Kitabı oku: «Как стать леди», sayfa 2

Глава 2

В два тридцать с вокзала Паддингтон в Маллоу отправлялись и другие гости, более изысканно одетые, чем Эмили Фокс-Ситон; их сопровождал к вагону первого класса лакей с кокардой и в длинной серой накидке. Эмили, путешествовавшая третьим классом вместе с нагруженными узлами работягами, видела из окна, как они прошли мимо, и если бы не была в приподнятом настроении, наверняка проводила бы со вздохом. В дорогу она надела перешитую коричневую юбку и белую льняную блузку в коричневый горошек. Под новым воротничком был кокетливо повязан коричневый шелковый галстук, а на голове красовалась новая бескозырка. Плюс к тому коричневые перчатки и в тон к ним зонтик от солнца. Эмили выглядела одетой модно и элегантно, однако недорого, что бросалось в глаза. Люди, которые ходят по распродажам и покупают вещи за три шиллинга одиннадцать пенсов или отрезы три на четыре фута, наверняка поняли бы ее уловку и вычислили стоимость нарядов. Однако в Маллоу не ожидалось публики, способной на подобные калькуляции. Скорее всего, даже прислуга знала о ценах меньше, чем гостья.

Пассажиры, которых сопроводил в вагон первого класса лакей в сером, были матерью и дочерью. Мать благодаря правильным чертам лица выглядела бы прелестно, если бы не чрезмерная полнота. На ней было очень красивое дорожное платье и роскошный плащ из тонкого шелка неяркой расцветки. Ее наряды говорили сами за себя и свидетельствовали о неограниченных возможностях. А вот дочь отличалась миловидностью: тонкая гибкая талия, нежно-розовые щечки и выпяченные губки. Вычурная шляпка из нежно-голубой соломки с большим газовым бантом и искусственными розами придавала ей вид парижанки, хотя и несколько утрированный.

«Некоторый перебор с красками, – подумала Эмили, – однако как же к лицу девушке шляпка! Полагаю, примерила и не смогла удержаться от покупки. Определенно, от Виро».

Пока она восхищенно разглядывала девушку, мимо окна промелькнул мужчина – высокий, с квадратным лицом. Оказавшись напротив Эмили, он посмотрел сквозь нее, словно она была прозрачной или невидимой, и направился в вагон для курящих.

Поезд прибыл на станцию Маллоу, и мужчина вышел одним из первых. На платформе ждали двое слуг леди Марии. Эмили узнала их по ливреям. Один подбежал к высокому мужчине, взял под козырек и повел к рессорному экипажу, запряженному великолепной темно-серой кобылой, которая, заждавшись, нетерпеливо переступала с ноги на ногу. Гость в несколько секунд забрался на высокое сиденье, лакей уселся позади, и кобыла рысцой пошла по дороге. Мисс Фокс-Ситон последовала за вторым лакеем, мать с дочерью тоже; он привел их к ожидавшему позади станции ландо. Кучер мельком взглянул на Эмили и коснулся козырька в полной уверенности, что она позаботится о себе сама.

Она так и сделала – убедилась, что ее багаж погрузили в курсировавший до Маллоу омнибус, и вернулась к ландо. Две другие гостьи уже заняли места. Эмили забралась в повозку и без возражений уселась против движения.

Несколько минут мать и дочь провели в неловком молчании. Очевидно, они были женщинами общительными, однако не могли сообразить, как начать разговор с леди, которую им пока не представили, но которая собиралась гостить в том же самом доме, куда пригласили и их.

Эмили решила проблему сама, произнеся с дружелюбной улыбкой банальную фразу:

– Не правда ли, здесь красивые места?

– Очень красивые, – ответила мать. – Я никогда раньше не посещала Европу, и сельская Англия показалась мне чудесной. У нас в Америке есть летняя резиденция, однако английские усадьбы – это совсем другое.

Она была приветлива и расположена к беседе, и благодаря доброжелательным подсказкам со стороны Эмили разговор завязался. Они не проехали и половины пути, когда выяснилось, что гости, носившие фамилию Брук, прибыли из Цинциннати, зиму провели в Париже, посвятив ее визитам к модельерам Пакен, Дусе и Виро, а затем сняли на сезон дом в Мэйфере.

Брук. Эмили припомнила, что уже слышала эту фамилию; по слухам, Бруки купались в деньгах и постоянно ходили по вечеринкам, всегда в новых красивых нарядах. Дочь представил светскому обществу американский посланник, и она имела определенный успех, потому что превосходно одевалась и танцевала. Сияющие глаза, изящный вздернутый носик – явно из тех американских девушек, которые в конце концов выходят замуж за титулованных особ. Однако даже Эмили распознала в ней маленькую интриганку.

– Вы бывали ранее в усадьбе Маллоу? – осведомилась девушка.

– Нет. И потому буквально сгораю от нетерпения. Усадьба просто великолепна.

– И вы хорошо знаете леди Марию?

– Знакома около трех лет. Она очень добра ко мне.

– Вот как? А я бы не назвала ее особо доброй. Слишком остра на язык.

Эмили деликатно улыбнулась.

– Леди Мария очень умна.

– А с маркизом Уолдерхерстом вы знакомы? – спросила миссис Брук.

– Нет. – ответила Эмили. Она не являлась той частью жизни леди Марии, которую озаряли своим присутствием родственники-маркизы. Лорд Уолдерхерст не заходил по случаю выпить чаю; он приберегал себя для вечеринок по особым поводам.

– Заметили мужчину, который уехал в рессорном экипаже? – затараторила миссис Брук с налетом возбуждения. – Кора полагает, он и есть маркиз. Его встречал лакей в той же ливрее, что и наш кучер. – Она кивком показала на козлы.

– Да, это один из слуг леди Марии, – ответила Эмили. – Он бывал на Саут-Одли-стрит. Действительно, лорд Уолдерхерст приглашен в Маллоу. Леди Мария о нем упоминала.

– Вот видишь, мама! – воскликнула Кора.

– Конечно же, его присутствие придаст вечеринке изюминку, – продолжила тему миссис Брук. В ее тоне проскользнуло облегчение. Возможно, она планировала участвовать в другом мероприятии, однако дочь решительно направила ее в Маллоу. – В Лондоне в этом сезоне много говорят о маркизе.

Мисс Кора Брук рассмеялась и с неприкрытой издевкой пояснила:

– Мы слышали, пять или шесть молодых особ задались целью выйти за него замуж. Я начинаю думать, для маркиза большая редкость встретить девушку, которой он безразличен.

– Не переиграй с безразличием, Кора, – с откровенным простодушием предупредила ее мать.

Мисс Брук вспыхнула. Так глупо разоблачить себя! Будь Эмили Фокс-Ситон проницательной женщиной, она бы сообразила – если некая «безразличная» и соблазнительная юная особа может представлять опасность для лорда Уолдерхерста, то именно на этой вечеринке. Опасность исходила от красотки из Цинциннати и ее в меру нескромной матери; впрочем, нескромная родительница могла неосознанно оградить маркиза от притязаний.

Однако Эмили лишь вежливо рассмеялась, как смеются в ответ на шутливую реплику. Она была готова почти все принимать как юмор.

– Да, маркиз может стать отличной партией для любой девушки. Он богат. Очень богат.

По прибытии в Маллоу посетительниц провели на лужайку, где под сенью деревьев устроили чаепитие. Там уже находилась группа людей с чашками и маленькими горячими булочками в руках. Среди гостей было несколько молодых женщин, в том числе звезда минувшего сезона леди Агата Слейд, очень высокая и очень красивая девушка с большими васильковыми глазами и в длинном голубом платье из мягкой ткани того же оттенка. Эмили залюбовалась ею, решив про себя, что это дополнительный бонус, любезно пожалованный фортуной. Как восхитительно, что на домашней вечеринке присутствует леди Агата, удивительное создание, которое Эмили до сих пор знала лишь по портретам в иллюстрированных женских журналах! Если леди Агата пожелает стать маркизой Уолдерхерст, то разве что-то сможет препятствовать достижению цели? Уж точно не сам маркиз Уолдерхерст. Девушка небрежно прислонилась к стволу остролиста и поглаживала красивой ладонью белоснежную шерстку русской борзой; довольная собака уткнулась длинной изящной мордой в подол ее платья. Какая соблазнительная поза!

В этот момент леди Мария развернулась на своем стуле и объявила:

– А вот и Уолдерхерст!

Через лужайку к ним направлялся мужчина – тот самый, которого со станции доставил экипаж. Некрасивый, старше среднего возраста, однако высокий и представительный. А если говорить конкретнее, он имел вид человека, который знает, чего хочет.

Эмили Фокс-Ситон, которая к тому времени удобно устроилась в плетеном кресле с подушкой и взяла в руку чашку чая, разрешила сомнения в его пользу, хотя сперва задумалась – а выглядит ли он на самом деле утонченным и аристократичным? Ни то ни другое; однако он был хорошо сложен и элегантно одет, а серо-карие глаза неплохо сочетались с пепельно-каштановыми волосами.

Среди этих милых практичных людей, которых ни в малейшей степени нельзя было заподозрить в альтруизме, самый большой капитал Эмили заключался в отсутствии ожидания, что на нее обратят хотя бы немного внимания. Она и не подозревала, что это ее капитал, поскольку по натуре довольствовалась тем, что есть, и вообще не мечтала о другом. Иными словами, Эмили вполне устраивала роль слушателя либо зрителя.

Она не переживала по поводу того, что когда гостей представляли лорду Уолдерхерсту, он лишь поклонился и окинул ее фигуру беглым взглядом, а в следующий миг скорее всего забыл о ее существовании. И потому Эмили, наслаждаясь чаем из красивой чашки и булочками с маслом, с удовольствием поглядывала украдкой на маркиза и пыталась непроизвольно определить его умонастроение.

Леди Мария, очевидно, была рада видеть кузена. Сам он тоже любил ее, хотя явно этого не демонстрировал, а просто сел рядом с ней и с несомненным удовольствием принялся за чай, не проявляя к гостям особого интереса. Эмили с некоторым разочарованием отметила, что он всего пару раз взглянул на леди Агату и ее собаку, причем уделил красавице не больше внимания, чем русской борзой.

Когда маркиз присоединился к обществу, публика оживилась, во всяком случае женская ее часть. Эмили тут же вспомнила, как леди Мария рассказывала об эффекте, производимом маркизом на женщин. Было произнесено несколько любопытных и блестящих речей, чаще звучали смех и отдельные реплики, почти в открытую направленные на то, чтобы заинтересовать лорда Уолдерхерста, хотя и не адресованные ему напрямую. А вот мисс Кора Брук увлеченно общалась с молодым человеком в белых фланелевых брюках, наверняка любителем тенниса. Она разговаривала в меру тихим голосом и сидела на таком расстоянии, чтобы до лорда Уолдерхерста не донеслось ни слова. Затем они с собеседником встали, медленно удалились в сторонку, прошли по широкой лестнице в античном стиле, террасами спускавшейся к теннисному корту, и начали партию. Мисс Брук порхала по корту, как ласточка. Особенно соблазнительно развевалась ее отделанная кружевом нижняя юбка.

– Не следовало бы девушке играть в теннис на таких жутких каблуках, – заметил лорд Уолдерхерст. – Она повредит корт.

Леди Мария негромко прыснула и сказала:

– Девушка пожелала играть в теннис именно сейчас. И поскольку она прямо с дороги, ей не пришло в голову выйти к чаю в теннисных туфлях.

– И все-таки она повредит корт, – повторил маркиз. – А одежда? Меня поражает, что теперь носят женщины.

– А я бы не отказалась от таких нарядов, – опять хихикнула леди Мария. – У нее красивые ноги.

– У нее каблуки в стиле Людовика Пятнадцатого, – не остался в долгу его светлость.

Эмили Фокс-Ситон сделала вывод, что мисс Брук намеренно решила избегать маркиза и осуществить на практике «непрямое соблазнение». Партия в теннис закончилась; девушка со своим кавалером неторопливо зашагала через лужайку к террасам, держа над головой зонтик от солнца таким образом, что он обрамлял ее лицо подобно нимбу. Казалось, она всерьез взялась за молодого человека; ее веселый мелодичный голосок сливался с его громким смехом.

– Интересно, что такого говорит Кора? – произнесла миссис Брук, не обращаясь ни к кому конкретно. – Она всегда заставляет мужчин смеяться.

Эмили Фокс-Ситон тоже заинтересовалась – до того привлекательно звучал смех. Она подумала, что ни один мужчина не придет в восторг, если девушка, которой он добивается, совершенно не замечает его присутствия и развлекает других.

Однако маркиз в тот вечер больше, чем кому-либо другому, уделял внимание леди Агате Слейд. За ужином их посадили рядом; леди Агата выглядела просто ослепительно в палево-зеленом шифоне. Ее изящная маленькая головка, с волосами, зачесанными наверх с дивной небрежностью, покачивалась на длинной тонкой шее подобно цветку на стебле. Девушка была достаточно красива, чтобы у окружающих возникла мысль, что она глупа; тем не менее глупой она отнюдь не была.

Леди Мария прокомментировала сей факт тем же вечером в своей спальне. Она обожала поболтать на ночь; восторженный интерес Эмили бодрил и одновременно успокаивал ее светлость. Пожилая дама не терпела рядом с собой глупых людей; впрочем, слишком умных тоже не привечала.

– Острословы не дают расслабиться, – говорила леди Мария. – Вынуждают меня прыгать выше головы. Кроме того, я сама предпочитаю выдавать афоризмы.

Эмили Фокс-Ситон воплощала золотую середину, а еще она была идеальной поклонницей – достаточно умной, чтобы не испортить соль афоризма при повторении; потому ей можно было доверить повторить острую шутку, и при этом вся слава доставалась автору. Леди Мария знала: некоторые люди, услышав от кого-либо интересный афоризм, присваивают его без всяких угрызений совести.

В тот вечер она высказала немало интересных замечаний в адрес гостей и раздала им характеристики.

– Уолдерхерст приезжал ко мне три раза, и всегда я была уверена, что уж на сей раз он не сбежит без новой маркизы под мышкой. Начинаю думать, он все-таки решил покончить с ролью приманки, которая висит слишком высоко. Мужчина в его положении, если он имеет достаточно сильный характер, чтобы выбирать, может вынести даже самую невыносимую жену. Он даст ей хороший дом, обвешает фамильными драгоценностями, подыщет достойную пожилую даму в качестве своего рода фрейлины и поместит в огороженный загон – пусть сколько угодно брыкается, лишь бы в рамках приличия. Личная территория для него священна – свои клубы, свои интересы. В наше время мужья и жены стараются поменьше надоедать друг другу. Поэтому семейная жизнь стала относительно сносной.

– Полагаю, его жена могла бы стать очень счастливой, – подала голос Эмили. – Он выглядит добрым.

– Добрым? Чего не знаю, того не знаю. Никогда не приходилось занимать у него деньги.

Леди Мария выработала и довела до совершенства манеру произносить свои сентенции с подчеркнутой медлительностью.

– Он более респектабелен, чем большинство мужчин его возраста. Есть великолепные бриллианты, а кроме трех роскошных усадеб, имеются еще и деньги, чтобы поддерживать их в должном порядке. Теперь к делу. На этой вечеринке присутствуют три соискательницы. Ты, конечно же, догадалась, кто они, Эмили?

Эмили покраснела. Ей не хотелось проявлять бестактность.

– Леди Агата вполне подходит. Миссис Ральф тоже, она очень умна. А мисс Брук просто прелесть!

Леди Мария негромко усмехнулась.

– Миссис Ральф из тех женщин, с которыми одна морока. Загонит Уолдерхерста в угол и, вращая глазами, будет говорить о литературе, пока он ее не возненавидит. Ох уж эти мне пишущие женщины! Они весьма самодовольны, а если в придачу имеют привлекательную внешность, то полагают, что способны женить на себе любого. У миссис Ральф глаза красивые, и закатывать их она умеет, только Уолдерхерст не любит, когда его пожирают взглядом. Зато молоденькая Брук энергичнее, чем Ральф. Сегодня вечером она была в ударе – сразу взялась за Уолдерхерста.

– Я… Я не видела, чтобы она… – в недоумении пролепетала Эмили.

– Видела. Но не поняла. Теннис, хихиканье с молодым Хэриотом на террасе! Строит из себя пикантную молодую особу, которой наскучила посредственность и которая относится с презрением к положению в обществе и богатству; она из тех девушек, которые проводят время за чтением бульварных романов, однако не являются их героинями. Добиваются успеха те женщины, которые умеют правильно подольститься, так, чтобы объект не догадался.

Эмили Фокс-Ситон невольно припомнила слова миссис Брук: «Не переиграй с безразличием, Кора». Она не хотела цитировать фразу дословно, потому что симпатизировала семейству Брук и предпочла бы верить в их бескорыстие. Тем не менее подумала: столь красивая девушка наверняка примет как должное определенные планы маркиза Уолдерхерста в ее отношении. И все же больше всего Эмили восхищала проницательность леди Марии.

– Ах, вы поразительно наблюдательны! – воскликнула она. – Просто поразительно!

– Я провела в Лондоне сорок семь сезонов. А это, знаешь ли, очень много. Сорок семь сезонов наблюдать за дебютантками и их матерями – хорошая школа. Вернемся к Агате Слейд. Бедное дитя! Таких девушек я выучила наизусть. Она заложница своего происхождения и своей красоты – и потому совершенно уязвима. Ее родители настолько бедны, что могли бы воспользоваться правом на помощь от благотворительных организаций, а они имели наглость произвести на свет шесть дочерей – шесть! У всех нежная кожа, маленькие изящные носики и неземные глаза. Большинство мужчин не могут позволить себе таких жен, а значит, девушки останутся без мужей. Как только Агата начнет терять красоту, ей придется отступить в сторону, если к тому времени она не выйдет замуж. Придется передать другим право использовать свой шанс. В этом сезоне иллюстрированные журналы заключили с Агатой договор на размещение рекламы, и ее красота хорошо продавалась. В наши дни новую красавицу рекламируют, как новое мыло. Хорошо, что девушек не отправляют на улицы, как сэндвич-менов… Но Агата не получила ни одного предложения на будущее, и, насколько мне известно, она и ее мать несколько встревожены. В следующем сезоне должна выйти в свет Аликс, а наряды для двоих дочерей семья не потянет. Агате придется вернуться в поместье в Ирландии. Быть высланной в замок Касл-Клэр – почти то же самое, что быть заключенной в Бастилию. Оттуда она живой не выйдет. Будет сидеть и смотреть, как фигура из стройной превращается в тощую, а красота блекнет. Маленький носик заострится, волосы постепенно выпадут…

– О! – с чувством воскликнула Эмили. – Как жаль! Я думала – в самом деле думала, – что лорд Уолдерхерст смотрел на нее с восхищением.

– Да, надо сказать, ею все восхищаются; однако если восхищением все и ограничится, ничто не спасет бедное дитя от «Бастилии». Ладно, Эмили, пора спать. Что-то мы засиделись.

Глава 3

Мисс Фокс-Ситон испытала настоящий восторг, проснувшись в чудесной удобной комнате, куда робко заглядывало сквозь зеленую листву утреннее солнце. Она привыкла, открыв глаза, видеть четыре стены, покрытые дешевыми обоями, и слышать, как на улице стучат молотки и дребезжат тележные колеса – в соседнем здании проживал мужчина, который по роду занятий с самого утра постоянно что-то колотил.

Эмили с наслаждением потянулась и просияла детской улыбкой, поблагодарив в душе мягкую, благоухающую лавандой постель и ощутив ликование от свежести комнаты и от тканевых обоев с рисунком из цветов и птиц. Откинувшись на подушку, она видела ветви деревьев и слышала пение снующих туда-сюда скворцов. Принесли утренний чай – истинный нектар. Совершенно здоровая женщина, с неискушенностью шестилетнего ребенка, Эмили всему радовалась и воспринимала мир как есть; в наше время подобное считается признаком ненормальности.

Она быстро оделась, страстно желая насладиться солнцем и воздухом, и вышла на прогулку первой – если не считать русской борзой, которая лежала под деревом. Собака встала и неторопливой походкой двинулась навстречу Эмили. Воздух был чудесен, просторные поля нежились под теплым солнцем, на клумбах покачивались цветы, украшенные сверкающими каплями росы. Эмили брела мимо аккуратно подстриженных газонов и с упоением рассматривала открывшийся внизу ландшафт. Она готова была расцеловать даже маленьких овечек, которые белыми пятнышками усеивали поля или жались друг к дружке под деревьями.

– Милые мои! – с восхищением выдохнула она.

Она заговорила с собакой и погладила ее. Та, очевидно, учуяла настроение молодой женщины и прижалась к ее коленям. Так они и шли вместе через сад; чуть позже к ним присоединился роскошный ретривер, который сначала прыгал и ластился, а затем послушно засеменил рядом. Эмили с благоговением рассматривала растения на клумбах и время от времени останавливалась, чтобы зарыться лицом в душистые соцветия. Она была так счастлива, что испытывала настоящую эйфорию.

Свернув в узкий проход между кустами роз, она вздрогнула, увидев идущего навстречу лорда Уолдерхерста. Мужчина выглядел как с иголочки в модных легких бриджах, которые чрезвычайно ему шли. Позади маячил садовник; он срезал и складывал в неглубокую корзинку розы – очевидно, для гостя. Эмили Фокс-Ситон принялась обдумывать уместную реплику, на случай если маркиз остановится и заговорит, и утешилась мыслью, что непременно найдет слова, действительно достойные красоты сада, и в частности небесно-голубых колокольчиков – они являлись визитной карточкой цветочных бордюров. Как приятно, когда ты не обязана измышлять всякие сентенции! Однако его светлость не остановился. Маркиза интересовали исключительно розы (которые, как узнала Эмили позднее, предназначались для отправки в город заболевшему другу). Когда девушка приблизилась, маркиз отвернулся и заговорил с садовником. Эмили уже почти поравнялась с ним, и тут он развернулся снова, а поскольку проход был очень узок, мужчина неожиданно для себя оказался с ней лицом к лицу.

Они были почти одного роста и стояли так близко друг к другу, что ощутили некоторую неловкость.

– Прошу прощения. – Маркиз отступил на шаг и приподнял соломенную шляпу.

Он не сказал: «Прошу прощения, мисс Фокс-Ситон», и Эмили догадалась, что он не узнал ее, а скорее всего, и вообще не имел ни малейшего представления, кто она и откуда взялась.

Она прошла мимо него с подобающей моменту любезной улыбкой, и в мозгу всплыли вчерашние замечания леди Марии.

«Подумать только, если он возьмет в жены бедняжку леди Агату, она станет хозяйкой трех поместий, почти столь же прекрасных, как Маллоу, трех чудесных старинных особняков, и трех садов, где ежегодно цветут тысячи цветов! Это было бы чудесно! Девушка так мила, что он просто обязан в нее влюбиться! А потом, сделавшись маркизой Уолдерхерст, леди Агата сумеет помочь и своим сестрам».

После завтрака Эмили занималась поручениями леди Марии: писала записки и помогала составить планы мероприятий по развлечению гостей; проще говоря, вся была в делах и счастлива. Во второй половине дня, выполняя задание хозяйки поместья, она отправилась через вересковые пустоши в деревню Монделл. Поскольку Эмили любила управлять повозкой, да и бурый жеребец был хорош, она с удовольствием правила экипажем, а ее стройная крепкая фигура выгодно смотрелась на высоком сиденье.

Сам лорд Уолдерхерст не удержался от комментария.

– Какая красивая прямая спина у этой женщины! Как ее зовут? – спросил он у леди Марии. – Трудно запомнить имена тех, кого тебе представляют.

– Эмили Фокс-Ситон, – ответила ее светлость. – Очень милое создание.

– Я сейчас скажу жестокую для большинства мужчин вещь, однако любой законченный эгоист, хоть немного имеющий понятия о своем характере, должен понимать, что милое создание может стать прекрасной спутницей жизни.

– Ты совершенно прав. – Леди Мария поднесла к глазам лорнет и посмотрела вслед уносящейся прочь повозке. – Я сама эгоистка, и я понимаю причины, по которым Эмили Фокс-Ситон стала моим домашним гением. Как приятно, когда тебе угождает та, которая вообще не осознает, что угождает! Она даже не подозревает, что имеет право требовать благодарности.

В тот вечер миссис Ральф явилась к ужину в желтом атласном платье, которое, вероятно, давало ей возможность показать себя во всем блеске. Она была довольно остроумна и собрала вокруг себя слушателей; лорд Уолдерхерст оказался в их числе. Сегодня удача была на стороне миссис Ральф. Она тут же вцепилась в его светлость и не пожелала отпускать. Дама умела хорошо говорить, и не исключено, что лорд Уолдерхерст проводил время с удовольствием. По крайней мере собеседницу он слушал.

Леди Агата Слейд выглядела немного бледной и апатичной. Как бы девушка ни была красива, она все же не всегда собирала вокруг себя толпу почитателей. В тот вечер бедняжка страдала от головной боли. Сейчас Агата пересекла гостиную, уселась рядом с мисс Фокс-Ситон и заговорила о проекте леди Марии – заниматься вязанием и отдавать вещи на благотворительность. Эмили с радостью поддержала разговор, не подозревая, что в тот момент являлась для леди Агаты наиболее подходящей и комфортной жилеткой. Она весь сезон слушала рассказы о красоте девушки и запомнила столько мелких деталей, что леди Агата, считавшая, что к ней потеряли интерес, вновь ощутила себя популярной. Балы, где люди собирались группами, чтобы увидеть, как она танцует, льстивые речи в свой адрес, завораживающие надежды – все это порой казалось Агате несколько нереальным, словно происходило во сне. Увы, атмосферу в доме отравляли неоплаченные счета. Вот и сегодня девушка получила большое тревожное письмо от матери, где много говорилось о важности своевременной подготовки к выходу в свет Аликс, которое на самом деле отложили на год; сестре было уже почти двадцать, а не девятнадцать.

Не будь мы упомянуты в «Дебретт и Берк»², можно было бы и скрыть подобные обстоятельства, однако что делать, если весь мир может купить возраст девушки у книготорговцев?

Мисс Фокс-Ситон видела портрет леди Агаты в Академии художеств и видела, как люди толпились вокруг него. Ей также довелось слышать комментарии, и она согласилась с большинством людей, которые считали, что портрет уступает оригиналу.

– Когда я впервые рассматривала портрет, рядом со мной стоял сэр Брюс Норман вместе с пожилой леди, – сказала она, начиная новый ряд белого шерстяного шарфа, который хозяйка поместья предназначала для Общества моряков рыболовного флота. – Он выглядел раздосадованным. Я слышала его слова: «Посредственная работа. Девушка прекраснее, намного прекраснее. У нее чудесные васильковые глаза». И когда я увидела вас, то невольно заглянула вам в глаза. Надеюсь, я не показалась невоспитанной?

Леди Агата улыбнулась и, слегка покраснев, принялась вертеть в изящной ручке моток белой шерсти.

– Встречаются люди, которые никогда не проявляют невоспитанность, – кротко произнесла она, – и я не сомневаюсь, что вы одна из них… Качественная шерсть. Не связать ли и мне из нее кашне для какого-нибудь моряка?

– Если желаете попробовать, – предложила Эмили, – я начну для вас вязание. У леди Марии найдется еще пара спиц.

– Да, с удовольствием! Как мило с вашей стороны!

Миссис Ральф как раз сделала паузу и обвела взглядом гостиную. Эмили Фокс-Ситон в тот момент склонилась к леди Агате с вязанием и давала девушке советы.

– Какая щедрая натура! – воскликнула миссис Ральф.

Лорд Уолдерхерст достал монокль и тоже окинул взглядом помещение. Эмили была в черном вечернем платье, подчеркивающем ее широкие белые плечи и крепкую шею; от деревенского воздуха и солнца щеки немного загорели, а свет ближайшей лампы выгодно падал на копну каштановых волос и придавал ей блеск. Эмили выглядела такой нежной и домовитой и с таким увлечением сосредоточилась на обучении, что картина навевала умиротворение.

Лорд Уолдерхерст прослыл человеком немногословным, и общительные женщины считали лорда несколько занудным. На самом деле он осознавал, что мужчине в его положении не нужно прилагать усилий. Женщины предпочтут говорить сами. Они желают говорить, потому что хотят, чтобы он слушал.

И миссис Ральф заговорила:

– Другой настолько простодушной особы я не знаю. Принимает свою судьбу без намека на обиду.

– Свою судьбу? – равнодушно переспросил лорд Уолдерхерст, не повернув головы и по-прежнему глядя в монокль.

– Родиться женщиной благородных кровей и в то же время не иметь ни пенни, подобно обычной поденщице; она и работает, как последняя поденщица. Девочка на побегушках, ради куска хлеба готова выполнять случайные поручения. Вот один из новых способов, которыми женщины зарабатывают на жизнь.

– У нее прекрасная кожа, – невпопад ответил лорд Уолдерхерст. – И прекрасные волосы. Это уже немало.

– В ее жилах течет самая благородная кровь Англии. А еще она недавно подыскала мне кухарку, – сообщила миссис Ральф.

– Надеюсь, хорошую кухарку.

– Очень хорошую. У Эмили Фокс-Ситон талант находить нужных людей. Полагаю, причина в том, что она сама – нужный человек, – усмехнулась миссис Ральф.

– Похоже, что так, – заметил лорд Уолдерхерст.

Вязание продвигалось быстрыми темпами.

– Странно, что вы видели сэра Брюса Нормана в тот день, – произнесла Агата Слейд. – Наверное, это случилось перед тем, как его отозвали в Индию.

– Именно. Он отплыл на следующий день. Я узнала случайно, потому что возле вашего портрета встретила друзей, и мы разговорились. До того мне не было известно, что сэр Норман настолько богат. Оказывается, у него есть угольная шахта в Ланкашире. О-о! – Она закатила свои большие глаза в порыве восторга. – Я бы не отказалась иметь угольную шахту! Как, должно быть, приятно быть богатой!

– Никогда не была богатой, – с горечью вздохнула леди Агата. – Зато я понимаю, как отвратительно быть бедной.

– Я тоже никогда не была богатой. И никогда не буду, – сказала Эмили и, потупившись, добавила: – Но вы – это совершенно другое.

Леди Агата вновь слегка покраснела.

Эмили Фокс-Ситон отпустила собеседнице небольшой комплимент:

– У вас васильковые глаза.

Леди Агата подняла глаза. Они действительно были василькового цвета, а еще смотрели очень печально.

– О, – воскликнула она импульсивно, – порой кажется, что не имеет значения, какие у тебя глаза!

Знакомство на почве вязания шарфа для моряка рыболовного флота переросло практически в дружбу; начатый шарф свернули и отложили в сторону, а потом вынесли на лужайку и забыли под деревьями, оставив на попечение слуг, наряду с пледами и подушками. Леди Мария ввела в моду вязать шарфы и шапки, и в Маллоу все носились с мотками пряжи белого или серого цвета. Однажды вечером Агата зашла в комнату к Эмили спросить, что делать со спущенной петлей, и создала некий прецедент; после того они начали обмениваться визитами.

Леди Агата находилась в сильном напряжении и уже едва могла с ним справляться. Дома происходили неприятные события, и Касл-Клэр маячил вдали, словно грозное предвестье. Некие деловые люди, которые, по мнению леди Клэруэй, должны были сохранять спокойствие и терпеливо ждать, пока дела пойдут на лад, вдруг стали ужасно назойливыми. С учетом того факта, что нужно было подготовить Аликс к следующему сезону, ситуация накалялась. Невозможно вывести девушку в свет и дать ей должный шанс без серьезных финансовых вложений. Для семейства Клэруэй финансовые вложения подразумевали новые долги; в письмах леди Клэруэй снова и снова повторяла, что кредиторы бесчинствуют, а на бумаге расплывались пятна от слез. Однажды она в отчаянии заявила: наверное, дело идет к тому, что ради экономии семье придется заточить себя в Касл-Клэр; но как же тогда Аликс и ее сезон? А ведь не за горами очередь Миллисент, Хильды и Евы…