! Зрение меня не подводит, как и нюх! Вон, булка торчит из кармана.

Птицы шли за человеком по льду Фонтанки уже добрых двадцать минут. Лёд был крепкий, припорошенный снегом, и по нему иногда разгуливали люди. Человек в пальто шагал медленно, заложив руки за спину и всё время что-то высматривая в снегу.

– С чего ты вообще взял, что булка окажется у нас?

– У меня предчувствие. Оно меня никогда не обманывало. Он точно её выронит.

– Точно, не точно… Вчера мы два квартала тащились за старушкой, а она дошла до двора и высыпала весь свой мешок с крошками и семечками воробьям! – заворчал Сизый.

– А как она на нас раскричалась, когда мы подошли и попытались угоститься! Кыш отсюда! Пусть воробушки поедят, бедные детушки! – стал вспоминать Галилей.

– Как будто мы коршуны какие, а не грачи.

– Она, наверное, думает, что воробьи – это дети голубей. Ха!

– Господа! – каркнул Аргентий, который всю дорогу до этого молчал. – Я заметил одну необычную вещь. Этот месье ходит по льду кругами. Мы уже видели этот мост. Причём два раза.

Преследуемый резко остановился, тяжело вздохнул и посмотрел вверх. Четыре грача подобрались ближе.