«Записки из подполья» kitabından alıntılar, sayfa 3
Стена имеет для них что-то успокоительное, нравственно-разрешающее и окончательное, пожалуй, даже что-то мистическое...
Умный человек и не может серьёзно чем-нибудь сделаться, а делается чем-нибудь только дурак.
Но и к нему я ходил разве только тогда, когда уж наступала такая полоса, а мечты мои доходили до такого счастия, что надо было непременно и немедленно обняться с людьми и со всем человечеством; а для этого надо было иметь хоть одного человека в наличности, действительно существующего. К Антону Антонычу надо было, впрочем, являться по вторникам (его день), следственно, и подгонять потребность обняться со всем человечеством надо было всегда ко вторнику.
О, если б я ничего не делал только из лени. Господи, как бы я тогда
себя уважал. Уважал бы именно потому, что хоть лень я в состоянии иметь в
себе; хоть одно свойство было бы во мне как будто и положительное, в котором
я бы и сам был уверен.
То ли дело все понимать,
все сознавать, все невозможности и каменные стены; не примиряться ни с одной
из этих невозможностей и каменных стен, если вам мерзит примиряться; дойти
путем самых неизбежных логических комбинаций до самых отвратительных
заключений на вечную тему о том, что даже и в каменной-то стене как будто
чем-то сам виноват, хотя опять-таки до ясности очевидно, что вовсе не
виноват, и вследствие этого, молча и бессильно скрежеща зубами,
сладострастно замереть в инерции, мечтая о том, что даже и злиться, выходит,
тебе не на кого; что предмета не находится, а может быть, и никогда не
найдется, что тут подмен, подтасовка, шулерство, что тут просто бурда, -
неизвестно что и неизвестно кто, но, несмотря на все эти неизвестности и
подтасовки, у вас все-таки болит, и чем больше вам неизвестно, тем больше
болит!
«Свету ли провалиться, или вот мне чаю не пить? Я скажу, что свету провалиться, а чтоб мне чай всегда пить»
Дальше сорока лет жить неприлично, пошло, безнравственно!
По крайней мере мне было стыдно, все время как я писал эту повесть: стало быть, это уж не литература, а исправительное наказание.
имя твое исчезнет с лица земли — так, как бы совсем тебя никогда не бывало и не рождалось!
Следственно, эти законы природы стоит только открыть, и уж за поступки свои человек отвечать не будет и жить ему будет чрезвычайно легко. Все поступки человеческие, само собою, будут расчислены тогда по этим законам, математически, вроде таблицы логарифмов, до 108 000, и занесены в календарь; или еще лучше того, появятся некоторые благонамеренные издания, вроде теперешних энциклопедических лексиконов, в которых все будет так точно исчислено и обозначено, что на свете уже не будет более ни поступков, ни приключений.
