Kitabı oku: «Кранфуриум. Рассказы.», sayfa 2
Желания исполняются
Дожди в августе – явление нормальное, для этого городка. Холодные, осенние. Ощущение, что скоро приедут родители и заберут домой, в школу, не давало покоя.
– Мы про Небо разговаривали в прошлый раз… – запыхавшись, разворачивала кулёк с оладушками Женя
– Я помню. А ещё за тобой приедут родители, – уплетая сладкие лепёшки, заявил чудик. Как будто бы ему совершенно нет разницы, будет ли приходить Женя на чердак.
– Откуда ты… – едва не выкрикнула Женька
– Вопросы, – перестал жевать и вытаращил глаза на девочку чудик – научись не спрашивать хотя бы меня. Располагаю информацией и всё!
– Небо сегодня льёт слёзы… кто-то, вероятно, захотел то, что не способно исполнить.
– Оно может всё, если это кому-то надо. Я могу пожелать самолёт. Но он мне нужен сегодня, прямо сейчас, а завтра я о нём не вспомню. Значит, я его не получу – произнёс чудик и полез за последним оладушком в пакете. – Так со всем. Ты не ведаешь, чего хочешь на самом деле от Неба, поэтому и не обретаешь ничего из всех твоих хотелок.
– Хочу! Я велосипед хочу! – воскликнула Женька.
– Значит, получишь. Ты знаешь, что для этого надо. Но не сегодня, не завтра. На голову тебе велосипед не свалится только по одному щелчку пальцев. Небо испытывает тебя, желаешь ли по-настоящему. И со временем будешь хотеть меньше, а делать для этого больше. Вот тогда Небо и даст тебе его. Только вся разница в том, что ты будешь радоваться за себя, за способности, а не за волшебный подарок от родителей и Неба. Это плата тебе за твои действия. И будешь в этом совершенно права, всё, что ты сделаешь – это твоё собственное волшебство.
– Как заработная плата… – Женя задумалась и уставилась в лужу посреди чердака, которая появилась после нескольких дней августовских дождей.
– Пусть будет так, – улыбнулся чудик.
– Я хочу иначе, как волшебной палочкой, как ты с раной! – возмущалась девочка.
– Я не чародей. И палочки у меня никак нет, – чудик скомкал пакет от оладушек и запихал в карман на кофте у девочки и нагло улыбнулся – Мне мусора не надобно. Ни в голове, ни на чердаке.
– Мусор в голове – это как таблица умножения и стихотворение про мишку. Не надо, а в голове… – перехватила мысль Женя.
– Нет. Не так. Мусор в голове – это как опасаться бабайку под койкой.
Уходить не было желания вообще. Хотелось задавать вопросы, но Ноум запретил. На улице до дрожи холодно, хоть и бежать всего через пару дворов. Глубокая тишина и отсутствие людей внушали щемящую тоску. Даже собаки скрылись под лестницами. Улица наконец-то отмылась от пыльной жары и перестала быть серой. Листья стали снова яркие, красивые и тяжело шелестели от ветерка. Дождь закончился, а город, подсвечивался алым заревом заката. Следующий день обещал быть жарким.
Пора возвращаться домой
Это была последняя вылазка на полюбившийся чердак в этом году. Родители в дороге и приедут через какой-то несчастный час, а это значило, что до следующего лета Женька не окажется в заброшенном доме. Скрипучая лестница, чердак, солнечные стрелы, впивающиеся в пыль, и маленькие любопытные глазки в тени.
– Расскажи, пожалуйста, о себе! Я же тебя не увижу до лета! – умоляюще глазела на маленький носик Женька.
– Моё имя – Ноум, – сел рядом с девочкой и стал улыбаться чудик, – Задавай свои вопросы. Сегодня я тебе разрешаю.
– Кто ты такой? Я не ничего похожего даже в книгах по зоологии в библиотеке дедушки – загорелись глаза девочки, в коротких шортах и футболке с крохотной дырочкой на боку, которую Женька заполучила, неудачно спрыгнув с дерева во дворе десятки.
– Я кранфур. Точнее… мы кранфуры. – пушистый друг немного замялся. – Люди, которые нас когда-то встречали, называют чердачными или чудиками, а ещё я долго смеялся, когда меня назвали монстром.
Смешок Ноума забавно и немного зловеще раздался по чердаку, утонув в щелях крыши.
– Так ты не один такой?! Вы все живете на чердаках? А если дом сносят? А куда потом деваетесь? А откуда появляетесь? – Женька сыпала вопросами, будто у неё заранее был подготовлен список.
– Ого, сколько сразу вопросиков, – глазки кранфура блестели, и, он смешно их щурил, – У нас есть свой мир. Как ты понимаешь, никто не должен и не может знать о нём. Наша красивая и тёплая страна – Кранфуриум. Я – единственный живу в вашем, человеческом мире. Меня выгнали из дома за несоблюдение Правил моей страны.
Ноум поведал зеленоглазой собеседнице историю о том, как нарушил Законы Кранфуриума и был изгнан за этот страшный проступок в Мир Людей, где он уже долгие годы проживает один.
Когда-то, много-много лет назад кранфур в очередной раз решил прогуляться по старым улочкам города, где вспоминал о человечестве и прошлой жизни. По своей неосторожности он повстречался с маленькой рыжей девчушкой. Её копна волос и зелёные огромные глаза заставили пушистика оторопеть. Образ малышки навсегда отпечатался в головке Ноума, отчего находиться далеко от девчушки было в тягость. Именно по этой причине чудик стал частенько наведываться к ней в гости, а со временем превратился в друга рыжей девчонки и одного из её братьев. Пушистик чем мог, помогал ребятишкам всё своё время и всё реже появлялся в Кранфуриуме, отчего друзья-кранфуры недоумевали. И в один из дней приятель из Мира Солнечных Равнин и мягких холмов сообщил о проступке Ноума Старейшинам. И, отобрав Оганотус, тринадцать белых смотрителей порядка отправили пушистика навсегда в Мир Людей.
Кранфур Ноум с тяжёлым сердцем вернулся в дом малышки по имени Стася, где и остался жить.
А потом в страну пришла война. Пушистый друг находил пропитание для мальчика, который остался один со своей младшей сестрёнкой. Они очень много разговаривали и, Ноум всегда удивлялся, насколько быстро весёлый, умный Лис, как его назвала малышка Стася, стал взрослым и мрачным. Красивые воздушные мечты о дальних плаваниях и морском ветре кареглазого паренька превратились в ожидание очередного куска хлеба для себя и сестры. В один из этих мрачных дней Ноум больше не смог разговаривать с Лисом и попрощался с ним. С этого дня жизнь пушистика крутилась только вокруг рыжей крохи, которая иногда рассказывала о брате. Тяжёлые времена закончились, Стася выросла, переехала в город тополей, её рыжее облако на голове превратилось в тугую шишку седых волос. Ноум оставался с ней до самого последнего вздоха. Дом не продавался, ветшал, пушистик иногда совершал вылазки на шумные улицы. Однако, в остальное время предпочитал предаваться воспоминаниям долгой и мирной жизни рядом с зеленоглазой девчонкой.
Приезд родителей всегда сопровождался слезами, уезжать из этого города домой, в школу, к одноклассникам не хотелось. Единственные друзья Ленка да Ромашка всегда бы поняли, если бы она решила остаться у бабушки в городе. Обязательно бы приняли это.
– Не бойся, я буду здесь, когда ты приедешь! – успокаивал мягкий голос кранфура.
– Но я хочу общаться с тобой постоянно, как это происходит здесь. Ты столько интересных вещей рассказываешь, – на глазах девочки снова навернулись слёзы. Друг, который появился этим летом, и разговаривал с ней, оставался на чердаке до следующих каникул, – Я привыкла к тебе. Ты мой друг.
– Ну, ну, ну! У нас здесь много пыли, не надо грязь разводить своими слезами! Я буду приходить к тебе там, дома, идёт? – улыбался чердачный житель.
– Это неправда! – воскликнула Женька.
– Верить или нет – это твой выбор, – хитро прищурился Ноум. – Кстати, от конфеты у тебя в кармане я не откажусь.
– Откуда ты… – начала было она, но спохватилась.
– Время вопросов закончилось, – расхохотался чудик и добавил, кивнув головкой в сторону кармана, – фантик у тебя там торчит.
В тишине, которая нарушалась нежным воркованием птиц, друзья сидели под дырявой кровлей и ёжились от прохлады осени, медленно и осторожно шагавшей по городу тополей. Прощаться было тяжело, отчего Женька просто молча спустилась с чердака и рванула к дому, чтобы Ноум не заметил слезинки, бегущие по конопатым загорелым щекам. Но она ещё не знала, что этот странный чудик в курсе каждой мысли и эмоции. Ему также было больно и грустно, что ближайшее время он не ощутит нежное тепло от присутствия живого человека на чердаке.
Дорога домой, как всегда, была мучительной и долгой. От жары к горлу подступала тошнота, отчего девочка почти вылезала в окно и глотала дорожную пыль. Ехали туда, где быть не хотелось совсем.
Мы всё делаем правильно, Дружок
«Ты же обещал мне! Приходить во снах! Нельзя обещать и не выполнять этого!» – сидела на уроке рисования Женя и крутила грустные мысли в своей голове. Последняя парта, унылая, мерзопакостная погода за стеклом. Тема: «Как я провёл лето» ввела ещё в большее уныние. Хотелось тепла, запаха старого чердака и маленьких ручек, которыми Ноум трогал, когда пытался встать на косолапенькие ножки. На листе бумаги появлялась синяя речка, ярко-жёлтое солнце, берег с ярко-зелёной травой. Женя не умела плавать и жутко боялась воды, но лето рисовалось в голове только этой картиной. Изображать чердак было как-то неправильно. За собак с рогами уже довелось побывать в кабинете психолога. Женька повторить такой поход совсем не хотела. Все эти «У тебя всё хорошо?» «А одноклассники не обижают?» очень угнетали.
Дорога домой вместе с Леной и Ромашкой всегда была слишком быстрой, и ребята увеличивали длину пути возвращением к школе. «Ром, ты к бабушке или домой?» – вопрос, который нависал над одноклассниками перед развилкой. Здесь было всего два варианта, либо он идёт с Леной, либо с Женей. Сегодня Ромка выбрал путь с Леной. Вздохнув и погрузившись в свои мысли, Женя медленно двинулась к дому…
Ужин, уроки, ночник…
– Зря ты думаешь обо мне плохо, – прозвучал мягкий голос.
Женька оглянулась и попыталась сообразить, откуда раздавались слова. Но ничего не вышло, потому что, казалось, голос звучит отовсюду.
– А зачем ты врёшь? – прошептала девочка, всё так же продолжая оглядываться и искать источник фразы.
– Разве я лгал? – в голосе Ноума слышалось недовольство, – я здесь! Я же не говорил, когда именно к тебе приду и каким образом.
– А я хотела тебя рисовать сегодня, – мечтательно произнесла девочка, бросив попытки искать его у себя в комнате.
– Смотрю, не решилась. С этими вашими психологами интересно, – хихикнул кранфур.
– Вот потому и не решилась. Я вообще никому о тебе не говорила. Даже Ромашке. Правильно поступила? – ожидая похвалы за сознательность, спросила девчушка.
– Если ты считаешь, что это правильно, так и есть, – по голосу было слышно, Ноум улыбался.
– А если я решу есть землю и не застилать постель? – язвительно спросила она.
– Да хоть на потолке спать. Это же ты решила. Это твоя правда.
– Ну, нет, почему-то же дважды два – это четыре и, если я решу, что будет 5 – это ничего не изменит и у двух мальчиков по два яблока, в общем, не превратятся в пять! – возмутилась Женька и осеклась, услышав шаги в соседней комнате.
– А ты не трогай то, что доказано, – мягко и спокойно произнёс кранфур где-то в голове у Женьки. – Мы сейчас говорим о тебе, о твоей жизни и твоём поведении. Запомни, Жень, ты поступаешь так, как считаешь правильным, если, конечно, не чувствуешь иное. И когда ты что-то делаешь, значит, только так можешь поступить в этот момент. Почему никогда не надо винить за то, что было в прошлом. Ты поступала правильно. Пусть иногда только для себя, а не так, как хотело окружение. Отсюда и фраза: «Сделанного не воротишь».
– Ты всегда прав? – не особо вникая в слова Ноума, спросила Женька.
– В настоящем да, в прошлом иногда делаю что-то не так, как хотелось бы сейчас – он произнёс эти слова и улыбнулся.
Голос Ноума звучал где-то в голове девочки. Тихий и такой безмятежный. Женя любила разговоры именно за спокойствие, которое разливалось по всему телу с первых же звуков, произносимых маленьким чудиком.
– Но оттого, что ты ошибался – тебе не плохо? Не грустно? – донимала вопросами она. – Ты снова задаёшь вопросы, девочка, – недовольно фыркнул голос. – Я бы не назвал свои шаги ошибками. Просто сегодняшний я сделал бы иначе. Но вся прелесть прошлых решений в том, что я бы не оказался здесь и сейчас, если бы я их не сделал.
– А как ты думаешь, то из-за чего тебя выгнали из твоего дома – это ошибка? Ты был не прав? – будто не слышала пояснений девочка.
– Считается, что я должен думать, будто ошибся. Но это одна из самых правильных вещей, что я когда-либо совершал.
– Но ведь ты остался без дома, – грустно пробормотала Женька.
– В другом случае я бы остался без тебя, Лиса и Стаси. А ещё без города тополей и чарующий света из щелей потолка. Дом там, где хорошо. Если всё время жить в ощущении, что у тебя нет родного угла – это же сойти с ума можно.
Голос в голове утих, девочка прикрыла глаза. Ей снилось лето, душный чердак, фотографии незнакомых детей и пушистик с синими глубокими глазами. По телу разливалось ласковое тепло и окутывало хрупкое тельце, греющееся под тяжёлым одеялом.
Влюблённость
– Чего опять в слезах засыпаешь? – в очередной раз в голове девочки вздохнул тёплый и спокойный голос.
– А ты как будто видишь! – всхлипнула она.
– Ооо, твои шмыганья носом услышишь, даже если не захочешь. Давай рассказывай.
– Меня мама с папой отругали! – выпалила Женька и её окатило шквалом рыданий, которые она пыталась спрятать в подушке. – За то, что я влюбилась! Почему-то мама мальчика была счастлива, а мои родители ругались.
Это утро началось, как обычно, с пятиминутной дороги до школы по мёрзлой земле и стучащих каблучков ботинок маленькой Жени. Пройдя мимо первой парты, за которой сидел главный любитель побаловаться – Дениска, Женька поймала себя на мысли, что у него красивые глаза и улыбка. На следующей же перемене она рассказала об этом двум одноклассницам, которые помогли увести мальчишку в раздевалку, где Женька решила ему сказать о своих чувствах и зацеловать. Весь последующий день крутился вокруг этого Дениски. До самого вечера учительница ходила и улыбалась, а девчонки помогали зажать бедного мальчишку за кучами верхней одежды в раздевалке.
Маму мальчика одноклассницы встретили с криком: «А Женя вашего Дениса любит!». Та, в свою очередь, искренне улыбалась и одевала своего пунцового от стыда сына. Женина же мама лишь повела бровью, когда девчонки с той же новостью подбежали к ней. Девочка ждала, что её мама будет также рада и подарит свою редкую улыбку. Но не всё было настолько гладко, как рисовала в своей голове девчушка с двумя бантиками. Дома её ждал ремень и быстрый разговор о том, что в её возрасте любви быть не может.
– А ты знаешь, что такое любить?
– Во-о-от! Такой же вопрос задала ма-а-а-ама-а-а, – слёзы опять брызнули из глаз, и последнее слово девочка проныла в подушку.
– Ну и правильно. Знаешь, сколько существует слов, которые можно подобрать для твоего состояния. От простого «это весело» до «он красивый, поэтому нравится», но не «любовь»
– Ты опять говоришь, как мама! – выла Женька.
– Ну и пусть. Я вообще не люблю ваше состояние «влюблённости». Вы, люди, от него сумасшедшие какие-то становитесь. Вот ты помнишь, что тебе задали сегодня? А что ты проходила по математике? А о чём вы с девчонками болтали? А как хрустела трава со снегом под ногами утром? А воздух! Ты чувствовала какой чистый воздух и видела какое ясное небо синело над головой? Вокруг было столько волшебства, которое скроется среди одного лишь воспоминания о мальчишке.
– Это не важно! Важно то, что мама не понимает, как я люблю Дениса! А если это моя судьба? – снова погрузилась в подушку она.
– Вот именно! Всё неважно. А ты помнишь, как этот Денис реагировал на твоё поведение? – недовольно бурчал кранфур.
– Он прятался… Но девочки мне помогли найти его!
Кранфур разразился бешеным смехом. Эти существа знают, что маленькие дети и взрослые люди мыслят одинаково, просто в разных масштабах:
– Значит, тебя-то он не «любит»
– Ну и что? Моей любви хватит на двоих!
– Никогда такого не будет. Ни сейчас, ни в будущем. Тебе будут нравиться мальчики, ты будешь нравиться им, но всё это лишь «нравится».
– Хорошо, а что такое любовь, по-твоему?
– О-о-о-о… Ты ещё не раз задашь себе этот вопрос. – довольно протянул Ноум. – Каждый раз, когда ты будешь сталкиваться с интересом к кому-то, ты будешь спрашивать себя – это ли оно? Но, запомни главное… Любовь – это про интерес. Тебе важно будет узнать о человеке всё, что только возможно, без попытки менять его. Ты сможешь существовать без него легко, но не захочешь этого. И ещё один момент – каждый из влюблённых будет желать, чтобы половинка росла и становилась лучше. Много слов можно подобрать, которые описали бы любовь. А Денис завтра уже станет для тебя просто мальчишкой с первой парты.
– А я не хочу, чтобы Денис учился лучше, тогда со мной дружить не будет… – снова отсекла последние слова Женька.
– Вот и я о том же. – Ноум был не рад тому, девочка пропускала такие важные слова, но лишь вздохнул и продолжил, надеясь, что хоть капля сказанного где-то осядет. – Ты имеешь право на любовь с момента своего рождения. Я не могу повторить полностью всё то, что тебе было сказано сегодня. Чем больше любишь этот мир ты, тем легче тебе пустить в своё сердце любовь к себе. В этом вся прелесть истинной любви – жить с интересом ко всему, что составляет твою жизнь. Не пытаясь менять это.
– А если я захочу поменять? – зевнула Женя.
– Это не про любовь, это про неудачные попытки разобраться с собой.
– А почему тогда мама была такая злая? Если я имею право любить, – шептала она.
– Родители – обычные люди, на которых возложена одна из сложных и тяжёлых ответственностей – воспитать человека. И у любого из них имеется в памяти определённый комплект инструментов для воспитания. Они так умеют и знают – я объясню это так. Да, жестокость сложно оправдывать, особенно ребёнку, который ещё не сталкивался с тем, что можно в рамках воспитания, а что нет.
– Всегда же можно сначала поговорить, – с каждым словом Женька всё больше расплывалась во сне.
– Можно, Жень. Просто иногда люди могут ошибаться, забывать и даже не совладать с тем, что у них разжигается в груди. А тем, кто сталкивается таким, трудно потом делать шаг, когда ты не знаешь провалишься в бездну или встанешь на твёрдую землю, – Ноум зевнул.
Под последние слова Ноума Женька провалилась в сон. Утром маленькая девочка даже не вспомнила, что вчера плакала по тому мальчику, сидящего за первой партой. Симпатичный одноклассник с чёрными глазками опасливо оглядывался на зелёные бантики. Но бантики теперь думали о летних каникулах…
Нельзя быть для всех хорошим
Весна для этого посёлка всегда приходила внезапным потопом. Реки-ручьи вдоль того, что называется доро́гой, разливались мощным потоком. Дороги были вывернуты огромными валунами на обочины, отчего ходить и ездить по ним было сложно и иногда травмоопасно. Пересыпать глиной переулок было не самой мудрой идеей для этого посёлка. Две колеи посередине. Но дети совсем не обращали внимания на то, что машины застревали, животные пытались обойти мягкие куски грязи дворами. Детям были важны эти сумасшедшие ручьи с щепками-кораблями. Глаза резало от искрящихся солнечных лучей в волнах.
Так начиналась весна Жени. Маленькой хрупкой девочки, чьи руки теперь неизменно были серого цвета и чудовищно шелушились. Тонкие бледные ручки ныряли в лужи и вытаскивали ушедшие под воду лодочки из щепок, а запруды разрушались резиновыми сапогами и длинными палками.
– Как поживают твои корабли? – сквозь сон дорого́й голос слышался по-особенному тёплым.
– Представляешь, там был та-а-акой водоворот! И он выплыл! – мигом смахнула с себя Женька дремоту.
– Представляю! – улыбался голос Ноума. – Только меня больше беспокоит, почему в школе снова слёзы?
Переполняющие восторженные эмоции внезапно растворились. В горле девочки застрял комок. Хотелось отвернуться и закрыть эту тему не начав, чтобы кранфур не слышал, как голос начинает дрожать и сдавливается, будто проглотила кусок липкого хлеба.
– Не хочу, чтобы меня не любили… Я хочу, чтобы я всем нравилась! Чтобы меня считали хорошей! А они… цокают за спиной…
Перед глазами Женьки снова оказалась картинка сегодняшнего дня. Впервые ей не хотелось тянуть руку, чтобы отвечать по уроку. Только она поднималась со своего места, как за спиной раздавались громкие и чёткие цоканья одноклассниц. Звуки перелетали от одной парты к другой и звенели в голове болезненным гулом. Смешки сбивали с мысли и, кроме как, глотать слёзы обиды, Женя больше ничего не могла. В поисках помощи смотрела то на учителей, то в окна, а затем опускала глаза на пальцы с обгрызенными ногтями. Ответа на поставленные преподавателем вопросы не следовало, Женю усаживали на место и продолжали урок, как будто ничего не было.
– Зачем тебе это? – недоумевал Ноум.
– Как зачем?! – вспыхнула от негодования белокурая девочка, – Это же так прекрасно, когда тебя все любят, делятся с тобой и хотят сидеть с тобой за одной партой! У тебя много друзей и тебе всегда и везде рады! Разве это не классно?
– Нельзя быть хорошей для всех. Здоровье не позволит, да и смысла в этом нет. Если ты будешь переживать о том, чтобы понравиться твоему соседу по парте и учителю на одном уроке ты превратишься в плохую для многих.
– Вот почему плохой для всех быть можно, а хорошей нет? – вздохнула девочка.
– Здесь ошибаешься. И плохой для всех ты не будешь. Даже если ты самый ужасный человек на земле по критериям окружающих, тебя всё равно будет кто-то любить и считать, что ты поступаешь верно, – медленно рассасывал каждую фразу кранфур, чтобы девочка не пропустила мимо ушей. – Пойми, Жень, если тебе нравится помидор с сахаром, а другого от одного вида выворачивает – это не означает, что овощ какой-то не такой. С ним всё в порядке. Так и у людей, если девочка с веснушками и торчащими ушками не нравится одной однокласснице, то это не значит, что эта девочка плоха.
– Меня не любят девочки, – всхлипнула Женька. – И это не одна девочка, их много!
– Зато у тебя есть Ромашка, родители, сестрёнка, тётя и даже я, – принялся перечислять Ноум. – Зачем тебе куча тех, чьё мнение неважно, если есть хотя бы один человек, которому ты доверяешь? Почему в море прекрасного ты находишь каплю вонючего и с гордостью тащишь это в ладонях и плачешь? Она должна раствориться в море. От неё и запаха не останется, если не обратить внимания.
– Я не думала…
– Самая большая проблема человечества: «Я не подумал», – усмехнулся он. – Уроки в школе – это не вся твоя жизнь, хоть и занимает много времени. Это место, где тебе дают возможность попробовать себя во всём, и в том числе в отношениях с теми, кто тебе также может не нравиться. Кстати, да! Если ты хочешь быть всем мила, то почему тогда есть те, кто неприятен?
– То есть, быть плохим – это тоже неплохо? Ну, ведь есть человек, который тебя считает хорошим? – продолжила копаться в своих мыслях Женька, не ответив на вопрос кранфура.
– Любой человек для чего-то нужен, – тяжело вздохнул Ноум.
– И убийца? – встрепенулась Женька.
– Сложный вопрос, Женька. Очень сложный. – тихо пробормотал он.
– Ты не можешь на него ответить? – удивилась девочка.
– На него, скорее, нет истинного ответа. – пушистик замялся.
– Совсем-совсем?
– Совсем-совсем. – повторил за Женей кранфур. – Если рассматривать всё с точки зрения, что нет плохого и хорошего, то ответ один. И он малоприятен для всего живого. Если придерживаться Законов и Правил, а также человечности – ответ совсем иной.
– Это как про букашек. Все букашки важны, все козявки нужны. Даже нудные и гадкие комары. Не существовал бы и мир без какой-то бабочки. Ведь так?
– Именно Жень. Здесь всё зависит от того, как ты смотришь на Мир.
