Kitabı oku: «Детектив», sayfa 3

Камила, присутствовавшая явно не с целью посмотреть драму вынесения приговора, незаметно удалилась.

Лицо Лотрека всем своим видом и выражением выказывало непоколебимую уверенность.

Глава II

Осужденного, окружённого всеобщим вниманием, увезли в городскую тюрьму. Еще несколько дней Рувиль, префект полиции и старинный оппонент Лотрека по цеху, непременно посещал его каждое утро перед отправкой в тюрьму для особо-опасных преступников. Его тщеславие и гордыня в эти дни разливались на весь участок и далеко за его пределы, подогреваемые повышением по службе, вознаграждением и всевозможными почестями и благодарностями жертв преступника. В придачу, через несколько дней он ждал ответ от своей возлюбленной. Полученное вознаграждение должно было существенно поправить общественное положение его пассии, что, как ему казалось, должно было окончательно расположить её к нему и склонить ответить утвердительно на его предложение.

Лотрек всё это время вёл себя совершенно умиротворённо, словно он в пансионате. Никакого общения, нарушений, просьб, чего бы то ни было. Режим, казалось, не тяготил его, а лишь закалял и оздоравливал. Нарастающее раздражение префекта сдерживало лишь осознание, что через несколько дней преступник отправится на удалённую каторгу.

За несколько дней до возвращения Камилы, Рувиль получил от неё записку с просьбой встретится вечером в гостинице. Несколько озадаченный преждевременным возвращением любимой, он был готов на всё, лишь бы их эфемерные планы не нарушились.

При встрече, непривычно-взволнованная Камила, обменявшись формальными приветствиями, сразу же огорошила Рувиля свой просьбой: ей во что бы то ни стало надо было повидать до отправления на каторгу с Лотреком, называвшим себя Ростреном. Рувиль, несколько обескураженный неожиданным поворотом, снисходительно попросил объяснить столь странный интерес своей спутницы, – слишком ослепительна была страсть в сердце и подстрекаемое самолюбие от возможности лишний раз похвастаться своей профессиональной добычей.

– Я обращаюсь к Вам с просьбой сударь, но движет мною не восторженное любопытство, а благое намерение. Моего несчастного отца, который всю жизнь провёл в страшной нужде, пытаясь хоть как-то обеспечить меня, в последние годы поддерживал некий господин Рострен – я узнала это из его последнего письма. К сожалению, в ту пору у меня не было возможности навещать папеньку и, тем более, познакомиться лично с его благодетелем. А после смерти отца, наши дороги, естественно, и вовсе разошлись. И вот я, уже почти утратив надежду узнать о последних днях папы, читаю в газете, что перед судом предстал некто, называющий себя именем того святого человека. Конечно, обстоятельства, которые окружают это имя, вся эта история, скорее всего, имеют мало общего, но… во имя святой памяти о родителе я просто обязана сделать всё, чтобы разыскать, а если этот человек окажется тем самым благодетелем, – отблагодарить его, как только я смогу. Вы меня понимаете? Я прошу Вас уважить эту мою просьбу.

Выражение лица её, на котором отразилась вся эта трогательная история, растопило бы самые старые и могучие льды Арктики. Не устоял и Рувиль. Исполненный самым нежным чувством и высоким моральным порывом, он не задумываясь более ни на миг, пообещал бы свести её с любым самым отъявленным негодяем, если это могло утешить сердце любимой.

На следующее утро префект самолично провёл в участок Камилу, пренебрегая всеми процедурными формальностями. Девушка ступала медленно и осторожно, не отпуская руки Рувиля, что ещё больше внушало ему доверия и тешило его мужественность. Приблизившись к удалённой камере в конце коридора, префект взял ключ и приказал надсмотрщику принести кандалы. Отворив камеру, арестанта приковали к нарам, максимально его обездвижив.