Kitabı oku: «Наизнанку», sayfa 27
– Это сон. Я сплю, – повторяла я, не желая открывать глаз.
– Ты не отвяжешься, да?
Мне не нужно было смотреть ему в глаза, чтобы понять, о чем он говорит. Не нужны были доказательства, потому что я чувствовала все, что происходит у него внутри. Впитывала и наслаждалась. А открой я глаза хоть на мгновение, тут же разревелась бы, поэтому просто замотала головой.
– Заноза, – Олег шумно выдохнул, а потом вновь опустил лицо в мои ладони. – Люблю. Слышишь? Люблю…
Олег
Я открыл глаза, когда над океаном уже алел закат. Оранжевые, с багряными примесями лучи разливались по водной ряби, подсвечивая ту. Стеклянная дверь балкона была распахнута, и прозрачная занавеска то поднималась, касаясь потолка, то безвольно падала, управляемая океанским бризом. Втянул любимый морской воздух и перекатился на другую половину кровати, ощутив прохладу шелковой простыни. Янки не было, но за светлой дверью ванны шумела вода. Двадцатичасовой перелет, с ночной пересадкой в Дубае, вымотал нас. Где-то на пятом часу полета в Сидней, я уже покаялся, что затеял эту поездку. Широкие полукабинки, конечно, увеличивали уровень комфорта, позволяя вытянуть ноги и даже подремать, но я все равно не мог расслабиться, то и дело осматривая взглядом тусклый салон бизнес- класса. Янка даже не проснулась, когда самолет довольно резко коснулся полосы.
– Я очень хочу есть, – она выпорхнула из ванны и с разбегу запрыгнула на кровать.
– А я хочу спать.
– Нет, муженек, я знаю все твои манёвры. Как только ты долетаешь до моря, то тут же превращаешься в пляжную амебу. Но со мной это не сработает. Если бы я только знала, что мы летим в Австралию, то заказала бы миллион туров, экскурсий, подготовилась бы. А теперь? Что теперь? Я ничего не знаю об этой стране. Что тут? Кенгуру? Ужас! Завтра нужно поехать на экскурсию по Сиднею.
– Не получится, женушка. Завтра мы покинем шумный город и отправимся туда, где тихо, жарко и безлюдно! – я потянулся, вытягивая затекшие мышцы.
– Ну-у-у-у… – заныла Янка, подползая ко мне ближе. – Давай задержимся на сутки? На одни суточки… Мы же можем себе это позволить?
– Мы можем себе позволить все, что угодно, только я не меняю планы. А экскурсия по Сиднею будет, через неделю, – я подхватил ее за волосы и притянул к себе, вдыхая ванильный аромат ее кожи. Последние лучи заката осторожно касались ее обнаженной груди, скользили по рукам, подсвечивая квадратный бриллиант на правой руке.
– С тобой так сложно, – выдохнула она и уронила голову мне на грудь.
– Не сложнее, чем с тобой…
*****
На рассвете мы сели в арендованный джип и под монотонное бурчание навигатора покатили вон из шумного города. Янка открыла окно и с радостными вскриками хлопала всему, что видела. Она встречала солнечные лучи, махала плетеной шляпкой толпам туристов и взвизгивала, когда мы вновь сворачивали к дороге вдоль водной линии бухты. К домику на берегу залива мы добрались к полудню. Яна сладко спала, свернувшись на сиденье, но как только я припарковался, открыла глаза.
– Идем, Кролик, – я открыл дверь и взял ее теплую ладошку. – Помнишь, ты сказала, что невозможно найти место, где то, что мы оба любим, будет соединено? Твой белый снег и мой пляж? Есть такое место.
Как только Янка отвела свой взгляд от меня, тут же вскрикнула и бросилась бежать, поднимая в воздух охапки белоснежного песка. Скинув сандалии, бросилась бегать по воде, распугивая отдыхающих. Это был знаменитый пляж Хайамс, песок которого не был похож на тот, к которому мы привыкли. Мельчайшие белоснежные крупинки кораллов, создавали иллюзию заснеженного океанского побережья, заставляя замирать сердце миниатюрной блондинки, поднимающей в воздух брызги. Она смотрела на пеликанов и заливалась громким смехом. Длинная коса расплелась, а выбившиеся волосы стали кудрявиться от влажного воздуха.
– Я люблю тебя, слышишь? Наскалов, я так люблю тебя, – прошептала она, подбежав ко мне.
– Идем, это еще не все, – я обнял ее за плечи и повел в приоткрытую калитку. До ушей уже доносилась музыка и громкие мужские крики. Черти! Какой тут может быть сюрприз?
За высоким забором, в тени пальм, спрятался невысокий двухэтажный особняк из белого камня. Просторный двор, зеленые газоны, размеренное шуршание автополива, открытый гараж, забитый автомобилями.
– Олег? – мы шли по узкой каменной тропке вдоль дома, когда Яна крепко сжала мою ладонь, потому что голоса становились все ближе и ближе.
– Приехали! – первым нас увидел Мартынов, распластавшийся на плетеном лежаке. Он медленно сдвинул очки и встал.
Янка взвизгнула и бросилась к бассейну, где толпились те, кто должен был весело крикнуть «Сюрпри-и-из», как только мы переступим порог.
– Папа! – Яна повисла на шее отца, переворачивающего стейки на гриле.
– Т-ш-ш, не кричи, – засмеялся Куранов, покачивая коляску.
– На свою жену шикай, – Лазарев просто не мог не вставить свои пять копеек, отчего на лице Моисея промелькнула тень недовольства. Конечно, он знал. От кого-кого, а от старика я ничего не скрывал. Естественно, он бы хотел пышного торжества, со звоном колоколов и часовым салютом над городом. А мне хотелось другого.
– Ой, а ты давай завидуй молча, ты пока холостой! – жена Куранова, Маша, подошла и ободряюще похлопала меня по плечу, а затем крепко обняла Яну.
– А я чего?
– А ничего, просто помолчи, а то расскажу, что ты по ночам у себя даму принимаешь, – Маша показала остолбеневшему Сереге язык и спряталась за спиной подошедшего Бояры.
– Даму? Да ладно, я был лучшего о тебе мнения, – Пашка подмигнул Янке и, сжав мою ладонь, прижал к себе, сильно похлопав по шее. Вот он-то не скрывал своего недовольства. – Чертяка, не думал я, что ты женишься первым.
Мы расположились за длинным столом во дворе. Нежный ветерок игриво задирал белоснежную скатерть, ерошил наши пропитанные холодом зимы волосы и обнимал за плечи, принося чувство расслабленности. После обеда все сидели тихо, потягивали ароматный кофе, мужчины курили, а женщины играли с детьми на газоне.
Моисей внимательно следил за дочерью, ловя каждое ее слово. Улыбался краешком губ, когда она смеялась. Он словно впитывал те моменты, что еще были свободны, что не предназначались мужу и будущим детям. Горевал, что на этот раз его девочка уж точно улизнула из-под родительского крыла. Поэтому слегка хмурился, когда дочь бросала взгляд не на него, а на своего законного мужа.
Я осматривал двор, словно пересчитывал всех, кто стал мне дорог. Конечно, мало для тридцати трех лет, но уж лучше так, чем снова остаться одному. Лучше так…
Яна
Закутавшись в полотенце, замерла в дверях балкона. Снова закат. Почему это волшебное явление заставляет замирать, умиляясь всей степени его красоты. Он был таким самодостаточным и ярким, ему не нужно было сопровождение птиц или шум прибоя, но он был слишком снисходителен, позволяя звуковому сопровождению скрасить свой недолгих век. Алое небо с белоснежными баранами облаков, линия горизонта, на которой застыли сотни белоснежных яхт разной степени роскоши, крики чаек.
Дом был просто шикарным. В нем не было современного пафоса, хромированных деталей интерьера. Он был больше похож на итальянское патио в отдаленном районе, только вместо кустистых деревьев олив, стояли размашистые пальмы. Фигурные тени деревьев ласково обнимали раскаленный камень, создавая его жителям уют. Большие окна, белоснежные распашные двери с витражными вставками, каменный пол, простая мебель, а главное – простор. Хотелось выйти во двор и сесть в качалку из ротанга, подставив бледное лицо ласковым лучам. Тут не было обжигающего солнца, его касание было, скорее, заботливым, бережным. Даже ветер, поднимающий мелкие песчинки в воздух, не швырял их тебе в лицо, а ласково опускал к ногам, образуя небольшие кучки у дверей дома. Высокие потолки, стены нежно-сливочного цвета, обилие морских пейзажей – все это успокаивало, постоянно напоминая о том, что мир прекрасен. Войдя внутрь, я ощутила себя дома. Хотелось побежать на кухню и приготовить пирог, чтобы заполнить все углы комнат ароматами домашней еды…
Как только я подумала о еде, к горлу подкатил ком. Я закрыла рот ладонью и снова убежала в ванну. Приступы тошноты не покидали меня уже несколько дней, отчего в голове крутилась одна и та же мысль. Взгляд упал на косметичку, в которой лежала упаковка тестов.
Ладонь все чаще касалась живота, словно искала какого-то знака. Но там была лишь тонкая кожа, практически без жировой прослойки. Даже не верилось, что в столь сухой пустыне может что-то взойти. Уже неделю вертела целлофановый пакетик по утрам, но так и не вскрыла. Чего боюсь? Того, что обманусь? Что потеряю мечту и маленький секрет, с которым ложусь и просыпаюсь? Ведь и думать больше ни о чем не могу. От этого и стала такой рассеянной. Олег лишь хмурился, но не говорил ни слова. Молчала и я, желая подольше оставаться единственной, кто знал этот секрет. Чувство уникальности опьяняло, заставляя захлебываться эмоциями.
– Тут-тук… – дверь спальни скрипнула. Я спрятала тест и плотно закрыла замок косметички, спрятав ту в ящик под раковиной. Ощутила тепло, что разлилось по щекам румянцем. А ощущение того, что я сделала что-то противозаконное, прописалось где-то в душе окончательно.
– Да, Маша.
– Выходи. У меня тут для тебя сюрприз, – ее нежный голос был как ветерок. Я иногда закрывала глаза, вслушиваясь в его переливы, когда она пела песенки своим девчонкам.
– Еще?
Маша стояла в дверях, сжимая в руках длинный чехол, из-под которого виднелась нежно-мятная прозрачная ткань.
– Что это?
– Меня прислали, чтобы я помогла тебе собраться на вечерний ужин.
– Я и сама могу это сделать.
– Раздевайся, потому что я все равно не уйду.
Я скинула полотенце и подняла руки, зажмурившись, чтобы не увидеть своего отражения в высоком напольном зеркале. Нежная ткань приятно скользила по телу, успокаивая разгоряченную солнцем кожу.
– Открывай, – Маша аккуратно вытащила волосы из ворота платья.
Я не открыла, а распахнула глаза, подходя к зеркалу ближе. Приталенный сарафан цвета морской волны сидел на мне, как влитой. Обтягивающий верх замирал где-то под грудью, переходя в широкую атласную ленту на пару тонов темнее ткани. Маша подхватила ее длинные концы и повязала большой бант на спине. Полупрозрачная ткань сарафана струилась по бедрам мягкими волнами, шевелясь от малейшего сквозняка из открытых дверей балкона.
– Боже, – прошептала я и снова закрыла глаза, чтобы не расплакаться.
– Ну не реви, – Маша обняла меня за плечи, стараясь не помять ткань. – Идем?
– А волосы? – я провела пальцами по чуть вьющимся волосам.
– Ах, да, – Маша сняла с вешалки шелковую ленту, точно такую же, что опоясывала меня по талии, и связала волосы в свободный хвост, перебросив пару прядей через плечи.
– Ты и так красивая. А теперь идём, а то мне влетит.
Я была так зачарована своим отражением, которое ловила в витражах дверей, в старых, чуть потемневших зеркалах, что не задавала вопросов, а просто шла за ней.
– Обувь? – только ступив на каменный пол, вздрогнула от внезапной прохлады, промчавшейся по телу.
– Она нам не понадобится.
Только сейчас я заметила, что Маша тоже была босиком. На ней был белый свободный сарафан до пола. Шлейф тонкой ткани поднимал вверх песок, долетевший до каменной дорожки у дома. Слух резанул резкий крик птиц, усевшихся на пальмы. Они заливались веселой песней, пытаясь поднять настроение всем окружающим.
Мы шли по тропинке за калиткой, направляясь в сторону пляжа. Маша крепко держала меня за ладонь, словно боялась, что я могу сбежать. Но как только я увидела яркие блики огня, перестала дышать и замедлила шаг. Из-за пальм, укрывавших пляж от любопытных глаз редких прохожих, показались стройные ряды высоких факелов, огонь которых освещал большую огороженную поляну.
Белоснежный песок светился, будто волшебный. Казалось, что он впитал в себя дневное солнце, а теперь щедро отдавал бережно припрятанное. Вдоль факелов стояли люди, я не могла разглядеть их, но зато слышала. Улавливала мужские и женские знакомые голоса, видела тихий ропот и быстрое движение, когда мы подошли ближе.
– Иди, детка, теперь сама, – Маша разжала свою ладонь, оставляя меня стоять одну в тени пальм. Я прислонилась к шершавому стволу и выдохнула, стараясь успокоить быстро бившееся сердце.
– Дочь, – тихий шепот долетел откуда-то сзади. – Идем, позволь мне провести тебя.
Отец был тоже во всем белом. Его седые волосы развивались на ветру, а прозрачные голубые глаза искрились застывшими слезами. – С ним тебе будет хорошо. Теперь я вижу. Теперь я спокоен.
– Папа, – я бросилась отцу на грудь, обвивая его шею руками.
– Я люблю тебя, – отец погладил меня по волосам и, чуть приподняв их, перекинул что-то через плечо. Я отпустила голову и увидела подвеску с большим бирюзовым камнем. – Я всегда буду рядом. У нас с тобой одна душа, один цвет глаз, но разные судьбы. Ты будешь счастлива.
– Я знаю, папочка, – поцеловала старика в колючую щеку и вновь обняла.
– Идем, а то у меня для тебя еще один сюрприз, – отец крепко взял меня за руку, так же, как держала Маша. Глупые… Они думают, что я сбегу от своего счастья?
Мы вышли на свет от факелов, и мое сердце, бившееся до этого, как сумасшедшее, остановилось. Просто замерло, упиваясь тем, что я видела. По двум сторонам стояли только самые близкие: Юлька, Марина с мужем, дядя Миша с женой, Куранов с дочерьми и женой, молчаливый Бояра; впервые увидела искреннюю улыбку Мары; Лазарев, который даже не пытался съязвить; Сизов, скромно переминавшийся на заднем плане. Все они были в светлом, будто старались слиться с песком воедино, не оттягивая на себя внимания. А в самом конце, под аркой из белоснежных цветов стоял он…
Олег
Я все это время не находил себе места, выкурив, кажется, не одну пачку сигарет. Казалось, что все происходящее – бред. Но продолжал ждать ее у поляны, которую начали украшать еще с утра. Большую территорию на берегу океана отгородили высокими вазонами с цветами, расставили столики и по периметру зажгли факелы. А я продолжал ходить по кромке воды, утопая босыми ногами в уже прохладном песке.
Все происходящее было чуждым мне, неведомым. Казалось, что меня и правда вывернули наизнанку, вытащив все то, что мирно спало много лет. И трепет, когда она рядом, и ревность, душившая меня, когда кто-то подходил ближе, чем того бы хотел я, и желание… Постоянное, необузданное желание, которое просыпалось с первыми лучами солнца и засыпавшее только под ее сдавленный стон. Ладони горели от необходимости постоянного контакта. Шелк ее кожи кружил голову, заставляя забывать обо всем. Яна…
Именно она, робко шагая по импровизированному коридору из родных и близких, шла ко мне, крепко сжав пальцы. Она смотрела прямо, румянец, коснувшийся ее щек, блеск глаз, припухлость губ, что она кусала едва заметно. Моисей остановился в шаге от меня и поцеловал дочь в макушку, чуть задержавшись, затем протянул мне руку и рывком прижал к себе, крепко обняв за плечи. Я чувствовал, как тот дрожал и почти не дышал, боясь расплакаться. Как только он отошел в сторону, где его ждала милая рыжеволосая женщина, я кивнул ему, благодаря.
– Привет, – прошептала она, робко коснувшись пальцами ладони.
– Привет, – хотелось перекинуть ее через плечо и убежать подальше ото всех. Спрятать и укрыть от посторонних глаз. Приходилось постоянно одергивать себя.
– Сегодня, на берегу океана, в окружении только самых близких, мы собрались не просто так. Нас сюда привела любовь. Настоящая, реальная и вечная… – женщина, вышедшая из-за арки, стала говорить тихо, вкрадчиво, будто боясь нарушить идиллию, окутавшую собравшихся на пляже. Гости подошли ближе и замерли, наблюдая за происходящим. Пары прижимались друг к другу, крадя у любимых короткие поцелуи. Даже одинокие глупо улыбались, наслаждаясь умилением.
– Я буду вечно рядом… – это были последние слова, которые сказал я перед тем, как Янка бросилась мне на шею. Ее тонкие руки так сильно сжимали, будто она старалась поверить в то, что все это реально. А я смеялся, чувствуя, как футболка намокает от града ее слез.
– Не заставляй меня рыдать! Пожалей моё мужское эго? – я гладил ее по спине, успокаивая дрожь.
– От тебя дождешься, – прошептала Яна и прижалась ко мне губами. Чуть солоноватые от слез, с ароматом кокоса и океана.
***
Мы сидели за столом и наблюдали, как танцуют гости, разбрасывая белоснежный песок в стороны. Все дамы были в длинных сарафанах, а мужчины в льняных брюках и белых футболках. Яна положила голову мне на плечо и легко пробегала пальцами по руке, замирая на обручальном кольце из черного золота.
– Кто это? – Яна вздрогнула, когда заметила, что вдалеке от толпы у самой кромки воды стоит отец, обнимая незнакомую женщину.
– А вот это мы сейчас и узнаем, – я потянул ее за руку.
– Стой, расскажи, – Яна старалась остановить меня, зарываясь пятками в песок.
– Прекрати, – я легко приподнял ее на руки и понес к уединившимся.
– Дочь? – Моисей резко обернулся, и мне на миг показалось, что он даже смутился, но не отпустил руку дамы. – Это Дарья Алексеевна…
– Витя, ну что ты… – женщина протянула правую руку Яне, до сих пор болтавшейся на моем плече. Я поставил жену на песок, наблюдая за ее реакцией. – Даша, просто Даша.
– Хм… – Янка пожала руку, внимательно рассматривая женщину. Она была уже немолода, но очень красива. Рыжие волосы аккуратными волнами спадали по плечам, подтянутая фигура, и лицо. Такое красивое и открытое лицо с серыми глазами. – Это ты мне отомстил, да?
– В смысле? – опешил Моисей, приобняв Дарью за талию.
– В смысле, как долго ты прятал от меня эту красоту?
Мы рассмеялись хором. Не смешно было только Яне, которая до сих пор поджимала губы, сверля папочку взглядом…
Яна
Олег украл меня прямо из толпы. Перекинул через плечо и понес прочь с освещенной поляны. Чем дальше мы отходили, тем звонче пели птицы, и ласковее шелестел прибой. Он посадил меня в машину и покатил по пустой дороге вдоль пляжа. Я не могла перестать смотреть на него. Такое красивое лицо, резко очерченная линия скул, мягкие губы, ровный нос, широкие брови, смягчающие колкий взгляд. Но когда он смотрел на меня, цвет глаз теплел и становился зеленым, как океан перед бурей. Буря жила у него внутри, вибрировала в его сердце, хрипела в его голосе. Его касания, когда нас окружали посторонние, были точными и требовательными, заявляющими свои права.
Но как только, закрывалась дверь нашего дома, он выпускал бурю наружу. Она вырывалась, унося весь кислород, сдирала тишину, заполняя квартиру хриплыми стонами. Касания становятся нежными, и мучительно бережными. Поцелуи, покрывающие каждую часть моего тела, заставляют сгорать вновь и вновь, пока он не потушит огнь. Слова… Его слова врезаются в душу, оставляя их навечно выгравированными в памяти. Я искала всегда спокойствия и умиротворения, но никогда не могла подумать, что найду его в том, в ком живет буря…
И я готова окунуться в нее с головой. До самого конца…. Потому что больше не смогу дышать без него.
– Мне и правда, не нужны слова. Теперь уж точно. Ты все это сделал для меня, – мы лежали на корме яхты, куда меня увез Олег. Теперь мы стояли на якоре далеко от берега.
– Конечно, для тебя.
– А зачем?
– Потому что могу позволить себе потакать желаниям жены. Что там у тебя на очереди?
– Ничего. Я счастлива абсолютно.
– Абсолютного счастья не бывает, – лениво протянул Олег, поглаживая мою обнаженную спину. Он перебирал пальцами, спускаясь все ниже и ниже. Прохладный ветерок гонял мурашки по коже, перебирал растрепавшиеся волосы и играл шелковой лентой, повязанной у меня на запястье.
– Бывает. Теперь я спокойна за отца, – и, правда, успокоилась, наблюдая за тем, как мой старик смотрит на Дашу.
– Он хороший отец, – прошептал Олег.
– А ты?
– Что я?
– Каким отцом будешь ты?
– Таким же, как Моисей. Я похерю все, оберегая спокойствие своего ребенка. И дам то, чего сам не знал, – Олег накрыл меня покрывалом и поцеловал в макушку.
– Пусть этот отдых никогда не закончится. Никогда…
– Закончится, но не скоро. Мы еще неделю проведем здесь, а потом вы с Машей и Курановым поедете на двухдневную экскурсию по Сиднею и его паркам.
– А ты?
– А я отдохну….
Эпилог
Олег
Тревога, взявшая душу и сердце в плен, не унималась. Накатывала мощными волнами, заставляя дрожать не столько от холода, сколько от неконтролируемого желания поскорее закончить дело, которое я планировал так долго. Все смешалось внутри, завязавшись в тугой узел. Я словно застыл на пограничной территории. Впереди будущее, неизвестное, но новое. А позади боль и чувство несправедливости. И я застыл. Но одно я знал точно, пока не разберусь с прошлым, никогда не начну жить заново. Не так, как научили, а так, как того хочу.
Телефон в руке не прекращал вибрировать, а я смотрел на экран, не решаясь ответить. Выйдя из аэропорта, включил этот назойливый гаджет, разгневанно славший уведомления.
Первым прорвался голос, который я ждал очень давно.
– Олег, ты начинаешь перегибать палку, – женский голос, который последние десять лет вел меня изо дня в день. Она была со мной всегда. Именно она пообещала мне свободу, когда я закончу дело.
– А это часть уговора, если вы помните. Я все сделал. Вы получили контролируемый регион, я получил свободу.
– Нужна встреча. У нас есть информация, которая тебя очень заинтересует, – ее голос был ровный и спокойный. Как обычно.
– Завтра, все завтра…
Я вел машину по родному городу, останавливаясь в местах, которые были так дороги сердцу. Оно то начинало колотиться, как бешеное, то затихало в умиротворенном состоянии. По какому-то наитию я въехал во двор, где прошло мое детство. Небольшой двор-колодец, огороженный с одной стороны общежитием, где я и родился, с другой стороны домом, где я вырос. Напротив, стройными рядами стояли гаражи, за которыми мы играли и прятались, когда спускали колеса соседских машин. Вот спортивная площадка, где мы засиживались до утра, играя в карты. Все напоминало детство, когда было хорошо и спокойно.
– Да, – бессмысленно было и дальше игнорировать гнев тех, кто пытался найти меня, поэтому я ответил, выйдя из машины, чтобы немного пройтись.
– Сука, ты всех обвел вокруг пальца, – заорал Бояра, пропустив устоявшиеся правила этикета. – А я все голову ломал, чего это ты такой податливый к сопливым идеям? Молча соглашался на все идеи Маши. Смотришь на Моисея так спокойно, только «папой» не называешь, уговорил привезти любовницу. Нас с Мартыновым сдернул. Я уж лихим делом подумал, что ты и впрямь изменился. Ты все сделал, чтобы остаться в городе одному? Да? Всех выманил, опоил и усыпил бдительность?
– Это для вашей же безопасности. А мне ничего не будет. Ты следи за Янкой. Я верю только тебе, – сказал я и отключился.
Австралия… Как хорош этот континент, потому что добраться как туда, так и обратно – огромная головная боль, не решаемая в один клик. А мне нужно время. Я ждал отмашки о готовности. Ждал тихо и безропотно, накапливая жажду и желание где-то внутри. Да, мне абсолютно точно влетит от всех, даже от Моисея. Но мне было все равно, потому что я не могу жить с женой в городе, где по улицам ходит тот, кто никогда не должен был родиться. Не могу принести сына в дом, потому что постоянно буду думать только о его безопасности. Пока я не решу проблему, жена никогда не вернется домой.
Я давно понял, что Янка беременна. Все кричало в ней об этом. То начинала смеяться, то падала от усталости, не успев и проснуться. Дважды проспала универ и даже соврала Марату, что больна, отпрашиваясь с работы. Она могла застыть у окна с чашкой, пока чай не остынет. Я все смотрел на неё и ждал, когда она скажет мне. Но нет, мой Кролик упорно продолжала играть в советского шпиона. Изменилась даже ее улыбка. Она молчала, а улыбка кричала о том секрете, что знает лишь она. Ее отпускало только по вечерам, когда щеки вновь наливались румянцем, а глаза начинали радостно блестеть. Я и это ей позволил, оставив свыкнуться с мыслью, что теперь она не одна. И мне нужно было немного подготовиться…
Янка спросила меня, каким я буду отцом. Но разве я могу знать это? Разве могу точно представить тот объем любви, которым смогу поделиться с крохой, рожденным из моей плоти и крови. Но одно я знаю абсолютно точно – никогда я не буду таким, каким был мой отец….
Он ушел от нас, когда мне было всего пять лет. Иногда напрягаю мозг, пытаясь выудить хоть несколько ярких картинок детства, где был отец. Но нет, ничего не помню, потому что нечего вспоминать. Этот мужчина появлялся поздно вечером, когда мать, отработавшая в две смены на заводе, уже уложила двух сорванцов спать. Мы жили в заводском общежитии. Спали с братом в небольшой кладовке, где добрый сосед дядя Петя смастерил для нас двухъярусную кровать. Тонкая стена не могла оградить нас от постоянных скандалов родителей. Причем слышали мы только отца, потому что уставшая мама молчала. А когда он ушел, нам стало сразу легче. Он просто однажды не пришел ночевать, и мы впервые уснули в тишине.
Нам пришлось быстро повзрослеть, потому что единственная преданная нам женщина, не бросавшая даже в те дни, когда мы пакостили или приносили двойки, стала стареть просто на глазах, выматывая себя на работе. Когда повзрослел Мишка, ей стало легче. Мы иногда даже выходили в парк, чтобы погулять и съесть сладкую вату или эскимо. Но тишина и спокойствие продлилось недолго.
Отец просто появился на моём выпускном в школе, усевшись рядом с матерью. Помню, как он положил свою руку ей на плечи и вальяжно перекинул ногу на ногу. Он выглядел не таким, как запомнил я его. Модная кожаная куртка, необычные джинсы и кроссовки, о которых мечтали все. Мама засияла, а потом долго хлопотала на кухне, где готовила любимые блюда отца. Он ходил кругами по комнате квартиры, что получила мать после тридцати лет работы на заводе, осматривая старенькую мебель с некой брезгливостью. Рассматривал фотографии в стеклянном серванте. Достал с верхней полки наши дипломы и почетные грамоты, потом небрежно бросил их, так и не дочитав до конца.
– Ну, Миш, говорят, ты работаешь в автосервисе? Мужики поговаривают, что руки у тебя золотые. Бабки потекли. Да? – посторонний и явно незнакомый мужчина, гордо называвшийся отцом, сел на скрипучий диван, прежде отряхнув покрывало от мнимой пыли. он смотрел только на Мишу, будто меня и вовсе не было в комнате.
– Да, дядя Петя взял к себе, – Миша стоял, прислонившись к подоконнику.
– Ну, тогда, я думаю, подарок будет в тему, – отец засунул руку в карман куртки и бросил брату связку ключей от машины. Мишка засиял, как новогодняя гирлянда, но сдержался, и лишь кивнул мужчине. – Теперь мать будешь возить на рынок, а то смотрите, как скрючилась! Прямо как старая бабка. Загоняли мать?
С тех пор он стал появляться часто, подгоняя то новый диван, то кухонный гарнитур. У мамы стали появляться на пальцах кольца и золотые браслеты. Он приезжал внезапно и точно так же исчезал.
Все кончилось осенним днем, когда жители города уже перестали обращать внимания на дождь, что щедро смывал летнюю пыль с асфальта. Я возвращался из универа, когда заметил, как какие-то мужики выносят из подъезда наш диван. Я вбежал по ступеням на пятый этаж, и вошел в квартиру, где когда-то было тепло и уютно. А теперь маленькая двухкомнатная квартира превратилась в пустое помещение, где абсолютно по-хозяйски гуляло эхо. Из кухни исчез новый гарнитур, из остальных комнат вынесли всю мебель, оставив только старый скрипучий стул, то ли нарочно, как насмешку, то ли случайно.
Мать умывалась горькими слезами, потирая пальцы, на которых еще недавно сверкали кольца, а Миша курил, оглядывая пустые стены. Но на этом не кончились неприятности, через неделю те, кто оставил нас существовать в пустой квартире, вернулись. Они угрожали, требуя рассказать, где прячется отец. Но мы не знали, хотя мы с братом были бы не прочь встретиться с этим уродом. Эти бритые головорезы стали появляться каждый день, выматывая нервы матери. В итоге, ей пришлось продать нашу квартиру, отдав все деньги бандитам.
Так мы оказались у дяди Пети, приютившего нас в своей комнате общежития.
– В тесноте, да не в обиде, – кряхтел он, укладываясь спать.
Я вспоминал эти слова, когда ехал в заводском автобусе, сопровождая три одинаковых гроба.
Я стоял, прислонившись к березе. Территория была ухожена, аккуратные ели росли вдоль забора ровной стеной, дорожки были вычищены, а высокий дом из красного кирпича подсвечивался яркими гирляндами.
Ворота скрипнули и стали открываться, сдвигая выпавший снег в ровные полосы. Черный Мерседес въехал на парковку. Высокий мужчина вышел из машины, сотрясая мирную тишину громким криком:
– Кто? Найти мне того, кто ответит за все это! Что за день такой? Ты мне снова будешь говорить про случайности, да? И охранники свалились с отравлением, и водитель пропал. Я уволю тебя, Гриша. Нет, сначала шкуру спущу, а потом отправлю снова навоз кидать в твоей деревне…
Мужчина замер, когда встретился со мной взглядом. Телефон выскользнул из рук, упав в высокий сугроб.
– Привет, Корней, – не мог сдержать улыбку. Наслаждался его растерянностью. Он крутил головой в поисках хоть одного охранника, но потом выдохнул и улыбнулся, обнажив несколько золотых зубов.
– Ну, привет, сын…
– Золотые зубы? Очень интересно, а не из того ли это золота, что срывали с матери твои головорезы?
– Золото оно и в Африке – золото. А я уж было подумал, что ты…
– Что я забыл, что твои отморозки сожгли трёх людей? Забуду, как пожарники пытались открыть заколоченную дверь? Или забуду запах горелой плоти? Забуду чувство одиночества? Нет, я не забыл. Просто застать тебя одного невозможно. Ты вечно спрятан за пятью рядами охранников. А мне нужен только ты… Только ты…
***
Наблюдал в зеркало заднего вида, как зарево огня разрезает ночную тьму. Чувство облегчения и спокойствия, опьяняло. Горечи не чувствовал. Не нужна она мне, особенно сейчас, когда увидел высветившуюся фотографию Кролика на экране телефона.
– Да, – постарался сделать голос, как можно веселее, хотя понимал, что это не смягчит мою участь.
– Что? Обрюхатил девку и в кусты, да Наскалов? Сбежал, как подлый трус? А как же твое «всегда, везде и вечно»? Где? Что? Струсил?
– Нет, милая, собирай чемоданы. За тобой заедет Паша и привезет домой.
– Ты глухой, что ли? Что ты там делаешь?
– Да слышу… Кстати, милая, какой диван купить в новый дом? Красный или синий?
– Какой на**р красный? Какой диван… – выдохнула она и зашептала. – Какой дом?
– Наш дом, милая. Наш. Я жду вас с сыном дома….
