Kitabı oku: «Приключения в Африке», sayfa 12

– Я не сомневаюсь, что такая же участь ожидала меня или Сваневельда, если бы зверю удалось захватить нас, – сказал майор. – Мне не приходилось видеть ни у одного животного такого дьявольски злобного выражения в глазах, как у этого буйвола. Лев в сравнении с буйволом, все равно, что честный и благородный человек в сравнении с грабителем и убийцей.

– Однако, майор, вы так горячо нападаете на буйвола, – смеясь, сказал Суинтон, – и забываете, что сами были зачинщиком ссоры.

– Совершенно верно, и больше, кажется, никогда не буду.

– А я не желаю больше попадаться на дороге гиппопотаму, уверяю вас, – сказал Александр. – Мне никогда еще не приходилось встречаться с такими невежливыми особами.

Во время этой беседы готтентоты и бушмены не оставались праздными у другого костра. Они жарили и ели, ели и жарили, и снова ели до тех пор, пока едва дышали от переполненных желудков. Бушмены, которые утром выглядели такими тощими, как будто не ели целый месяц, теперь сразу точно распухли, так что с трудом передвигались с места на место. Тот из них, который был подброшен буйволом, подошел к костру начальников каравана и попросил немного табаку.

– Надо им всем дать, – сказал Александр, – пусть насладятся до конца. Видали ли вы когда-нибудь, чтобы так раздулся живот у человека? Я удивляюсь, как он не лопнет.

– Это у них обыкновенное дело. Они могут голодать по несколько дней и потом сразу отъесться. Только такой случай, как сегодня, для них, конечно, редкость. Они занесут сегодняшний день как праздник в свой календарь, если он у них есть. И я уверен, что в будущем при обозначении времени какого-нибудь события в их жизни они будут говорить: «Это случилось до или после того, как белые люди убивали буйволов».

– Как они живут вообще?

– Да так, питаются чем попало. Когда есть корни – корнями, во время полета саранчи – саранчой, затем ящерицами, жуками и проч. Случается им добывать кое-какую дичь, но это нечасто. Они лежат в засаде, дожидаясь ее, потом ранят ее отравленною стрелою, а когда она убегает, выслеживают ее по следам. Затем они вырезывают место, где попала отравленная стрела, а все остальное едят. Они роют капканы для гиппопотамов и носорогов и, случается, ловят их. Они отравляют даже воду в источниках, чтобы воспользоваться умершим от яда животным. Но все эти способы питания очень непостоянны и ненадежны, так что они часто голодают.

– Вы считаете, Суинтон, что бушмены от этого недостатка питания мельчают и вырождаются?

– Без сомнения. Продолжительные голодания и лишения из поколения в поколение несомненно довели это племя до такого состояния, в каком вы его теперь видите.

– Но они очень общительны и приветливы. Я ожидал встретить неисправимых дикарей.

– Этих бушменов называют ручными. Они живут недалеко от колоний и привыкли не бояться европейцев. Если фермеры обращаются с ними хорошо, они пасут их скот и оказывают им разные мелкие услуги, получая вместо платы немного табаку. Хорошие отношения внушили им доверие вообще к белым. Но мы, вероятно, еще встретимся с другими бушменами, которые очень дики и злы. От тех можно ожидать разных неприятностей. Они будут пытаться угнать наш скот, будут из засады подкарауливать наш караван, чтобы что-нибудь стащить. И вообще мы будем чувствовать себя в их владениях прежде, чем увидим их самих.

– Каким же образом?

– А вот по каким-нибудь их проделкам. Пора, однако, и на отдых. Завтра воскресенье, успеем наговориться.

– И я иду, – сказал Александр. – Доброй ночи вам обоим.

Глава XXII

Невыносимая жара. Богослужение. Неожиданная помеха. Разговоры о ядовитых пресмыкающихся. Убитая ящерица. Сообщения Суинтона.

По заведенному обычаю караван не продолжал путешествия в воскресенье. С утра лошадей, быков и овец пустили пастись на лугу. Несчастная лошадь Александра так страдала, что для облегчения ей пришлось выпустить много крови.

Бушмены оставались при караване и, вероятно, не намеревались уходить, пока рассчитывали на еду. От четырех убитых накануне буйволов и лошади Сваневельда нашли только чисто обглоданные кости. Очевидно здесь происходило пиршество гиен и других животных, вой и рев которых не умолкал в продолжение всей ночи. Но большая часть мяса буйволов была срезана накануне и висела громадными кусками на деревьях вблизи каравана. Запаса должно было хватить не только на сегодня, но и на завтра. Готтентоты и бушмены с самого раннего утра начали жарить и есть.

Солнце пекло невыносимо. Александр и майор, которые все еще чувствовали страшную усталость после вчерашних приключений, тотчас же после завтрака ушли снова спать в свои фургоны. Суинтон не мешал им спать до вечера, полагая, что будет лучше совершить обычное воскресное богослужение после ужина, когда будет свежее. С этим все были согласны и после раннего ужина собрали всех готтентотов, хотя они и не вполне охотно оставляли места у костров, говоря, что бушмены съедят без них все мясо.

Возражений этих не приняли во внимание, и чтение молитв было начато в присутствии всего каравана. Огонь от костров освещал весь лагерь, и готтентоты с сокрушением оглядывались на бушменов, которые, вполне оправдывая их предсказание, торопились воспользоваться их отсутствием и с жадностью уничтожали кусок за куском мясо буйволов.

Никогда еще, может быть, не было собрания, внимание которого было так разделено, и члены которого с таким нетерпением ждали окончания. В конце концов беспокойство готтентотов как будто передалось быкам, привязанным вокруг фургонов. Костры начали угасать за недостатком хвороста, но никто из готтентотов не двигался с места. Вероятно, они надеялись, что Суинтон скорее перестанет читать, если будет темно. Но они не знали, что Суинтон читал тексты и заповеди наизусть. Наконец, Александр и майор повторили заключительные слова. Майор, сидевший лицом к фургонам, давно уж замечал беспокойство быков, но дожидался окончания служения, чтобы сказать об этом. Бигум тоже в страхе прижималась к нему. Едва кончил Суинтон чтение, и майор раскрыл рот, чтобы что-то сказать, как раздался страшный рев, подобный громовому раскату, и темная масса промелькнула мимо их глаз.

Жалобное мычанье быков ответило на рев, а лев проскочил через потухающий костер, разметывая уголья ногами и неся на плечах одного из них. Началось всеобщее смятение, мычанье и блеянье скота смешивалось с воплями готтентотов, метавшихся во все стороны. Многие схватились за ружья, но было уж поздно – лев исчез из виду. По осмотре оказалось, что лев схватил быка, ближайшего к сидящим у костра. Костры погасли почти все, за исключением того, где жарилось мясо буйволов. Ремни, которыми были привязаны быки, трещали и рвались, как нитки, и многие быки разбежались в смертельном страхе. Лев так быстро проскочил мимо сидящих у костра, как будто бык был не тяжелее пера. Он перескочил через двоих готтентотов, которые лежали и выли, точно тяжелораненые; но оказалось, что они получили только легкие ожоги горячими угольями костра. Бушмены опомнились первые и, оставив мясо и взяв луки и маленькие отравленные стрелы, побежали вдогонку за львом. Бремен и еще один или два готтентота хотели присоединиться к ним, но путешественники не пустили их. Приблизительно через час бушмены вернулись и сообщили через Омра и Бремена, что им удалось настигнуть льва в версте расстояния от каравана. Он пировал над добычей, и бушмены из засады всадили в него множество отравленных стрел. Он страшно ревел, но продолжал доедать несчастного быка.

– Лев завтра умрет, – сказал Омра, – и бушмены найдут его.

– Да, редко, вероятно, бывало, чтобы богослужение прерывалось подобным образом, – сказал Александр после того как порядок в караване был восстановлен, и костры ярко пылали.

– Очень может быть, – возразил Суинтон, – но этот случай доказал еще больше, насколько нужна нам молитва в этой стране, среди окружающих нас опасностей. Лев мог так же легко захватить любого из нас, как он захватил быка, и какая ужасная смерть грозила каждому из нас.

– Да, это была действительно страшная проповедь после молитвы, – сказал майор. – Я не желал бы услышать повторения ее. Но я должен сказать, что это произошло уже второй раз по нашей собственной ошибке. Второй раз лев уносит у нас быка из круга, вследствие того что плохо поддерживаются костры. Это, конечно, небрежность готтентотов, но мы должны лучше смотреть за ними.

– Следует, в конце концов, наказать их за небрежность лишением табаку на неделю, – сказал Суинтон. – Они всегда плохо поддерживают костры, надеясь на нас. Завтра мы обсудим этот вопрос как следует, а теперь пора спать.

Утром Омра пришел к майору, когда быки не были еще запряжены, и сказал, что бушмены нашли льва, который еще жив, но умирает. Он унес остатки быка еще на полверсты, где и лежит теперь, почти не двигаясь.

Получив это известие, путешественники сели на лошадей и поехали в сопровождении бушменов взглянуть на умирающего зверя. Слабое рычанье, совсем не похожее на вчерашний рев, доносилось из кустов, в которых он лежал. Он был уже в агонии, не двигался ни одним членом и не открывал глаз. Несколько маленьких бушменских стрел торчали еще в его шкуре не глубже как на полдюйма. Но сильный яд быстро распространялся по всему организму, и скоро лев вытянулся и издох.

На обратном пути к каравану Александр сказал, обращаясь к товарищам:

– Однако бушмены, несмотря на их внешнюю невзрачность и малый рост, могут быть очень опасными врагами. Одна их маленькая стрелка стоит любого огнестрельного оружия. Из чего состоит яд, который они употребляют?

– Из змеиного яда, смешанного с соком молочайника. Эту смесь кипятят до тех пор, пока она не превратится в клей, тогда в него опускают кончики стрел и дают высохнуть.

– Разве яд змеи действует, когда отделен от ее организма?

– Да, и довольно долго. Я помню рассказ об одном человеке в Америке, которому гремучая змея укусила ногу через сапог. Человек этот умер, и вскоре после него умерли один за другим двое его сыновей. Потом оказалось, что оба они надевали сапоги отца. В прокушенном сапоге остался зуб змеи, в котором сохранился яд, причинивший смерть троим человекам.

– Здешние змеи так же ядовиты, как гремучие змеи в Америке?

– Некоторые из них так же ядовиты, другие безвредны. Особенно страшна кобра – только не та, которая носит это же название в Индии. Она очень велика, обыкновенно пять футов длины, но бывает и шести, и семи. Эта змея, говорят, бросается на всадника и ударяет так сильно, что сбивает его с лошади. Ее укус всегда смертелен, я никогда не слыхал, чтобы человек излечивался после него. Затем очень опасна так называемая ехидна. Это очень тяжелое и неповоротливое животное, непропорционально широкое. Ехидна не может отпрыгнуть, если на нее напасть спереди, но она сама нападает сзади незаметным образом и кусает человека. Так же опасно наступить на нее. Укус ее тоже смертелен. Особенно опасна встреча с горными ехиднами – они очень малы, так что часто их не замечают, пока не чувствуют боль от укуса.

– И это все ядовитые змеи, другие не опасны?

– Нет. У меня есть еще некоторые образцы, но я еще не делал опытов с ними. Это так называемые брызгающие змеи. Они около трех футов длиной, и укус их хотя и ядовит, но не смертелен. У этой змеи есть особенность, от которой происходит ее название. Защищаясь от нападения, она брызжет свой яд в лицо человека, и если он попадает в глаза, наступает немедленная слепота. Во время нашего путешествия я собрал много разных видов змей. Некоторые ядовиты, но не в такой степени, как те три, о которых я говорил. Хорошо, что змеи редко нападают самостоятельно, они кусаются только из самозащиты, или когда их разозлят. Обладая таким страшным и могучим средством, как яды, они могли бы причинять очень много вреда. Нужно заметить, что готтентоты, убив змею, всегда отрезают ей голову и зарывают ее в землю, чтобы кто-нибудь не наступил на нее. Они убеждены, что яд змеи действует после ее смерти и не в продолжение известного срока, а всегда.

– Ваш рассказ о жале гремучей змеи в сапоге подтверждает это.

– Пожалуй. Но все-таки удивительно, что при таком громадном количестве змей, как здесь, бывает сравнительно мало смертельных случаев от них. Я спрашивал в Моравианской миссии, где водится особенно много ядовитых змей, много ли народу погибло от их укусов. Миссионеры говорили, что за семь лет они потеряли из восьмисот готтентотов всего двоих, умерших от укуса ядовитых змей. В других местах указывали еще меньше подобных случаев.

– Водятся ли в этих частях Африки удавы?

– Не там, где мы теперь находимся, а на несколько градусов ближе к северу. Мне не приходилось встречать удава.

– Южно-американские индейцы употребляют тоже очень сильный яд для убивания животных. Вы не знаете, Суинтон, откуда они его добывают? Имеет он что-нибудь общее с бушменским ядом?

– Я хорошо знаю этот яд. Его вывез из Америки м-р Уотортон. Вы, вероятно, читали его книгу? Этот яд называется вурали и добывается из особого рода ползучего винограда, растущего в Америке. Индейцы прибавляют к этому экстракту змеиный яд. Действие этой смеси всегда смертельно.

– Вы видели опыты с вурали?

– Да, я сам делал опыт. В бытность мою в Италии я познакомился с м-ром Уотортоном, и он дал мне и моим товарищам всего две крупинки величиною с горчичное зерно. Мы сделали опыт над молодым мулом, сделав надрез в плече и опустив яд под кожу. Животное умерло минут через шесть или семь. М-р Уотортон говорил, что действие яда должно быть мгновенно, но качество его изменилось вследствие того, что он долго лежал.

– Но вурали действует, кажется, исключительно на нервы? – спросил майор.

– Только на нервы. И, несмотря на его страшное действие, если немедленно принять меры, которые употребляются для возвращения к жизни утонувших или задохнувшихся, отравленного можно оживить. Наш мул был возвращен к жизни, благодаря употреблению этих средств. Но змеиный яд действует на кровь, и потому всегда смертелен.

– Но существуют же какие-нибудь противоядия?

– Да. И природа так мудро устроила, что противоядие находят там же, где водятся змеи. Это – растение сенега². Если его употребить тотчас же, то действие яда уничтожается. Известно также, что ихневмон, укушенный во время борьбы коброй, спешит съесть особого рода траву, чтобы предупредить действие ядовитого укуса.

– Я знал одного уроженца Индии, – сказал майор, – который за небольшую плату давал себя укусить кобре. После укуса он немедленно глотал в большом количестве растение, употребляемое ихневмоном, и растирал им ранку. Насколько мне удалось проследить, обмана тут не было.

– Я полагаю, что это вполне возможно. Если растение помогает ихневмону, почему же оно не поможет человеку? Я не сомневаюсь, что свойства многих растений нам еще неизвестны, и из растительного царства взято до сих пор очень мало средств для применения в медицине. Может быть также, что многие средства, известные людям в давние времена, теперь забыты и потеряны.

– Да, – смеясь, сказал Александр, – когда химия была еще совершенно в младенческом состоянии, мы знали из старинных романов о целительных свойствах бальзама.

– Эти свойства, прибавлю, были испытаны потом и признаны действительными. И знание о большинстве таких старинных средств было сосредоточено в руках евреев – старейшего народа на земле. От поколения в поколение передавали они эти сведения, дошедшие таким образом до наших времен.

– Надо полагать, что не только средства целительные были известны в древние времена, но также и разрушительные, т. е. в искусстве отравления древние люди были сильнее наших современников, – сказал майор.

– Во всяком случае они не были знакомы с химией, которая ведет нас в настоящее время ко всевозможным открытиям, – возразил Суинтон. – Но смотрите, Александр, на берегу лежат три гиппопотама. У вас не является желания испробовать свое искусство над ними?

– Не скажу, – ответил Александр. – С меня достаточно гиппопотамов. Кстати, река стала гораздо шире, чем была.

– Да, по моим расчетам, нам следует с завтрашнего дня уже изменить направление нашего пути. Мы должны теперь повернуть прямо к Желтой реке. Вероятно, дня два нам придется пробыть без воды и корма для скота, но он настолько оправился и отдохнул, что этот недостаток не будет особенно чувствителен для него. По пути встретится река, которую нам придется перейти около верховья, но воды в ней, вероятно, будет очень мало. И вообще вряд ли мы где-нибудь найдем ее, кроме главной артерии, к которой направляемся.

– Я тоже так думал, Суинтон, – сказал майор, – когда рассматривал карту, лежа сегодня в своем фургоне. Итак, с завтрашнего дня нам предстоит некоторая перемена, мы будем в пустыне.

– Да, за исключением берегов больших рек, мы не увидим нигде зелени в это время года. Но в следующем месяце мы должны будем, наоборот, ожидать больших дождей.

– Бушмены, кажется, ушли, – сказал Александр.

– Да, они отстали, вероятно, чтобы доесть льва.

– Как могут они есть отравленное мясо?

– Они этого не разбирают. Они только вырезывают места около ранок и затем едят все мясо. Так делают они со всеми животными, убитыми их отравленными стрелами. По-видимому, это не приносит им вреда. Вообще, кажется, нет ничего, чего не ели бы бушмены. Прилет саранчи праздник для них.

– Не думаю, чтобы саранча была вкусна.

– Я никогда не пробовал ее, – сказал Суинтон, – но, думаю, что невкусна. Но они не едят ее в том виде, в каком она есть. Они отрывают крылья и ножки, высушивают тело и превращают его в муку.

– А как вы думаете, верно ли, что Иоанн Креститель питался саранчой и диким медом, как мы находим в некоторых переводах Священного Писания?

– Не знаю, но мне кажется, что это неверно. В стране, где жил Иоанн, есть дерево, которое называется саранчовым деревом и дает большие сладкие бобы, похожие на обыкновенные сладкие рожки, но в фут длиной. Они очень вкусны и питательны. Теперь ими откармливают скот. Я думаю, что в Священном Писании говорится именно об этих бобах или акридах, как называют их многие толкователи и переводчики Священного Писания. Как вы полагаете, не достаточно ли мы прошли для сегодняшнего дня? Мы могли бы здесь остановиться. Намерены вы охотиться, майор? Я вижу вдали каких-то животных.

– Я сказал бы нет, – заметил Александр. – Если нам предстоит завтра пересекать пустыню, то не следует утомлять лошадей сегодня.

– Разумеется. Нет, Суинтон, мы будем сегодня хладнокровны, если даже дичь будет проходить мимо нас.

– Да, и будем наблюдать за тем, чтобы горели костры ночью и чтобы были наполнены все бочонки водой, – сказал Александр. – И надеюсь, сегодня мы не получим нового урока от льва.

Караван остановился у подножия холма. Позаботившись о том, чтобы готтентоты наполнили бочонки и запасли достаточно топлива, путешественники сели у костра и поужинали жареной ветчиною и сыром. Готтентоты уничтожили все мясо буйволов и потребовали, чтобы для них была зарезана овца. Требование это было исполнено, но обычную порцию табаку они не получили в наказание за небрежное выполнение обязанностей.

Пока готтентоты устраивали лагерь, Александр, майор, Суинтон и Омра гуляли по берегу речки. Суинтон, по обыкновению, был занят пополнением своей коллекции. Вдруг Омра приложил к губам палец в знак молчания и остановился. Все тотчас же замолчали и остановились. Омра указал на что-то, лежащее на самом берегу под кустом. Затем он знаком попросил ружье у майора, прицелился и выстрелил. Послышался сильный плеск воды и, пройдя по траве через кусты, путешественники увидели на песке животное, извивающееся в предсмертных судорогах.

– Крокодил! – вскричал майор. – Вот уж не ожидал встретить его здесь. Их, говорят, очень много в устьях рек у восточных кафров, но о здешних я не слыхал.

– В кого вы стреляли? – спросил Суинтон, подойдя ближе.

– Убили крокодила. Боюсь только, что он не годится для еды, – сказал майор.

– Это не крокодил, майор, но это для еды годится, и очень вкусно. Это большая ящерица из породы игуан, которая водится в здешних реках. Это пресмыкающееся, но совершенно безвредное, питающееся растениями и насекомыми. И я вас уверяю, что ящерица очень вкусна, несмотря на свой безобразный вид. Она уже умерла, вытащим ее из воды, и пусть Омра отнесет ее Магомеду. Ящерицу, в которой было четыре фута длины, вытащили за хвост из воды, и Омра отнес ее в лагерь.

– Я в самом деле принял ее за маленького крокодила, – сказал майор, – но теперь вижу, что ошибся. Какие разнообразные виды ящериц водятся здесь!

– Всевозможные, начиная от хамелеона, – сказал Суинтон. – Кстати, говорят, есть один вид ящериц очень ядовитых. Я слышал из верных источников, что укусы этих ящериц не только опасны, но и смертельны. В моей коллекции есть образец этой ящерицы. Здесь называют ее геитже.

– Странно, в Индии водится маленькая ящерица, которую местные уроженцы называют гекко, и которая, говорят, также очень ядовита. Я думаю, что это один и тот же вид, только здесь несколько иное название. Мне не приходилось видеть отравления от укуса этой ящерицы, но я знаю, что однажды целый отряд сипаев³ сбежал из своих квартир от этой ящерицы. Они услыхали ее крик в соломе на крыше. Говорят, она неожиданно сваливается с крыши на людей и кусает их.

– Весьма возможно, что это один и тот же вид. И, вероятно, слухи о ее ядовитости основаны на фактах.

– А ведь вот, если приехать в Лондон и рассказать о ядовитой ящерице, так, пожалуй, и не поверят.

– Многие и не поверят. Люди мало сведущие, конечно, не поверят. Факт несомненный, что от полной доверчивости, от готовности верить решительно всему, люди перешли в настоящее время к полному скептицизму. В пятнадцатом столетии, во времена Марка Поло, сэра Джона Мандевиля и других, когда путешественников было вообще немного, они могли говорить что угодно, и им все верили. В последнее время путешественникам не верят совершенно. Ле-Вальян и Брюс, путешествовавшие по Северной и Южной Америке, были объявлены лгунами, когда опубликовали отчет о том, что видели во время путешествия. А между тем впоследствии, когда его удалось проверить, все до мельчайших подробностей оказалось правильно. Чем образованнее человек, тем менее решителен он в своем отрицании, потому что отличает возможное от невозможного.

– Каким образом?

– А вот, например, если кто-нибудь мне скажет, что он видел сирену с телом женщины и с чешуйчатым хвостом рыбы, я не поверю ему. Почему? А потому что это не согласуется с законом природы. Не может существовать животное, состоящее из двух таких несоответствующих друг другу частей, как верхняя часть высшего теплокровного млекопитающего и нижняя – низшего хладнокровного животного. Такое соединение невозможно. Но несомненно есть многие животные, может быть, неизвестные европейцам, в рассказы о существовании которых они не верят. Так, многие баснословные и сказочные животные происходят от подобных им животных, несомненно существующих и в настоящее время. Даже рассказы о драконе, которые всегда считают несомненными выдумками, основаны на существовании особой летающей ящерицы, которая водится в северной Африке и напоминает маленького дракона.

– Так вы думаете, Суинтон, что следует верить безусловно всему, что рассказывают путешественники?

– О, не вполне, конечно, но нельзя отбрасывать все их описания и рассказы только потому, что не видели этого собственными глазами. Самым блестящим примером такого недоверия является отношение к аэролитам и метеорическим камням, которые падают на землю из межзвездного пространства. Около столетия тому назад рассказы о них считались несомненными выдумками. Когда во Франции услыхали о падении такого камня на землю, была снаряжена ученая экспедиция на место падения камня для исследования его. Там рассказывали о шуме воздуха и движении темного тела, которое упало с такой силой, что врезалось в землю и было некоторое время горячее, потом начало постепенно остывать. Ученые объявили тогда, что ничего подобного не могло быть, и только через большой промежуток времени было признано наукой это явление природы. Теперь же это всем известно, и ни один образованный человек не выразит в этом сомнение. Но и в настоящее время многое в природе остается еще вполне таинственным и неразгаданным, оправдывающим слова бессмертного Шекспира: «На свете есть много, друг Горацио, чего не снилось нашим мудрецам».