«Мелкий бес» kitabından alıntılar, sayfa 11

О, смертная тоска, оглашающая поля и веси, широкие родные просторы! Тоска, воплощенная в диком галдении, тоска, гнусным пламенем пожирающая живое слово, низводящая когда-то живую песню к безумному вою! О, смертная тоска! О, милая, старая русская песня, или и подлинно ты умираешь?..

И это восхитительное тело для этих двух пьяных и грязных людишек являлось только источником низкого соблaзнa. Тaк это и чaсто бывaет, - и воистину в нaшем веке нaдлежит крaсоте быть попрaнной и поругaнной.

С Варварой гости, как всегда, обращались цинично и неуважительно: ей казалось это в порядке вещей.

— Что ты читаешь, Варвара? — сердито спросил он.

— Что, известно что, поварскую книгу, — ответила Варвара, — мне глупые книги некогда читать.

Глаза у Передонова стали совсем бессмысленными, словно они потухали, и казалось иногда, что это – глаза мертвого человека.

И он оборвал свою речь и тоскливо подумал:

“А впрочем, ровно бы из пустого в порожнее переливаем. Беда с этими учеными, – думал он, – не поймешь, чего он хочет. В книгах-то ему все ясно, ученому человеку, а вот как из книги нос вытащит, так и завязнет и других завязит”.

“Но вот, – печально думал Саша, – она чужая; милая, но чужая. Пришла и ушла, и уже обо мне, поди, и не думает. Только оставила сладкое благоухание сиренью да розою и ощущение от двух нежных поцелуев, – и неясное волнение в душе, рождающее сладкую мечту, как волна Афродиту”.

Опять была пасмурная погода. Ветер налетал порывами и нес по улицам пыльные вихри. Близился вечер, и все освещено было просеянным сквозь облачный туман, печальным, как бы не солнечным светом. Тоскою веяло затишье на улицах, и казалось, что ни к чему возникли эти жалкие здания, безнадежно-обветшалые, робко намекающие на таящуюся в их стенах нищую и скучную жизнь. Люди попадались, – и шли они медленно, словно ничто ни к чему их не побуждало, словно едва одолевали они клонящую их к успокоению дремоту. Только дети, вечные, неустанныe сосуды божьей радости над землею, были живы и бежали, и играли, – но уже и на них налегла косность, и какое-то безликое и незримое чудище, угнездясь за их плечами, заглядывало порою глазами, полными угроз, на их внезапно тупеющие лица.

Среди этого томления на улицах и в домах, под этим отчуждением с неба, по нечистой и бессильной земле, шел Передонов и томился неясными страхами, – и не было для него утешения в возвышенном и отрады в земном, – потому что и теперь, как всегда, смотрел он на мир мертвенными глазами, как некий демон, томящийся в мрачном одиночестве страхом и тоскою.

У него не было любимых предметов, как не было любимых людей, - и потому природа мать могла только в одну сторону действовать на его чувства, только угнетать их.

- Плевать я на тебя хочу, - спокойно сказал Передонов.

- Не проплюнешь! - кричала варвара.

- А вот и проплюну, - сказал Передонов. Встал и с тупым и равнодушным видом плюнул ей в лицо.

- Свинья! - сказала Варвара довольно спокойно, словно плевок освежил ее.