- Я ни разу не распечатал ни одного письма. <...> Ни разу, после того как понял, что самые срочные через неделю становятся уже не такими срочными, а через два месяца о них не вспоминают даже те, кто их написал.
– Если кто-нибудь захочет нас разыскать, – пошутила она, – ему надо просто идти по следам моей крови на снегу. – Потом вдумалась в смысл своих слов, и лицо ее заалело в первых рассветных лучах. – Ты только представь… следы крови на снегу от Мадрида до Парижа… Прекрасные строчки для песни, правда?
Я всегда считал, что окончательный вариант рассказа лучше, чем предыдущий. Но как узнать, какой должен стать последним?
И у меня уже не было никаких сомнений, если они вообще когда-нибудь были, что святой - он. Не отдавая себе в том отчета, он через двадцать два года своей жизни пронес не тронутое тленом тело дочери, отстаивая святое дело - свою собственную канонизацию.
— И все это, — заключила она, — только затем, чтобы увидеть нас у своих ног.
— А что ему от этого? — спросил Омеро.
— Ничего, — сказала она. — Просто кокетство — это порок, который не насыщается ничем.
Время славы и власти безвозвратно осталось позади, ему оставалось лишь время смерти.
— От этого порока я отказался много лет назад, но он от меня не совсем отказался, — проговорил он. — Порою ему удается меня одолеть. Как сейчас.
("Счастливого пути, господин президент!")
- Бесполезно молиться, - сказал ей офицер уже без прежней любезности. - В августе и у Бога отпуск.
... мир ему представлялся огромной заводной игрушкой, из которой и получалась жизнь.
- Память не продается.