«Идиот (адаптированный текст)» kitabının incelemeleri

Роман Достоевского получил вторую жизнь после выхода одноименного фильма В. Бортко. Да, несомненно, режиссер снял фильм, максимально приближенный к книге. Но все же.... Читать роман нужно не только для сравнения с кинофильмом. Глубокий психологизм Ф.М. Достоевского, противостояние добра и зла можно ощутить только при вдумчивом чтении.

И тогда становится понятной мысль автора. Идиот – не диагноз. В переводе с греческого – особенный человек, живущий ИНОЙ жизнью. Идиот в книге – не такой как все, особый, наивный и прекрасный духовно.И это для многих из нас, почти недостижимая – увы! – высота.

Каждому возрасту свои книги. Мне уже 4-й десяток, поэтому роман читается легко. Современный роман, даже в наше циничное время. Первая часть весьма динамична и захватывающа. Есть пару очень ярких остроумных моментов в романе, даже в нашем 21-м веке остающимися актуальными. Первый-это газетный пасквиль на князя Мышкина, прочитав его смеялась! Очень остроумно. Второй-выяснение отношений между Аглаей и Настасьей Филипповной. Мне, как женщине, было настолько понятно и ясно последствие порыва князя. В общем, очень интересный роман. Как и для всей русской классики, читателю необходимо знать французский и английский языки.

Рыцарь бедный…

Я так долго решалась написать рецензию на мою самую любимую книгу, которая всегда вызывает у меня бурю эмоций, ТАК ОНА ХОРОША! Помню, как читала «Идиота» впервые, как была потрясена, как не могла заснуть ночью, как перечитывала некоторые моменты по несколько раз. Я полюбила героев этой книги всей душой, а особенно, конечно, князя. Читала, что Федор Михайлович задался целью «изобразить вполне прекрасного человека» когда стал писать роман «Идиот». Достоевский считал, что эта задача безмерна, и потому все писатели всегда перед нею пасовали. По его мнению из прекрасных лиц в литературе стоит всего законченное Дон–Кихот. Но он прекрасен единственно потому, что в то же время и смешон, а потому Достоевский специально наделил своего героя болезнью, которая должна была бы внушать неприязнь. Этот момент очень важен не только тем, что на душевном здоровье героя завязана интрига романа, но и тем, что болезнь нисколько не отталкивает от князя… Он воплощение добра, бескорыстия, честности, и часто именно за это его и называли «идиотом», но почти каждый чувствовал в нем человека в высшей степени прекрасного!

Аглая: «…здесь все, все не стоят вашего мизинца, ни ума, ни сердца вашего! Вы честнее всех, благороднее всех, лучше всех, добрее всех, умнее всех! Здесь есть недостойные нагнуться и поднять платок, который вы сейчас уронили!»

Ипполит: «Стойте так, я буду смотреть. Я с Человеком прощусь»

Елизавета Прокофьевна: «Я вижу, что вы добрейший молодой человек»

Настасья Филипповна: «Прощай, князь, в первый раз человека видела!»

Князь деликатен в высшей степени, встретившись со злобою, он не возмущен ею, а стыдится за человека и не боится быть смешным:

«… быть смешным даже иногда хорошо, да и лучше: скорее простить можно друг другу, скорее и смириться…»

Князю особенно свойственна жалость. В Швейцарии он из жалостью к Мари смог достучаться до чувств детей, чем осчастливил бедную девушку перед смертью и был счастлив сам. Весь роман его с Настасьею Филипповною это проявление жалости.

«Я ее не любовью люблю, а жалостью»

Лев Николаевич пытался помочь окружающим его людям, вылечить их души своей добротой и проницательностью… Всякое слово имело для него особый смысл:

Чpез час, возвращаясь в гостиницу, наткнулся на бабу с грудным ребенком. Баба еще молодая, ребенку недель шесть будет. Ребенок ей и улыбнулся, по наблюдению ее, в первый раз от своего рождения. Смотрю, она так набожно-набожно вдруг перекрестилась. «Что ты, говорю, молодка?» (Я ведь тогда всё расспрашивал). «А вот, говорит, точно так, как бывает материна радость, когда она первую от своего младенца улыбку заприметит, такая же точно бывает и у бога радость всякий раз, когда он с неба завидит, что грешник пред ним от всего своего сердца на молитву становится». Это мне баба сказала, почти этими же словами, и такую глубокую, такую тонкую и истинно религиозную мысль, такую мысль, в которой вся сущность христианства разом выразилась, то есть всё понятие о боге как о нашем родном отце и о радости бога на человека, как отца на свое родное дитя, — главнейшая мысль Христова!

Достоевскому удался замысел об идеальном человеке - каждое слово, каждое движение героя строго обдумано и глубоко прочувствовано. Федор Михайлович от имени князя описал многое, что в свое время было пережито им самим: чувства вызванные картиной «Мертвый Христос», ощущения осужденного на казнь человека - может именно поэтому эти эпизоды так трогают сердце!

“Что если бы не умирать! Что если бы воротить жизнь, — какая бесконечность! всё это было бы мое! Я бы тогда каждую минуту в целый век обратил, ничего бы не потерял, каждую бы минуту счетом отсчитывал, уж ничего бы даром не истратил!”

Жаль, что князь не оказался среди людей менее гордых, несчастливых, обиженных. Жаль, что он не смог помочь всем, кому хотел. Жаль, что его сердце и душа не выдержали страшного напряжения. Жаль, что все так закончилось…

А завершить свою путанную эмоциональную рецензию я хотела бы стихотворением Пушкина, которое упоминается в этой необыкновенной книге и как нельзя лучше подходит нашему герою:

Жил на свете рыцарь бедный Молчаливый и простой, С виду сумрачный и бледный, Духом смелый и прямой. Он имел одно виденье, Непостижное уму, — И глубоко впечатленье В сердце врезалось ему. С той поры, сгорев душою, Он на женщин не смотрел, Он до гроба ни с одною Молвить слова не хотел. Он себе на шею четки Вместо шарфа навязал, И с лица стальной решетки Ни пред кем не подымал, Полон чистою любовью, Верен сладостной мечте, А. М. D. своею кровью Начертал он на щите. И в пустынях Палестины, Между тем как по скалам Мчались в битву паладины, Именуя громко дам, Lumen coeli, sancta Rosa! Восклицал он дик и рьян, И как гром его угроза Поражала мусульман… Возвратясь в свой замок дальный, Жил он, строго заключен, Всё безмолвный, всё печальный, Как безумец умер он...

Никакого отзыва здесь не будет, потому что единственный идиот в "Идиоте" Достоевского — это я, наивно поверившая тому, что князь Мышкин (князь Иисус в черновиках, ага) на самом деле являет собой образец тонкой и сочувствующей души. Но как в братьях Карамазовых не треба было б-га, который допускает слезинку ребёнка, так и тут я отказываюсь от такого вот иисусика. Это же страшный человек, ужасный, жуткий. Я до последних страниц не верила, уж того ли я "Идиота" читаю.

В романе 3 стержня, которые должны бы по идее его держать — Парфён, Мышкин и Настасья Филипповна. Ну ладно, чёрт с ним (б-г с ней?), добавим ещё четвёртым столпом Аглаю, которая, в общем-то, та же Настасья Филипповна, только выросшая в другой обстановке. С другой стороны, и Мышкин ведь тот же Парфён, так что пусть будет. Остальные персонажи и вовсе неживые, а какие-то полукомедийные зарисовки с одной чертой характера и туманными клубами дыма вместо остальной личности. Впрочем, так и надо. Пока четыре столпа держат этот мир, остальные клубятся и кипят. Собственно, почти всё время мы только их и видим. Ау, где Настасья, где Парфён, где Мышкин? Ну хоть Аглаю покажите. Ну хоть не всю, кусочек туфли, портрет, пусть хоть запахом духов повеет. Нет ответа.

А четыре столпа-близнеца стоят и пугают один другого больше. Настасья Филипповна ещё ладно, какой с неё спрос, они с Аглаей своим судьбам не хозяйки, как бы ни старались. Вот и пытаются всё какой-то крендель выкинуть, чтобы создалась видимость, будто они что-то решают. На самом деле за них всё уже давно решено. Парфён из этого квартета самый честный, хотя внешне и может напугать поболее других. Но медведь тоже кудлат и страшен, зато если его приручить, то и на велосипедике ездить может, и на задних лапах плясать на ярмарке. Парфён единственно честный перед остальными и самим собой персонаж, за что и огребает на протяжении всего повествования, а потом ещё и ведёт всё к тому, что все кругом д'Артаньяны, а он один виноват. Да, он хочет поглотить Настасью Филипповну, оторвать от неё кусок, впитать в себя, но он этого и не скрывает. А что же "Иисус", эта змеюка подколодная? Тихой сапой, улыбочками прикрывается, а сам такой же, даже ещё хуже. Как в рассказе "Дама с собачкой". Сначала поманит шпица пальцем, а когда тот к нему побежит — пальцем сурово погрозит. Подкинул Настасье Филипповне искушение, ввёл её во грех, а потом вроде как его тут и не стояло, вроде как он тут ни при чём. Но хотя кровь капает с ножа Парфёна, всё же она на его совести. Если она у него есть, конечно, эта совесть. Всё-таки ведь чего-то в нём не достаёт, пугающе недостаёт. Души что ли? Потому что сочувствия-то у него вагон, но сочувствие на то и сочувствие, что корень "-чувств-", а не "-душ-". Содушия ему не хватает. Натворит и всплеснёт ручками, а что я, а я ничего, что же я поделаю, я же идиот, с меня взятки гладки. И как легко он подхватывает этот рефрен. Идиот, идиот же припадочный, не принимайте меня всерьёз. Хотя почему это "подхватывает". Он же первым его и произносит, задаёт тон. А дальше уже все валят с больной головы на здоровую, пытаются переложить свои проблемы на чужие плечи, стряхнуть с себя малейшую ответственность, но преуспеет только тот, кто ловчее всех подсуетился.

Нет, братцы, таких спасителей нам не надо. Роман безусловно отличный, но какой же жуткий... Говорить даже страшно. Сами почитайте. Критику почитайте. Её написаны горы и маленькая тележка, там вам всё расскажут, кто спаситель, а кто его паства. Я же просто тихонько в уголке посижу, авось меня минуют такие князи.

      Рис.1 Неиллюзорная крутость героев                                                      Рис.2 Фактическое присутствие героев в романе

Из приведённых выше диаграмм мы можем увидеть, что по-настоящему шикарным и живым героям отведено в действии несправедливо мало места. Жгучий истерик Ганечка, демонический Парфён и Настасьюшка Филипповна встречаются в теле романа столь же редко, как и изюмины в сдобной булке, скрашивая тесто невыносимых нравственных рассуждений пенсионных генеральских жён и алкоголических фельетонов недалёких княжьих прихлебателей. Где, где все эти сочнейшие эпизоды, о которых нам говорят только намёками? Целые полгода пропущены меж первой и второй частью, а ведь там столько всего произошло. И куда в конце концов дели Фердыщенку?! Уверен, не за горами полупрофессиональные фанфики об эротических приключениях Мышкина и Настасьи в Подмосковье (назовём их «Ночи в частном доме»), отвязное чтение о похождениях князя и Рогожина в Белокаменной («Смирение и дикость в Московии») или, допустим, нечто уэльбекообразное, описывающее все события с точки зрения Гаврилы Ардалионовича («Место для героя» или, скажем, «Возможность неповиновения»)

Наши персонажи ведут себя как элементы замысловатой химической таблицы: уж если заповедовала мать-гравитация в начале времён атомам Мышкина тянуться к атомам Барашкиной и исподволь вступать в реакцию с атомами Аглаи, то с пути их не сбить, тут уж ничего не попишешь, да будет так. Или вот, посмотрите на него, молекула-Рогожин лежит в грязи и поочерёдно бомбардируется электронами Келлера и Лебедева, из чего проистекает некий ядерный разлад, и все вокруг получают нехилую такую дозу рогожации: парфёноизлучение и активный иволгий сбивают с орбит ипполитий и иже с ним, и всё носится в круговерти алхимического брака.

Наиболее показательной в смысловом наполнении романа является, конечно, незабываемая История про ежа и топор. Позволим себе привести её ниже насколько возможно полнее:

"Аглая сбежала сверху на террасу, и с такою поспешностью, что даже глаз не вытерла, а глаза у ней были заплаканы; сбежала же потому, что пришел Коля и принес ежа. Все они стали смотреть ежа; на вопросы их Коля объяснил, что еж не его, а что он идет теперь вместе с товарищем, другим гимназистом, Костей Лебедевым, который остался на улице и стыдится войти, потому что несет топор; что и ежа и топор они купили сейчас у встречного мужика. Ежа мужик продавал и взял за него пятьдесят копеек, а топор они уже сами уговорили его продать, потому что кстати, да и очень уж хороший топор. Тут вдруг Аглая начала ужасно приставать к Коле, чтоб он ей сейчас же продал ежа, из себя выходила, даже "милым" назвала Колю. Коля долго не соглашался, но наконец не выдержал и позвал Костю Лебедева, который действительно вошел с топором и очень сконфузился. Но тут вдруг оказалось, что еж вовсе не их, а принадлежит какому-то третьему мальчику, Петрову, который дал им обоим денег, чтобы купили ему у какого-то четвертого мальчика "Историю" Шлоссера, которую тот, нуждаясь в деньгах, выгодно продавал; что они пошли покупать "Историю" Шлоссера, но не утерпели и купили ежа, так что, стало быть, и еж и топор принадлежат тому третьему мальчику, которому они их теперь и несут вместо "Истории" Шлоссера. Но Аглая так приставала, что наконец решились и продали ей ежа. Как только Аглая получила ежа, тотчас же уложила его с помощью Коли в плетеную корзинку, накрыла салфеткой и стала просить Колю, чтоб он сейчас же, и никуда не заходя, отнес ежа к князю, от ее имени, с просьбой принять в "знак глубочайшего ее уважения". Коля с радостию согласился и дал слово, что доставит, но стал немедленно приставать: "Что означает еж и подобный подарок?". Аглая отвечала ему, что не его дело. ... после того расхохоталась ужасно, и побежала к себе чрезвычайно довольная, и весь день потом была очень веселая."

Что хотел сказать автор? Кто скрывается под ликами Ежа и Топора? Или Ёж и Топор это Мышкин и Парфён? Кто такой Шлоссер? Не Настасья ли Филипповна – Шлоссер? И «Историю» Настасьи дурные мальчишки подло обменяли на историю об идиотских мужских истериках князя и Рогожина? Задумайтесь, какая могла бы выйти История, будь Настасьюшка главной героиней вместо пары грызущихся самцов. И кто этот мужик, продававший безобидного ежа, но потом вынужденный продать и топор? Загадка на загадке. «Что означает ёж и подобный подарок?»

Если взять прямоугольную систему координат и по оси «у» отмерить процентное присутствие основных героев в романе, а по оси «х» - шкалу их крутости из верхних диаграмм, то мы получим примерные координаты каждого из героев на плоскости. Соединив кривой получившиеся точки, мы получим некую функцию, очень напоминающую маршрут князя Мышкина от дома Лебедева до дачи Епанчиных в Павловске. Вот и весь секрет.

Друзья, не сочтите за труд, если будете в Санкт-Петербурге, войдите в великолепное здание Витебского вокзала, купите билет, и через полчаса поездки на любой пригородной электричке вы очутитесь в Павловске. Дорога, которой ходил Лев Николаевич, пролегает тут же, напротив Павловского вокзала, вдоль парковой ограды. Пройдитесь по ней налево, до Тярлево, до дачи Епанчиных, а потом обратно – до павильона Трёх граций, и вы увидите, что в этих местах ничего не изменилось, время здесь застыло как в янтаре. Вы чуть заденете плечом задумавшегося Мышкина, разглядите на скамейке в парке весёлую Аглаю с грустными глазами, в кустах будут пьяно лопотать Иволгин с Келлером, мимо пронесётся карета Настасьи, на ходу из неё спрыгнет Парфён с ножом в кулаке и убежит в темноту. И тогда вы может быть почувствуете, что чувствовал Поэт:

Здесь чудеса, здесь Мышкин бродит, Аглая средь ветвей молчит, Здесь на припарковых дорожках Рогожин с ножичком чудит, Карета здесь на курьих ножках И в ней Настасьюшка сидит

Карта с маршрутом

Я даже не знаю, что тут сказать-то можно. Правда, всё равно в итоге наговорю немало, но приступаю я с каким-то странным чувством пустоты, которая вот-вот наполнится хлынувшим потоком мыслей после того, как я немного отойду от событий этой книги. Я повторю в сотый раз: Достоевский — гений. Абсолютный и необычайный.

По-хорошему, в этой книге нет интересного сюжета. Дела свадебные, дела любовные. Дружбы домов, ещё что-то. Нынче нет понятия «света» в том смысле, в котором оно было при Достоевском, потому книга бы умерла вместе с той эпохой, если бы не что-то ещё, если бы только этим рассказом она и ограничивалась. Но сюжет здесь не в сюжете. Сюжет здесь, как и всегда у Фёдора Михайловича, в людях. В их характерах, в их стремлениях, в их реакциях на происходящее.

Я устал восторгаться людьми Достоевского, которых всё никак не могу назвать «героями романов». Иные начинают нравиться из-за своей идеальности, из-за того, что они прямо-таки символы той идеи, которую в них закладывает автор. Другие — именно за реальность и приятность. Князь Мышкин — из второй категории. Мне не показался он Христом, не показался белой вороной, несущей проповеди и добро. Не тянет он на символ того, что в нынешнее время только идиот может быть праведным, хотя и на такую мысль он тоже наводит. Это слишком плоско и неестественно, тогда как князь вполне себе объёмен и естественен.

Идиот он лишь в том плане, что не может принять и понять, что против него может быть зло, что он не понимает иерархию людей и их отношения друг к другу. Самих людей он понимает прекрасно и видит каждого насквозь, раз за разом. Ума ему тоже не занимать: он высказывал желание стать учителем, и я уверен на 100%, что у такого человека были бы прекрасные ученики именно в плане знаний — про нравственность и без ремарок всё понятно.

Мышкин является отражением Христа лишь в том плане, что всё его существование показывает и доказывает тезис «доброта спасёт мир». Не красота, а доброта. Он перешёл ту грань, когда впадаешь в альтруизм и тебя может, а то и захочет, надуть (нет, не так: поиметь с тебя выгоду) любой, даже не подлый, человек, но не остановился на этом и пошёл дальше, перейдя через почти невозможную границу: он сделал столько хороших дел, что даже самый плохой человек приходил к мысли: грабить его после этого — крохоборство, он и так может даровать несравнимо больше.

Не один князь примечателен в романе. Есть немало прочих интересных лиц. Тот же Ипполит. И ведь, опять же, есть за что ненавидеть, есть за что горячо любить, но всё органично. Сцена с пистолетом лично на меня произвела громаднейшее впечатление. А что самое главное — Фёдор Михайлович ведь не пояснил, специально ли не вложил Ипполит пулю, или же случайно? Никто не руководит читателем, пусть каждый сам строит своё отношение к героям, их поступкам и характерам. А это — самое-самое главное в такого рода книгах.

Ну и, конечно, гениальное решение по поводу Настасьи Филлиповны. Если бы она появлялась очень часто, то фирменные для Достоевского истерические речи попросту убрали бы из поля зрения всё остальное. Потому она была каким-то роком, висящим над всеми героями, человеком, который решит всё в повествовании, ружьём, которое выстрелит в последнем акте, но до поры до времени должно повисеть на стене. Про неё почти ничего не было в книге, но присутствие ощущалось постоянно; она не была раскрыта подробно, но это и не требовалось для повествования. В каком-то роде она даже deus ex machina, пусть и с огромной натяжкой. Трагическая судьба, вторая по трагичности, после, собственно, князя Мышкина.

Ещё в этой книге была максимально сильно описана эпилепсия, и, видимо, максимально близко к тому, что переносил сам Фёдор Михайлович. Смердяков и Нелли не были теми самыми персонажами, которые должны были донести до нас все те бездны, что испытывал в те мгновения и часы Достоевский. Мышкин им стал. Мне тут говорить нечего, это нужно читать. Ну или переносить, но лучше читать. Каждое слово там написано так, что берёт за душу максимально сильно и, как я уже писал, правдиво до дрожи. Жаль только, что только один припадок был описан и поставлен в сюжет так подробно: имхо реакция гостей во время второго припадка была бы крайне занимательна, как и их действия.

В общем, совершенно заслуженная пятёрка и безграничная любовь к роману — итог чтения.

Перечитка книг интересная штука. Люди на перроне или в вагонах не меняются. Даже тот ковер, по которому ты ступал в вагоне год назад, остался прежним. Изменяется другое – твое мнение. Ты замечаешь то, чего не заметил в первый раз: юбка женщины оказывается мятой, лицемерие меняет доброту и т. д. Но ведь пуговицы как валялись в сюжете год назад, так и сейчас разбросаны по всему вагону. Никто не дополнял авторские описания и не дорисовывал у персонажа морщины. Страницы остаются прежними, меняется (ну либо не меняется) только впечатление читателя. И если перед "первым" читателем, Настасья неуверенно снимала вуаль, "второго" – она уже встречала у статуи Венеры.

Вечер. Я раскрываю дверь в купе. Цвет волос Настасьи Филипповны не изменился. Бледность ее лица выделяется на фоне черного окна. Все же, как тонко Федор Михайлович начал свой роман со знакомства в поезде. Князь Мышкин отправляется в Россию под стук колес. Что-то в этом есть. Достоевский написал "Идиота" за границей: "Теперь я приехал в Женеву с идеями в голове. Роман есть, и, если бог поможет, выйдет вещь большая и, может быть, недурная. Люблю я ее ужасно и писать буду с наслаждением и тревогой". И если, читая книгу в первый раз, я прошляпил эпизод беседы в вагоне, то во второй – я удивился встречи Мышкина и Рогожина на первых страницах. Два персонажа, которые заканчивают историю, ее и начинают. На минуту пришла мысль: специально ли Достоевский ввел Мышкина в роман в поезде или это произошло неосознанно, так сказать, послевкусие от поездок сыграло свою роль… Спасибо совпадению, я прочитал сотни страниц "Идиота" на верхней полке в купе. Пожалуй, читать книгу в поезде – мое любимое место для чтения. Чувствуешь себя в отрыве от дней сурка. Текст воспринимается глубже, персонажи становятся друзьями...

На столике в купе я вижу книгу - "Госпожа Бовари" (* прочитаю Флобера). Если бы Настасья жила сейчас, какую бы литературу она читала? Любовные романы? Или перечитывала бы со мной классиков? Жаль, но убирая книгу в свой карман, Мышкин не задумывается о литературе. Он просто загибает уголок страницы. Князь ставит точку в истории Барашковой, ведь после этой минуты, мы уже не увидим Настасью в романе. Вопреки всем этим мыслям до меня доносится аромат тихого отчаяния. Я узнаю ее простое темное платье и тонкие кисти рук. Настасья закуталась в свой шарф – вуаль. Ее левая рука по-детски согревает правую. Она напоминает мне неподвижного хамелеона, который меняет цвет, как настроение. Ее глаза сияют великолепием. "Этот взгляд глядел, точно задавал загадку. Глубокий и таинственный мрак" – скажет Тоцкий на своих страницах. Я прижимаюсь спиной к холодной стенке в купе и достаю тетрадку. Карандашом, который приобрел больше года назад, на пустой странице я царапаю слова: девственник души и тела, безнадежный христианин - Мышкин. Провожу линию до Настасьи Филипповны. В память врывается вопрос князя, который шел к незнакомке по непонятной ему причине: "И что же он там сделает и зачем идет?" В эту минуту, мне представился сам Ф.М., который говорит о зависимости...

Меня отвлекает копошение моей соседки в купе. Настасья поспешно листает свою "Бовари". В очередной раз, пообещав себе прочитать этот роман, я возвращаюсь к своему карандашу. Пишу имя – Парфён. Сам же Рогожин напоминает мне что-то гоголевское. Грязные сапожища, массивный перстень на пальце. В эпизоде, когда Рогожин с приятелями шагали по чистым коврам, я увидел чертей из "Вия". А вообще, нравится мне эта парфёновская страсть, рогожинская правда. Есть в этом, что-то народное: подарить последнюю рубаху, а завтра раздеть прохожего – это про Парфёна. Карамазовщина. Как скажет Мышкин о Парфёне: "В нем много больной страсти…". Впрочем, Мышкину такого никогда не понять, страсти у него вообще нет, все заросло состраданием. Аминь. Я уж молчу о выпадах Мышкина против католиков и атеистов. А в целом, я согласен с Ф.М., если не народное образование, так хотя бы внутренняя вера в Бога пусть сдерживает карамазовщину.

Пустота – Жизнь – Страсть – Красота

Последняя линия и я пишу имя - Аглая. Добавляю к ней узоры из цветочков и солнца. Рисую я хреново. Мои тюльпаны получаются слишком искусственными, как и вся жизнь Аглаи. Многим эта девушка нравится больше, чем Барашкова. Но по какой причине? Задаю этот вопрос и смотрю на Настасью. Она сохранила свою женственность и оригинальность, не смотря на печальные случайности в ее жизни. Мать сгорела при пожаре, отец не выдержал смерти жены и сбежал к Богу. В семье остались две девочки: 6-ти и 7-ми лет. Спустя время младшая сестра умирает от коклюша, и 7-летняя Настасья остается одна. Эту девушку называют истеричкой? Сумасшедшей? Неверующей? Так у нее на то было право. И хорошо, что книгу рисовал Достоевский, а не какой-нибудь Буковски, иначе эта женщина обматерила бы еще и христианского Бога. Настасья не росла в семье, в отличии от трех сестер Епанчиных. Но нельзя говорить, что на нее не давила духовность. Все же она была зависима (что простительно женщине того времени) от нравственности в обществе. "Нравственность учит не тому, как стать счастливым, а тому, как стать достойным счастья" – говорил И. Кант. Настасья пыталась тянуться к свету, находясь в темноте. Князь Мышкин, как ее последняя попытка убедить себя в праве быть счастливой. Трагедия в финале – вина Мышкина. Проблема милосердия – оно много думает не о том.

Пишу в тетради для себя: 1. Аглая – младшая сестра. Настасья – старшая (плюс к различиям) 2. Барашкову с читателем знакомит Мышкин, открывая ей дверь. При этом колокольчик на входе был сломан. Колокольчик, колокол (?) или, возможно, тишина 3. Настасья читала газету - "Independance". 4. В одном абзаце Н.Ф. называют бесстыдной камелией – прочитать "Даму с Камелиями". 5. Прочитать роман "Мадам Бовари". 6. Прочитать "Последний день приговоренного к смерти" Гюго. 7. Семь лет девочке Настасье.

Я закрываю тетрадь, убираю карандаш в карман. Соседка по купе совсем не интересуется моей возней. Открываю дверь, смотрю, не забыл ли вещи… Настасья Филипповна увлечена людьми за окном. Ступая по ковру, думаю о читателе. Какой он? Кто посетит это купе? Как бы там не было, а я знаю, что моя поездка повторится.

Пришло время вернуться к Достоевскому. Немного заметок о впечатлениях: Очень бодрое начало, прям сразу все герои появляются на страницах. Поняла драму Настасьи Филипповны, в прошлый раз мне было вообще сложно понять ее характер, и истеричность. Но, понять причины, не значит принять. Выбор все равно остаётся, и прошлое можно иногда оставить в прошлом. По-прежнему больше люблю Грушеньку, которая сумела сохранить доброту в сердце к людям. Мне очень понравилось рассуждение об обыкновенных людях в романах писателей, Достоевский будто оправдывается, что у него такие персонажи на задворках книги, а главные герои, люди все-таки необыкновенные. Ещё понравилась линия некоторых второстепенных героев, особенно про Птицына, что он не хочет и не будет мультимиллионером, но свой дом на Литейном и даже несколько получит. Разве ж это плохо. Мать жены взял на содержание, шурину помогает в его раздрае… Очень понравились рассуждения, что у Епанчиных «Все не как у людей», знакомое чувство, наверное потому что у всех так, чужая благополучная жизнь всегда кажется более гладкой, чем есть на самом деле. Бедный князь, почему нельзя жить тихо и мирно, обязательно всякие Лебедевы будут впутывать в свои интриги; когда чувствуют то, что считают в человеке слабостью Бедная Аглая запуталась, завыбиралась; тяжело быть умной среди посредственностей: другого такого умного поди ещё найди, и чтоб ему понравиться, а с дураками не интересно. Трудно жить среди людей.

Постоянно думала, почему же идиот? Хотя, разве можно было так назвать: Лев Мышкин?! Просто гипербола какая-то... Но и не только это имя, Фердыщенко, например, тоже ж тот ещё фрукт Вот, не помню, что читала эту книгу в школе, скорее всего нет. Слушала с превеликим удовольствием, и мелькала мысль, что ж это я, Достоевского-то, всё стороной обходила?! Под конец книги мне и самой хотелось кричать: "Идиот! Идиот!" Ну, что ж он делает? Изначально думалось, что человек мягкий, деликатный, а нет. И не в болезни тут дело, что-то есть в этом человеке такое, что и оттолкнуть, и притянуть может. Героев много, говорить о каждом тоже можно много и долго, но лучше самому прочесть и сделать выводы. Ещё один герой, которого с трудом понимаешь - Аглая. Странная девушка, странное поведение. То пряник, то кнут, а в итоге и получилось, что получилось. Настасья - отдельный разговор. Тут уж, явно, не в себе женщина. Сбежавшая невеста - ранняя версия. Жаль только, что бег свой завершила не так, как в том счастливом фильме. Собрал Достоевский герое, так собрал, ничего не скажешь, нарочно не придумаешь. Однозначно, читать/слушать. Есть великолепная аудио версия в исполнении Александра Андриенко. Ничего не напрягало, естественная начитка, выразительно, искренне и профессионально.