Kitabı oku: «Приключения в Африке», sayfa 13
Глава XXIII
Меткий выстрел. Недостаток воды. Неприятное приключение с Омpa. Суп из черепахи. Страдания. Конец страданий. Земной рай.
Ночь прошла спокойно. Утром быки были запряжены, и караван отправился, изменив направление к северу. Предстояло пройти более шестидесяти верст пустыней, потому весь скот и лошади были выпущены на два часа на пастбище и к воде, чтобы могли хорошенько напиться и наесться перед утомительным путем. Не успели путешественники отъехать и трех миль от реки, как ландшафт начал уже меняться. На всем расстоянии, какое только можно было окинуть взглядом, не было видно ни травы, ни деревьев, земля была покрыта большими камнями и желтым малорослым кустарником. Там и сям мелькали небольшими группами разные животные, преимущественно антилопы. Затем по дороге встретилось шесть или семь страусов, одного из которых майор уложил метким выстрелом. Остальные разбежались с такой быстротой, что за ними не могла бы угнаться самая быстроногая лошадь.
– Хороший выстрел, майор, – сказал Александр.
– Да, – подтвердил Суинтон. – Только теперь надо быть осторожнее, раненые страусы очень опасны. Вероятно, здесь есть гнездо. Пусть Бремен добьет птицу; он знает, как это сделать. Это самец, а убежали самки.
– Сколько яиц! – вскричал Александр. – Должно быть, у них общее гнездо?
– Да, – возразил Суинтон. – Все яйца, которые лежат в гнезде, с точками наверху, приготовлены для высиживания. Здесь их двадцать шесть, да посмотрите еще, сколько лежит вокруг гнезда. Эти для питания птенцов, когда они выведутся. Но мы избавим страусов от этого беспокойства. Бремен возьмет для нас эти яйца, вероятно, они еще свежие.
– Какая красивая птица, – сказал майор. – И какие прекрасные перья. Надо сказать Бремену, чтобы он ощипал ее, прежде чем оставлять здесь. Такие перья ценятся на Капе.
Готтентоты взяли яйца, Бремен снял шкуру с убитого страуса, и путешественники отправились дальше.
– У самца страуса, – сказал Суинтон, – бывает обыкновенно от трех до семи самок, и все они кладут яйца в одно гнездо. Он высиживает яйца так же, как и они, и сменяет их обыкновенно по ночам. В это время он защищает яйца от нападения гиен и других животных.
– Неужели же страус может сражаться и защищаться?
– Может даже убивать своих врагов. У страуса два могущественных оружия – его крылья, которыми он, как известно, часто перешибает ноги охотнику, и ноги, ударом которых он может убить и человека, и животное. Я сам был свидетелем смерти одного бушмена от того, что страус ударил его ногой в грудь. Он разорвал ему грудь и живот, так что вывалились внутренности.
– Никогда не поверил бы этому, – заметил Александр.
– Бушмены при помощи шкурок убитых страусов охотятся на живых, а также и на куаг, гну и других животных, которые в дружбе с этими птицами. Они надевают шкурки на себя, надевают голову на одну руку, а в другую берут стрелы и, подражая походке страуса, обманывают животных, так что те подпускают их к себе.
– Интересно бы посмотреть на такую охоту, – сказал майор.
– Вы поразились бы этим искусным подражаниям, как был поражен я. Бушмены обмазывают при этом ноги белой глиной. Во всяком случае, и при таких условиях охота на страуса небезопасна. Охотники очень часто получают серьезные раны.
– Берегитесь! – вскричал майор. – Здесь лев. Какая у него громадная черная грива. Что скажете, Суинтон? Здесь он ведь дома.
Суинтон посмотрел на льва, пересекающего дорогу шагах в трехстах от них. Он шел, уткнув морду в землю.
– Я скажу – пусть себе идет, и хорошо будет, если он нас не заметит. Я дам вам совет, который сам получил от одного старого намана. Он говорил мне: «Если вы видите льва, идущего куда-нибудь среди дня, знайте, что он голоден и очень зол. Никогда не нападайте на него, потому что такая борьба почти всегда кончается смертью человека». Конечно, майор, если вы чувствуете необходимость охоты на этого льва или если у вас две головы на плечах, вы нападете на него, но я предупреждаю вас, что исход должен быть роковой.
– Во всяком случае, дорогой Суинтон, я не хочу рисковать своей жизнью или подвергать опасности жизнь товарищей, потому пропущу спокойно его величество. Будем надеяться, что он скоро добудет себе обед.
Караван присоединился к путешественникам, и они продолжали путь. Окрестности становились все пустыннее и пустыннее, скоро не было видно кругом ни одного животного. Уже целый день скот шел без всякой пищи. На ночь быков оставили привязанными к фургонам, так как пастись все равно было негде. Топлива также негде было достать, так что костров не было, и половина готтентотов должна была провести всю ночь на страже с ружьями наготове, хотя Суинтон сказал, что трудно ожидать появления львов или других диких зверей, так как поблизости нет ни воды, ни добычи. И, действительно, в продолжение всей ночи ни разу не было слышно криков гиены или шакалов.
На рассвете быки были снова впряжены, и караван отправился в путь в надежде к ночи прийти к Желтой реке. Быков впрягали попеременно, чтобы давать им больше отдыха. К полудню жара становилась невыносимой, и лошади, переносившие жажду тяжелее быков, сделались очень беспокойны. После двух-трех часов пути по дороге показалось несколько низеньких деревьев. Бигум, которая также сидела без воды, побежала к деревьям в сопровождении Омра. От деревьев они направились в другую сторону к нескольким голым утесам. Караван также подошел к деревьям, которые росли на берегу реки Александрии, совершенно пересохшей. Вдруг Бигум показалась на дороге. Она бежала к каравану с жалобным визгом и со всеми признаками страха. По обыкновению, она бросилась к майору и уцепилась за него дрожащими лапками.
– Где мальчик? – спросил Бремен.
– Что-то случилось, – сказал Суинтон. – Берите ружья и идите все туда.
Все готтентоты и путешественники с ружьями поспешили к утесам, где Бигум и Омра искали воды. Там они были встречены целым стадом павианов, которые с криком встали в угрожающие позы, как бы приготовляясь броситься с утеса на приближающихся людей.
– Что теперь делать? – сказал майор. – Стрелять? Но, может быть, за ними Омра?
– Здесь его не видать. Сражаться с нами обезьяны побоятся, потому что нас много. Прицелимся в них идадим залп.
– Хорошо. Я намечаю себе почтенного старца, который стоит впереди и, по-видимому, играет роль предводителя, – сказал майор. – Готово? Стреляйте. Обезьяны были убиты либо ранены, и все стадо разбежалось со страшным криком и визгом. Раненые старались поспеть за здоровыми. Разогнав обезьян, все разбрелись по утесам искать Омра. Только Бигум осталась, боясь двинуться с места. Достигнув вершины утеса, где были обезьяны, все услыхали откуда-то снизу голос Омра, но никто не видал его.
– Он здесь, сэр, – сказал наконец Сваневельд, указывая куда-то вниз.
Идя по направлению, откуда слышались крики мальчика, путешественники подошли к узкой расщелине скалы, около двадцати футов глубиной. Омра не было видно, но со дна ущелья слышались его крики. Щель была так узка, что никто из людей не мог пролезть туда. Суинтон послал одного из готтентотов за ремнями и веревками.
Бремен спросил, между тем, мальчика, не ранен ли он, и получил отрицательный ответ. Когда веревка была принесена и спущена в ущелье, Омра уцепился за нее, и готтентоты вытащили его. Он показался в довольно жалком виде – волосы его были растрепаны и местами вырваны клочьями, рубашка висела лохмотьями, и тело во многих местах было исцарапано, но серьезных поранений нигде не было. Он рассказал на своем языке готтентотам, что Бигум и он пришли к ущелью и заметили на дне его воду. Бигум спустилась вниз, и Омра хотел последовать за ней, когда появилось целое стадо обезьян, стремившихся к тому же ущелью. Бигум выскочила и убежала, но он не мог увернуться от напавших на него обезьян. Он залез в щель и спускался все ниже и ниже, в то время, как павианы рвали его за волосы и за одежду, стараясь удержать. Но в глубину ущелья ни один из них не полез, что и спасло мальчика. Выслушав рассказ Омра и убедившись, что он действительно не получил серьезных ран, путешественники вернулись к тому месту, где были убиты обезьяны. Две из тяжело раненных уже умерли, но старый павиан, в которого стрелял майор, был жив, хотя раны его были очень тяжелые. Нога его была перебита, и рука прострелена в двух местах. Прежней ярости несчастного создания как не бывало. Обезьяна, видимо, слабела от потери крови и сидела, вся съежившись и опустившись, на краю скалы. По временам она слегка поднимала раненую ногу и смотрела на нее, затем поднимала здоровой рукой больную и жалобно-вопросительно смотрела на окружавших ее людей. Она как бы спрашивала: «Зачем вы сделали это?»
– Несчастное животное, – сказал Александр. – Как все ее движения напоминают человека. Мне тяжело смотреть на нее.
– Совершенно верно, – сказал майор, – но если бы она не была ранена, то могла бы разорвать вас на куски.
– И все-таки теперь она возбуждает жалость, – возразил Суинтон. – Мне кажется, лучше ее прикончить, чтобы она перестала страдать.
Поручив Бремену пристрелить обезьяну, путешественники вернулись к каравану. Идя по берегу реки, они увидали Бигум, которая энергично раскапывала землю на дне высохшего озерца.
– Что такое с принцессой? – спросил Александр.
– Я знаю, – воскликнул Омра, и тотчас же побежал на помощь обезьяне. Покопав немного, он вытащил из земли живую черепаху в фут величиной.
– Я слыхал, что черепахи зарываются в грязи на дне пересохших озер и живут там, пока озера не наполняются водой, – сказал Суинтон.
– Они съедобны, Суинтон?
– Чрезвычайно вкусны.
– Суп из черепахи в пустыне! Это нечто совершенно неожиданное.
Готтентоты вырыли еще штук шесть черепах и отнесли в караван. Пробовали достать воду со дна ущелья, но при всех стараниях не могли этого сделать.
– Долго ли еще придется нам идти по этой пустыне до реки? – спросил Александр.
– Боюсь, что мы не придем раньше как завтра к ночи, – отвечал Суинтон, – хотя бы мы шли даже всю ночь, что, я думаю, и придется сделать. Усталым животным легче будет провести одну ночь без отдыха, чем пройти лишний день через пустыню. Остановкой мы только продлим путешествие и утомим их еще больше.
– Я боюсь за лошадей, они слишком страдают от недостатка воды.
– Ночью нужно будет обтереть их рот пропитанной водой губкой, хотя это и убавит наш запас.
– В африканских пустынях вы неизбежно встречаетесь стремя опасностями, – сказал Суинтон; – от дикарей, от хищных зверей и от недостатка воды.
– Последняя самая худшая, – заметил майор. – Сегодня ночью луна будет светить нам несколько часов.
– Да, но если бы даже ее и не было, звезды дают здесь достаточно света, и нам нечего опасаться нападения хищников. Теперь у нас только одна опасность – недостаток воды. А когда придем к воде, снова увидим наших врагов.
Солнце клонилось к закату. Несчастные измученные быки брели с высунутыми пересохшими языками. К вечеру впрягли новую смену, и караван шел при свете звезд. Лошадей освежили предложенным Суинтоном средством, но ехать на них все-таки не рисковали, так как они были слишком утомлены. Путешественники шли пешком по песку, с ружьями на плечах и в сопровождении собак, спущенных для предупреждения опасности. Звезды ярко светили, и легкая ночная прохлада несколько освежала даже измученный скот. Глубокая тишина пустыни нарушалась только скрипом колес фургонов да тяжелыми вздохами медленно шагающих быков.
– Не знаю, друзья, – начал майор после того как они прошли около часу в полном молчании, – не знаю, где были ваши мысли в это время. Что же касается меня, то должен сказать, что некоторое раскаяние забралось мне в душу. Переход этот продолжителен и труден. Вправе ли я был заручиться согласием Уильмота на такой трудный путь для того только, чтобы убить, может быть, одного жирафа?
– Я тоже чувствую свою вину перед Уильмотом, – сказал Суинтон. – Но, к сожалению, натуралист в своей страсти к исследованиям способен забыть обо всем.
– Господа, – возразил Александр, – я совершенно не думал о том, о чем думали вы. Вы должны помнить, что мои желания идти этим путем вполне согласовались с вашими. И теперь, несмотря на трудности пути, я не имею ни малейшего желания возвращаться и отступать от намеченного плана путешествия. Ведь каждый из нас понимал, что предпринимаемое нами путешествие должно быть сопряжено со всевозможными трудностями и лишениями, так что они не являются для нас неожиданностью. Если бы мне пришлось идти дальше пешком и даже без обуви, и тогда я не согласился бы вернуться назад. Но если бы вы стали настаивать на возвращении, я пошел бы за вами.
– Конечно, дорогой товарищ, я хочу идти вперед, но только боюсь, что навлек на вас опасности, которым вы, может быть, не подверглись бы без меня.
– Уж из одной благодарности за то, что вы подверглись опасностям, сопровождая меня по пути, для вас нисколько не интересному, я пошел бы с вами. Но дело в том, что я сопутствую вам с величайшим удовольствием.
– Рад слышать это, – сказал майор, – потому что чувствую совесть свою облегченной. Как вы думаете, Суинтон, который теперь час?
– Около трех. Скоро будет светать. Я надеюсь, что с наступлением дня мы будем чувствовать себя бодрее. Мы шли хорошо и, по моим соображениям, теперь не должно быть далеко до Желтой реки. Со вчерашнего утра мы сделали верст шестьдесят или около того. Если мы не уклонились от нашего пути, скоро наши бедные животные отдохнут.
Прошел еще один трудный мучительный час, когда Бигум вдруг закричала и выскочила наверх фургона. Быки подняли головы и с раздутыми ноздрями вдыхали воздух. Через некоторое время незапряженные быки оборвали веревки и помчались вперед, сопровождаемые овцами, лошадьми и собаками. Другие быки стали тоже очень беспокойны и старались освободиться от упряжи.
– Они почуяли, что близко вода, сэр, – сказал Бремен. – Лучше освободить их всех, пусть идут.
– Конечно, – сказал Александр.
Несчастные животные с таким нетерпением рвались на волю, что их распрягли с величайшим трудом. Освободившись, они помчались с такой же поспешностью, как их товарищи.
– Во всяком случае теперь мы будем знать, где их найти, – сказал смеясь, майор. – Я вполне понимаю бедных животных и, вероятно, с таким же нетерпением поскакал бы к воде, если бы испытывал такую же жажду, как они. Почти уж рассвело, однако.
Когда стало совсем светло, все пошли по следам животных и скоро увидали деревья на берегу реки верстах в двух расстояния. При свете дня путешественники заметили, до какой степени изменился весь ландшафт кругом. Уже кругом них видна была трава, а ближе к берегам реки начинался роскошный луг. Развесистые мимозы были видны повсюду, а на небольшом расстоянии от реки начинался громадный строевой лес. Все кругом цвело и зеленело и казалось путешественникам после знойной бесплодной пустыни земным раем. Около берегов реки их приветствовало веселое утреннее щебетание птиц, и встретил скот, уже утоливший жажду и спокойно пасущийся на лугу.
– Справедливо псалмопевцы и пророки говорят о красоте струящейся реки, – сказал Александр. – Теперь мы особенно чувствуем искренность и красоту их языка. Трудно представить себе, что Священное Писание зарождалось в этих странах.
– Если и не совсем здесь, то во всяком случае в восточных странах, близко соприкасающихся с этими, – сказал Суинтон. – Но, только пройдя через пустыню, мы почувствовали всю прелесть этого цветущего рая. Мы всегда полностью ощущаем только то, чего временно были лишены. В умеренном климате, где чуть не у каждого дома есть вода, люди никогда не оценят всей важности реки.
Готтентоты тоже пришли к реке и погнали быков к фургонам, чтобы они свезли их к месту, выбранному для остановки. Между тем путешественники, утомленные ночным переходом через пустыню, легли отдыхать под большой мимозой на берегу реки.
– Мы можем провести здесь дня два или больше, – сказал майор.
– Да. Это будет хорошо и для скота, которому необходимо отдохнуть как следует.
– Замечаете, как ободраны мимозы на другом берегу реки? – спросил Суинтон. – Вероятно, недавно там было целое стадо слонов.
– Зачем им обрывать деревья? – спросил Александр.
– Они питаются корнями, которые очень сладки, и уничтожают таким образом громадное количество деревьев.
– Значит, у нас будет еще охота на слонов, – сказал майор.
– Да, здесь нам вообще придется немало поохотиться и на разных зверей. Мы теперь в раю хищников, и чем дальше пойдем, тем больше будем их встречать.
– Какое разнообразное путешествие, – заметил Александр. – Вчера бесплодная пустыня, могильная тишина и ничего живого кругом, сегодня всюду кипит жизнь, и птицы щебечут, не умолкая.
– Смотрите, вон уж и гиппопотам появился, чтобы попасть нам на ужин! – вскричал майор.
– Как наслаждаются лошади и овцы, они стараются вознаградить себя за потерянное время. А вот и фургоны приехали.
– Ну, так я отправлюсь к исполнению обязанностей, – сказал майор. – Я уверен, что сегодня ночью к нам пожалуют львы в гости.
– Где есть чем поживиться, туда лев непременно придет, – сказал Суинтон.
– Поэтому нужно особенно позаботиться о кострах, да, кстати, не мешает напомнить Магомеду о черепашьем супе.
– Я хотел бы взять ванну перед завтраком, – сказал Александр, – только побаиваюсь гиппопотама.
– Да, вы не должны все-таки увлекаться и забывать о нем, – смеясь, подтвердил Суинтон.
– Я надеюсь, и вы не откажетесь сопутствовать мне, Суинтон? Не мешает помыться хорошенько в реке.
– И очень даже не мешает. Я чувствую, что весь покрыт песком пустыни.
Глава XXIV
Вид страны. Преследование носорогов. План Омра удается. Прыжокльва. Относительно охоты на носорогов. Убитые лоси. Нападениена львицу. Усилие умирающей.
Первые два дня прошли тихо и спокойно. Лошадям был необходим этот двухдневный отдых, да и сами путешественники ничего не имели против отдыха, так как чувствовали еще сильное утомление. Скот наслаждался прекрасным пастбищем, и до сих пор еще ни один лев не почтил лагеря своим визитом, хотя следы их были видны очень близко. Очевидно, только постоянно пылающие костры препятствовали зверям войти в лагерь. Готтентоты ходили на разведки и рассказывали, что видели множество всякой дичи в долине, верстах в двух отсюда. Было решено отправиться туда, если животные не разбегутся. Сваневельд перебирался на другой берег реки и видел там громадное стадо слонов и следы носорогов. Последние были видны на обоих берегах.
На третий день утром путешественники поехали в сопровождении готтентотов в долину, о которой те говорили. Они ехали мимо тенистых акаций, усеянных гнездами птиц, а в долине действительно нашли большие стада пестрых гну, куагг и антилоп. Вся долина была покрыта живой, то сдвигающейся, то раздвигающейся массой.
– Ну, не великолепно ли это зрелище! – вскричал майор. – Одно оно стоит всех затруднений и неприятностей, которые мы пережили. Что сказали бы в Англии, если бы только услышали описание такого зрелища?
– Их тут тысяча тысяч, – сказал Александр. – Посмотрите, Суинтон, что это за прелестное животное красного цвета?
– Их называют красные сассаби, – отвечал Суинтон. – Это один из красивейших видов антилоп. Мне хотелось бы иметь самку и самца из этого вида.
– Смотрите, – вскричал майор, – там целая стая страусов! Не знаешь с кого начать! Во всяком случае, мы достаточно налюбовались этой картиной, пора нарушить ее порядок.
Они подскакали ближе к животным, и скоро началась работа ружей. Готтентоты стреляли с разных сторон, так что животные в страшном смятении разбежались по всем направлениям. Через несколько минут прежняя картина сменилась сплошными облаками пыли, за которыми нельзя было ничего различить. Охотники стреляли в бегущих животных, готтентоты преследовали их и добивали раненых. Наконец лошади выбились из сил от бешеной скачки, преследования были прекращены, и животные исчезли из виду.
– Не правда ли, Александр, это была охота? – с восхищением сказал майор.
– Да. Такой я еще не видал.
– А тут были три интересных экземпляра, которых вы не заметили, – сказал Суинтон. – Да в них и трудно было бы попасть, они были далеко. В другой раз надо постараться не упустить их.
– Какие же это экземпляры?
– Эланды, самые крупные из породы антилоп. Чрезвычайно вкусное мясо. Это громадное животное, с головой антилопы и с телом быка. У него превосходные совершенно прямые рога и, конечно, небезопасные.
Бегают они быстро, но двигаться много неспособны, потому что очень жирны и громоздки.
– Завтра мы их посмотрим, – сказал майор. – Смотрите, как кружатся вокруг нас ястребы. Знают, что ночью им будет хорошая пожива.
– Да, тут им останутся не одни кости, а и мяса достаточно, потому что нам некуда девать все эти трупы. Тут провизии на месяц. Но какое здесь разнообразие в животном мире!
– Да, здесь особенно много скапливается всяких животных, потому что эта страна соприкасается с безводной и бесплодной пустыней. Дальше мы встретим еще большее разнообразие, особенно по размеру. Наряду со страусом мы увидим самую мелкую птицу пищуху. Рядом со слоном, весящим более 4000 фунтов, можно видеть черную мышку, весом не больше четверти унции. Я уверен, что здесь водится не менее тридцати разновидностей антилоп, от самых крупных до самых мелких. Мы видели ланей и, может быть, увидим антилопу пигмей, не выше шести дюймов. Что же касается слонов, носорогов и гиппопотамов, то в них у нас не будет недостатка во все время путешествия.
Как бы в подтверждение слов Суинтона, Бремен пришел сообщить, что в кустах, окружающих акации на берегу реки, засел носорог. Майор и Александр тотчас же изъявили желание завладеть им. Суинтон советовал им быть осторожнее и узнать хорошенько место, где скрывается животное. Они поскакали к кустарникам и, по совету Бремена, послали за собаками. Майор сказал Бремену, чтобы он взял лошадь Омра. Через несколько времени они остановились шагах в двухстах от кустарников; здесь же расположились готтентоты, которым было запрещено стрелять до распоряжения. Спустили собак, чтобы выгнать животное.
Суинтон посоветовал сойти с лошадей и спрятаться в кустах, чтобы выгнанное животное не видало охотников. Позвали Омра, чтобы оставить на него лошадей, но его не оказалось поблизости. Тогда лошадей поручили одному из готтентотов с тем, чтобы он увел их в безопасное место.
– Носорог видит на очень ограниченное пространство, – заметил Суинтон. – От него нетрудно скрыться при его первом нападении, но при втором он уже лучше присматривается и скорее находит своего врага. Вот Бремен уж спустил собак. Цельтесь в плечо зверю.
Собаки лаяли на кусты не больше минуты, когда оттуда выскочила испуганная самка носорога и набросилась на них. Несколько выстрелов готтентотов, засевших в разных направлениях, пропали зря. Животное бросалось во все стороны и взрывало землю рогами и копытами, ища врагов. Наконец оно заметило готтентота, высунувшегося из-за кустов. Носорог бросился на него и в ту же минуту упал на колени, пораженный выстрелом Александра. Несмотря на предупреждение Суинтона, готтентоты выскочили из кустов и окружили носорога. Он тотчас же снова встал на ноги и с яростью ринулся на Сваневельда, который едва успел увернуться. Выстрел майора прикончил животное, и все побежали к нему, когда раздался громкий крик Омра с берега. Оглянувшись по направлению крика, охотники увидали самца носорога, о присутствии которого никто не подозревал. Все попрятались снова по кустам. Некоторые из готтентотов с перепуга побросали ружья. Выстрел Суинтона остановил носорога, который, не видя никого, яростно рыл землю ногами. В ту же минуту, ко всеобщему изумлению и ужасу, на площадке показался Омра и стал махать своим красным платком, чтобы привлечь внимание разъяренного животного. Как только мальчик с красным платком мелькнул в глазах носорога, он ринулся на него.
– Мальчик погиб! – вскричал Суинтон.
Но не успели еще слова сорваться с его губ, как, к еще большему изумлению всех, носорог исчез, а Омра огласил площадку радостными восклицаниями, прыгая на месте. Дело было в том, что, когда Омра скрылся от охотников, он прошел к реке. По дороге он заметил глубокий капкан, прикрытый хворостом и приготовленный бушменами для поимки зверей. Легко перейдя через хворост, он стал по другую сторону капкана и решил заманить туда носорога. Разозленный мелькающим перец глазами красным платком, носорог бросился на мальчика и провалился в яму. Все собрались у ямы и увидали носорога, полузакрытого хворостом и палками. Майор выстрелом положил конец его ярости и мучениям.
– Никогда в жизни я не был так потрясен, как несколько минут назад, – сказал Александр. – Я был уверен, что Омра сошел с ума и хочет, чтобы носорог убил его.
– Мне казалось, что не может быть и речи о его спасении, – сказал Суинтон. – Оказывается, мы еще мало знаем его. У него был чудный план. Здесь мы видим, как при помощи человеческого разума можно осилить самое страшное животное. Носорог может уничтожить слона, на льва он обращает столько же внимания, сколько на какую-нибудь кошку. Это действительно самое могущественное из всех животных. Он не боится никакого врага, даже человека, если разозлен или ранен. И здесь он побежден хитростью этой маленькой обезьянки-бушмена. Вы удовлетворены, майор?
– Да, я вполне доволен сегодняшней охотой. Пусть готтентоты захватят, сколько возможно, убитых животных. Вы позаботились о своих образцах, Суинтон?
– Да, Бремен знает, какие животные мне нужны, и пошел уже отобрать их. Омра, беги и скажи, чтобы нам привели лошадей.
– Скажите, Суинтон, могут птицы и животные говорить или нет? – спросил майор. – Я спрашиваю это, потому что видел громадные гнезда дубоносов. Ведь это же настоящие города с сотнями домов. Эти птицы также разумны, как бобры, муравьи, пчелы и тому подобные виды насекомых и животных. Может быть они имеют какой-нибудь способ для обмена мыслями?
– Без сомнения, все животные понимают друг друга, – сказал Суинтон. – Но я уверен, что только человек обладает способностью речи. У животных есть инстинкт, но нет разума. У некоторых животных, стоящих ближе к человеку, развивается даже способность соображения, но оно касается большей частью только их потребностей.
– У нас будет прекрасный ужин сегодня, – сказал Александр. – На выбор несколько сортов мяса.
– Только до ужина еще надо распорядиться, чтобы эти канальи готтентоты не забыли приготовить топливо на костры. Если они начнут есть, так про все забудут.
– Совершенно верно. Пусть они сделают это до начала пиршества. Позови Бремена, Омра.
Отдав необходимые распоряжения, друзья поужинали, и затем Александр попросил Суинтона рассказать что-нибудь о носорогах.
– Опасные это животные, – сказал Суинтон. – Я сам был свидетелем смерти одного здешнего жителя от носорога. Но только прежде я расскажу вам историю, которую рассказал мне один намана про льва. Я вспомнил замечание майора относительно способа, посредством которого животные обмениваются мыслями друг с другом. Во время моего путешествия в стране намана я обратил однажды внимание на одно место, испещренное следами львиных лап. Когда я стал рассматривать их, начальник намана сказал, что, очевидно, здесь упражнялся лев в прыганье. На мою просьбу объяснить, что это значит, он сказал, что, если льву не удалось допрыгнуть до намеченного животного, он идет вторично на то же место и делает прыжки для упражнения. Потом начальник рассказал мне один случай, свидетелем которого он был сам. Однажды он был около крутого холма, из которого выдавался кверху голый утес, футов десять или одиннадцать высоты. Около утеса прыгало стадо зебр. В это же время около холма бродил лев, намереваясь полакомиться одним из животных. Он нацелился на самца, который стоял ниже всех, и прыгнул. Прыжок был неудачен, самец отскочил и побежал вверх, помахивая хвостом. Стадо поднялось на недосягаемую для льва высоту, а он снова прыгнул на пустую уже скалу и так прыгал до тех пор, пока не допрыгнул до того места, где стояла прежде зебра. В это время пришли еще два льва, и первый заревел, как бы желая рассказать им что-то. Некоторое время они ревели поочередно, точно разговаривая, причем первый лев обвел товарищей несколько раз вокруг скалы. Затем он опять сделал прыжок на скалу. «Очевидно, – прибавил начальник, – они все время разговаривали между собой, но я не понял о чем, хотя разговор и был достаточно громкий».
– Да уж наверное они не шептали, – смеясь сказал майор. – Спасибо за историю, Суинтон, а теперь расскажите нам о носорогах.
– Я охотился однажды с одним грикуа, по имени Гендрик. Кроме нас было еще два или три охотника. Мы ранили прыгуна и, преследуя его, напали на большую черную самку носорога, лежащую в кустах.
– А есть носороги разного цвета?
– Да, есть белые носороги, крупнее черных, но не такие опасные. Но все они тупые и злые. Итак, продолжаю. Гендрик подполз из-за кустов, выстрелил и ранил носорога в переднюю ногу. Носорог поднялся и бросился на нас. Мы все бежали, но один отстал, и животное стало уже нагонять его, но он ловко вывернулся почти из-под рог и отбежал в сторону. Носорог пробежал мимо него, и мы все остались позади. Не теряя времени, мы забрались на ближайшее дерево. Остановившись и не видя своего врага, носорог, прихрамывая, ходил кругом дерева и обнюхивал воздух, стараясь узнать, где мы. Наконец одному из охотников надоело сидеть на дереве, и он предложил нам выстрелить в носорога. «Стреляй, если хочешь, сказал ему Гендрик, только все ружья лежат на земле под деревом». Не долго думая, охотник слез с дерева, достал ружье, подошел к носорогу и, выстрелив, тяжело ранил его в челюсть. Оглушенное животное рухнуло на землю. Думая, что оно теперь убито, мы слезли с дерева и собрались вокруг него. Охотник гордился тем, что убил носорога и хотел уж начать распоряжаться его телом, как тот зашевелился и начал подниматься. Гендрик закричал, чтобы мы бежали изо всех сил, и первый подал пример. Носорог встал и бросился с яростным ревом на человека, который стрелял в него.
Несчастный, видя, что ему не убежать от разъяренного врага, хотел прибегнуть к тому же маневру, благодаря которому только что спасся его товарищ. Он остановился прямо перед носорогом и хотел внезапно отскочить в сторону, чтобы тот пробежал мимо. Но носорог не попался во второй раз. Он зацепил охотника рогом за левое бедро и отрезал ему ногу, как топором, подбросив его высоко в воздух. Когда несчастный упал на землю, он снова бросился на него, распорол ему горло, грудь и живот и снова подбросил в воздух, затем сам грохнулся на землю. Гендрик осторожно приблизился к нему и, заметив, что он еще шевелился, выстрелил и на этот раз добил его окончательно.
